Ника – Энкин
Записки эмигрантки
–
Сани сайд ап, ту таймс! Ты должна после принятия заказа у посетителей громко объявить этот заказ повару здесь, на кухне! Будешь говорить тихо – никто не услышит и твой клиент не дождется своего заказа!– объясняла по ходу дела она мне.– Повторяй!
И она опять орала, как будто ее резали:
–
Веджетебл омлет!
–
Веджетебл омлет, – спокойным голосом повторяла я.
–
Ты что? Ты видишь, что здесь творится? Тебя никто не услышит! Надо кричать!
На кухне было столпотворение официантов. Каждый выкрикивал свое. У всех лица сосредоточенные и недобрые. Каждый боролся за своего клиента и, соответственно, за свой заказ. С противоположной стороны от поваров стоял стол, с расставлеными на нем металлическими баками с «украшениями блюд» – ломтиками маринованных огурцов, апельсинов, ананасов. Все это бралось уже непосредственно официантом, для украшения тарелок. « Как же, – думала я. – Ведь это съедобное и берется прямо так, руками!». Тут же находились подносы с чистыми приборами. Как выяснилось в дальнейшем, ложек и вилок всегда катастрофически не хватало. Самые шустрые официанты ждали, когда посудомойщик выставит поднос с чистыми приборами и хватали про запас, кладя вилки и ножи в карманы своих фартуков ( у кого таковые имелись). Пол на кухне был мокрым и скользким. То тут, то там на нем просматривались какие-то остатки еды и надо было пошаркивать ногами, притормаживая, чтобы не поскользнутся и не упасть. В конце кухни стоял бак с грязной посудой и черный парень обмывал тарелки водой, льющейся из длинного шланга.
Официанты здесь не только забирали заказы и украшали блюда, но и готовили сами. Например, овсянку на завтрак. Рецепт прост. Берется готовый пакетик сухой каши, заливается кипятком и ставится в микроволновку – вуоля! Овсянка, сэр! Цена такого завтрака – шесть пятьдесят. Если в такую кашу добавлялся банан, нарезанный официантом, будь добр, заплати еще полтора доллара. Также самостоятельно готовились десерты и коктейли. Но об этом я узнала немного позже, а пока я бегала за Анной с пустым подносом, стараясь не выбиться из ее темпа.
Зал был сохранен в стиле «ретро» – старые столы, люстры; звучали мелодии семидесятых годов, под которые официанты бегали и выдавливали из себя фальшивые улыбки тем, кто решил позавтракать в ресторане. Так и хотелось, глядя на все это, повесить вывеску при входе: « Заходите в наш ресторан! Приятная атмосфера, доброжелательные улыбки обслуживающего персонала и ретро-музыка гарантированы!» Не многие посетители знали, что творится «за сценой»: грязная кухня, еда, хватающаяся руками ( не всегда чистыми) официантов, посуда, которая в случае отказа посудомоечной машины моется вручную, ругань и перекошенные лица обслуживающего персонала, только что «изображавшие радость» при виде вас.
К одиннадцати утра поток посетителей рассосался и, вручив мне меню для изучения, Анна отправилась курить. Я стояла и мерзла в своей тонкой шелковой блузке. Было уже начало октября и помещение не отапливалось. Меня, наверное, трясло еще и на нервной почве. Уже за два часа тренинга я поняла, что вряд ли смогу так орать на кухне, топтаться на мокром полу, подкладывая руками кусочки апельсинов на тарелки, нести по нескольку тарелок в руках одновременно( вот почему нельзя красивую блузу)! В этот момент я заметила, что ко мне направляется тот, кто проводил со мной собеседование. Его звали Джозеф и все его здесь страшно боялись. То там то тут слышался шепот: «Сейчас Джозеф придет!» «Ты не знаешь, во сколько Джозеф должен прийти?»
« Господи, что они его все так боятся? Не человек он, что ли?» – думала я.
–
Ну, как твой тренинг? Осваиваешься? Что-то ты неправильно одета. Тебе не холодно в этой блузке?– поинтересовался он.
