В эту ночь мне так и не удалось больше уснуть. Я держал за руку эту девочку, размышляя о резких поворотах судьбы. Я не мог себе представить, что в моем доме окажется девочка из моего далекого прошлого, счастливого прошлого. И уж тем более я не мог себе вообразить, что она станет той, к кому я захочу возвращаться, той, кого я захочу защитить, уберечь, спрятать за спину, чтобы она осталась там…навсегда. Что эта девочка станет первой, к кому я буду питать нежные чувства, после Ани.
Для меня все это было удивительно и неожиданно, потому что после жестокого урока от Ани, ее предательства, я зарекся влюбляться и открывать душу женщинам. С тех пор к слабому полу у меня было лишь потребительское отношение, не более. В этом плане меня хорошо выручал женский персонал клиники.
Я смотрел на длинные пушистые ресницы, чуть подрагивающие во сне, на эти пухлые губки, маленький слегка вздернутый нос, эту хрупкую ладонь, так доверчиво вложенную в мою руку, и с каждой минутой понимал, что меня неумолимо тянет к ней, а желание обладать ею целиком безраздельно растет в геометрической прогрессии.
Наверно, я просто старею, потому что именно сейчас, посреди ночи, когда я сидел у постели своей «пациентки», меня вдруг озарила мысль, что я хочу, чтобы эта малышка со взглядом Бемби встречала меня каждый вечер: с нетерпением ждала с работы, готовила вкусный ужин и создавала уют в этой холостяцкой берлоге одним лишь своим присутствием, чтобы нежность во взгляде и румянец на щечках. Это невероятно заводит. Так, стоп, Лев, тормози-тормози. Я усмехаюсь. Стоило лишь пару раз выступить в роли рыцаря, увидеть благодарность в глазах девчонки, как ты уже поплыл и навоображал тут про «жили они долго и счастливо». Однажды я уже настроил себе воздушных замков. Теперь я циник до мозга костей. Не стоит опять с разбега на те же грабли прыгать.
Но в одном я отказать себе все же не смог: перед уходом оставил легкий поцелуй на щеке Мадины.
Мадина… я мысленно пару раз произнес ее имя, словно пробуя его на вкус. Оно очень ей подходит, делая ее более нежной, романтичной. Необычное, красивое имя с восточным колоритом, как и его «хозяйка». А это ее придуманное «Маша» лишь портило всю картину, совершенно не сочетаясь ни с ее внешностью, ни с ее душой.
Одно лишь я понимал четко: Мадина назвалась другим именем неспроста, что-то кроется под этим. Но что? Я не буду лезть к ней с расспросами, видя как она реагирует на это, с учетом того, что ее мучают по ночам кошмары. Я просто постараюсь быть рядом, быть надежным и заслуживающим ее доверия.
Упорядочив мысли в своей голове, я выехал на работу и …встрял в пробку. Какого …? Обычно в это время многие еще либо спят, либо только собираются на работу, так что в клинику я всегда добирался без проблем. Бросил взгляд на часы. Времени стоять в пробке нет совершенно, опаздывать не хотелось: с утра мне предстоял осмотр пациентов, которых я прооперировал вчера, а потом еще и две плановые операции. Перестраиваюсь в соседний ряд и резко поворачиваю на узкую прилегающую улицу. Так, если мне не изменяет память, здесь можно срезать и оказаться на параллельной улице, а по ней уже объехать пробку.
Внезапно мой взгляд привлекает пара, стоящая неподалеку от кофейни: невысокий мужчина, который поддерживает молодого парня. А последний схватился за горло и оседает в его руках на землю. Несмотря на столь ранний час, эти двое собирают приличную толпу зевак.
Мое профессиональное чутье орет во всю глотку, что парню требуется медицинская помощь. Поддавшись на уговоры интуиции, паркуюсь в ближайшем «кармашке» и бегу к толпе.
– Пропустите, я – врач, – громко говорю я, пробивая себе локтями путь в толпе, которая после этих слов расступается передо мной и я вижу своего «пациента».
