Никита Владимирович Чирков
Остатки
– Похоже, все плохо?
– Скорее ожидаемо. – Эхо переживал жгучее разочарование от слепоты генерала, из-за чего, сам того не замечая, был резок больше обычного. – И ведь цель у нас одна, а он так и придерживается примитивных, варварских оценок былого и грядущего! Сначала Отказ, потом Огнепад, а теперь Железная армия, которая пусть и не в Мегаполисе, но по всему миру навязывает волю Локка, лишая несогласных людей свободы, хотя ведь можно делать все деликатно, но нет! – Эхо от злости хотел было выругаться, но лишь махнул рукой, всецело поглощенный отчаянием. – Я не позволю ему уничтожить труд, который когда-то начали мои родители! Ты знал, что все новые церкви за пределами Мегаполиса генерал оградил армией, боясь, видите ли, нарушения безопасности? Да, вот-вот – и он прикроет Коллектив и нас всех, потому что знает: все те люди поддерживают меня, а значит, и единение перед будущим, где не будет места надменному старику!
– А мы не сделаем только хуже?
Конор привык слушать такие речи, но сегодня Эхо был обозлен, чего ранее за ним не наблюдалось. Смиренно и тихо Конор давал тому выговориться, все-таки от Эхо теперь зависела его жизнь. Пусть все изменилось, но лучше так, чем совсем никак, от чего небольшое смирение сегодня – безопасное и сытое завтра.
– Порой предотвращение – лучшее спасение. Наука слишком много привнесла в этот мир ненужных инструментов, чей один лишь факт существования разбалансирует человечество.
– Надеюсь, ты не про ту науку, которая спасла мне жизнь? – Сам того не замечая, Конор старался просто поддержать разговор, придавая словам искусственной заинтересованности.
– Разумеется, нет, – поспешил Эхо задобрить Конора. – Твой вклад неоценим, разве мог я добиться этого всего без тебя? Нет. Сама судьба свела нас. Если ты в чем-то нуждаешься, то скажи.
– Все хорошо, – сухо ответил Конор, видя в глазах Эхо недовольство таким ответом. – После пережитого даже такая жизнь уже дорого стоит. А одиночество позволяет многое переосмыслить.
– Придет время, и ты вернешь себе все утерянное. Я это знаю, и я горжусь тобой и равняюсь на тебя, когда вижу жертву, которую ты принес, но обрел истинную цель, о чем большинство лишь мечтает.
– Спасибо. Хотел спросить, как поживает Алина?
Эхо скромно улыбнулся.
– Непросто.
Быстро осознав тупиковость этой темы, Конор заговорил более серьезно:
– С «Нитью» есть свои проблемы, но я справляюсь. Такого еще никто не делал, разве что ЦРТ мог иметь прототипы.
– К сожалению, весь их труд был стерт.
– Я вот думаю, а не мог генерал обмануть нас? ЦРТ много десятилетий оборонялся ото всех, пряча свою работу и заботясь о ней на зависть всем. Я с трудом верю, что все вот так просто.
– А я как раз верю. Главные лица ЦРТ всегда отличались фанатизмом и выдумкой невероятного уровня. Итан и Бенджамин привели ЦРТ к немыслимому величию, всегда балансируя на грани, таковы уж истинные ремесленники. Уничтожить свое дитя для таких людей – это лучший исход для таких собственников.
– Думаю, мы оба согласимся, что нас могли ввести в заблуждение.
Эхо задумался.
– Что предлагаешь?
– Отправить туда людей, но без шума.
– Идея заманчивая, но я бы хотел, чтобы ты сосредоточился на «Нити».
– При всем уважении, но в ЦРТ может храниться ценная информация.
– Я услышал тебя и понимаю тебя. Услышь и ты меня. Каждая минута на счету, даже сейчас мы откладываем наше спасение перед последней угрозой. Отправить людей в ЦРТ – это мудро, но лишь не зная контекста. Там все опечатано, а любое волнение вызовет излишний интерес, что лишь подтолкнет генерала к всецелому захвату, где первыми познаем его тиранию именно мы с тобой, как самая главная угроза его власти.