–
Мне очень холодно!– сказала я и, не подумав, прикоснулась рукой к его руке – тем самым дав понять, какие у меня ледяные руки. Какой-то необдуманный и импульсивный жест с моей стороны…
–
У тебя нет жакета? – спросил он.
–
У меня джинсовая куртка.
–
Нет, это нельзя. Оденься завтра потеплее. А сейчас продолжай тренинг. Обед у тебя пол-часа. Ты можешь выбрать время сама. Повару закажешь, чтобы он тебе приготовил что-нибудь из меню. Тогда можешь посидеть и отдохнуть. В другое время сидеть не разрешается. Официант должен всегда стоять, даже, когда нет посетителей.
–
Хорошо, – послушно ответила я.
Через какое-то время, продолжая вчитываться в меню, я заметила, что ко мне опять направляется Джозеф.
–
На, набрось! – протянул он мне черную кофту из тонкой шерсти на пуговицах. Он говорил тихо, мягко, внимательно глядя карими глазами поверх очков. – У меня в офисе кто-то забыл.
–
Спасибо большое!
–
И оставь ее пока у себя – она тебе еще пригодится здесь! – с этими словами он удалился.
Во время ланча я познакомилась с русскоязычной официанткой – грузинкой Софией. Она тоже не так давно начала тренинг и ей оставалось пару дней до самостоятельной работы. Cофия жила в Квинсе и до этого работала в каком-то греческом ресторане. Опыт у нее был, но на старом месте работы то ли сменилось руководство, то ли еще по какой другой причине, поток посетителей существенно снизился, и у нее не осталось выхода, как искать более многолюдное место. Она на переставала сравнивать, как там было хорошо и какой здесь бардак!
–
Мы там были как одна большая дружная семья. Дни рождения все отмечали, прямо в ресторане столы накрывали и руководство все оплачивало. Я бы никогда оттуда не ушла. А чистота какая там! – не переставала она нахваливать старое место работы.
–
Мне не с чем сравнивать! – призналась я. – Я тоже представляла рестораны и кухни немного по-другому, но сегодня мои иллюзии разрушились.
–
Здесь так потому, что это большой дайнинг, – объяснила она мне.– В маленьких ресторанах все по-другому. Но здесь и заработать можно больше. Единственное, этот Джозеф нервы трепет.
–
А что с ним не так? Вроде абсолютно нормальный, спокойный.
–
Да ты что, Ника! Это же деспот и тиран. Ты не представляешь, как здесь все его боятся. А когда он вызывает кого-то к себе в кабинет, в подвал, так вообще идут, как на пытку. Я уже успела там побывать – он так орал на меня ни за что, – поделилась со мной София.
Тридцать минут обеда прошли очень быстро и надо было опять вставать и ходить с подносом. Анна ушла домой ( она работала каждый день с семи до часу-двух, делала свою сотню и ей хватало), и мне дали другую официантку, не такую быструю, но к концу дня ноги все равно гудели.
На следующий день повторилось то же самое, с тем только отличием, что многие меня знали и приветствовали. Опять с утра я старалась угнаться за Анной; опять, когда не было клиентов, строгий менеджер Нисар не давал никому из официантов присесть и мы должны были подсыпать соль в солонки на столах и подкладывать пакетики с сахаром; опять грязь и крики на кухне, нехватка столовых приборов, ругань между самими официантами. Я никак не могла изучить меню, а на дом его не давали. Даже с завтраками разобраться толком не удавалось, не говоря уже о ланчах. Но меня пытались учить – для этого и тренинг. Сколько видов приготовления яиц, какой хлеб для тостов, до какой стадии готовить бургеры и тому подобное.
С четвертого для закончилась теория и началась практика.
– Иди бери заказ у клиентов, – тоном учителя сказала Анна и направилась за мной.
Взять-то я взяла, но вот выполнить до конца не смогла. Надо было приготовить овсянку и заказать яйца «сани сайд ап». Сначала я принесла кофе. Заказала громко, как могла, повару яйца и принялась за овсянку. Поставив в микроволновку, я никак не могла «въехать», как ее включить – половина кнопок не работала. Кто-то, видя мои мучения, пожалел меня и помог нажать нужную кнопку. Печка была старой, дореволюционной и подход к ней надо было знать. В общем, здесь все отдавало «стариной» – этакий раритет, и хозяин ресторана, по всей видимости, получая неплохую прибыль, не хотел тратиться на ремонт и обновление техники.
