Никита Владимирович Чирков
Остатки
– Позволь спросить, хочу уточнить один момент, а то вдруг шанс упущу. – Ксения ожидала, нахмурив лоб. – Почему ты не рассказала Локку о Данакте?
На поиск ответа у нее ушла не самая приятная минута.
– Выбрала меньшее из зол. В отличие от него ты старался заботиться о нем, был ему другом, а то и родителем. И, сразу дополню, далеко не факт, что если бы мы передали его военным, то мир был бы в лучшем виде, чем есть.
– Мудрость твоя не знает границ.
– Будь я мудра, я забрала бы его и увезла в Природные земли, где нашла бы ему семью, подальше от всего.
– Здесь мы делим одну ошибку на двоих.
– Пойдем, – заговорила она бодрее, желая вырваться из вновь растягивающейся паутины сожалений и скорби, – а то исправить их не успеем.
– А что мы делаем вообще?
– О, тебе предстоит сделать то, что ты умеешь лучше всего, – уболтать Данакта на встречу.
22
За годы жизни в Природных землях выработалась своеобразная, больше походившая на традицию медитация – встречать утро на большом камне, что в нескольких минутах от прохода в поселение племени, приютившее его давным-давно. Каждый находил свой метод гармонии, тут мало чем можно было удивить остальных, передающих свои знания и мудрость в жизни природного человека из поколения в поколение. Между скалами существовал проход, откуда разветвленная система тоннелей открывала путь к бесконечным пещерам или же к густому лесу, где были выстроены на разных высотах небольшие домики на деревьях. Почти всегда в одно и то же время из узкого ущелья выходила женщина, одетая в добытые ею же меха, – племя все добывало само, прибегая лишь к тому, чем наградила природа. Светлые волосы ныне были распущены, а голубые глаза на светлом и добром лице всегда будто бы смотрели в саму суть окружения, углядывая истину в каждом объекте. Она смотрела на медитирующего супруга и не могла не подметить красивые лучи на покрытом морозом лице, где борода и волосы уже успели немного обмерзнуть. Аккуратно спустившись с трехметровой высоты по уже изученным на память выступам расположенного на границе леса и поля камня, он встретился с объятиями жены. Сомкнувшись лбами и сцепившись глазами, они передавали дыхание друг другу как жест доверия.
Внезапно к ним выбежал мужчина: невысокий, худой, он выражал страх.
– Охотники вернулись! Сказали, что железные солдаты уничтожили племя Стрелы, а значит, они скоро будут здесь!
В этот момент все они услышали крики своих соплеменников. Ввергнутые в кошмар, родители думали лишь об их детях – двух девочках-близнецах четырех лет от роду, выношенных с трудом, но чье здоровье крепло с каждым днем. Сейчас они должны были быть с другими детьми в пещерах на обучении, но… Сотрясающий все вокруг грохот зарождал страшные образы несправедливого проигрыша плоти камню. А ведь, помимо этого, он боролся с жуткими вспышками прошлой жизни, где не просто видел своими глазами подобное истребление людей, но и однажды был виновником столь жестокой расправы.
– Соломон, что с тобой? – Олимпия, супруга Соломона, с трудом вывела его из оцепенения, наконец-то увидев в глазах решимость и силу спасти их детей.
Не прошло и минуты, как на то место, откуда Соломон и Олимпия побежали за детьми, высадились с неба десятки роботов, сразу же начавших движение по их следам. Каждый железный солдат синхронно с остальным изрекал механическую речь:
«Пожалуйста, примите Семью и пройдите с нами для воссоединения. Любое сопротивление будет подавлено».