– Он очень рискует, люди…
– Будут делать то, что дозволит им он, единолично владея Железной армией.
– Меня не покидает чувство, что если у нас не получится, то пропажа наша будет миру неизвестна. – Эхо впервые за эту встречу смотрел на оппонента с интригой. – Во всем мире введена жесткая цензура, комендантский час, талоны на питание, никакой свободной прессы или доступной сети. Если сейчас ты пропадешь, то достаточно установить прозрачный экран, оправдав это твоей безопасностью. А на деле внутри будет контактная голограмма благодаря объемным проекторам. Метров пять – и никто не догадается, а голос тут будет самым легким.
Эхо не нравились ни тема, ни ее подношение, словно заинтригованный открытием гений утопает в мечтах скорейшей реализации.
– Не бойся, я за созидание во всех смыслах, а замену тебе за всю жизнь не найти.
– В этом мы едины.
– «Нить» – это не созидательный проект.
– У тебя большое сердце, но чуть-чуть не хватает фантазии. Когда мы – нет, ты сможешь совершить невозможное, то применение не будет знать границ. Да, Коллектив пока развивается медленно, но он уже приносил невероятный результат. Только представь, какую свободу мы предоставим людям для познания Вселенной, когда объединим проекты! Друг мой, разве факт нашего выживания не доказывает верность наших посылов? Я спас тебя, потому что так велел сам Космос. И прежде чем ты в своей манере, которую я ценю, сопоставишь этому наличие наших недоброжелателей, я напомню, что лишь преодоление делает нас сильнее. Отчего и прошу оставить сомнения и переживания мне, направив силы на последний рывок.
– А что будет потом?
– Если ты переживаешь за свое будущее, то я вновь напомню, как важно сохранить твой труд в тайне, а твое существование в безопасности, ведь сейчас на игральной доске остались только самые крупные фигуры. А знаешь, какое у нас преимущество? Уметь вводить новые правила, и – Эхо указал на Конора, – новые фигуры. Когда придет время, я дам тебе возможность проявить себя в новом амплуа.
14
Пока Рамзи шел пешком до одного из центральных районов Мегаполиса, его не покидало ощущение слежки. Но если со стороны Алана такое было ожидаемо, пусть ранее тот и отрицал подобное, а Данакт, скорее всего, занят другими делами, то вставал серьезный вопрос: кто? Вся эта огромная территория пострадала больше всего не только из-за Отказа, произошедшего в самый час пик, когда большинство людей было в центре, а еще и по причине столь естественной, что впору предполагать искусственность трагедии: когда Кесслер был сбит военными из-за диверсии, большая часть обломков располосовала целые кварталы. Тут обитает настоящий мрак, заставляя ощутить на себе ту безысходность и отчаяние всех несчастных, погребенных посмертно под развалинами. Ужасный запах мертвых тел в это летнее время с помесью осадков от дальних крематориев – лишь часть мучений для любого смельчака, ступившего в эту карантинную зону. Ее впопыхах оградили высочайшим забором в десяток этажей от более-менее сохранившихся районов, создав неофициальный символ кровоточащего сердца Мегаполиса. Развалины преодолевались с трудом, много мест попросту непроходимы, а звенящая тишина пугала значительно больше, чем любой мало-мальский шанс встретить мародеров или разный сброд, находивший способы проникнуть сюда ради наживы или же, что волновало генерала больше всего, создания базы сопротивления. Думая об этом, Рамзи невольно взглянул наверх, где с самого начала летали военные дроны для выявления ненужной активности, уничтожая любую угрозу без разрешения командования. Его тронуть не должны – во всяком случае, так было сказано Аланом. Вроде бы как это место последнее, где был замечен Данакт, но Рамзи помнил, как тот сам ему указал место поиска, о чем было скрыто на допросе. Так откуда тогда Алану знать это место? А если есть контакт с Данактом, то зачем пацан просил никому не говорить о месте встречи? Слишком много вопросов, ответы на которые он не хочет знать по самой простой причине: это не его дело. Военных хватает, да есть еще и роботы, а он лишь мечтает о простой мирной жизни с любимой женщиной, которая, в отличие от него, постоянно лезет не в самые безопасные истории.