Я пошла отдавать заказ клиентам, Анна за мной.
–
Говори с ними! – орала она, не обращая внимания на то, что люди смотрят и смеются с такой непрезентабельного вида официантки.– Говори! Они любят, когда с ними разговаривают. Почему ты молчишь? Ты же хочешь быть официанткой! T
al
k to them!
О чем я могу с ними говорить? Я спросила, подлить ли кофе, все ли в порядке, но о чем мне с ними вести беседу?
В общем, после пяти дней тренинга я была мертвая и понимала, что через два дня вряд ли смогу работать как официантка. До сих пор я не могла самостоятельно обслужить клиента – да, приносила напитки, тарелки из кухни, но это, в основном, являлось помощью кому-то. Все во мне сопротивлялось грязи, ненормальности ситуации, какой-то бесчеловечности – все работали как на выживание, каждый приходил заработать свою копейку и не было такого, как коллектив: пришел, откричал повару, потолкал локтями других официантов, чтобы не мешались под ногами, схватил, если успел, чистые ложки-вилки, сгреб «типы» со стола и трава не расти! И, самое главное, все мне это напоминало своего рода рабство : нельзя присесть, свободная минута – раскладывай сахар, рассыпай соль, пойти в туалет – событие. Все мое естество кричало, вопило: «НЕТ!».
Это я, с высшим экономическим образованием, с музыкальным образованием, бывшая бизнесвумен из Москвы дошла до того, что буду топтаться на грязной мокрой кухне и спускаться в вонючий темный подвал, чтобы отметить свою карточку о прибытии на работу! А какой- то «факистанец» будет мне указывать, что я должна раскладывать сахар. Да что же это такое? Неужели нет никакого выхода? Неужели это единственное место, где можно заработать деньги. Да, кстати, совсем забыла: зарплата у всех официантов – три пятьдесят в час. Поэтому они и «рвали когти» за каждого клиента. Неприятным было и то, как на меня смотрели посетители, когда я стояла со своим подносом сбоку от официантки. « А что ТЫ здесь делаешь?» -говорилось во взгляде. Настолько я не вписывалась в этот коллектив….
И еще я знала, что ресторан ресторану рознь.
Дома, обдумав ситуацию, я решила обратиться к Эдику – тому самому соседу со спаниелью. После знакомства мы особо не общались. «Привет-привет!» Пару раз виделись в лифте и у входа в здание – он гулял с собакой. Последний раз я, выходя из автобуса, который меня привез из Манхэттена, столкнулась с ним нос к носу: он выгуливал спаниель.
–
Привет! Как дела! Что нового? Хорошо выглядишь! – обрадовался он, увидев меня.
–
Спасибо! Ничего нового! Пытаюсь, вот, работу найти…
–
Ты знаешь, я хотел тебе давно сказать, тут в наш билдинг въехали мои знакомые из Бруклина – мать с сыном. Сын чуть постарше твоего Даньки – хороший парнишка. Я думаю, им было бы неплохо познакомиться, так как Даня один и у Никиты – его так зовут – здесь никого пока нет. Все друзья остались в Бруклине. Да и ты, может, с его мамой, Машей, общий язык найдешь. Она нормальная баба и тоже одинокая.
–
Хорошо, спасибо, с удовольствием! – ответила я.
–
Ладно, я придумаю, как вас познакомить. Ника, если нужна какая помощь, звони, заходи, не стесняйся!
–
Спасибо, Эдик, тебе большое, – искренне поблагодарила я.
Дома я вспомнила о нашем разговоре. Да еще и Нина, соседка, масла в огонь подлила, встретившись мне недавно:
–
Мне сказали, ты официанткой собираешься работать – тебе надо в нормальный русский ресторан. Знаешь, сколько Славка зарабатывает? Немало, поверь мне! Работая всего три дня в неделю! Обратись к Эдику – он ведь все русские рестораны знает и владельцев, может быть он тебе поможет!
