Николь Келлер
Мадина
Лев
От мыслей об этой необычной девочке Маше с восточной внешностью меня спасали операции, идущие одна за другой. Во время работы я всегда отключался и сосредотачивался на пациенте, лежащем на операционном столе, оставляя все мысли и эмоции за дверьми операционной.
Но вот последняя операция позади. В коридоре меня ожидают товарищи бандита, из которого я только что извлек пулю.
– Что скажете, доктор? – спрашивает один из них, очевидно, самый главный. – Удалось подлатать нашего Илюху?
– Состояние стабильное, но тяжелое. Если больше не будет участвовать в подобных разборках, то вполне возможно доживет до старости. Но я бы советовал провериться у кардиолога: сердце сильно скакало во время операции. В следующий раз может и не пережить. Скоро мы переведем его в реанимацию и, как только он придет в себя, я переведу его в обычную палату и тогда вашего друга можно будет навестить, – обыденно сообщаю о делах прооперированного.
– Спасибо, доктор, мы тебя поняли. А это тебе за сверхурочные, – и протягивает мне пачку зелени, перетянутую резинкой. Мне становится противно. Хочется швырнуть ему эти деньги в рожу и пойти нажраться до зеленых соплей. Но это не поможет. Проходили, знаем. Да и этот браток тут совершенно не при чем: он благодарит меня так, как привык, как принято в его мире. А отвращение – оно сидит внутри меня, и оно адресовано к самому себе.
– Спасибо, но не нужно. Это моя работа, – пытаюсь отказаться. На что глаза бандита прищуриваются, и он произносит все тем же обманчиво – спокойным голосом, но при этом в нем сквозит холод:
– Нехорошо, не стоит нас обижать, мы же от чистого сердца, да и Сизый рекомендовал тебя, как толкового эскулапа. Не разочаровывай нас. А за братишку спасибо, – и с этими словами, все-таки впихнув со смешком мне в руку деньги, вся эта компания гордо идет к выходу.
Провожаю их взглядом, надеясь больше никогда не увидеть, достаю из кармана телефон с мыслью позвонить Маше и резко торможу. Вспоминаю ее слова о том, что у нее нет телефона. Черт! Ладно, надо будет решить этот вопрос.
Что же с ней все – таки произошло? Она очень боится, но чего? Или правильней будет спросить, кого? Ее травмы и поведение говорят о том, что Машу кто-то избил. Попытаюсь разобраться, аккуратно расспросить, но чуть позже, когда она немного привыкнет и поймет, что мне можно доверять.
Почему я с ней вожусь? Понятия не имею. Но что-то меня в ней зацепило. Может, эти испуганные глаза олененка? Может, этот взгляд, который цеплялся за каждого с мольбой защитить? А может, это ее поведение храброго котенка, который не боится большой и грозной овчарки, пытаясь противостоять ей.
– Лев, – окликает меня Арсений, когда я уже почти дошел до кабинета. – Как прошла операция?
– Успешно, пулю извлек, на днях, надеюсь, переведем в палату, – привычно отчитываюсь о проделанной работе перед партнером.
– Отлично. Хорошо, что не подкачал, это были очень серьезные люди, с ними нельзя ссориться.
– Да уж, я заметил, – неопределенно хмыкаю я.
– Отметим? У меня есть сегодня целый свободный вечер, – предлагает Арсений.
– Опять Таня весь мозг вынесла? – усмехаюсь я. Таня – это гражданская жена Арсения. Насколько я знаю из пьяных рассказов моего партнера, они вместе уже Бог знает сколько, он отбил ее у какого-то бизнесмена, она развелась с мужем и ушла к Арсению. Но эйфория от его победы длилась недолго: она всеми силами пыталась затащить его в ЗАГС, а он сопротивлялся, как мог. Отсюда скандалы со стабильностью в каждые две недели, которые превращались в торнадо сокрушительной силы в дни ее ПМС. Тогда Арсений просто уходил в загул: реки алкоголя, элитные девочки и хороший клуб. Да, он не был образцовым семьянином, да и не собирался им становиться. Он отбил ее для удовлетворения собственного эго, но о любви и верности речи не шло. Мне кажется, что он вообще любит только деньги.
Но сегодня я не хотел составлять ему компанию, о чем ему и сообщил.
– А что так? Неужели кто-то появился? – с подозрением спрашивает Арсений.
Я начинаю раздражаться. Терпеть не могу, когда кто-то лезет на мою территорию в кирзовых сапогах и топчется, оставляя грязь. Мы никогда не были закадычными друзьями с Арсением, и нас связывают только деньги. Но когда-нибудь я дорасту и разорву наше сотрудничество. Оно начинает меня душить.