Пробравшись сквозь упавшее здание, Рамзи оказался не небольшой площади, открывшей самый страшный вид за всю его жизнь. Когда-то сотни тел свезли сюда с ближайших мест и, предав их огню, разом устроили прощание, освободив от участи незаслуженного гниения. Когда все это происходило, он был в коме, а узнав о том, сколько таких вот прощальных костров было устроено людьми по всему миру, долго не мог осознать реальность происходящего. Стараясь не осквернять могилы своими шагами, Рамзи медленно обошел целые горы скелетов. И вот час спустя он все же наткнулся на то самое место, где его должны ждать Данакт и Ильза.
Огромный кусок Кесслера лежал прямо у подножья высочайших небоскребов, прячущих это место от остального города, – этакая стена вокруг культурно-исторического центра. Остались лишь развалины памятников и прочих достопримечательностей, часть которых погребена под кусками разрушенных зданий. Разруха вокруг почти успешно прятала этот инородный для Мегаполиса объект, который, на первый взгляд, не имел ни признаков надежности, ни даже подходящего места для входа. Но стоило ему подойти ближе, думая о том, как бы его не засек один из правительственных дронов, Рамзи услышал странный звук, будто бы вокруг него летала муха или стрекоза. Перед глазами появился маленький, размером со спичечный коробок, летающий на миниатюрном пропеллере брелок. Он взял его – открылась маленькая голографическая карта, указывающая на точку назначения и безопасный маршрут. Минут десять спустя Рамзи оказался под землей, где он встретил непреодолимую железную дверь. Из брелка прозвучал требовательный голос Данакта:
– Оставь все вещи, а потом заходи.
Скинув рюкзак и оружие, Рамзи постучал по двери, и та сразу же открылась. Там уже стоял Данакт со старым планшетом в руках, при этом само помещение было тесноватым даже для одного человека. Указав молчать, Данакт прошелся планшетом вокруг Рамзи, сканируя того на наличие следящих устройств, после чего закрыл за тем дверь.
– Я рад, что ты выжил.
Данакт говорил тихо, явно утопая в своих бесконечных размышлениях. Грязная одежда, небольшие ожоги на лице странно коснулись лишь стороны, где было проведено имплантирование, но теперь у него были волосы на половине головы, которые выглядывали из-под черной шапки. Но главное – глаза: Рамзи заметил в них пугающий фанатизм, а еще Данакт не поддерживал зрительный контакт.
– Где Ильза?
Строгость Рамзи была проигнорирована Данактом:
– У Конора и Эхо.
– Как это случилось?
– Так они хотят удержать нас, чтобы мы бездействовали. Но если мы не сделаем, то пострадавших будет бесчисленное количество.
Данакт все ходил по своему маленькому убежищу, держа в руках парочку брелков, явно работая над чем-то важным параллельно разговору. Рамзи схватил его за левое предплечье, удерживая на месте, что было нетрудно из-за большой разницы в габаритах и силе.
– Рассказывай все!
Данакт необычно долго молчал, глаза бегали туда-сюда, после чего он будто бы отключился от чего-то, вернувшись в реальный мир, впервые посмотрев в глаза Рамзи, на что тот среагировал твердым выводом:
– Смерть Сепии – случайность.
– Это уже не важно. Меня поставили в то положение, которого я не хотел. С каждой попыткой все закончить я сталкивался с новыми последствиями. Убийство Сепии и Номада – одно из них. Я ненавижу то, кем меня сделали, ненавижу навязанную роль, ненавижу свои неудачи, но я продолжаю делать свою работу, потому что больше некому.
– Зачем тебе нужен я?
– Твоя прямота очень кстати. – Данакт высвободил руку резким рывком и подошел к единственной ровной стене напротив входа, спроецировав на нее план неизвестного Рамзи здания. – Это здание, где Конор и Эхо проводят свои эксперименты над людьми, куда мы с тобой должны попасть.