Выхода у меня не было и, как говорится, «спасение утопающих в руках самих утопающих». Я позвонила Эдику:
–
Можно зайти к тебе? У меня разговор.
–
Конечно, заходи!
У него была большая, шикарно обставленная, однобедрумная квартира, все вылизано-вычищено – никогда не скажешь, что живет одинокий мужчина. Спаниель выбежала мне навстречу.
–
Проходи! – пригласил он меня на кухню, обставленную по последнему слову. Праздничную атмосферу создавала огромная коллекция бутылок с фруктами-овощами, заспиртованными внутри. Все это было размещено на стеклянных полках, развешенных на стене. От ярких красок создавалось ощущение солнца.
–
Ну, рассказывай!
Я ему вкратце обрисовала ситуацию и спросила, есть ли у него среди знакомых владельцы ресторанов. Он стал думать, потом воскликнул:
–
Ну конечно, как же я забыл! Ленька! У него ведь ресторан тоже в Манхэттене! Сейчас позвоню! – он стал набирать номер. – Лень, привет! Это Эдик! Скажи, у тебя есть сейчас свободное место официантки? Есть? Отлично! У меня тут девушка, недавно приехавшая из Москвы. Надо помочь. Пусть подходит? Когда? Хорошо, все передам. Спасибо. Будь здоров.
–
Ну вот, видишь, как хорошо! – оптимистично сказал Эдик, обращаясь ко мне. – У него как раз уходит сейчас одна девушка. Сказал, чтобы ты подошла – он посмотрит, как ты работаешь, впишешься ли к ним. Можешь подойти завтра в семь или вот тебе телефон ресторана, позвони и скажи, когда тебе удобно. Если тебя возьмут, считай, что повезло. Они там зарабатывают бешенные деньги.
–
Спасибо Эдик, тебе огромное! Я тебе очень благодарна.
–
Да пока не за что. Вы так и не познакомились с новыми соседями? – спросил он меня напоследок.
–
Пока нет.
Прийти на следующий день после восьми часов изнуряющего тренинга я не могла, поэтому, позвонив владельцу ресторана, я договорилась с ним на семь вечера, но через день. В дайнинге я взяла выходной, объяснив Джозефу, что у меня проблемы и мне нужен день.
В назначенное время я явилась в очень известное русским эмигрантам заведение в Манхэттене. Небольшое помещение, состоящее из двух залов, в первом из которых большой бар, несколько столиков и рояль, в другом – только обеденная зона.
–
Здравствуйте, где я могу найти Леонида? – обратилась я к девушке, стоящей за барной стойкой.
–
Он должен вот-вот подойти. А ты Ника? Он говорил, что ты придешь. Располагайся! Оля, познакомься это Ника!
Подошла еще одна девушка-официантка, моложе меня, очень приятной внешности. Познакомились, разговорились, все очень спокойные, доброжелательные. Одеты в черное – нет здесь этого идиотского прикида с бабочкой, как в американском дайнинге. Можно одеть все, что угодно, но черного цвета.
–
А вот и Леня пришел!
К нам направлялся интересный молодой человек.
–
Привет, девчонки! Как дела? А это, надо полагать, Ника? Очень приятно! Ты можешь переодеться и следовать за Олей – она тебе все покажет.
Я не могу передать, насколько противоположным было это место дайнингу: небо и земля. На кухню девочки заходили уже за готовым блюдом – заказывали его они по компьютеру, из зала. Такой же компьютер стоял на кухне. Никаких собственноручных подкладываний продуктов на тарелку клиента. На кухне чистота – все блестит. В ящике, возле компьютера, лежат чистые приборы, завернутые в матерчатые салфетки, которые девочки кладут на стол. Все дружны и взаимовежливы. Позже пришел пианист и сел за рояль. Зазвучала красивая музыка. Сначала посетителей было немного, но позже к барной стойке уже подойти не представлялось возможным. Второй зал был тоже переполнен. На удивление, две официантки и девочка у барной стойки абсолютно спокойно справлялись с этой массой людей. Все очень спокойно и организованно. «Вот как должно быть на самом деле! – не переставала удивляться я. – Да, ты работаешь официанткой, но ты не теряешь себя и свое лицо. Да и посетители здесь обращаются с тобой так, как будто пришли к тебе домой, в гости, а не как к холуям!» Посетители в основном были русские и, как я поняла, постоянные. Но были и американцы, молодежь у бара.