Я опускаюсь на колени и бегло осматриваю задыхающегося парня: прощупываю пульс. Зашкаливает. Носогубный треугольник посинел, а сам парень сильно задыхается. Желая проверить свое предположение, прошу открыть рот. Парень с трудом, но все же выполняет мою просьбу. Так и есть: язык распух. Налицо все признаки отека Квинке.
– Скорую вызовите, – громко говорю в толпу.
– Уже вызвали, ждем, сказали, скоро подъедет.
Черт! Там же пробка. Наверно, ДТП. А у парня сильная реакция. Снова внимательно смотрю на пацана. Не успеет скорая.
Вспоминаю, какие препараты есть в моей аптечке. Так, адреналин вводить очень опасно, сердце может не выдержать, антигистаминное не пропихнуть, гортань сильно отекла, может захлебнуться. Недолго думая, принимаю решение.
Замечаю парня в форме официанта.
– Ты в этой кофейне работаешь? – кивает. Отлично. Парню сегодня хоть в чем-то везет. – Бегом беги туда, принеси мне бутылку водки, самый острый небольшой нож, чистые салфетки и трубочку. Можно от шариковой ручки, можно коктейльную, что найдешь. Только побыстрее, от этого жизнь парня зависит, – официант снова кивает и стремглав бросается выполнять мое поручение.
– Так, мне нужно что-нибудь, что можно использовать в качестве валика: у кого-нибудь есть куртки, пиджаки? – спрашиваю у толпы.
– Подушка подойдет? – неожиданно спрашивает отец парня, который молча сидел до этого рядом, пребывая в шоковом состоянии, держа сына за руку. – В этой кафешке есть небольшие диванные подушки, – сбивчиво поясняет он.
– Подойдут, несите.
Мужчина вскакивает на ноги и несется к заведению, я же возвращаюсь к парнишке.
– Так, ты парень взрослый, я тебе объясню, что сейчас буду делать, чтобы ты не дергался и не мешал моей маленькой операции. У тебя отек Квинке, это такая сильная аллергическая реакция. У тебя отекла гортань, и поэтому ты задыхаешься. Сейчас я сделаю тебе надрез на горле, будет больно, надо потерпеть, но зато потом ты сможешь дышать. Договорились?
Парень лишь согласно закрывает глаза, часто-часто дыша. Черт, да где же эти двое?!
Как раз подбегают отец и официант, протягивая мне требуемое. Раскладываю подушки, кладу парня на землю, запрокидывая его голову. Хватаю бутылку водки, поочередно обрабатываю горло пацана, нож, руки, трубочку, щедро все поливая алкоголем.
Нащупываю кадык, спускаюсь ниже. Надрез. Парень стойко держится: сжимает только удерживающие руки отца так, что костяшки пальцев побелели, дышит часто и рвано, но не издает ни звука. Раскрываю пальцами края надреза. Вставляю трубку. Жду томительные секунды. Есть! Появилось самостоятельное дыхание. Протираю салфетками кровь с шеи парня и своих рук.
– У вашего сына сильнейшая аллергическая реакция, отек Квинке. Аллергию может вызвать все, что угодно: укусы насекомых, продукты, химические препараты. Вспоминайте, что с вами было в последний час, что употребляли, – обращаюсь к отцу парня, поднимаясь с колен, закуривая сигарету и глубоко затягиваясь. – Потому что сейчас приедет «скорая», и вам надо поведать им полную картину, чтобы точнее собрать анамнез и назначить верное лечение. Само собой, у вас возьмут аллергопробы, но когда они будут готовы…А парню помощь нужна сейчас.
Мужчина тоже поднимается с колен, и сейчас я могу его разглядеть. Он был невысокого роста, метр семьдесят, не больше, худой, его сын, и тот выглядел более рослым и мускулистым. На вид лет пятьдесят пять – шестьдесят. В его внешности выделялись лишь глаза: глубоко посаженные, цепкие, холодные.