Данакт не особо любил само название «Коллектив» – уж больно оно казалось грубым на слух и непонятным по содержанию, а вот простое «Семья» – это понравилось ему с первых слов Эхо, когда тот спас его после Огнепада и сделал частью своей тогдашней Семьи. Но пока Эхо расстилался на весь мир, веруя в свою роль единственного проводника к высшему будущему, Данакт оставался на месте, наблюдая за миром через окно, совершенствуя систему Коллектива. Не без помощи Агаты он узрел все недостатки временного содержания, решив перестать работать в полсилы и взять все в свои руки именно из-за увиденного топтания на месте всей Семьи Эхо и его планов. Слишком примитивно, какие-то полумеры, подвел черту Данакт, вновь ощутив себя лишь зажатым в тисках мальчишкой, а ведь сам Искусственный Интеллект выбрал его лидером для человечества. Данакт никогда не хотел быть убийцей или подходить под определение зла, оттого он всегда предлагал людям выбор пойти с ним туда, где не будет страданий или боли, страха или отчаяния. А если они выбирали остаться в этом несовершенстве, то значит, согласны принять смерть, ведь именно здесь она присутствует и не имеет справедливого исполнения ущербного настоящего.
Огромное количество сил и времени потребовалось Соломону и самым сильным мужчинам племени для создания подземного тоннеля, вход в который был спрятан одним из каменных колодцев, выкопанным в одной из дальних пещер. Если бы у них было время, то добраться туда не составило бы сложностей, но внезапная атака с парализующим газом обездвижила большую часть людей, а тех, кто боролся или бежал, убивали на месте. Такой метод, осознал в свое время Данакт, хорошо работал на сокращение излишних разговоров и попыток переубеждения согласных несогласными. Невидимый газ распространялся быстро, а роботы в это время сеткой накрывали территорию, отмечая на карте каждое сердцебиение и с помощью нейросети выделяя нужные тепловые сегменты.
Пока Олимпия срочно забирала детей и вела людей к колодцу, Соломон хотел выиграть время, обрушив верхнюю часть скалы, тем самым перегородив вход для роботов. Устройство было простым: выбить деревянные опоры и поджечь веревку, которой скрепили камни. Но только Соломон пробрался сквозь толпу, как перед его глазами встала немыслимая дилемма: начать обвал сейчас и завалить оставшихся людей – или же промедлить, тем самым дав роботам время подобраться еще ближе и, с большой вероятностью, помешать ему. Роботы приближались, порой стреляя, порой распыляя новый газ, который ранее не добрался до пещер, а люди перед ними бежали в панике, опасаясь за свои жизни. Лишь единицы безуспешно пытались противостоять железу. Крики людей смешались с пропагандой роботов и выстрелами из автоматов, а когда к этому добавился треск деревянных столбов от наносимых кувалдой ударов, весь этот сгусток незабываемого кошмара окончился сотрясанием земли от падения огромных камней. Соломон игнорировал крики оставшихся с той стороны и тех, кого придавило на ныне заваленном пути в пять метров: все его мысли были о семье и бегстве. На пути к колодцу Соломон искал свою жену и дочерей, но ни среди мертвых, ни среди живых и раненых обнаружить их не смог. Но они точно не могли быть позади него, там, наверху под камнями! Подтверждение этому он увидел в момент погружения в колодец, где за уже вытащенными камнями нашел в тоннеле следы, и, ведя за собой отставших, Соломон стойко исполнял роль лидера, готовя свой ум к худшему исходу.
Длинный тоннель вел к небольшому участку леса, пересекая который минут пять можно было выйти к реке, откуда на лодке он планировал добраться до дальних земель, где были заранее укрепленные для долгих зим землянки. Но, выйдя на небольшой берег, Соломон узрел самое нежеланное – захваченных роботами Олимпию и его детей. Остальные же, кто бежал с ними, мертвы, и если бы Соломон опоздал, то вполне мог бы узреть и мертвую семью, но его появление отвлекло роботов от задаваемого бесчеловечного вопроса. Олимпия скрывала детей за спиной, поглядывая то на мужа, то на роботов, желая примкнуть к нему в этот жуткий час, ибо знала их общий выбор.
Но тут со стороны появился неизвестный им человек, похожий на отшельника. Роботы сразу же приказали ему остановиться и вновь повторили известную речь, но человек этот смиренно подошел так близко, как мог, к одному из них и, глядя прямо в зрительный обод, сказал:
– Меня зовут Эхо. Если ты, Данакт, еще помнишь меня, то мы поговорим.