Разнося еду и выпивку, Оля успевала еще и со мной разговаривать. Я узнала, что они работают « до последнего клиента» и часто расходятся в три-четыре утра. Но и начинают работать не раньше пяти-шести вечера. Зарабатывают очень хорошо поэтому могут себе позволить любоваться ночным Манхэттеном из окна такси.
Леня поинтересовался, как долго я могу пробыть сегодня. Мой последний автобус покидал Нью Йорк в час ночи. Дольше я не могла оставаться – на такси я еще не заработала. Около часа ночи я переоделась, попрощалась с девочками и подошла к Лене:
–
Я должна уходить. До свидания!
–
Спасибо, что пришла. Я позвоню и скажу, подошла ли ты, – на прощание ответил он мне.
В течение всего времени, пока я ехала в автобусе домой, противоречия разрывали меня изнутри. Мне, конечно, безумно хотелось работать в этом месте, но интуитивно я чувствовала, что Леня мне позвонит, но с отказом. Почему? Не знаю! Интуиция!
Они были там как команда – одна сплоченная команда : первый еще только подумал, а второй уже знает заранее, что хочет первый и у каждого своя роль. Или как оркестр – у каждого свой инструмент, каждый играет свою партию, а вместе получается музыка. Да, это так! У них все так слаженно и красиво выходило, что действительно можно было сравнить с оркестром! Я не вписывалась! Может быть, если бы я была более шустрая или расторопная, что-ли…
Есть такие девушки, которые сразу умеют себя подать – они знают, что сделать, как встать или что сказать… Одним словом, пустить пыль в глаза. И сразу все думают – о! Вот она! Она лучшая! Она нам подходит! А потом, спустя какое-то время, оказывается совсем наоборот. Я, наверное, не принадлежу к таким. В любом случае, бесполезно казаться кем-то другим, если ты уже такая, какая есть. Я никогда не умела и не хотела играть и притворяться. Даже если тебе очень хочется получить эту работу… Я не знала что делать, как двигаться, мне даже стыдно было за свои руки – мне казалось, вся я какая-то несуразная… Может быть, я должна была схватить этот поднос и носиться по ресторану или еще делать, бог знает что? Но я не могла. По той простой причине, что я только что вошла сюда и ничего не умела. У меня не было достаточно опыта, чтобы я произвела впечатление здесь и сейчас, в этом русском ресторане. Само собой, мои движения были более угловатыми по сравнению с Олей, которая чувствовала себя здесь, как рыба в воде. А иначе и не могло быть! Одним словом, надежда тлела, но больше в сторону угасания. Я чувствовала, что меня НЕ ВОЗЬМУТ.
С другой стороны, после того, что я увидела здесь, утвердилась во мнении, что рестораны бывают разные и тот, где я отбыла шесть дней своей жизни – это худший образец того, как не должно быть. Именно «отбыла» – все равно, что срок отбыть. Да все очень просто – сегодня я оказалась действительно в ресторане, куда люди приходят пообщаться за вкусным ужином, выпить по коктейлю, послушать живую музыку и не торопятся уходить. Поэтому и работы не так много ( принес пару тарелок, напитков и отдыхаешь ) и чаевые хорошие. Дайнинг – столовая, куда приходят наскоро перекусить и бежать дальше, оставив ничтожные «типы». Попадались такие клиенты, которые вообще не считали нужным оставить после себя что-то на столе, англичане, например. Официанты их ненавидели! Поэтому там и была такая беготня и суета: зарабатывали не качеством, а количеством. Я знала, что не вернусь туда. Даже не смотря на то, что мне оставался один день тренинга, а потом можно было работать. НЕТ! Я слишком уважаю и люблю себя, чтобы после того, что я увидела здесь, вернуться обратно туда и, как будто ничего не случилось, продолжать идти против себя, своей воли, своей души.