– Мы только с аэропорта, в самолете были пять часов, решили позавтракать, сын взял суп-пюре и салат, кажется. Да, точно! Какая-то новинка этой чертовой кофейни. И кофе. Все. Только мы вышли, как Артем стал задыхаться. Конец истории.
– Наверно, аллергия на какой-то продукт в салате или супе. Зайдите до приезда «скорой» в кофейню, возьмите точный состав блюд. Так будет проще и лучше для всех, – выдыхаю дым, отвернувшись в сторону.
– Понял, спасибо, доктор, – и протягивает мне руку. Я пожимаю ее в ответ. У мужчины оказывается неожиданно крепкое рукопожатие.
Замечаю на руке старую странную татуировку. Что-то промелькнуло в голове, но мысль убежала, а я не стал заморачиваться и забивать голову.
Где-то поблизости раздается спецсигнал, а значит «скорая» подъезжает. Сдам «пациента» и поеду на работу.
– Держи, доктор, – неожиданно достает из нагрудного кармана рубашки какой-то белый прямоугольник и вкладывает мне в руку.
На нем нет ничего особенного: просто имя, фамилия, отчество и номер телефона. Я растерянно кручу его в руках. Грачев Валерий Павлович. И все. Ни должности, ни фирмы, которую он представляет. Еще раз внимательно осматриваю стоящего напротив мужчину. Он одет неброско, но видно, что одежда качественная, дорогая. И взгляд…Это взгляд человека, повидавшего жизнь, ее светлую и темную сторону, взгляд человека опытного, и не всегда этот опыт был положительным…Лишь один человек в этом городе с такой фамилией может дать свою визитку без опознавательных знаков, уверенный, что его узнают. Грач.
– Вижу, что ты понял, кто я, – хитро ухмыльнувшись, сказал Грач – криминальный авторитет, который «держит» почти весь город. – Что так странно смотришь?
– Удивлен. Не ожидал, что все у нас в городе боятся вас…такого, -нервно выдыхаю дым и бросаю окурок в урну.
И это правда. Сложно представить, что щупленький мужик, который достает мне до плеча, и которого я уложу с одного удара на лопатки, решает судьбы людей по щелчку пальцев. Его боятся и уважают, к его мнению прислушиваются и приходят за советом. И не дай Бог вызвать гнев Валерия Павловича. Тогда даже девять жизней и молитва всем богам вас не спасут от жестокой расправы.
Мужчина расхохотался.
– Неожиданно и смело. Как, говоришь, тебя зовут?
– Лев.
– Что ж, Лев, теперь ты – единственный, перед кем Грач в долгу. А я о долгах не забываю. Ты можешь в любое время и по любому вопросу обратиться, я помогу. Сделаю все возможное и невозможное. Сын – единственное важное и имеющее значение для меня в этой сраной жизни. Тема – поздний ребенок. Мать его умерла в родах, кроме друг друга у нас никого и нет, – неожиданно разоткровенничался авторитет.
– Вы мне ничего не должны, Валерий Павлович. Лечить и спасать людей – моя работа.
– Хорошая у тебя работа, Лев. Достойная. Но ты все же визиточку-то сохрани. Никогда не знаешь, когда фортуна повернется к тебе жопой, – и снова расхохотался собственной шутке. – И тогда тебе Грач сможет помочь, – и протягивает руку. Жму ее, киваю на прощание и иду к своей машине, не оглядываясь, затылком ощущая, как сверлит Валерий Павлович меня своим холодным внимательным взглядом.
Сажусь в машину и прикуриваю сигарету. Пора бы бросать, с моим образом и графиком жизни так сердце посадить недолго. Выпускаю дым и снова кручу в руках визитку. Честно говоря, я в ахуе, что мне должен сам Грач. Кому расскажу, не поверят. Поэтому лучше молчать о таком знакомстве с «сильным мира сего». И самое главное, чтобы Арсений не узнал, что я спас сына Грачева, потому что, голову даю на отсечение, мой партнер будет в бешенстве, когда узнает, что я позволил самому Грачеву уехать на обычной «скорой», а не приволок его в нашу клинику, пообещав лучший в городе сервис и прочее, прочее. Кстати, об Арсении.
