Наталья Шемет
Пожелай мне СНЕГА
Сохранить
Чай давно остыл.
Ника сидела на диване с чашкой в руках и думала, думала…
Одна. Одна в новогоднюю ночь. Впрочем, сама виновата. Ни к друзьям, ни к родственникам идти не хотелось. Просто не хотелось веселиться. Шампанское решила не открывать, хотя время неумолимо близилось к полуночи.
«Милый, хороший мой, как мне тебя не хватает…»
Ника постаралась прогнать грустные мысли. Она усилием воли погрузилась в ощущение счастья, которое старательно взращивала в себе последнее время. Особенно когда накатывала печаль и становилось одиноко.
В уголках губ появилась улыбка – девушка опустила голову, тёмные волосы упали на лицо, почти окунулись в чашку, но она не обратила внимания. Воспоминания помогали пережить искусственно созданное ею же самой одиночество.
Она давно заметила, что порой накатывало престранное чувство, словно в груди, кроме того, чему там положено быть, есть что-то ещё. Проявившаяся не так давно особенность сначала пугала, а потом Ника поняла, что сильнее всего чудо ощущается, если полностью погрузиться в воспоминания – о нём. О его глазах и тёплых губах, о его прикосновениях и нежных, но таких сильных объятиях.
И сейчас Нике казалось, что там, в сердце… нет, не там.
В груди, посередине – на несколько сантиметров выше места, где сходятся рёбра, внутри, под костями грудной клетки, горит маленький огонёк. Не совсем огонёк, не обжигает… будто тепло, или неяркий свет. Если позволить ему выбраться наружу, сможет осветить весь город в самую тёмную ночь.
Его можно ощутить, если положить руку на грудь. Ладошке становится так приятно! В неё отдается стук сердца, но волшебное тепло – тепло там, в груди, – реально.
И почему-то становится легче.
Ника точно знала, что тот, кого отчаянно желает видеть, не сможет прийти сегодня, и ночь опять придётся провести одной. Ну и пусть. Он вернётся. Вернётся, когда сможет. Она будет ждать.
Звонок во входную дверь прервал размышления.
Она встала, поставила чашку на стол и пошла выяснять, кого принесло так неожиданно.
Не успела посмотреть в глазок, как дверь распахнулась. Двое мужчин в тёмных одеждах ворвались в квартиру, в мгновенье ока схватили, скрутили руки, зажали рот – Ника и пикнуть не успела.
Ещё двое стояли за дверью.
Боль и ужас пульсировали в голове, ослепляя. Страшно, так страшно ещё не было никогда! То, что происходило, несправедливо, неправильно! Нереально!
И оно ломало всё, на чем держался мир Ники.
Она сопротивлялась, но сдавленного мычания не слышал никто – за запертыми дверями квартир звучали мелодии новогоднего концерта.
Девушка вырывалась как безумная. Ей казалось, что слышит хруст собственных костей, выкручиваясь из капкана держащих рук. Изгибалась, выворачивалась, неистово билась, пытаясь освободиться. «Кто», «почему», «за что» и «помогите» слились в напуганном сознании в первобытное «а-а-а». Но и этот звук издавала с трудом – получалось надломленное зажатое «м-м-м».
Похитители выволокли Нику из подъезда босиком и в одном платье. Обожгло холодом.
На улице пустынно. Никого. Это могло удивить – если было бы кому удивляться.
Ника не удивлялась. Только последняя надежда на спасение померкла. Дикий ужас, который затапливал сознание, вопреки ожиданиям, не парализовал, а придавал сил. Она отчаянно продолжала вырываться, но её молча запихали на заднее сиденье машины. Просто и безразлично, как куль с мукой, не обращая внимания на яростное сопротивление.
Пять минут до полуночи. Пять минут до Нового года. Все сидели за праздничными столами, провожали уходящий год в ожидании момента, когда можно снова – в который раз! – поднять бокалы и поздравить друг друга с годом наступившим. Потом выйти на улицу и запустить в чернеющее небо фейерверк.