– У меня дела, я спешу,– коротко бросаю и захожу в свой кабинет.
А ведь я действительно не соврал. Я спешил домой. Впервые в жизни спешил в четыре стены, которые служили мне местом, где я мог переночевать. Неужели все это из-за девочки, которая сейчас там сидит? Да не может быть такого! Во мне просто говорит «профессиональная болезнь»: как врачу, мне надо проконтролировать ее состояние и ход лечения, только и всего.
С этими мыслями, успокаивая сам себя, я быстро зашел в магазин и поспешил домой. Как никак, уже поздний вечер, меня не было около двенадцати часов, и девчонка наверняка голодная. Хоть ее жизни ничего и не угрожает, я сомневаюсь, что она сможет передвигаться без особых проблем.
Поднимаясь в лифте, я учуял умопомрачительный запах еды, и мой желудок не заставил себя ждать, громко заурчав, напоминая, что за весь день я пил только кофе и много курил. Черт, надо было заказать что-нибудь еще на работе, и пока я добирался, еду бы уже доставили.
Однако, открыв дверь, я застыл в шоке, не смея пошевелиться. Во-первых, запах еды шел именно из моей квартиры. От чего, кстати, мой желудок заурчал еще громче. Во-вторых, вся квартира была вылизана до блеска. И я бы поверил даже в то, что Маша вызвала бригаду клининга, которая и довела ее до идеального состояния, если бы не тот факт, что сейчас эта непослушная девчонка стояла на четвереньках и терла полы тряпкой. Увидев меня, она подняла взгляд, и на ее лице мелькнула растерянность, которая быстро сменилась смущением. Опустив глазки в идеально чистый пол, она в очередной раз покраснела до корней волос и пролепетала:
– Извините, пожалуйста, я не успела прибраться к вашему приходу. Сейчас я тут все уберу и покормлю вас, – и с этими словами она кинулась убирать тряпку и ведро с водой, морщась, видимо, от прострелившей боли.
Наконец, я выпадаю из ступора, и на меня накатывает гнев. И я, под давлением ярости и голода, рычу на бедную девушку:
– Ты совсем с ума сошла?! Я что сказал тебе делать?! Соблюдать постельный режим! А ты что?! Ползаешь по полу! На минуточку, у тебя сотрясение и перелом! – разорался я не на шутку.
А девчонка вмиг побледнела, в глазах нереальных, огромных уже слезы плещутся, вся сжалась.
– Я … просто я… – пролепетала она, стараясь сдерживать слезы, но одна слезинка все же скатилась по ее щеке, а меня словно ледяной водой окатило. Неужели не мог сказать помягче, аккуратнее, чего стал сразу орать?! Я сделал шаг по направлению к девушке, желая ее успокоить, а она вся сжалась в комок и прикрыла голову руками. Меня словно ножом по сердцу полоснули. В каких же условиях ты жила, девочка? Откуда этот отработанный жест? В душе разлилось не только желание утешить, но защитить от всех невзгод. Блять! Откуда во мне такие чувства к незнакомке?!
– Маша, – как можно мягче обращаюсь к испуганной девочке, – посмотри на меня.
Она осторожно поднимает на меня взгляд своих заплаканных глаз. И снова у меня кулаки сжимаются от ярости: кто, кто же сотворил такое с несчастной девчонкой?!
– Прости меня, пожалуйста. У меня был тяжелый день. А еще тут ты нарушаешь больничный режим, – улыбаюсь при этом, стараясь вызвать доверие у Маши. Она заметно расслабляется, даже, кажется, выдыхает. – Я беспокоился о тебе. За тобой уход нужен, а ты одна, да и я не мог вырваться пораньше, чтобы проконтролировать тебя.
Вижу на ее лице виноватую улыбку, а в глазах благодарность и … нежность? Мне не показалось? Но за что?!
– И вы меня простите. Я выпила таблетки, которые вы мне назначили, мне стало легче, боль отступила, и я решила заняться чем-нибудь. Я просто не привыкла лежать без дела. И нехорошо, когда мужчина при наличии в доме женщины останется голодным. Да и у вас давно не убирались в доме, вдруг аллергия будет? – затараторила Маша, воодушевленная, видимо тем, что я не стал ругаться.
Удивительная девочка! Заботится о здоровье и благополучии по сути абсолютно незнакомого мужчины. Да, я оказал ей помощь, лечу ее, но это ни к чему ее не обязывает, тем более делать домашние дела при ее состоянии здоровья.