Беру телефон и, как и предполагалось, вижу там десятки пропущенных от администратора, от медсестры и, конечно же, от Арсения. Последний мне и нужен. Набираю его, попутно закидывая визитку в бардачок. Выкинуть все же рука не поднялась – такими контактами не разбрасываются.
– Где тебя, мать твою, черти носят?! – сразу же раздается ор «напарника», стоило мне нажать клавишу вызова.
– И тебе спасибо, твоими молитвами, Михалыч, – спокойно отвечаю я, глубоко затягиваясь. – Не ори, просто возникли непредвиденные обстоятельства.
– Непредвиденные обстоятельства?! Твоя смерть может быть единственным непредвиденным обстоятельством! Ты что, до сих пор не понимаешь, кто ложится в клинику?! Какие это люди?!
– Самые обычные. У них одна голова, две руки и две ноги. И поверь моему врачебному опыту, внутри у них все то же самое, что и у обычных смертных. Даже дерьма столько же, как ни странно, – продолжаю бесить Арсения. – И раз уж мы заговорили о пациентах. Операцию второго, который запланирован на после обеда перенеси еще на два часа. А лучше вообще на завтра.
– Да ты в конец охерел, Ворошинский! – беснуется Арсений. – Как я скажу такое Константину Николаевичу?! Ты представляешь…
– Нет, не представляю. Хватит стонать, как баба, Арсений. В конце концов, в нашей клинике ты отвечаешь за связи с общественностью, вот и займись работой. А меня все эти мелочи не должны беспокоить. Все. Скоро буду.
Отключаюсь, выбрасываю окурок в окно, попутно осматривая себя. Да уж вид у меня тот еще. Хорошо, что у меня есть привычка держать в кабинете запасной комплект одежды. Завожу мотор и резко трогаюсь с места: надо поторопиться, если не хочу ночевать сегодня в клинике. А я не хочу, потому что дома меня ждут уют, домашние пироги и маленькая девочка с огромными голубыми глазами.
День пролетает незаметно. Слава богу, операции проходят успешно, как по учебнику. Если бы Сеня еще не нудел, день можно было бы считать идеальным.
Вообще в последнее время мой партнер мне очень не нравится: у него разговоры лишь о деньгах, деньгах и еще раз двадцать о деньгах. И все чаще его предложения были одно безумнее другого. Причем в самом плохом смысле. В самом начале я очень жалел и злился, что мы с Арсением договорились, что все истории болезни будут проходить через меня, и ни одна операция не будет проведена без моего ведома. Я хотел только оперировать, лечить людей, пусть даже и из криминальных кругов. Медицина – моя жена и любовница в одном лице, которой я никогда не изменю. Похоже, она навсегда останется номер один в моей жизни.
Но сейчас я понимаю, что то решение, принятое несколько лет назад, было едва ли не самым здравым за всю мою карьеру. Потому что я являлся стоп-краном для Арсения и тем лицом, который поддерживал авторитет клиники.
– А я сказал, Сеня, что мы не будем ушивать влагалище жене депутата!! Для этого есть другие клиники, у нас немного иной профиль, забыл? Вот если она поучаствует в перестрелке, поножовщине, милости прошу, лично зашью все в лучшем виде. А вот этой хренью, что ты, не стесняясь, мне предлагаешь, я не занимаюсь!
– Ты что не слышал, какие они деньги предлагают?! Даже если мы пригласим врача из другой клиники, мы останемся в плюсе! Да и я, знаешь ли, не бессмертный, чтобы депутату в такой просьбе отказать!
– А почему бы им не пойти в ту клинику, где работает этот самый врач?! Я сказал нет, Сеня, и это не обсуждается. Я не буду подписывать никаких бумаг.