Грязная и старая одежда вкупе с неухоженной бородой и волосами моментально теряли свою силу определения при одном лишь взгляде этого человека, ввергающем Данакта в объятия первой за полгода его правления всепоглощающей растерянности. Данакт понимал и видел: Эхо готов был ожидать столько, сколько необходимо, и, как минимум из-за желания доказать владение своими чувствами, он все же собрался с силами и отреагировал:
– Что ты хочешь от меня? – Данакт с трудом скрыл волнение.
– Твой поход почти завершен, людей осталось мало, а вся цивилизация и ресурсы в твоих руках. Самое время напомнить: у нас был уговор. Ты не тронешь мою семью, а я не буду мешать тебе – уйду в изгнание и стану голосом необходимой надежды. Я знаю, ты специально дал мне эту возможность, но более не вижу в ней надобности. Хочешь меня наказать? Сделай это сам, лично! Как благодарность за спасение твоей жизни. Но я верю в твое благоразумие и определенное уважение в адрес единственного человека на этой планете, кто все еще верит в сохранившееся в тебе добро. Отчего прошу поступить таким образом: позволь мне воссоединиться с семьей, там, внутри системы. Уверен, ты сдержал слово и спас их. Я выстрадал свое счастье, здесь мне делать больше нечего.
Данакт вглядывался в лицо этого человека и не мог не признать его правоту: все подходило к концу, осталось ничтожно малое усилие для абсолютной победы и свершения его предназначения – а значит, как ранее он и думал, пора разобраться с вопросом наследия. Возможно, из-за этого Данакт и столкнулся с глубоким недомоганием: ведь когда настигаешь конечную точку великого труда, то больше всего пугает будущее.
– Я сдержал слово, – сказал Данакт с какой-то необычной гордостью, – твоя семья ждет тебя, пора вернуться домой.
23
Все семь роботов опустили оружие вниз, выпрямив спины и приняв смирное положение. Эхо обернулся на Соломона и его семью, кратко улыбнулся, указал ладонью выжидать. Медленно из-за спины робота вышла Ксения Конлон, также указывая никому не двигаться и ждать. Но общее напряжение снять не удалось: казалось, вот-вот – и смерть настигнет их всех, а любое движение станет началом конца. Но проходит несколько секунд, Ксения слышит по передатчику указания и, выискивая роботов глазами, начинает двигаться от одного к другому, прикрепляя к голове каждого маленький, похожий на монетку, предмет.
– Поздравляю, теперь они делают ровно то, что хочу я, можно без благодарностей. – Голос Итана удивил бы всех не так сильно, если бы сам он не появился перед ними, спустившись с дерева сверху. Отряхнув с себя снег и какую-то грязь, он бегло осмотрел всех и каждого, после чего подошел к Ксении, встретившей его особой улыбкой. Полные удивления и неверия Эхо и Соломон подошли, тем самым создав скопление, пока роботы все так же были недвижимы.
– Ты жив?
– Да, Эхо, как видишь, жив и здоров, и нет, я не скажу, как вернулся из космоса, как минимум тебе. И да, у меня есть план, успешность исполнения которого лежит на наших плечах.
– Я думал, мы доверяем друг другу, Ксения? Стоило предупредить о нем.
– Что-то я не помню, – довольно бойко начала Ксения, всем видом показывая приверженность Итану, – чтобы ты рассказал о некоем долге Данакту!
– Вы сами все слышали. – Эхо явно не скрывал недовольства Итаном, что тот, в свою очередь, даже был рад видеть. – Я был честен и прям. А вот где был наш великий Итан Майерс все эти месяцы – вопрос интересный.
– Слушай, ты! – Итан и Эхо почти столкнулись лбами. – Будь моя воля, я бы не просто оставил тебя в той дыре, откуда она тебя вытащила, а еще и запер бы ее намертво! Не тебе, дружочек, учить меня, ой, не тебе! Чтобы уяснить – когда я узнал о тебе и твоих церквях от Бенджамина, то удержался от всецелого уничтожения твоей персоны лишь из-за того, что не хотел пачкать руки, да и лень опускаться до твоего уровня.