– Скажи Локку или Алану, пусть дадут группу, я тебе не нужен.
– Я доверяю лишь тебе по одной причине – ты сделаешь так, чтобы Ильза была жива, а для этого, возможно, потребуется убить меня. – Нахмуренное лицо Рамзи выдавало четкое и ясное непонимание. – Мне нужно подключиться к их системе, которая контролирует Коллектив, после чего я собираюсь уничтожить всю их базу, лишив всего. Но есть существенный шанс обратного – я попаду под власть Конора, который ради своего выживания стал похож на меня. Нельзя дать им новое оружие – меня. Отвечая на ожидаемый вопрос: я не могу гарантировать, что ты выживешь, также я не хочу рисковать излишней оглаской.
– Нападение у крематория.
– Да, мы должны сделать все бесшумно.
– Я не понимаю, а как они могут взять власть над тобой?
Этот вопрос заставил Данакта ощутить стыд.
– Лишь наполовину человек.
– Хорошо, это я понял. Но не то, почему так важно лишить Эхо и Конора всего, что у них есть!
Данакт впервые посмотрел на него глазами, полными искреннего удивления:
– Они собираются убить главнокомандующего Локка и взять власть над Железной армией! Начнется с диверсий, под шум которых они смогут перехватить управление. А если я не смогу обезвредить их алгоритм, то тебе придется еще и их убить.
– Все это слишком! Нельзя вот так вдвоем…
Данакт подошел к нему так быстро и строго, будто бы человека в нем не осталось – лишь робот, который смотрел сквозь него отчаянным взглядом:
– Я могу скрыть от камер наблюдения и датчиков передвижения лишь двух. Если мы не сделаем необходимого, то вновь погибнут люди! Сейчас идет борьба за власть над миром, который до сих пор не пережил два страшных события подряд. В наших силах сделать так, чтобы третьего не было. Я не справлюсь один, а доверять некому. На меня возложили бремя, которого я не хочу, но передать его, опять же, некому! – Рамзи видел четкое и ясное отчаяние уставшего и сломленного человека, готового на саму смерть, лишь бы свершить необходимое. – Я думаю, путь сюда оставил нестираемое впечатление.
– Я тебя услышал, – все еще проходя этап усвоения, произнес Рамзи, – но, может, чуть обдумаем план? Давай заручимся помощью Агаты и…
– Нет! С нее уже хватит. Нельзя упустить шанс предотвратить войну, Рамзи. Ты думаешь, Ильза замешана случайно? Она помогала мне почти с самого начала, была единственной, кто знал ценность нашей жизни и наших жертв. Сама вызвалась привлечь тебя, потому что не смогла бы сделать необходимое в случае провала, а я был против этого! Но когда ее схватили, а ты с трудом остался жив, то вариантов осталось еще меньше, чем и без того заканчивающегося времени. Если мы не сделаем этого в ближайший день, то ее жертва будет напрасна, как и жертва всех тех людей, по чьим телам ты шел сюда. Эхо и Конор думали, что ее плен остановит нас, но только если они победят, то в живых она не останется. В этом наша сила – понимать ценность жертвы, потому что им плевать на все, кроме своей власти.
– Эй! Если я ее потеряю, а ты…
– Именно для этого ты здесь, потому что я не могу полностью за себя ручаться. Цифровая часть меня может быть уязвима, как и любая сеть. У меня ничего нет, кроме этого… этого вынужденного предназначения, навязанного бремени. Я делаю лучшее, что могу. К сожалению, Рамзи, мы в том положении, когда на обратный путь нет времени. Остались лишь мы, другие не справятся.
15
Последствия обнуления ЦРТ коснулись и изолированных секторов, существующих по задумке вне общей системы, но каким-то образом также лишенных своего содержимого, создав для Итана крайне затруднительное положение.
– Скорее всего, сработала защита, воспринявшая обнуление как попытку взлома.