– Да потому что ни одна клиника в городе не гарантирует такой уровень конфиденциальности, как у нас! – продолжает распыляться партнер.
– А пришлый врач ее гарантирует? – спрашиваю спокойно, вешая свой медицинский костюм в шкаф.
– С теми деньгами, что платит депутат за милую интимную прихоть своей супруги, этот врач себе сам рот зашьет, – продолжает уговаривать Петренко, чем выводит меня из себя.
– Заткнись, Арсений. В конце концов, я забочусь о репутации клиники!
– Ты о ней не особо заботился, когда притащил ту бомжиху с пробитой башкой, – тут же задирает меня Сеня в ответ.
А я резко разворачиваюсь, хватаю его за грудки и хорошенько трясу пару раз, процедив сквозь зубы:
– Еще раз скажешь так пренебрежительно о моих пациентах, я тебе нос сломаю. И тебе придется побегать и поискать хорошего пластического хирурга, потому что я документы на твою операцию не подпишу, – с этими словами я отпускаю Петренко, отталкиваю от себя и иду на выход, не дожидаясь, что он мне ответит.
Почему-то упоминание о Мадине именно Арсением, еще и в таком ключе, вывело меня из себя. Я тут же вспомнил, в каком состоянии ее доставил в клинику несколько дней назад. И снова кулаки сжимаются от ярости, что пеленой застилает мне глаза. И хочется узнать, докопаться до истины, кто такое сотворил с бедной девочкой? От кого она прячется? Но ответы на эти вопросы знает только Мадина, и я сделаю все возможное, чтобы она доверилась мне и рассказала. Чтобы знать, от кого надо защитить эту малышку.
Улыбаюсь, вспоминая ту милую переписку, которую мы вели в перерывах между моими операциями:
«Приняла таблетки, обезболивающее действует, спасибо. Я надеюсь, не отвлекла тебя от операции!»
«Молодец, отдыхай, не вздумай вставать! P.S.: в операционную телефон нельзя брать, он остается всегда в кабинете»
«Я не знала. Хорошего дня! P.S.: ты любишь рыбу?»
«Я сказал не вставать, у тебя постельный режим! Накажу! P.S.: я люблю любую домашнюю еду»
Этот обмен сообщениями мне больше напоминает переписку двух нежно любящих друг друга супругов. И ловлю себя на мысли, что практически не знаю эту девочку из прошлого, но не ощущаю дискомфорта от того, что она живет в моей квартире. Более того, я понял, что не прочь, если бы она там задержалась…
Выруливаю со стоянки и мчусь в сторону дома. Сегодня мне удалось вырваться пораньше, даже можно сказать в детское время, и я, превышая скорость, чего раньше никогда за мной не водилось, спешу к Мадине. Моей Мадине. Не помню, в какой момент я стал называть эту девочку своей, но я думаю так и никак иначе. И сделаю все возможное, чтобы она ответила мне взаимностью. В конце концов, не зря нас свела судьба спустя столько лет.
Паркуюсь, беру пакет с вещами, и направляюсь в сторону дома, как меня окликает удивленный, до боли знакомый голос, который я предпочел бы не слышать…да никогда, блять.
– Лев? Неужели это ты?! Глазам своим не верю!
Я чуть поворачиваю голову и вижу Аню, свою бывшую женщину под руку со стареющим, но молодящимся мужчиной. Судя по их кольцам на пальцах правых рук, они муж и жена. С чем их и поздравляю, мир и…, тьфу, блять, это же из другой оперы, совет да любовь их дому.
Стоит отметить, что годы, что мы не виделись, Аню не пощадили: нет, она не выглядит плохо (еще бы! С таким-то количеством денег, которые она наверняка тратит на салоны), просто при первом же взгляде на женщину, которую я когда-то любил, видно, что она потасканная, грязная, что в ней нет ничего светлого и чистого. Да и никогда не было, наверно. Это только я был ослеплен своими чувствами и глядел сквозь призму искажающих реальность очков влюбленности.