– Дорогой Итан, единственный, кого здесь надо учить, – ты, так и оставшийся надменным, заигравшимся во всемогущество мальчишкой. Все мы здесь выживали вместе, а где, напомни, прятался ты? Там же, куда и сбежал, пока твой Искусственный Интеллект не устроил величай…
– Хватит! – Ксения с трудом растолкала их, заставив чуть усмирить пыл.
– Я вижу, ты даже успел привести себя в форму: ухоженная бородка, зализанные волосы, термокостюм прямо из магазина – да ты у нас настоящая модель! Жаль только, пока ты этим занимался, гибли его люди. – Эхо указал на стоявшего чуть в стороне Соломона. Лицо его было нахмурено, Олимпия стояла за его спиной, держа детей рядом.
– Мы не идем с вами. – Низкий, немного хриплый голос Соломона звучал твердо. – Вы друг с другом не можете договориться, а у меня семья.
– Увы, но это не вариант, – сказал Итан вперед желавшей проявить заботу Ксении. – Если вы не поняли, Данакт ждет его, а вас уже система считала, нельзя пропасть просто так, там сложный алгоритм…
– А что ты вообще здесь делаешь? – Ксения от нового всплеска Эхо закатила глаза и уже собралась вновь стать мудрым уравнителем беспокойства, как Соломон продолжил:
– Мне это не важно. Ты смог остановить их – придумаешь что-то еще. Но здесь наш дом.
– Мы все понимаем, – наконец взяла слово Ксения, чуть подойдя к ним, оставив Итана и Эхо за спиной. – Но у нас есть план, как это прекратить. Если не получится сейчас, то, возможно, уже никогда. Нужна не просто помощь, а человек, который знает цену жизни и не променяет ее ради себя.
Ксения посмотрела на Олимпию и увидела в ее взгляде смятение, явную борьбу между безопасностью семьи и чем-то большим.
– Эти роботы под моим управлением. – Итан показательно поднял руку, усыпанную датчиками, что были соединены общей сеткой с закрепленным на предплечье мягким экраном. – Они отведут нас со всеми выжившими прямо в центр распределения, а так как Эхо чудом умудрился доказать свою полезность, то это мой билет на встречу с Данактом. И нет, ты к нему не идешь, у тебя – не верю, что это говорю, – другая важная задача.
– У нас действительно есть план. – Ксения убеждала как Соломона, так и Эхо.
– А у него моя семья.
– Они не пострадают.
– Не вижу поводов верить вашим словам.
– Ты чем недоволен вообще?! – Итан почти вышел из себя, вновь столкнувшись с ним лбами. – Пока ты сидел в своей норе и ныл, как жалкая тварь, мы с Ксюшей совершали долбаную революцию в науке – и все ради спасения человечества! Вы так и не поняли еще?! Если мы сейчас отступимся или проиграем, то все, конец! Я бы мог распинаться о том, что сделал не так, а что так, как было трудно там и что жизнь моя ни разу не сахар, – но как-то не вижу в этом практического применения! – Итан задумался, посмотрел на сочувствующую Ксению и сказал уже смиреннее: – Мы столько пережили не для того, чтобы сдаться, ясно? Мы зашли так далеко лишь потому, что иначе не можем. Каждый кого-то потерял.
– А что будет потом? – Соломон смотрел на Итана с особым интересом, удивившим не только Олимпию, но и Ксению.
Итан подошел к нему ближе:
– Я был бы рад все изменить, но не могу, я мог бы извиниться перед тобой, но знаю, тебе это не нужно. – Он посмотрел на шокированную Олимпию и детей, улыбнулся им и вновь обратился к Соломону: – Ты хороший муж и отец, а главное – человек, вряд ли у меня есть шанс стать таким. Поэтому я и хочу дать тебе возможность не просто спасти тех людей, а стать лидером, которого они заслужили. – Их взгляды показали больше, чем они могли бы сказать. – Да и, буду честен, не на Эхо же мне оставлять будущее.