«Все как-то образуется само по себе, – утешала я себя. – Свет клином не сошелся на этом дайнинге!». Но как образуется? Я не имела никакого представления!
На следующий день, утром, когда Данька обнаружил, что я, вместо того, чтобы бежать на автобус в Нью Йорк, все еще нежусь в кровати, он был немало удивлен:
–
Мам, ты чего, на работу не пошла?
–
Как видишь, нет!
–
Почему?– удивился он.
–
Все, Дань, закончилась моя работа. Так же неожиданно, как и началась!
–
А как ты себе представляешь дальнейшее будущее, как ты будешь деньги зарабатывать, на что мы будем жить? Ты ведь шесть дней отходила уже бесплатно!
–
Да никак не представляю. Пока! Все образуется как-нибудь! Всегда образовывалось и сейчас все будет хорошо. Но насиловать и ломать себя я не собираюсь.
Мой ребенок был обескуражен и подавлен. Дети очень часто бывают эгоистами и многого не понимают и не хотят понимать. Он всегда знал, что мама является «рабочей лошадкой» и деньги в доме всегда водились. Он не был избалован – нет! И всегда знал, что деньги не зарабатываются взмахом волшебной палочки. Он знал цену «копейке». Еще будучи маленьким, бегал сдавать пустые бутылки, что-то покупал- продавал в школе, чтобы заработать какие-то деньги и купить мне подарок: на день рождения, Новый Год. Но сейчас он тоже очень хорошо понимал ситуацию. Он только не понимал того, что творится у меня в душе. Объяснить я могла, но прочувствовать это можно только на своей шкуре. Да и не понял бы мальчик в четырнадцать лет, что происходит внутри у взрослой женщины.
–
Ну смотри, не пожалей потом! – сказал он мне напоследок и отправился в школу.
С каким удовольствием я, лежа в постели, представляла себе, чего я сейчас избежала, не отправившись в этот вонючий дайнинг. В моем воображении опять возникли «доброжелательные лица» официанток, носящихся «в темпе американских мелодий 70-х годов» с подносами, притормаживая на мокром полу кухни, чтобы не убиться и выкрикивающими во всю глотку название блюд из яиц, которые стали так мне ненавистны за эти шесть дней каторги. Наверное, видя мое кислое выражение лица, Анна мне как-то сказала: «Ничего, ты привыкнешь, вот увидишь! Это просто рутина!» Да, но из этой рутины, из этих восьми часов ежедневно шесть раз в неделю состоит моя жизнь! И если сорок восемь часов моей жизни в неделю превратятся в рутину, а еще надо приплюсовать часы, когда я готовлюсь к этой рутине и отхожу от нее, так вся моя жизнь превратится в рутину. А я этого не хочу!
Я не хочу жить, как все эти люди, как многие американцы, как роботы. Рутина! Жизнь вообще не для этого дана! Да, все это временно. Но ничего нет более постоянного, чем временно! И если человек привыкает к такой рутине, как к временной, боюсь, что уже войдя в этот темп и свыкнувшись с ним, очень тяжело будет выйти из него. И американский девиз: « жить, чтобы работать, а не работать, чтобы жить» – вот уж точно НЕ ДЛЯ МЕНЯ! Каждый создает себе тот образ жизни, который он хочет. Хотите рутины? Пожалуйста, получите ее! А я буду стараться избегать ее всеми возможными методами!
И с этими мыслями, пожелав себе забыть дайнинг и шесть дней тренинга как страшный сон, я погрузилась в сладкую дрему.
16. Новые соседи
Как-то вечером, подходя к нашему зданию, я увидела перед собой женщину, входящую внутрь. Судя по тому, как она была одета и как выглядела, я сразу поняла: русская. Методом дедукции я вычислила, что она только что сошла с Нью йоркского автобуса и направляется домой, после работы. Успев за пять месяцев проживания узнать всех русских в этом здании я поняла, что это та самая Маша, которая недавно переехала из Бруклина со своим сыном Никитой и с которыми нас безуспешно пытается познакомить Эдик. «Вот и подходящий момент, – подумала я. – А то Эдик еще год будет нас знакомить.» Все мое общение составляли Женя с Олей, а мне оно было необходимо как кислород.
