Николас Итори
Гемодиализ
Я всегда был достаточно болезненным ребёнком. В младенчестве едва не умер от тяжёлого случая бронхита, в детском саду переболел свиным гриппом и лишь чудом не преставился уже от него. В начальной школе у меня обнаружилась бронхиальна астма, развившаяся из бронхита, перетёкшего в хроническую форму, и после того, как во время езды на велосипеде я внезапно начал задыхаться и свалился в канаву, сломав себе колено, вновь оказался в больнице. В общем, в этом месте я бывал чаще, чем мне хотелось бы. Я бы предпочёл провести время, проведённое в палате, за школьной скамьёй, но, видимо, у чего-то вроде судьбы была иная точка зрения на мою жизнь.
Тот случай произошёл в очередной период моего больничного бытия, когда я лежал в ожидании операции. В этой больнице часто пересказывали одну и ту же байку. В этот раз то было отделение детской хирурги – мне тогда было пятнадцать, так что всех деталей я сейчас не припомню, однако суть истории была в следующем: лет за двадцать до меня в этом же отделении лечилась одна старшеклассница. В зависимости от рассказчика отличалась и причина, по которой она пребывала в стационаре. Кто-то рассказывал, что дело было в проблемах с сердцем, второй говорил об аппендиците, пока по версии третьего её положили с воспалением лимфоузла. Однако определённые детали были всякий раз одни и те же: она была крайне нелюдимой и холодной по нраву, а в середине истории умирала при таинственных, в чём-то даже мистических обстоятельствах, после чего в больнице начинали пропадать пациенты, пока в самом конце не происходила развязка, которая также отличалась от рассказчика к рассказчику. Мне удалось услышать эту историю в разных интерпретациях, однако ещё с первых версий мне она виделась не более чем байкой – даже когда я был ещё совсем ребёнком. Вероятно, сказывался общий скептицизм, унаследованный от родителей – или тогда ещё скорее его извращённая, верующая версия.
Но, как позднее выяснилось, некоторые подобные истории если и не являются чистой воды правдой, то по меньшей мере имеют под собой вполне реальную основу. И в последнее время эта основа всё больше и больше беспокоит мой сон.
Глава I
Осень. Утро воскресенья началось не с измерения температуры, а с наблюдения за чужой молитвой. Мой сосед по палате, здоровенный семнадцатилетний детина, которого мы из-за его религиозности называли Пастором, разбудил меня своим монотонным шёпотом, обращённым к иконе на его тумбе – этого оказалось достаточно, чтобы мой бессонный мозг дал телу команду проснуться. Два других соседа так остро на ритуал не отреагировали, а я меж тем минут пятнадцать лежал на койке и смотрел за тем, как смуглый, длинноволосый сожитель, одетый в длинный коричневый кардиган, да волосами и глазами резонировавший с собственной кофейного цвета одеждой, сложив руки и склонив голову, бормотал священные слова себе под нос. Чем-то меня, к тому времени уже скептика и нигилиста до мозга моих юношеских костей, заворожило это проявление религиозной веры. Зрелище, впрочем, закончилось с приходом дежурной медсестры, озвучившей команду о подъёме.
– И вам доброго утра, мадам, – ответил я, снимая с себя одеяло и принимая градусник. Не то что бы я впервые обратился в таком стиле к персоналу, но конкретно эта медсестра впервые застала меня на дежурстве, так что от удивления вскинула брови:
– Это сейчас так модно у молодёжи?
– Нет, это он один такой чудаковатый, – как бы между делом вставил второй сосед, принимая свой термометр: – исторической реконструкцией занимается. Как тот профессор, который расчленил…
– Гриша! – осекла его медсестра: – без подробностей.
– Ладно, всё, молчу, – с досадой ответил ей Григорий, зажимая градусник под мышкой.
****
Если не считать утренней молитвы Пастора, начало дня прошло без примечательных событий. Измерение температуры тела, водные процедуры, утренние процедуры медицинские, завтрак – ко всему этому я уже очень давно успел привыкнуть, эти события даже в памяти не отпечатались, смешавшись в сплошное серое пятно. Несколько раз мы сыграли в карты с соседями по палате (Пастор с нами не играл, да и нас по этому поводу временами увещевал – для азартных игр он был слишком религиозен, едва ли не до тошноты), затем, когда отделение собрали в игровой комнате, переключились на монополию. Пастор всё также не играл с нами, хотя в этот раз сел за стол просто ради наблюдения за игрой – или скорее ради участия в параллельно идущем разговоре. А разговор, в отличие от большинства утренних событий, заслужил отпечатывания в моей памяти.
– Пастор, а ты слышал ту историю? – спросил третий сосед, Пётр.
– О чём ты? – вопросил в свою очередь тот. Я, прекрасно знавший, к чему ведёт Пётр, собрался было слушать вполуха, однако он меня осёк:
– Денди, зря ты отворачиваешься. Она ведь недавно здесь появлялась.
– Ага. Заливай, – нарочито незаинтересованно ответил я, хотя стоит признать, что подобная «новость» меня слегка заинтриговала своей новизной. Я кинул кубики и, попав на сектор с обувным магазином, объявил о его покупке, забрав карточку и выложил необходимую сумму из капитала в банк.
– В тысяча девятьсот девяносто восьмом, осенью, здесь лежала девушка по имени Юля. У неё, как и у нашего Денди, произошёл отказ почек, и она ждала…
– Постой, – прервал я: – В смысле «как у нашего Денди»? Ты это только что выдумал?
– Рассказываю как есть, – парировал Пётр и, бросив в свой ход кость, оказался на моём же участке. Лишь выплатив мне налог, он продолжил с несколько раздосадованным выражением на лице: – Так вот, где там меня прервали… Она ждала пересадки донорской почки. Ждала неделю, две, три… Грю, ты ходить будешь?
Грю – как Пётр называл Григория из-за его длинного носа и общей внешней схожести с персонажем Гадкого Я – убрал телефон в карман и наконец кинул кость. Результат – попадание на клетку парфюмерной сети, выкуп. Лишь когда ход снова перешёл ко мне, Пётр продолжил свой рассказ:
– А на четвёртую, так и не дождавшись, в одну ночь умерла.
– Как можно было за четыре недели не найти почку для пересадки? – поинтересовался Пастор, до того слушавший историю молча и с заметным недоверием на лице, которое сейчас стало ещё явнее. Ответ он получил от Григория:
– А ты в курсе, как органы для пересадки получают?
– Просвети.
– Ну, значит так. Клонировать их пока не умеют, так что нужен донор. Чтобы появился донор – нужен человек с лишней почкой, которая к тому же будет совместима, иначе организм её не примет. Стало быть, не нашлось подходящего донора.
– А родители? Другие родственники?
– А у неё их не было, – ответил (или скорее пояснительно воскликнул) Пётр: – ни отца, ни матери, ни братьев с сёстрами. Сиротой она была. Да ещё и группа крови – третья отрицательная, а таким очень сложно искать замену. Вот потому и не дождалась.
Мне от этих слов стало слегка не по себе. Создалось ощущение, что эту версию он сочинил специально для того, чтобы напугать меня – человека с третьей отрицательной группой крови, также ждущего пересадки уже довольно приличное время – того скоро у самого четвёртая неделя ожидания на гемодиализе подходила. Я этим делиться, впрочем, не стал, молча между делом сделав свой ход и продолжив слушать.