Аня выглядит вульгарно: ультракороткое платье, совершенно не сочетающиеся пальто и сумка, сапоги – ботфорты довершают образ шалавы. Красная помада, бриллиантовые серьги и кольцо буквально вопят о благосостоянии их владелицы, также громко, как и о том, что у нее отсутствует чувство стиля и вкуса. На ум почему-то приходит Мадина, которая очаровательна и без грамма косметики, с этими гематомами, в том мешковатом спортивном костюме. Искренность и скромность делают ее желанной женщиной, а чистота и невинность – неповторимой. Слегка трясу головой, отгоняя мысли о той, кто я уверен, ждет меня дома. Потому что даже мысленное сравнение этих двух женщин – чистой воды богохульство.
Муж Ани старше ее где-то лет на двадцать, если не больше. Седина уже то тут, то там серебрит некогда темные волосы. У мужчины явно проблемы с лишним весом, о чем свидетельствует выпирающий «алкогольный живот» и тяжелая одышка. У него короткие, толстые пальцы, маленькие сальные глаза, которые за стеклами очков кажутся еще меньше. Одним словом, не красавец. На сотую долю секунды мне стало Аню жаль, но потом вспоминаю, сколько я бухал и травил чувства к ней, так еще думаю, что мало ей досталось.
– Здравствуй, Аня, – сдержанно, но с кривой ухмылкой отвечаю я.
– Ты стал заниматься частной практикой? Приехал к кому-то из пациентов на дом? – бесцеремонно спрашивает эта женщина, напрочь забыв правила приличия и про стоящего рядом супруга. Конечно, спустя годы, при первой встрече с «почти_мужем» надо спросить про его работу, тем самым «аккуратно» уточнив размер кошелька. В этом вся Аня. И как я не замечал этого, когда мы были вместе?! Господи, если ты есть, спасибо тебе, Господи, что уберег меня от брака с этой меркантильной беспринципной сукой.
– Лев, – протягиваю руку мужу Ани, игнорируя ее вопрос, здороваясь с ним чисто из вежливости.
– Аркадий, очень приятно. Вы знакомы, милая?
– Так, встречались когда-то. В прошлой жизни, – отвечаю вместо Ани, глядя прямо ей в глаза.
– Так как ты оказался здесь? По работе? – настаивает эта нахалка.
– Аня, я здесь живу, – просто и спокойно отвечаю я.
Моя бывшая мгновенно меняется в лице: побледнела, потом резко покраснела, а глаза округлились настолько, что я испугался, что они вылезут из орбит.
– Ты…ты тут…живешь? – изумленно пробормотала она. – Но…как?!
– Да как и все – хорошо живу, – пожимаю плечами, на что Анечка поджимает свои накачанные силиконом губки, а вот ее муж мой юмор оценил.
– Кстати, поздравляю с замужеством. Живите, как в сказке.
Аня тут же натянула на лицо фальшивую улыбку, сильнее схватила под руку Аркадия, склонив голову ему на плечо.
– Спасибо! Мы так счастливы, правда, милый? – паршиво играешь на публику, Анечка, аж зубы сводит от твоей слащавости. – Ну, а ты, Лев? Не женился?
– После выходки одной шлюшки понял, что свобода – это круто, и расставаться с ней, равно как и жениться, точно не планирую. А сейчас прошу меня извинить, мне пора, меня ждут.
Разворачиваюсь и иду к своему подъезду, мечтая побыстрее оказаться рядом с Мадиной. Черт, если я и дальше буду сталкиваться со своей бывшей, придется серьезно задуматься о смене квартиры.