Никому не было дела до выезжающей из двора многоэтажного дома машины. Машины, которая чуть не сбила молодого человека с пакетом в одной руке и с бутылкой шампанского в другой, вбегающего именно в этот самый двор. Парень чертыхнулся, но не остановился. Он очень хотел успеть.
Через несколько минут молодой человек, не пользуясь лифтом, птицей взлетел на третий этаж и замер, увидев распахнутую дверь.
– Ника! – его охватило нехорошее предчувствие. Змейкой скользнуло по позвоночнику, ледяными обручами сжало грудь, а из лёгких будто убрали часть воздуха. Трудно дышать.
Он выронил пакет, бутылка покатилась, но толстое стекло не разбилось – выдержало. Молодой человек бросился в квартиру.
– Ника! Ника, ты где? – он пронёсся по комнатам. Никого не обнаружив, выхватил мобильник, и, тыкая в сенсорный экран, едва попадая по нужным кнопкам, позвонил в полицию.
– Алло! Человека похитили! Когда? Да только что! Не могла она уйти…
Не могла она уйти и оставить открытой дверь.
Куртка Ники одиноко висела на вешалке в прихожей.
***
Широко открытыми глазами, неестественно огромными на побелевшем от страха лице, Ника смотрела на похитителей. Ей показалось, что огонёк в груди испуганно трепещет – как живой.
Никаких эмоций не выражалось на лицах. Кожа без единой морщинки туго обтягивала черепа, глаза были безжизненными, дыхание – хриплым и тяжёлым. Ника брыкалась, пока окончательно не выбилась из сил – держали крепко, руки точно из железа. Сопротивляться бесполезно! Девушка замерла.
Не было произнесено ни слова, ни один мускул не дрогнул на гладком, как мяч, лице, когда Ника, изловчившись, изо всех сил укусила зажимающую рот руку. Не отреагировал. Никак. Просто крепче придавил. Девушка задохнулась, опасаясь, что похититель сейчас сломает ей шею.
Она замычала, из глаз наконец-то покатились слёзы.
Нет. Она не плакала. Слёзы просто текли и обжигали щёки.
Машина выехала за город и вскоре остановилась.
Так же молча двое выволокли Нику и потащили в лес. Ещё двое шли следом. Автомобиль на обочине растворился в воздухе.
От бесполезного сопротивления и леденящего ужаса Ника в конце концов потеряла сознание. Со стороны могло показаться, что сооружение, к которому направлялась группа, напоминает огромный перевёрнутый вверх дном алюминиевый таз, выше обода украшенный прямо-таки гирляндой по-новогоднему горящих окон.
В «тазу» появилось отверстие, и Нику отпустили. Бесчувственная девушка поднялась в воздух и поплыла следом за похитителями, как воздушный шарик на ниточке.
Ника понемногу приходила в себя. Девушка чувствовала движение, казалось, что она плывёт в мутном, вязком тумане, в голове работали отбойные молотки – стучала кровь. Открывать глаза не хотелось, да она и не могла – веки были тяжёлыми, каменными. До замутнённого сознания доносились странные, непривычные звуки. Она при всем желании не смогла бы понять, о чем говорили инопланетяне.
Но тема заслуживала внимания. Жаль только, что самой девушке это не сулило ничего хорошего.
– Никто не видел?
– Нет, не сработала защита. То, что нам нужно, важнее поселения. Но проблем не надо. Всё выглядело, как банальное похищение. Если заметили, вряд ли свяжут с нами. Будут искать машину с реальными похитителями. Всё тихо.
– А если не она?
– Никаких проблем. Избавимся от тела. Но это она. Мы уверены. Свет был слишком сильным, привел прямиком к ней. Слишком ярок. Найти легко. Световой столб над жилищем бил высоко в небо – это люди неразумны и не видят. Не понимают, каким сокровищем владеют.
– Тем лучше для нас.
– Тем лучше.
– Если это она, мы, наконец, доставим товар на Зарó.
– И вновь Зарó обретёт могущество. Наша раса станет первейшей – как прежде.