–
Вы Маша? – спросила я ее, когда мы вместе вошли в лифт.
–
Да, а Вы, наверное, Ника! – приветливо улыбнулась она.
–
Точно!
Мы разговорились. Она тоже очень хотела познакомить Никиту с кем-нибудь и, обменявшись телефонами, мы договорились созвониться в выходные и пойти вместе с ребятами погулять.
В субботу Маша позвонила и пригласила нас к себе, на чай. Расположившись на кухне, я поинтересовалась:
–
А где же Никита?
–
Он в своей комнате. Ты знаешь, он так не хотел уезжать из Бруклина, что сейчас объявил мне забастовку. Он не хочет ни с кем общаться и сказал, что не будет стричься до тех пор, пока мы не переедем назад, в Бруклин.
–
А что, ты собираешься назад? – удивилась я.
Квартира была обставлена абсолютно новой, только что купленной, мебелью и было очевидно, что человек решил расстаться со старой жизнью. Я правильно подумала. Маша опередила мой вопрос:
–
Да что ты? Конечно, нет! Я решила полностью расстаться с Бруклином. У меня там был бойфренд, который как чемодан без ручки – и нести тяжело и бросить жалко. Ходит, мучает меня. А я понимаю, что вроде он и неплохой, а я зря время теряю с ним. А тут с Эдиком из вашего здания познакомилась и он сказал, что у вас квартиры есть свободные. Приехала, посмотрела, мне понравилось – вот так и оказалась здесь. Видишь, даже мебель старую выбросила – все новое! Да и квартиру не сравнить – у нас в Бруклине там крысы бегали!
–
Кошмар! А почему же Никите здесь не нравится? Он еще школьник? – спросила я.
–
Он в Бруклине живет с тех пор, как я привезла его сюда – с девяти лет. Сейчас ему семнадцать и он идет в последний класс High School. Там все его друзья, вся его сознательная жизнь прошла.
И Маша рассказала нам, что она закончила в Москве педагогический и специализировалась на английском и немецком языках. С мужем познакомилась там же, в институте. После рождения Никиты они развелись. В столице жила с сыном, мамой и сестрой в «двушке», потом сестра вышла замуж и к жильцам добавился муж, а впоследствии и «борзая». Вот этого Маша вынести не смогла.
–
У нас шла борьба за кровать, кто в ней будет спать. Собака пыталась вытолкнуть меня, а я ее,– смеялась Маша.– она знала, что я ее не люблю и всячески мстила мне – рвала мои вещи. Одно ее останавливало: звук будильника! Каждый раз, когда она занимала мою кровать, я подносила к ее уху будильник и включала его – собаку как ветром выметало из кровати.
Смех смехом, а выхода не намечалось. Работая учительницей в школе, она знала, что жилье в Москве ей не светит, да и семья сестры со временем имела тенденцию к увеличению. Сюда Маша приехала без документов десять лет назад и прошла свой нелегкий путь пока получила рабочую визу, а затем и Грин карту. Но это стоило ей немалых денег. Никиту вывезла не сразу, а через несколько лет после того, как удалось получить стабильную работу. Она, вот уже много лет работая в Нью Йорке в компании по отправке грузов теплоходами, Манхэттен обожает и не мыслит своей жизни без него.
–
Я не представляю, если бы я работала где-то в Нью Джерси, – продолжала она. – Никакого просвета. Отработал – и домой. А тут – ты в центре всего. Ты сразу же можешь пойти после работы на «дринк», посидеть в баре, познакомиться с кем-нибудь.
–
Никита, иди познакомься с Даниилом! – периодически звала она сына. Без ответа.
Маша была чуть старше меня. Крашенная блондинка, большие голубые глаза, красивый пышный рот и маленький носик. Имея хорошее лицо, она, как многие русские, использовала слишком много косметики и, таким образом, из красивого оно становилось каким-то порочно-развратным. Да еще и эти пережженные краской белые волосы дополняли картину. Фигура тоже была неплохой, не считая небольшого животика, выпирающего так некстати. Средний рост, красивые ноги, сексуальная «стоячая» грудь. Впрочем, она знала свои достоинства и старалась носить декольте и короткие юбки, чтобы подчеркнуть их.