– И как нам восстановить управление этим Подвалом? Название, кстати, могли бы и получше придумывать.
– Ага, секретному даже для ЦРТ месту так и необходимо изощренное обозначение. К слову, у ЦРТ всегда были проблемы с наименованиями и кодовыми названиями, скажу я тебе.
– Давай без издевок, говори уже, что делать.
– Ничего сверхъестественного – тебе нужно подключиться проводами к одному серверу, номер которого сейчас тебе пришлю. Потом, когда скажу, подключиться к другому – и уже там, если получится загрузить на жесткий диск новое ПО, мы сможем заново оживить защиту. И да, если не сможем, то не будет шанса попасть в Подвал, ибо спрятан он хорошо.
Несколько часов потребовалось для всей работы, в результате чего они оба встретили продолжительный процесс загрузки нового электронного замка в собранной руками Ксении плате, подключенной по старинке к проводам, которые были спрятаны за специальным лючком под столом.
– Как-то сложно и просто одновременно, Итан, я даже разочарована. Разве не может кто угодно, найдя эти концы и догадавшись, что сделать, взломать твой Подвал?
– Не может. Тут, знаешь ли, надо, как это ни странно, знать сам замок, а то можно вечность потратить на подбор правильного электронного ключа. А я простых путей не ищу, так что удачи любому, кто сделает это.
– Ну, я рада, что хоть как-то помогла.
Слова эти оказались не тем, что Итан хотел от нее слышать.
– У тебя бывало такое, что ты что-то делаешь не потому, что хочешь, а скорее из-за того, что не можешь не делать этого? Вот и у меня так. Это если кратко, без подробностей самокопания. – Ксения с азартом ждала продолжения, впервые глядя на него с особой женской заинтересованностью. – Ага, понял, тебе этого мало. Так-с, ну, смотри, здесь есть комплекс причастности, состоящий из – загибай пальцы – неприязни любого, кто покусился на мои игрушки, дальше, люблю доказывать свою правоту и, почему бы и нет, силу, а еще, как бы так сказать, я… да, уловил некий азарт заботливого дядюшки.
Под конец наигранной артистичной речи Итана Ксения сама не заметила, как улыбалась от удовольствия наблюдать столь изощренный ответ. А ведь улыбаться она перестала давно, во всяком случае, честно и без фальши. Итан склонил голову, как подобает актеру по окончании спектакля. Оба ощутили давно забытую атмосферу оптимистичного уюта.
– Я думаю, – начала Ксения, как бы подводя главный итог, – ты просто хочешь быть хорошим, вот и все. И даже, более того, кажется мне, что на самом деле ты хороший человек, просто пару раз, а то и больше, свернул не туда.
– Так громко я бы не сказал, но, да, думаю, жизнь нас помотала чуть-чуть чересчур.
– А что случилось с твоими космонавтами, которые были на Точке?
– Это была ложь. Не было никаких космонавтов.
– Могла бы и догадаться.
– Ну, суровые времена требуют…
– Вранье! Времена всегда суровые. А ты и Бенджамин не раз нарушали законы и самую простую мораль, и уж не знаю, насколько хорошо вы это оправдывали для себя, но, Итан, ты не сильно лучше любого преступника.
– Выговорилась?
– Нет. Я ведь адвокат по профессии, закон – это для меня все. Я верила в важность следовать букве закона, потому что именно это позволяет нам существовать в системе, а не в хаосе! Законы нас совершенствуют, в это я верила и это отстаивала! Но потом я связалась с Бенджамином, а там и с тобой – и не успела заметить, как все границы размылись, а все принципы и идеалы, которые я защищала… Я не говорю, что закон – это наш фундамент, но мы слишком разобщены, слишком эгоистичны и недальновидны. Так что я не могу не спросить у тебя, Итан: как ты умудряешься так жить? А то мои идеалы уже устарели, осталось лишь адаптироваться к беспорядку, что само по себе звучит парадоксально! – Успокоившись, она добавила: – Вот теперь я выговорилась!