– Уверены, что она?
– Несомненно.
Полубесчувственная Ника опустилась на некое подобие стола. Безвольное тело опутали ремни и намертво пристегнули к поверхности. Яркий свет бил в глаза, проникал сквозь сомкнутые веки, и, отдавая красным, горел внутри головы. Под веками плясали алые всполохи, причиняя острую боль.
Девушка не видела, как одежда похитителей медленно растворялась, впитываясь в тела. Тела же удлинились, побледнели и превратились в вытянутые фигуры гуманоидов с безобразными лицами. Тонкие руки с непомерно длинными пальцами потянулись к Нике, и она, очнувшись, распахнула глаза.
Ника кричала, словно её резали, а свет, тот, который находился в ней, повыше солнечного сплетения, пульсировал, как живой, метался зверьком в клетке, требуя выпустить. Она хотела прикрыть грудь руками, но путы держали крепко.
Девушка забилась на столе. Так, наверное, чувствует себя ягненок на жертвенном камне. Страшно. Очень страшно! Еще ужаснее от того, что ты бессильна.
Гуманоиды стояли вокруг. Стояли молча и смотрели тёмными пуговицами глаз, в которых напрочь отсутствовали белки, и тем кошмарнее выглядели почти неживые лица.
Одно из страшилищ приблизилось к девушке и дотронулось до груди. Ника испустила такой вопль, что, будь существа людьми, зажали бы руками уши, но эти не отреагировали никак. Абсолютно.
Через мгновенье вопль перешёл в визг, в вой, захлебнулся. Превратился в хрип, когда костлявые пальцы инопланетянина погрузились в грудную клетку девушки, минуя ткань одежды, кожу и кости.
Ника хрипела и билась в агонии, на губах выступила кровавая пена. Из-под конечности инопланетянина, ввинчивающейся в изуродованную грудь, сочилась кровь, растекаясь по платью страшным бордовым пятном.
Глаза закатились, тело девушки еще несколько раз дернулось. Инопланетянин, глубоко погрузив пальцы в тело Ники, что-то оттуда выхватил.
В окровавленной четырёхпалой конечности было зажато нечто. Через сомкнутые пальцы пробивался яркий свет.
– Оно, – кивнул один из пришельцев.
Инопланетяне зашевелились. Движение было единственным, что выдавало подобие эмоций. В данном случае это могло обозначать высшую степень ликования.
– Оно, – произнес тот, который держал свет в руке.
Из разодранной груди Ники текла кровь, но никто не обращал внимания. Глаза гуманоидов были обращены к огоньку, который начал пульсировать.
– Оно, – повторил пришелец. В голосе было нечто, отдаленно напоминающее благоговение. – Земляне не понимают, какой силой владеют. Мы всё-таки не ошиблись.
– Есть ещё люди такой силы?
Приборы, которые находились в помещении, ожили, послышался писк и треск.
Один из гуманоидов неожиданно прытко подскочил к приборам.
– Зафиксировано. Есть. Не близко. Эта, – он указал длинным пальцем на девушку, – на данный момент сильнее и ярче всех. Но теперь улавливаются и другие. Теперь улавливаются. Оно притягивает.
Свет в руке инопланетянина разгорался и пульсировал сильнее. Казалось, гуманоид еле удерживает маленький огонёк. Дрожь передалась на руку, на тело, и вот уже он вибрировал сам. Свет стал ярче, он затапливал, заливал и наполнял пространство всепроникающей белизной.
– Опускай в приёмник! – происходящее пробило броню спокойствия гуманоидов, заставив их выказать нечто, похожее на испуг.
Державший свет не успел сделать и шага, ослепительная вспышка накрыла помещение. Инопланетяне дико завыли – издали хоровой вопль, которому позавидовали бы любые пожарные сирены планеты Земля. Тарелка затряслась в безумном танце, индикаторы приборов зашкалило, а из конечности гуманоида, всё еще сжимавшего нечто в кулаке, полыхнуло пламя и рассыпалось искрами. Раздался взрыв.