Итан кратко улыбнулся и развернулся обратно к Ксении и Эхо. Сам Соломон переживал такой наплыв чувств и мыслей, что нуждался в поддержке Олимпии и детей.
– Что будет, когда Данакт увидит не меня, а тебя? – Эхо успокоился, но все же не доверял Итану, открыто выискивая повод для претензии. – Напомню, у меня там жена и ребенок.
– Подожди, у тебя же нет детей? – Ксения была всерьез удивлена, даже переглянулась с Итаном, будто бы готовясь к провокации.
– Ребенок не доношен, на искусственной поддержке.
– Данакта оставь мне, – многозначительно отрезал Итан, сверля глазами Эхо. – Заканчиваем препирания, у нас полно работы!
– Мы остаемся. – Все обернулись на Соломона, как бы он ни старался, глаза все же выдавали сопереживание. – Ты прав, Итан, мы в самом конце, но именно это и дает нам возможность восстановить наш дом, здесь. Армия закончила свой поход, сейчас вы уйдете – и мы начнем все сначала, зная, что сюда больше не посмотрят. Мы маленькие люди, все, что нам важно, – безопасность наших детей. Думаю, если бы вы пришли раньше, жертв было бы меньше, но раз уж нам повезло, более я удачу испытывать не собираюсь. – Олимпия смотрела на него с развивающимся сомнением, а после того, как он закончил, развернула его к себе и, смотря прямо в глаза, заговорила очень лично, будто бы никого вокруг и нет:
– Сейчас ты выступаешь не как отец и муж, а как лидер нашего племени, всегда открытого для любого потерянного создания, каким когда-то ты и был. Я знаю причину твоих страхов и твоего неверия этим людям, и я разделяю их. Любовь и доверие неразрывны, мы с тобой знаем это. Наше будущее в обоих вариантах скрыто, но раз у этих людей есть некий замысел и исполнение, то я знаю, что именно ты не дашь им ошибиться. Ты сам видишь, как важен человек чистой мысли и веры, живущий ради других, а не себя, в этом твоя сила – самоотверженность. Пока я здесь с детьми, ты обезопасишь нас там. А оставшись тут, любовь моя, мы лишь продолжим жить в страхе, как это было много времени назад. Наши дети должны жить в будущем, а не бежать от настоящего.
Соломон утопал в ее глазах с четким понимаем правоты ее уст, осознавая прилив сил в борьбе с прошлым, внезапно возникшим болью от подобной ситуации, когда он пытался сделать все ради безопасности людей, а в итоге… Олимпия обняла его, а после он обернулся к детям и присел попрощаться с ними:
– Девочки, обязательно слушайте маму, помогайте тем, кто нуждается в помощи, будьте честными и сильными. Майя, Кристина – вы мои дочери, и я люблю вас. Никогда не забывайте, ради чего мы здесь!
В этот момент все наблюдали, но Олимпия довольно быстро обратилась к остальным, тем самым еще и стараясь не мешать эмоциональному прощанию:
– Я хочу знать ваш план.
– Погрузка ваших людей уже почти закончилась, мы должны смешаться с… – Но резкий порыв Итана был осажен Ксенией, сделавшей шаг навстречу Олимпии:
– Итан и я идем к Данакту и изолируем его от сети, в этом время Соломон и Эхо под защитой этих роботов доберутся до людей и запустят отключение от Коллектива. Все должно быть синхронно и взаимно, ибо Данакт тоже не дурак. И Итан прав, у нас больше нет времени, сейчас мы должны погрузиться и под прикрытием пересечь всю оборону Данакта. Это опасно, да, но я заверяю – иного пути нет.
Олимпия и Ксения были очень противоположны друг другу: природная выглядела этаким чистым и чуть ли не девственным созданием с безграничной мудростью в глазах, а вот напарница Итана походила на сурового воина с темными волосами и прожженными глазами, что лишь подчеркивало ее необычную красоту.