И снова, едва я переступил порог, меня встречают фантастические запахи еды. И Мадина смущенно выглядывает в коридор, протирая руки полотенцем. Завтра же займусь поиском помощницы по дому, иначе моя «пациентка» не только не выздоровеет, но и остатки здоровья угробит, проводя все свободное время на кухне. Спора нет, мне очень приятна эта женская забота, хочется снова и снова возвращаться домой, испытывать все эти чувства, которые для меня в новинку. Да, именно так. С Аней все было по-другому: тогда я был ослеплен ее красноречием, выкрутасами в постели и умело поданной внешностью. Я был болен, отравлен. С Мадиной же все иначе: я понимаю, что против моей воли у меня зарождаются чувства к этой девушке. Она такая добрая, ласковая, нежная и беззащитная. Хочется схватить в охапку и целовать эти розовые пухлые губки, ласкать, чтобы шептала только мое имя, чтобы мило смущалась, потому что этот ее румянец заводит меня, черт побери, похлеще самой развратной проститутки. Хочется, чтобы она была моей. Не только телом, но и душой. Со всеми ее страхами, тараканами и заморочками. Потому что я хочу стать тем, кто усмирит этих самых букашек в ее голове и выстроит в ровный ряд.
– Привет, – улыбается, мило краснея и опуская глазки в пол. А я чувствую, что мой член в штанах заметно напрягается и доставляет дискомфорт. Только этого мне сейчас не хватало! Я, кажется, знаю, чем буду заниматься сегодня в душе…
– Привет. Я что тебе сказал насчет готовки? – наигранно строго спрашиваю эту дерзкую девчонку, которая очень забавно выглядит в моих штанах с затянутыми шнурками на талии и футболке, которая на ней больше похожа на платье. Невольно улыбаюсь: мне определенно нравится видеть эту девочку в своих вещах. Нравится, что она будет пахнуть мной.
– Но не сидеть же нам голодными! – восклицает она, нахмурив бровки и даже притопнув ножкой. – Что? – распахивает еще больше и без того огромные глаза, когда я все же не выдержал и рассмеялся.
– Ты такая забавная, когда сердишься. И такая милая в этом наряде.
А она снова краснеет и отводит взгляд.
– Извини, я свои вещи постирала, они не успели высохнуть. Пришлось взять твои из шкафа.
– Все нормально. Тебе надо купить одежду. Только я совершенно не разбираюсь во всей этой мусульманской атрибутике, – растерянно чешу в затылке.
– Спасибо тебе, Лев. Но хиджаб и платок мне сейчас не нужны, сейчас по всему городу ищут мусульманскую девушку. А в обычной одежде у меня есть шанс дольше оставаться не пойманной. Но сменная одежда мне действительно нужна. У меня есть деньги! Я дам! Просто тебе придется сходить в магазин. Потому что порой у меня все еще кружится голова, – и она снова смущается, опуская голову вниз, теребя кухонное полотенце.
– Не думай о деньгах, разберемся. Я мыть руки, а потом мы займемся твоими ранами, – быстрее скрываюсь в ванной, чтобы не испугать девчонку своей реакцией на ее невинный вид и чертов румянец. Я тщательно мою руки, ополаскиваю лицо холодной водой, чтобы прийти в себя и смотрю в зеркало на свое отражение. Казалось бы, в моем положении нет ничего проще, чем снять сексуальное напряжение: я хоть сейчас могу вернуться в клинику и затащить любую медсестру в свой кабинет или же поехать в бар и снять шлюху, которую с легкостью трахну в туалете. Вариантов полно. Есть только одна маленькая проблема: эти варианты больше не для меня. Я больше не хочу мараться об этих грязных, похотливых и алчных девиц. Даже сейчас, вспоминая всю ту вереницу баб, что побывали подо мной, на мне и стонали от удовольствия, хочется помыться с хлоркой. Проблема в том, что я хочу маленькую девочку, которая ходит в моих вещах, восхитительно готовит и возбуждает меня одним лишь взглядом олененка Бэмби и румянцем на щеках. Интересно, а сможет ли она когда-нибудь влюбиться в такого мудака, как я?..