– Я искренне жалею, что ты разочаровалась в своих идеалах, и мне жаль, если я причастен к этому. Прости за это. Даже, более того, я по-настоящему завидую тебе именно из-за твоих убеждений, ибо сам всегда отталкивался от сурового настоящего, а не желаемого будущего. И от этого, надеюсь, ты сможешь меня услышать и понять, когда я скажу, что ни в коем случае не бери с меня пример и не теряй свои идеалы. Ты не представляешь и, надеюсь, никогда не познаешь, каково это – жить и работать как я.
– Но ведь работа не обязана быть такой.
– Не обязана, но только моя работа – это все, что у меня есть, то бишь вся моя жизнь. Я другого не знаю. Когда не умеешь разделять одно и другое, то труд становится сутью этой самой жизни, а значит, все воспринимается как личное, что очень-очень плохо. И я завидую тебе, ибо без границ и правил тот самый результат или степень прогресса оценить попросту невозможно.
Несколько минут они молчали.
– Знаешь, – решила Ксения закруглить тему, потакая странной заботе об уходящем в грустные размышления Итане, – я в последнее время иногда думаю: как бы все сложилось, не устрой вы давным-давно в ЦРТ свой долбаный эксперимент. Возможно, сейчас все было бы иным.
– Когда-нибудь я тебе расскажу. – Лицо Ксении нахмурилось от неожиданных слов Итана. – Да, мы ощутимо много знали о будущем, чем пользовались слишком необдуманно, оттуда и такой скачок нашего правления в ЦРТ и всех технологий. Но все это, к моему искреннему сожалению, сломало Бенджамина. Он так стремился сделать мир лучше, чем тот, каким он станет, что потерял все и вся.
– Ты должен его благодарить, кстати. Это он отдал мне все акции и допуски ЦРТ, чтобы я стала главной. После тебя, конечно же. Если бы не это, меня бы тут не было.
– Он молодец, может быть, даже предвидел все это, хотя и маловероятно. Но думать об этом приятно, авось есть чуть больше, чем слепая надежда, хотя верится в это с трудом. Но вот во что точно верю, так это в то, что если бы не та самая ночь, то скорее рано, чем поздно мы бы с тобой точно познакомились, что…
– Серьезно, ты об этом сейчас думаешь?
– А что? Мы говорили как раз про то, к чему привели неправильные решения, которые в момент принятия казались правильными.
– То есть был шанс встретить не своего мужа, а тебя? А ты шутник!
– Мы в том возрасте, дорогая моя…
– Я не твоя дорогая.
– …когда позади больше, чем впереди, а если еще прибавить тернистость наших дорог, то ненароком пытаешься связать все это в причинно-следственную связь, что бессмысленно, наверное, но помогает разыскать чуть более интересный угол оценки нынешнего. Понимаешь, о чем я?
– Я не знаю, стоит ли мне вообще что-то говорить, ты вроде и один справляешься.
– Да брось, в наше время и при нашем положении невозможно не заняться пересмотром всей жизни. Тебе ли не знать, как это важно.
– Что ты имеешь в виду?
– Твоя семья.
Лицо Ксении приобрело холодный, скрывающий эмоции вид, а сам Итан стал мягче.
– Мне знакома потеря, и я знаю, как важно не забывать тех, кто был примером, ради кого мы пытались быть лучше. Сейчас это необходимо помнить, как никогда.
– Слушай. – Ксения заговорила быстро, не скрывая желания перейти на любую другую тему. – А позволь задать глупый вопрос: моего отца убил сотрудник, который был против ваших манипуляций с историей… А почему мы не можем заново построить эту машину времени Бенджамина и предотвратить то дерьмо, до которого мы дошли?
– Это немного не так работает.
– Ну так проясни, ты же гениальный гений! Вперед, мне-то уж сможешь растолковать.
– Теоретически, если мы построим ее, то сможем узнать наше будущее, основанное на настоящем. Но я не знаю, как ее построить. И не смотри так, словно я лукавлю, это сфера Бенджи, не моя. А я никогда не хотел зависеть от такого знания.
