Николас Итори
Гемодиализ
– А во время вскрытия обнаружили, что у неё обе почки – на месте и здоровы, – вбросил наконец Пётр свой плот-твист: – незадолго до чего в морг привезли труп убитого. Без почек.
Последнее предложение Пётр особенно выделил, стараясь обратить на него наше внимание. Пастор сразу нахмурился, я же – не совсем понятно, от чего именно – едва заметно вздрогнул, что острый петровский глаз, впрочем, успел заметить:
– Но и это ещё не всё. Не спешите расходиться. Ещё через неделю после похорон Юли, когда выпал первый снег, среди ночи умер один из пациентов этой же больницы. Причиной смерти послужила почечная недостаточность, взявшаяся ни пойми откуда, ведь пациент то вовсе лежал со сломанной ногой и ранее не подавал признаков проблем с органами. И далее, раз в месяц, продолжали также странно умирать пациенты, пока ровно через год всё это резко не прекратилось со смертью одного паренька…
Пётр заговорщицки склонился над игровым столом. Игра уже не шла – все мы были слишком заворожены рассказом. Из поля зрения как-то разом пропали другие дети, игравшие в той же комнате, и пара медсестёр, следившая за нами. Всё, что мы в тот момент воспринимали – это друг друга, голос Петра и громкий звук ударов дождевых капель по окнам. Наш рассказчик продолжил своё повествование:
– А потом его лечащий врач, очень заинтересованный и крайне настороженный всей этой историей, решил ещё раз глянуть в его медкарту…
Он не успел закончить повествование – раздался телефонный звонок, и Пётр вытащил сотовый. Сообщив, что звонит мать, наш рассказчик принял вызов и покинул игровую комнату. Это, в свою очередь, полностью разрушило саспенс – слушать дальше уже ни у кого особого желания не было, учитывая, что изначально к этому все отнеслись, как к простой больничной байке, рассказываемой пациентами собственного развлечения ради. Одного лишь меня не покидало лёгкое ощущение на грани чуйки, что в этот раз с рассказом было что-то не так.
Впрочем, тогда я ещё не придал этому достаточного значения.
Глава II
Спустя несколько часов после того звонка Петра выписали из больницы. Мать забрала его домой из-за каких-то чрезвычайных обстоятельств в их семье, и в результате мы так и остались без завершения. Даже Григорий не знал, чем должна была завершаться петровская версия старой байки, а мы меж тем могли только строить догадки, в которых всё равно было не слишком много ценности, да и желания этим заниматься у нас не имелось, так что уже на следующее утро об этом все, кажется, и позабыли. Даже у меня из головы это в какой-то момент вылетело – осталось лишь лёгкое зудящее ощущение чего-то нехорошего, с которым мне пришлось лечь спать. И хотя сон у меня в ту ночь был спокойным и лишённым каких бы то ни было форс-мажоров или тревог, что могли бы вынудить меня спать поверхностно и прерывисто, проснулся я тем не менее разбитым, будто вместо положенных девяти часов спал всего три. А во время взятия венозной крови на анализы я и вовсе потерял сознание, чего раньше со мной ни разу не случалось. Так я оказался в палате ещё на пару часов и сумел выбраться лишь к полудню, когда детей в отделении отводили в больничный зимний сад – большой площади оранжерею с растениями и искусственными водоёмами, населёнными черепахами. Поскольку наша компания, теперь состоявшая только из трёх человек, была подростковой, внимания за нами было заметно меньше, нежели за пациентами помладше, и Григорий с Пастором, воспользовавшись этим, решили выбраться в кафетерий на первом этаже. Я же, сославшись на недомогание, сказал, что подойду чуть позже, оставшись в саду, где устроился на втором этаже за пустующим столом и на какое-то время залип в шутер на своём телефоне.
В один момент ко мне обратился голос, судя по звучанию принадлежавший молодой девушке:
– Интересная у тебя игрушка.
В этой фразе, впрочем, вовсе не читалось интереса. Честно говоря, в ней вообще ничего не читалось – она прозвучала совершенно пустой, крайне отрешённой, будто брошена она было просто из вежливости или какого-то отточенного автоматизма. Из-за этого, а также того, что игра требовала моего внимания, я и не стал поворачиваться на голос, прозвучавший у меня за спиной, метнув в ответ односложное:
– Да, пожалуй.
Однако в следующий момент что-то меня напрягло. Я дёрнулся от пробежавшего по спине неприятного холодка, палец соскочил с экрана в самый решающий момент – и наступила смерть. Сессия для меня на этом был закончена, и я, освободившись от необходимости следить за происходящим на экране, наконец решил обернуться на обладателя того голоса, однако обнаружил лишь удаляющуюся высокую девичью фигуру в чёрной водолазке. Её голова с короткими волосами цвета вороньего пера или скорее куска каменного угля вскоре скрылась за ступеньками идущей вниз лестницы, а после меня почти моментально окликнул подошедший Гриша:
– Эй, Денди! Ты долго ещё собираешься тут сидеть? Мы тебе взяли из буфета кой-чего.
Когда я обернулся, Грю остановился в нескольких шагах от меня с хмурой миной:
– Что-то ты бледнее обычного. И ещё бледнее, чем сегодня. Норм себя чувствуешь вообще? Может медсестру позвать?
– Не утруждайся, всё в порядке. Это просто из-за холода, наверное, – ответил я и встал.
– Так тут же вроде не холодно. В футболках ходят…
Кажется, после этого мы разговаривали ещё какое-то время, но я, честно говоря, ни слова не запомнил – всё это вылетело из головы в один момент…
****
Как оказалось позднее, когда я уже пришёл в себя после чересчур длительного обморока, к дисфункции моих почек добавилась ещё и анемия, на фоне которой и возникли слабость, озноб и потеря сознания. В процесссе того, как ко мне приходило осознание, что с течением жизни мой организм всё сильнее и сильнее трещит по швам, отказываясь нормально работать, меня начинало сильнее тяготить нахождение здесь – и всё больше нарастало предчувствие чего-то нехорошего. Та встреча с таинственной незнакомкой, которую я успел разглядеть лишь со спины, следующие несколько ночей не давала мне покоя. С учётом того, что я уже разваливался, это было ещё более скверно.
Через несколько дней, когда беспокойство моё достигло каких-то неприличных масштабов, и даже мой лечащий врач заметил это изменение, на мой взгляд неплохо мною скрываемое, к нам подселили двух близнецов, тут же окрещённых нашей невольной компанией любителей давать прозвища как Фред и Джордж Уизли соответственно. Положили их с чем-то по печени, но подробностей я решил не узнавать. Зато довольно быстро вскрылось, что Фред по натуре мрачен и молчалив, так что прозвище ему не очень подходило, что его самого явно слабо волновало – равно как и сам факт использования прозвища вместо имени. Да и наше присутствие в этой палате, в целом, тоже. На контакт он не шёл, а я, выбитый из привычной колеи чувством нарастающей опасности, не пытался это как-то исправить, так что для близнецов всё осталось, видимо, по прежнему – в основном Фред общался лишь с Джорджем, который и осуществлял взаимодействие между дуэтом близнецов и нашим трио. Исключая наполнение, эти двое не сыграли во всей этой истории роли.