***
– Почти опоздали. Молодец, девочка. Справилась сама. Почти справилась. Чуть бы пораньше… Эх, ну чуть-чуть же…
Двое мужчин неприметного вида склонились над распростертым на земле телом Ники. В голосе говорившего проскользнуло нечто, похожее на уважение.
– Эх ты, Второй, чуть первое же задание не завалил! – снова произнес который постарше. – Приспичило тебе испытывать колбу времени. Говорил же – не работает! Неисправна!
– Колба – нет. А часы вполне себе, – вяло оправдывался Второй. – Хватит уже!
– Ладно. За дело.
Пространство в радиусе метров тридцати заливал неяркий мерцающий свет. Обугленные деревья и выжженная трава – вот и всё, что говорило о произошедшем взрыве.
Неподалёку от тела Ники парил в воздухе и мягко светился маленький шарик – не больше двух сантиметров в диаметре.
Второй шагнул к шарику и протянул руку.
– Стоять! – рявкнул Первый. Он бросился ко Второму, оттолкнул и тут же дал подзатыльник – совсем по-человечески. – Будь внимательнее, стажёр! Куда голыми руками? Хочешь, чтоб и тебя развеяло?!
Младший виновато и с благодарностью посмотрел на главного, потёр голову:
– Виноват, ага. Система почти на краю Галактики, чудо, что в ней ещё сохранилась любовь. Может, именно потому, что на отшибе… Но земляне такие… неразумные, что ли?
– Поумнеют. Они мало контактировали с другими. Мало знают. Наше дело – сохранить всё как есть и не допустить сюда охотников. Любовь – ценнейший товар.
– И самое страшное оружие, – заученно добавил стажёр.
– Ага. Молодец. Видал, какая сила? У простой землянки-то! Представляешь, если собрать несколько таких вместе? Я бы хотел на это взглянуть. Хоть одним глазком!
– Так мы же опоздали.
– Что делать. Бывает. Погибла, – преувеличенно безразлично пожал плечами Первый, но в голосе звучала жалость. – Но эти не вывезли бы её с Земли.
– Её? – кивнул Второй на Нику.
– Дурак, – в сердцах бросил Первый, – землянка им зачем? Её.
И указал на светящийся шарик.
– Виданное ли дело – любовь в руках удержать! Давай, забирай и возвращаемся.
– Ты говоришь почти как землянин, – покачал головой Второй.
– Не первое задание. Бывали командировки и длительные. Поневоле наберёшься – надо же приспосабливаться, не выделяться.
– Слушай, а давай…
Первый посмотрел на Второго с изумлением.
– Хочешь вылететь?..
– Нет, не хочу. Но ты же не расскажешь?
– С чего ты так решил?
– Я вижу, тебе её жаль.
– И что? Всех жалеть – даже нашей жизни не хватит.
– Но эту…
– Нет. Забирай, и всё.
Стажёр молча стоял и смотрел на тело девушки.
– Мы могли бы её спасти. Часы работают.
– Тогда мы не доставим это, – Первый указал пальцем на шарик.
– Цель – не доставить. Цель – сохранить.
– Научил на свою голову! Что с тобой делать?
Первый снова хотел дать Второму подзатыльник, но тот отскочил в сторону. Первый даже покачнулся, стараясь удержаться на ногах, и посмотрел на Второго с внезапным уважением.
– Так что? – настаивал младший.
– Ла-а-адно, – нарочито нехотя протянул Первый, пытаясь скрыть улыбку: – Попробуем спасти.
– Память оставим?
– Ну ты совсем! Конечно, сотрём. Если выживет, – он внимательно посмотрел на девушку. – Думаю, должна. Сильная.
– На вид не скажешь, – произнёс Второй.
– Чаще всего так и бывает – оболочка хрупкая, а сила внутри неимоверная. Что стоишь?! Время уходит!
Первый поднял Нику и зафиксировал в воздухе в метре над землей.