– «Лукавлю» – вспомнил же слово.
– Я понял, ты просто хочешь…
– Но ведь он использовал ее сразу после Отказа. Может быть, он, не знаю, рано или поздно появится или, наоборот, уже оказался в прошлом.
– Стоп. Не угоди в дебри этого безумия. Во-первых, его машина работает лишь тогда, когда где-то есть другая, – как вторая сторона двери, но я допускаю, он нашел обход этого правила. А во-вторых, плевать на это все, иначе можно бесконечно исправлять свои же косяки, а не двигаться дальше, учась на ошибках и принимая мир таким, какой он есть.
– Мудрые слова.
– Майя всегда придерживалась этого, твердо отстаивая важность настоящего. Урок этот доходил до нас с Бенджамином слишком долго.
Видя глубокое сопереживание Итана насчет ее утраты, Ксения решила закончить эту тему легким комментарием с сопровождающей улыбкой:
– Так и знала, что это не твои слова.
– Да, – Итан подхватил идею, – куда уж мне. Тебе бы она понравилась, была умна и мудра, понимала жизнь лучше нас. Я уверен почти на все проценты: если бы она не погибла, мир был бы другим, а всего этого, вероятно, и не случилось бы. Знаешь, было у нее очень правильное влияние на правильные элементы.
– Наверное, хорошо, что у нас нет машины времени, даже в теории. А то либо мы начали бы косячить с вмешательством в прошлое, либо пришлось бы защищать ее от попадания в чужие руки, что, зная наше везение, привело бы еще к большей катастрофе. Чего ты так улыбаешься?
– Ты сейчас очень напомнила своего отца. В ту ночь он пришел к подобному выводу, что нас всех и спасло.
От этих слов внутри нее пробудилось настоящее чувство благодарности и гордости с приятнейшей любовью к тому, кто всегда был примером, но кого всегда не хватало.
– Знаешь, – Итан заговорил чувственно, переживая тот давний момент с оглядкой на настоящее, – мне безумно жаль не иметь возможности поблагодарить его. Он герой, настоящий человек, пример для всех. Есть лишь еще один человек, о котором я могу так сказать, и все. Может быть, в этом проблема – слишком мало людей, которые знают, как поступить правильно.
– Но мы можем равняться на них. – Очень сильно, закрепляя эту мысль в первую очередь для себя, произнесла Ксения, после чего посмотрела на Итана и обрадовалась тому, какое искреннее согласие с этим выводом он выразил одним лишь взглядом.
От всего этого насыщенного на чувства и приятного на темы разговора Ксения позабыла о происходящем за стенами ЦРТ, за что хотела было уже поблагодарить Итана, но решила умолчать этот момент. Особенно ее удивлял человек, ранее отталкивающий своим характером и вызывающий больше граничащую со злостью в его адрес претензию, нежели теплые дружеские чувства. А еще и сам нрав его отлично сталкивался с ее непростым характером, позволяя быть честной и легкой на мысль и слово перед ним. Как же быстро она отвыкла от простых человеческих отношений, с почти повседневными беззаботными темами, когда даже при сложном на эмоциональном уровне вопросе можно не без помощи поддержки легко срезать углы благодаря простому пониманию со стороны другого человека. А ведь недавно она наслаждалась однотонным днем, с горечью представляя момент нарушения ее спокойствия появлением кого-то на пороге. Теперь же наличие на другом проводе Итана ощущается настолько естественно и приятно, насколько ей не хочется это менять. Хотя, допускает она, дело скорее хоть в ком-то походящем для общения с пересекающимися темами, а не персонально в Итане. Но стоит лишь немного поискать замену, как внезапно оказывается, что лучше него компаньон вряд ли найдется, уж точно не в ближнем кругу знакомств.
Как только доступ к Подвалу был получен, Итан указал маршрут, следуя которому Ксения быстро оказалась у секретной двери, причем располагалась та в стене между пролетами первого и второго этажа. За ней была самая простая лестница, уходящая вниз, а так как освещение в небольшом колодце отсутствовало, понять глубину было невозможно.