– Я знаю, каково это – терять семью, но еще я знаю, каково жить с чувством вины за то, что когда-то сделала недостаточно. Каждый здесь пережил слишком много, чтобы сейчас сдаться, это и отличает нас от Данакта и дает преимущество над ним – мы, в отличие от него, остались людьми. – Ксения закрепила эту мысль не только в угоду правоты их пути, но и для себя самой, ибо, видя семью Олимпии, не могла не представить себя на ее месте перед таким ужасным, но необходимым выбором.
24
Людей на обработку и подключение поместили в специальный контейнер с единственной прорезью на уровне глаз, дабы в последний раз можно было увидеть прошлое. Обычно всех должны были закрепить наручниками к потолку, а ноги к полу, но благодаря Итану роботы отрапортовали лишь об успешности исполнения, минуя само действие. Вертолеты летели высоко, целой группой, где лишь три из десяти с контейнерами, а остальные крепили армию на крюки, дабы при необходимости сразу же десантировать их. Внутри их индивидуального контейнера горела одна длинная лампа посередине, сесть можно было лишь на пол. Прохладный ветер не давал расслабиться даже больше, чем семь взломанных роботов вокруг них, а гнетущая атмосфера безысходности смешивалась с пронзительной необратимостью перед грядущим. Итан и Ксения сели спиной к стенке контейнера, она обхватила его руку и положила голову на плечо. Со стороны они напоминали настоящую пару, что в этот момент имело место быть, как сами они и подметили, переглянувшись в удивлении от синхронного осознания чего-то большего между ними, чем дружба. Эхо и Соломон сидели напротив них, между ними был метр, и если первый вглядывался в Итана и Ксению, изучая их странную химию, то Соломон ушел в свои мысли, закрыв глаза, отдавшись медитации, скрестив ноги и положив руки перед собой. Остальных людей из его племени держали в отдельном контейнере, но их, как сказал Итан, нельзя освободить раньше времени.
– Итан, – начал Эхо тихо, чуть пододвинувшись к ним, искренне желая не тормошить Соломона, – давай я с тобой пойду к Данакту, ей там опасно, да и у меня с пацаном есть счеты.
– Нет. Есть одно дело, которое…
– …ты доверишь только ей?
– Я доверю только ей, да.
– А ты, Ксюшенька, веришь мне? – Эхо спрашивал вновь со своей красивой ухмылкой.
– Слушай. – Ксения отпустила руку Итана и чуть наклонилась вперед. – Пока ты был у себя, мы с Итаном все продумали. Извини, но я согласна с ним. Да и сама не позволила бы кому-то занять мое место. Если у нас получится, то никто не пострадает, даже Данакт.
– А если нет? – Эхо лишь с ней мог быть откровенен, в его глазах она читала нужду в доверии друга.
– За последние пару месяцев мы набрали запасных вариантов достаточно, не беспокойся. Ты столько времени вел свои трансляции… почему ничего не сказал про Алину и ребенка?
– Почему не сказал? – Эхо задумался и лишь через минуту продолжил, свободно позволяя себе личное откровение: – Я был готов умереть, еще тогда, во время Железной революции. Алине стало плохо, причем толком и не понять из-за чего, а вокруг такое творилось. И я попросил помощи, Данакт согласился, а Алина… Она возненавидела меня. Хотела умереть там, с ребенком. Для нее это был лучший исход, чем все вот это! Но не для меня. Мы усыпили ее, провели операцию, ребенка на сохранение, а ее… Я не смог сказать «нет». Алина даже не знает, что девочка жива, а сама она в мире грез. Самое жалкое, самое ничтожное – я даже не знаю, какой у нее мир. Мы разрабатывали систему, которая сможет создать идеальные обои для каждого человека, исходя из его памяти, социальных сетей, предпочтений в партнерах, работе, еде и прочем, и прочем. Не знаю почему, но подключать к основному миру я ее не захотел. Ну я и попросил его сделать ей счастье, которое она инстинктивно примет… Я трус, понимаешь! Ненавижу себя за это, но я не знаю, смог бы поступить иначе, будь у меня второй шанс.