– Давай договоримся так. Тебе нужно отдыхать, поэтому я вызову помощницу по дому, чтобы она готовила и убирала, когда возникнет необходимость. Заодно проследит, чтобы ты вовремя принимала антибиотики и обработает спину.
– Зачем помощницу, что вы? Я же вполне в состоянии справляться сама! Я не смогу лежать целыми днями, понимаете? Это не для меня. Я с ума сойду в четырех стенах! – а в глазах такая мольба, как будто не работать просит, а что-то существенное. Например, такое выражение лица всегда было у моих любовниц, когда им было нужно очередное ювелирное украшение или шубка или еще какая-нибудь блажь. Причем у всех одинаковое. Учат их где-то этому что ли?! А Маша, она – другая, это видно по ней невооруженным взглядом. Она чистая, невинная, искренняя. Ее глаза с пушистыми ресницами покорили меня с первого взгляда: я тону в них, тону без права на спасение, но я и не пытаюсь избежать своей участи, наоборот, я сам ныряю в этот омут с головой. Перевожу взгляд на пухлые чувственные губки. Так и впился бы в них, зацеловал, пока не припухнут, хочется слышать, как из них будут вырываться стоны и мое имя, произнесенное во время оргазма. Стоп, Лев, тормози. Не в ту сторону тебя понесло. Эта девочка не для быстрого перепихона. Она – особенная…
– А лекарства я буду принимать вовремя, – продолжает тем временем девчонка, не догадываясь, какие мысли сейчас крутятся в моей голове. – Вы даже можете звонить мне хоть каждый час и контролировать! Ой… Не получится… – расстроенно произнесла Маша, опустив голову.
– Кстати, о телефоне, – откашлявшись, произнес я. – Держи, это тебе. Там уже вбит мой номер.
И снова этот неверящий взгляд, полный восторга и обожания. Она такая несдержанная в проявлении эмоций, такая… живая, настоящая. И хочется ради этой улыбки сумасшедшей и «взгляда Бэмби» мир вверх дном перевернуть, аленький цветочек к ногам положить и подвиги бесконечно совершать. А еще руки пообломать той мрази, которая сотворила с ней такое, от чего она сжимается, словно в ожидании удара и выглядит как жертва насилия. Хотя, почему, собственно, как….
– Это мне? Правда? – киваю, сдерживая улыбку. – Спасибо! – вижу, что хочет кинуться мне на шею, но сдержалась, опустила глазки в пол, на щечках заалел румянец.
– Иди в комнату, я помою руки и приду осмотреть тебя.
Обработав спину Маши, которая, кстати, выглядит уже получше, чем вчера, она позвала меня ужинать. И своевременно: еще чуть-чуть и мой желудок окончательно прилип бы к позвоночнику.
Войдя на кухню, Маша тут же начала суетиться, я даже не успевал следить за ней взглядом и серьезно беспокоился о ее состоянии.
– Маша, перестань, сядь, пожалуйста, я сам вполне могу наложить себе еды.
– А я что буду делать? Нет, так не пойдет. Тем более мне несложно, – и одаривает меня мягкой, доброй улыбкой, продолжая хлопотать.
Мясо и салат были выше всяких похвал. Такого я даже в ресторане лучшего друга не пробовал, где работает какой-то крутой повар – иностранец. А, может, потому, что это домашняя еда, приготовленная заботливыми женскими руками.
Я замираю, пораженный неожиданной мыслью. Я бы даже сказал, шальной мыслью: я хочу возвращаться домой. Вот именно в такой дом, где так спокойно, уютно благодаря женским рукам, где умопомрачительно пахнет домашней едой, и где меня ждут. Вернее, где ждет такая красавица с застенчивой улыбкой и дурманящим взглядом олененка.
– Что? – недоуменно спрашивает Маша, глядя на меня с осторожностью. – Не вкусно?
– Ничего, все в порядке. Очень даже вкусно. Ешь тоже, – оказывается, я настолько ушел в собственные мысли, что все это время рассматривал Машу, забыв о еде.
А почему, собственно, и не да? – подумал я, возвращаясь к ужину, за который и душу продать не жалко.
Глава 6
Мадина
Отец снова замахивается на меня ремнем.
– Это тебе за побег, Мадина. – удар. – А это за предательство. – еще один и мой крик о помощи. – Это за то, что возомнила себя умнее меня, – со злобой в голосе человек, который считается моим отцом, продолжал наносить удары, снова сдирая кожу в лоскуты, не жалея силы. Я снова кричала, звала о помощи, умоляла прекратить. И он прекратил. Но лучше бы продолжал избивать меня. Потому что это чудовище переключилось на мою мать:
– Это за то, что не смогла воспитать достойно дочь, за смерть Нармин, за то, что сговорились за моей спиной.