Также мы узнали, что ее отдыхом являются танцы. Она не пропускает ни одного выходного, чтобы не пойти в ночной клуб и не натанцеваться вдоволь. Это ее разрядка. Я понимала, что это абсолютно не моя “cup of tea”, как говорят здесь. Не мой человек. У нас разные интересы. Я вообще никогда не любила ночные клубы и бары – с самой ранней юности, когда, казалось бы, самое время ходить, знакомиться. Искать знакомства таким образом я всегда считала унизительным. Я склонялась к мысли, что нельзя завязать в баре серьезные отношения. На одну ночь? Мне это не надо было! И если все-таки подружки меня затаскивали туда, всегда становилось очень неприятно испытывать на себе похотливые оценивающие взгляды парней вокруг. Я не ханжа, может быть слишком серьезная или так воспитана, но ничуть не жалею об упущенных возможностях барных знакомств. Ну, а уж сейчас, когда тебе под сорок, ходить и искать приключений в барах? Нет уж, увольте! Я люблю и потанцевать и выпить, но в хорошей компании знакомых и друзей. А расслабляюсь я на природе. Леса, парки, реки, озера, океан! Это моя отдушина! Я могу часами медитировать, глядя на волны, накатывающие на берег. Гулять по лесу, думая о всяком-разном, заниматься йогой на берегу реки. «Да, – подумала я. – Наверное, Маша пытается найти здесь подругу по хождениям в бары. Не в моем лице… Ей придется разочароваться».
Закипел чайник.
–
Никита, пойдем пить чай с пирожными! – в очередной раз позвала Маша. – И иди познакомься с нашими соседями – неудобно ведь! Мы пригласили их в гости, а ты отказываешься выходить! Стыдно!
Никита наконец-то вылез из своей берлоги. Довольно высокий, полноватый, простое русское лицо с женскими тонкими чертами, жирные волосы неопределенного цвета, уже успевшие подрасти к тому времени, как мы познакомились.
–
Здравствуйте! – поздоровался он. Больше в этой вечер мы не услышали от него ни слова. Немногословный, однако, парень!
Съев свое пирожное и выпив чай, он опять удалился в свою келью, забыв попрощаться.
–
Он очень тяжело переживает переезд, – оправдывала Маша сына. – Но ничего, привыкнет! Даник, постарайся с ним найти общий язык – Никита очень умный и в школе отличник, может и поможет тебе в чем.
–
Хорошо, постараюсь, – пообещал мой ребенок.
–
Спасибо, Маша, за гостеприимство, – стали мы собираться. – Приходите в следующий выходной к нам – я приготовлю ужин. Я хорошо готовлю. Может, Никита разговорится к тому времени.
–
Ой, мы с удовольствием! Я люблю покушать, но готовить не люблю и, честно говоря, не умею. Предпочитаю, чтобы меня покормили. На свиданиях, например, – засмеялась Маша.
Стояла середина октября. Первая наша осень в Америке. Погода была изумительная. Днем можно было еще ходить в футболках с коротким рукавом. Деревья, окрашенные палитрой с переходом от нежно-лимонного к ярко-бордовому. Вот уж действительно, Бог разлил краски! Паутинки летали то здесь то там – бабье лето. Люди готовились к Хэллоуину! Возле домов создавались импровизированные декорации к фильмам ужасов – вылезающие из-под могильных камней трупы, развешенные на деревьях скелеты, ужасающего вида паутины. Все для меня было очень интересно – ведь впервые же! Днем, когда Данька был в школе, я заходила за Женей и мы шли гулять вокруг домов. Мне его было жалко. Да и компания какая-никакая!
Он не особо напрягался из-за отсутствия денег – хотя они уже просрочили квартирную оплату на месяц. Оля ведь ездила в Россию – надо всем подарки купить! Вот деньги все и потратила. Платить нечем.