Эхо почти плакал, даже Итан удивился голому откровению, способному ввергнуть в сочувствие любого. Ксения взяла его за руку и крепко сжала, сочувствуя, как она окончательно поняла, своему другу. Сам Соломон смотрел на Эхо с пониманием и сопереживанием, аккуратно положив руку ему на плечо и поддержав в столь личный для того момент, особенно когда все они знали, кем был этот человек раньше.
– Наверное, все же правильно, что вы идете к нему вдвоем. Если она там, рядом с ним, то я вряд ли смогу трезво мыслить, а при ее пробуждении… Я приму все, что она пожелает, я заслужил.
Глядя на Эхо, переглядываясь с ним и молча поддерживая, она украдкой взглянула на Соломона, ощутив присутствие надобности обратиться к нему:
– Бенджамина не стало на моих глазах. – Соломон удивился ее словам, пробуждающим внутри него нечто личное и важное. – Он до последнего любил Майю и сожалел о том, как много сделал и как много не сделал. Думаю, нет – знаю, что последние годы были самыми тяжелыми для него, но, к сожалению, он так и не нашел способ пережить ту трагедию. Спасибо тебе, что идешь с нами.
Итан слушал Ксению и восхищался, ощущая подступающий сильнейший страх за ее жизнь, наличие которого он решил принять и даже поблагодарить, ибо это доказывало, что он человек. А покорность общему, неожиданному в данных условиях дружескому настрою воспринималась естественно и легко.
– Я хочу сказать спасибо, – начал Итан аккуратно и интуитивно, что отдельно заметила Ксения, незаметно привыкшая слышать его голос таким живым и честным. – Вряд ли мое недовольство человечеством будет для вас открытием, но то являлось простым неприятием реальности. Не имея объяснения происхождению и применению многообразия зла рук человека, я придумал предназначение, высшее и уникальное, лично свое и ничье более. Сейчас вспоминаю – аж удивляюсь, как давно это было… и как это было легко и просто. Даже немного скучаю. Но я назначил себя на должность. Мы лучше – делал я вывод каждый день, приведя к этому решению еще и Кассандру, ибо на фоне смены декораций мы видели обман развития человечества. Те же ошибки, те же выводы и мечты. Долбаный замкнутый круг. – Переглянувшись с Ксенией, он увидел ее поддержку и прощение. – Сейчас я понимаю, каким плохим другом был для Майи и Бенджамина, как не заслужил их. Веруя в свое «лучше», я стал худшим не только для них. Одним из центров помощи при ЦРТ руководила Елизавета – хороший человек, хороший друг, делала для детей с ограниченными возможностями больше, чем я для самого себя. Она помогла мне многое понять, а я так и не сказала ей спасибо, так и не извинился за все, так и не простился. Пару лет она болела – я знал это, но не мог позволить себе встречи с ней, ибо считал, что так проявлю слабость, ведь она точно смогла бы вмешаться в мое мышление и оживить человеческое. А я игнорировал все чувства к хорошему другу – и… Она умерла за полгода до Отказа. Самое забавное, что именно она привела ко мне девочку по имени Кассандра. – Последнее Итан направил Ксении, впервые узнающей об этом и наперед соединяющей точки истории. – С момента Отказа я всеми силами пытаюсь сохранить в себе остатки человечности. Соломон! – Тот удивился обращению к нему. – Я так и не сказал тебе спасибо. Ты был с Майей до самого конца, не бросил ее одну. Очень жаль, что с тобой все так случилось, – это несправедливо. Но ты молодец. – Итан осмотрел каждого перед ним. – Я не прошу прощения, лишь хочу сказать, как сильно я вам всем завидую.
Дальше они сидели молча, впитывая этот по-настоящему уникальный момент принятия настоящего и прошлого, в некотором смысле даже восхищаясь той комбинацией, связавшей их в этом месте. Каждый принимал грядущий конец со всеми вытекающими, с одной стороны, твердо веря в успешность их самоотверженного труда, а с другой – зная: они сделали все возможное ради других, а не себя.