Выхожу из ванной и все повторяется, как в предыдущий вечер: я обрабатываю спину Мадины, которая, к слову, очень быстро и хорошо заживает, расспрашиваю ее об общем самочувствии, осматриваю ее ребра. И когда остаюсь доволен ее общим состоянием, моя девочка ведет меня на кухню, где снова суетится, несмотря на мое ворчание и запреты, кормит восхитительным ужином, попутно расспрашивая меня о том, как прошел мой день, о пациентах, об операциях. И что самое удивительное – ей и вправду это было интересно, она спрашивала не из любопытства, не из вежливости, а потому, что ей действительно было важно узнать, как прошел мой день! Данный факт невероятно грел мне душу: значит, у меня есть призрачный шанс, что я смогу добиться взаимности от Мадины.
Спустя какое-то время, я проглядываю бумаги, сидя на диване в гостиной, как слышу крик Мадины. Незамедлительно спешу к ней, но в коридоре девочка неожиданно сама врезается в меня и обвивает руками мой торс, вся трясясь от страха. Обнимаю в ответ, начиная поглаживать ее по спине в успокаивающем жесте.
– Мадина, что случилось? – аккуратно беру ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. А там плещутся страх и вот-вот готовые пролиться слезы.
– Там кровь…
– Где?! Объясни уже нормально, я не понимаю! – я испугался, может, с ней что случилось, может, открылось кровотечение? Вдруг моей девочке стало плохо? Но все оказалось до банального просто.
– Там, на твоей рубашке…В пакете…Извини, я не рылась в вещах, просто она торчала, я…хотела положить ее в стирку…А там кровь…– сбивчиво, все-таки разревевшись, тараторит Мадина. Я же облегченно выдыхаю. – Ты ранен? Что произошло?
– Хорошая моя, успокойся, слышишь меня? Это не моя кровь, все в порядке. Одному мальчику на улице понадобилась экстренная помощь, я сделал небольшую операцию на месте и тогда испачкался. Вообще эту рубашку надо было выкинуть, я же зачем-то притащил домой.
Я надеялся успокоить ее этими словами, но Мадина просто впала в истерику, закрыв лицо ладошками. Честно говоря, я оказался в полной растерянности, потому что понятия не имею, как успокоить женщину, когда она так рыдает.
Подхватываю на руки, несу свою драгоценную ношу в гостиную и опускаюсь с ней на диван, устроив ее на коленях. Девочка обнимает меня и утыкается носом в район шеи, продолжая тихонько всхлипывать.
– Прости, – смущенно бормочет она, вся красная, как рак, пытаясь слезть с моих коленей, но я лишь сильнее прижимаю ее к себе. Черта с два я выпущу тебя, девочка! Когда еще ты сможешь оказаться в моих объятиях! Я прижимаю ее к себе и с удовольствием вдыхаю ее приятный запах. А она, кажется, сдалась и обмякает в моих руках, снова начиная тихонько плакать.
– Я так испугалась…за тебя…Он – страшный человек, ты даже не представляешь, на что он способен! – бормочет малышка, тихонько всхлипывая.
– Мадина, хорошая моя, кого ты боишься? Пойми, если ты не скажешь, я не буду знать, от кого тебя защитить. Вдруг это мой сосед сверху или коллега по работе, а я с ними вижусь и здороваюсь каждый день, – мягко подвожу ее к самому главному. Но она упрямо мотает головой и серьезно смотрит на меня, гипнотизируя взглядом олененка Бэмби.
– Я не могу…Просто не могу, – шепчет она, готовая вновь сорваться в истерику.
– Хорошо, хорошо, девочка, успокойся, мы не будем сейчас об этом.
Сколько времени мы так видели в обнимку, я не знаю, но Мадине удалось успокоиться и уснуть в моих объятиях. Я осторожно отнес девочку в ее комнату, накрыл одеялом и коснулся ее щеки легким невесомым поцелуем. Я хотел бы остаться с ней, заключить в свои объятия и оберегать ее от всех кошмаров, но боюсь, к такому она еще не готова. Сгорит со стыда, увидев в постели мужчину рядом с собой и окончательно замкнется или, что еще хуже, снова будет думать о том, чтобы уйти. А я не могу отпустить эту малышку. Уже не могу…