– Спустишься в коридор, там по прямой до конца, ну и вновь наверх.
– А сколько еще здесь тайных мест?
– Много. – Итан не скрывал свою гордость. – Но для справедливости скажу, что большую часть построили не мы с Бенджамином, тут еще до нас работали люди, мягко говоря, неменьшего азарта.
– Интересно, что бы они сказали, узнав, куда вы вдвоем все привели, – проговорила Ксения как бы невзначай.
– Смешно. Знала бы ты, что тут происходило еще до нас с тобой, даже до твоего отца… – Итан сказал это с таким странным сожалением, будто бы сам был причастен к давним событиям, что вынудило Ксению бороться с желанием задать уточняющие вопросы. – Но это на другой раз, – поспешил он отсечь провокацию. – Сейчас иди, но только связи там может не быть, пока не поднимешься.
Поглядывая в темноту внизу, она безуспешно боролась с желанием задать самый простой, но почему-то неприятный ей вопрос, неожиданным образом возникший именно сейчас:
– А почему сейчас? – Итан молчал. – Ты мог объявиться раньше, мог позже, более подходящее время было, и не раз.
– Произошло легкое расхождение в вечном ожидании и реальности. Я рассчитывал на скорый результат, а оказалось, что внимание нужно было отдавать другому вопросу, который ранее я считал не самым срочным.
– Ты если правду говорить не хочешь, то уж не заливай мне подобный бред!
– А почему ты спросила об этом лишь сейчас?
– Просто забудь.
– Ксюша, я знаю, чего хочу, и знаю, как это сделать. А вот чего хочешь ты?
Этот вопрос она последний раз слышала от своих коллег, с которыми прибыла в ЦРТ в поисках технологий для победы над врагом. Но тот эпизод вызывает лишь ненависть, с которой она старалась примириться все это время в забытьи рутинных дней, не в последнюю очередь из-за отсутствия ответа на этот самый вопрос. Ксения так и не ответила Итану, боясь не просто сболтнуть лишнего, а утонуть в сожалении об убитых ею людях. Они возжелали бросить общее дело в тот момент, когда стало известно о предательстве Данакта.
16
Лишь только для одного пересечения туннелей метро потребовалось несколько часов, дабы расстояние до границы карантинной зоны было преодолено так же быстро, как и безопасно. Сам Рамзи не мог не удивиться, как он не догадался использовать столь простой метод передвижения. Но помимо ожидаемых проблем (отключенного электричества и пары пробитых дыр прямо с поверхности) встретились и естественные – небольшой лагерь людей, решивших не вестись на пропаганду Эхо и контроль генерала. Семь человек обосновались в одном из вестибюлей, промышляя сбором всего плохо лежавшего в развалинах, а порой еще и подрабатывая проводниками для отчаявшихся вдовцов и сирот. Но только за всем этим благородством Рамзи встретил бесчеловечность. Сначала Данакт хотел найти обход встреченному на пути лагерю, но Рамзи убедил его использовать дипломатию, о чем очень быстро пожалел. Мародеры увидели Данакта и тотчас поняли его ценность: все же не каждый день увидишь гибрид человека и робота, хотя не факт, что эти люди вообще видели такой. Не было даже попытки договориться – мародеры сразу же решили убить чужаков, и это при слабом вооружении и отсутствии укрепления или пути отхода. Неужели все настолько плохо, раз они готовы убить Данакта без раздумий, лишь бы продать запчасти, сокрушался с горьким осадком Рамзи уже после того, как в целях самозащиты убил их всех.
– Ну вот зачем было?! – Рамзи не понимал такого упрямства, да еще и в таких условиях. Они были настоящими бездомными, соорудившими себе хоть какой-то быт в этом кинутом месте, где, стоило отключить фонарик, наступала тьма. До ближайшей дыры на поверхность около километра, а привычные выходы из метро были либо закрыты властями, либо завалены разрушениями. – Ты так и будешь молчать? Тебя вообще это не тревожит?!