Когда они миновали пустой и мертвый Мегаполис, с трудом смогли осознать тот пугающий тишиной мертвый ужас некогда столь великого места на планете. Казалось, будто бы и бороться толком не за что: уж не ради пустых домов и безжизненных улиц точно. При этом даже знание о спрятанных от глаз бесчисленных людях не придавало сил, поскольку при виде умершего Мегаполиса закрадывалось сомнение в целесообразности их миссии. Но тут как минимум у Ксении проявлялась хорошая, сказанная Итаном мотивация – месть. Нельзя дать Данакту остаться безнаказанным, и раз они могут проследить за исполнением столь жизненного желания, то точно должны, а то больше и некому.
Открывшиеся двери контейнера раскрыли страшный вид пустой площади, откуда часть роботов повела захваченных людей к дальним воротам по металлической трубе, дабы те не могли никак сбежать. При виде новых трупов и оттирающих от крови пол маленьких роботов всем стало ясно, что наступил момент прощания. Итан передал Эхо и Соломону планшет, указав, что тот необходимо лишь подключить к основному компьютеру, а там виртуальный экран уже подскажет, что делать, при этом завербованные роботы будут их охранять, а вот на команды с ними туго, только самое необходимое.
– Как мы узнаем, что у тебя получилось? – Соломон всем своим видом выражал нелюбовь к этому технологичному месту скрещения бетона и железа.
– Я сообщу, если что.
– Ксюша! – Эхо было не просто такое говорить из-за ощущения прощания. – Спасибо тебе за все.
– Не облажайся, Эхо!
Она протянула ему руку, но тот, чуть подумав, подошел и обнял ее, стараясь запомнить этот момент. После этого он посмотрел на Итана и уже ему протянул руку, но тот посмотрел на нее, кратко улыбнулся и сказал чуть ли не с шутовской вежливостью:
– Я не прощаюсь.
Эхо не понял это, но от Итана подобное легко было ожидать, чему он даже обрадовался, как доказательству взаимопонимания.
– Соломон! – К тому Итан обратился чуть более лично. – Еще раз спасибо.
– Если со мной что-то случится, но у нас все получится, то сделайте одолжение – оставьте Олимпию с семьей в покое, пусть живут свободно.
– Разумеется. – Ксения открыто взяла это на себя.
Переглянувшись друг с другом, они запомнили этот момент, казавшийся таким личным и единственным. Соломон и Эхо зашагали с пятью роботами за остальными людьми, а Ксения и Итан под охраной двух оставшихся направились в обратную сторону, к центральному зданию, когда-то служившему церковью около большого парка, ныне залитого бетоном и огражденного железом. Весь этот заснеженный вид и морозный воздух с отсутствием толкового освещения и необычная тишина как никогда ранее и немыслимо четко отражали памятник смерти Мегаполиса.
25
Итан и Ксения добрались на лифте до нужного двухсотого этажа вместе с двумя защищающими роботами. Весь путь они молчали: Ксения прокручивала в голове все свои обязательства, а Итан занимался последними подготовками к своему величайшему триумфу.
– Ты уверена, что у тебя получится уговорить его?
– Это странно, но чувствую нужду в этом слишком сильно, словно это единственный вариант.
– Я в тебя верю, ты сильнее и умнее его. И тебе не составит труда мне это доказать!
– А ты мастер мотивации!
Глядя ей в глаза, Итан задумался, осмотрелся вокруг и добавил внушительно и необычно эмоционально: – Ты ведь помнишь, что если я не справлюсь и если он выживет, то тебе придется замарать руки?
Ксения кратко кивнула, визуализируя убийство, которое когда-то пообещала себе не совершать вновь, но тут… тут она никому не могла доверить это, уж лучше сама.
– Мы справимся, вместе.
С минуту они молчали, смотря друг на друга, улавливая странное умиротворение, которое как никогда было необходимо перед грядущим, самым важным экспериментом Итана.
– Не прощаюсь.
– Еще бы ты мне тут прощался!