Он продолжал наносить удар за ударом, а мама просто безропотно сносила все, истекая кровью и смотрела мне в глаза. В них я видела слезы, но на ее губах застыла нежная улыбка. Она что-то шептала, несмотря на непрекращающиеся удары, и я не сразу, но смогла разобрать:
– Я буду всегда тебя любить, Мадина.
И я снова срываю горло, кричу, хриплю, прошу отца остановиться и умоляю о помощи. И кто-то услышал мои молитвы: чувствую, как сильные руки подхватывают меня, прижимая к груди, в которой бешено колотится сердце, и поглаживают по волосам.
– Маша, Маша, успокойся, девочка, слышишь? Я здесь, я рядом.
Неожиданно отец с мамой начинают терять свои очертания, покрываются легкой дымкой и исчезают. Я с трудом открываю глаза, не понимая, что происходит, продолжая трястись и судорожно всхлипывать. Это сон, всего лишь сон.
– Что случилось? – севшим и хриплым голосом спрашиваю я. Горло саднит и пересохло, трудно говорить.
– Ты кричала во сне и звала на помощь. Так сильно, что поначалу я подумал, что тебя убивают, – ответил мужчина, продолжая поглаживать меня по волосам и баюкать, как ребенка, осторожно удерживая меня за плечи, не прикасаясь к спине.
Так оно и было, но только в моих снах. Мой отец – тиран смог достать меня и там.
– Ты меня напугала, крошка, – тихо и сдавленно произносит Лев.
– Прости, я не знала, что кричу во сне.
– Расскажи мне, Маша, что случилось. Кто это сделал с тобой?
Я поднимаю на него взгляд. И только сейчас до меня доходит, что впервые вижу практически полностью обнаженного мужчину, потому что сейчас Лев сидит передо мной в одних трусах. Я сдавленно сглатываю, чувствую, как краснею до кончиков ушей и аккуратно отстраняюсь.
– Что, девочка?
– Пить хочу, – сдавленно произношу я, смотря в сторону.
– Сиди, я принесу.
И Лев удаляется на кухню. А я завороженно любуюсь его высокой, подтянутой и атлетически сложенной фигурой. Особенно спиной и… попой. Снова краснею от своих мыслей, но к смущению прибавляется не испытываемое ранее чувство. Дыхание участилось, внизу живота появилось томление, а соски вдруг напряглись.
Несмотря на то, что я девственница двадцати двух лет, я знала, что такое возбуждение. И сейчас я уверена, что испытывала именно это чувство.
Закрываю лицо ладонями в желании успокоиться и вздрагиваю от голоса, раздавшегося непозволительно близко:
– Маша, попей.
Опускаю ладони, поднимаю глаза, сердце снова бьется заполошно, но неожиданно натыкаюсь взглядом на прямоугольную подвеску на золотой цепочке, которую я сразу не заметила. Конечно, это может быть ошибкой, тем более в сумраке комнаты, освещаемой лишь небольшим ночником, сложно что – либо разглядеть, но она показалась мне знакомой, хоть и прошло очень много лет…Да и имя совпадает… Я схватила подвеску, погладила большим пальцем заднюю сторону. Так и есть, небольшая, но глубокая царапина на месте. Я спросила, глядя прямо в глаза Льва, волнуясь и боясь сморгнуть, словно вся эта картина исчезнет также, как и мой кошмар несколько минут назад:
– Откуда это у вас?
Мужчина ненадолго замер, потом мягко разомкнул мои пальцы и сжал медальон в ладони.
– Это подарок.
– Это подарок маленькой девочки? – неожиданно выпалила я, задержав дыхание.
Он уже не смог скрыть свое удивление, но тут же нахмурился и спросил, скрестив руки на груди:
– Что ты знаешь об этом?
– Ответьте, пожалуйста, на вопрос, это очень важно.
– Что за допрос? – хмурится еще сильнее.
– И все-таки…– прерываюсь, сглатываю, голова начинает кружиться, мне не так-то просто вести диалог. Лев молча протягивает мне стакан воды, который я мгновенно осушаю, не сводя с него взгляда.
– Да – ответ на твой вопрос. Почему ты спрашиваешь, Маша?
Я вздрагиваю и прикрываю глаза, воскрешая в голове образ угловатого подростка, всегда серьезного, но стоило ему улыбнуться, и, казалось, второе солнце всходило на небе. Лев всегда опекал меня наравне с сестренкой, катал на качелях, подбрасывал в воздух, играл и даже защищал от мальчишек. Конечно, в глазах маленькой девочки он выглядел рыцарем, и, несомненно, я влюбилась в него без оглядки. И я понимаю, что сохранила и пронесла через года это светлое чувство в своем сердце. Да, мне было шесть лет, но ведь дети всегда тянутся к хорошим и искренним людям, ведь так?
– Я – та самая маленькая девочка, которая подарила тебе этот кулон, Лев, – сама не заметила, как от сильного волнения перешла с мужчиной на «ты».
Он изумленно уставился на меня, замерев на месте, едва дыша.
– С чего ты взяла, что это тот самый кулон, а я – тот самый парень, которому ты его подарила? – неуверенно спросил Лев.
– Там сзади царапина глубокая. Помню, я упала как-то, когда играла в догонялки с детьми. Я не пострадала, а вот подвеске досталось. Как и мне от неней, когда она увидела. Правда, думаю, ругалась она для вида, больше переживала за мои ободранные ладошки и коленки, – с улыбкой вспоминаю любимую бабушку. Как же мне не хватает ее теплых и заботливых рук! – А потом я подарила ее мальчику, который жил напротив. Тогда мне до ужаса хотелось, чтобы он обратил на меня внимание и вспоминал, если не каждый день, то хотя бы время от времени, – уже не глядя на шокированного мужчину, предаюсь воспоминаниям, повыше натянув одеяло и обняв колени руками.
– Это точно ты. Только ты называла бабушку этим словом, которое я все никак не мог запомнить, – в шоке пробормотал Лев, присаживаясь на край кровати и разглядывая меня, будто увидел в первый раз. Незамедлительно отодвигаюсь от него, от греха подальше. Мои действия не остались незамеченными:
– Поздно бояться, как ты думаешь? Если бы я хотел тебя…обидеть, у меня была тысяча возможностей это сделать.
– Я не тебя боюсь, а себя, – бесхитростно выпаливаю, и только потом, поняв смысл сказанного, в очередной раз краснею, отводя взгляд в сторону.
Лев ничего не ответил на мое высказывание, продолжая меня внимательно сканировать взглядом.
– Я совершенно тебя не помню. Сколько лет прошло?
– Шестнадцать. Конечно, не помнишь, ты и не замечал меня тогда по большей части, а обращал внимание лишь в те моменты, когда мы играли вместе с твоей сестренкой, Ирочкой. Она наверно такая красавица выросла. Как она, кстати? Все также капризничает?
Но, видимо, я спросила что-то не то, потому что Лев отвел взгляд, закрылся от меня, отгородился за бетонной стеной. Его лицо ничего не выражало, он словно надел маску. А я в недоумении сидела и не могла понять, что же такого я сказала, чем вызвала такую реакцию…
– Поздно уже. Давай ложиться спать. Я оставлю ночник включенным, чтобы тебя не мучали кошмары. Позже обо всем поговорим.
Я лишь кивнула, и, все еще погруженная в свои мысли, свернулась калачиком на этой огромной кровати. Лев встал, намереваясь пойти к себе, но мне так не хотелось оставаться одной, неожиданно накатила такая тоска, сжимая сердце своей ледяной рукой. И в последний момент решилась на отчаянный шаг: мертвой хваткой вцепилась в его ладонь, на что Лев удивленно обернулся.
– Побудь со мной, пожалуйста, пока я не усну. Мне страшно.
Он некоторое время смотрит на меня, молча кивает и присаживается на край, не отпуская моей руки.
– Спи, я рядом.
И я, успокоенная его присутствием и тем, как уверенно он держит мою ладонь, спокойно засыпаю. Наутро, конечно же, Льва рядом не было, и я ощутила укол разочарования. Но быстро отогнала это чувство: мужчина полночи провозился со мной, не спал, несмотря на то, что ему было нужно на работу.
Я потянулась за телефоном, лежащим на тумбочке, желая проверить, не звонил ли Лев, как острая боль пронзила меня, даже заставив вскрикнуть. Так не пойдет, надо выпить лекарства, чтобы снова почувствовать себя человеком и иметь возможность передвигаться хотя бы по дому.
Проглотив таблетки и запив их водой, заботливо оставленной Львом, я аккуратно ложусь обратно в ожидании, когда подействует обезболивающее. Вспоминаю события предыдущей ночи: о том, что судьба вновь столкнула меня с мужчиной, которого я полюбила с первого взгляда, о том, что сейчас, в такое непростое для меня время, рядом есть знакомый мне человек, которому хочется довериться и открыть душу.
Впервые за много лет мой день начинается со счастливой улыбки.