Помощник открыл саквояж, внутри которого оказался механизм, похожий на старый земной проигрыватель для виниловых пластинок, только без звукоснимателя. Нажал кнопку – диск завертелся, и свет, который застилал всё вокруг, стал сжиматься, притягиваясь к маленькому светящемуся шарику, пока не влился в него весь. Шарик медленно поплыл и застыл над центром вращающегося диска «проигрывателя».
– Аккуратно! Руками не бери! Куда голыми руками?! Вот же! Не хватало тебя потерять на пробном задании! Послал Межгалактический Совет напарничка!
Стажер вытянул ладонь вперед, и она ощетинилась блестящими чешуйками. Когда рука полностью оказалась в перчатке, осторожно, с трепетом подхватил шарик на ладонь.
– Гляди-ка, лёгкая совсем. Невесомая. И в этом сила? – он недоверчиво уставился на светящееся чудо, легонько перекатывая его на ладони.
– Хочешь проверить? Сними перчатку, – усмехнулся тот, постарше.
– А правда! Может, я влюбиться хочу! – блеснул улыбкой Второй.
– Ещё слово, и твоё первое задание станет последним! – в голосе старшего послышались жёсткие нотки. Он добавил, вроде и с насмешкой, но не сумел скрыть сквозившей в голосе тоски: – Слышь, не балуй! Много вас таких, молодых да рьяных. Любовь им подавай. Курсы сначала по спецподготовке пройдите, как любить правильно…
Стажёр зыркнул на Первого и решил не усугублять. Интересный он, Первый. Но неохота в душу лезть. Тем более на первом задании. Может, когда-нибудь.
Первый медленно, но с видимым усилием проводил руками над телом Ники. Кровь с одежды девушки исчезала.
– Давай! Что стоишь?! Пора!
Помощник простёр руку над открытой раной и аккуратно отпустил шарик.
Шарик медленно опустился в грудь девушки, рана начала затягиваться на глазах. Первый продолжал работу. Кожа Ники больше не была безжизненно-серой, на бескровных щеках появился румянец.
– Уф, удалось, – старший совсем по-земному вытер лоб. И робко улыбнулся.
Ника выглядела абсолютно нормально. Казалось, девушка просто спит, спокойно и безмятежно. Внезапно она улыбнулась. Это выглядело так нежно и трогательно!
– Во даёт! – восхитился Второй, но, заметив, с каким выражением смотрит на неё Первый, быстро добавил: – Домой?
– Да. Отправим её домой.
– Время?
– Тридцать первое декабря, двадцать три часа тридцать минут. Возьмём с запасом. Надо успеть перехватить охотников. Двадцать-двадцать пять земных минут роли не сыграют.
– Хорошо. Готовлю. А эти…
– Перехватим группу в прошлом. А там, – Старший показал пальцем в сияющее звёздами небо, – уже в курсе, что десант потеряли. Ушли они, ну и ладно. Главное, что с пустыми руками.
Если бы кто-нибудь в новогоднюю ночь забрел далеко в лес, например, за ёлочкой, то внезапно мог наткнуться на абсолютно обугленную местность, висящую в воздухе улыбающуюся спящую девушку и двоих обыкновенных мужчин, один из которых закрывал старенький чемоданчик, а второй вручную сосредоточенно переводил назад стрелки на старых-престарых настольных механических часах производства этак начала двадцатого века.
***
…Девушка потянулась за пледом, укрыла босые ноги. И снова замерла, склонившись над чашкой. Но не пила, не хотела. Просто не хотела ничего.
Застыв, едва дыша, Ника возвращалась в то немыслимое ощущение, которого, как ей раньше казалось, просто не могло быть! Пережить ещё раз и ещё – мысленно. До мурашек, до стона, до улыбки, которую не сдержать. Постараться принять.
Бывает такое? Бывает. Бывает!..
Просто счастье порой слишком острое, чтобы поверить в него сразу. К нему надо вернуться снова и снова, прочувствовать. Понять, что оно твоё и никуда не денется. И, когда это осознаешь, мир становится тоненьким, звенящим как колокольчики полевые, наивным и чистым, как в детстве. Как паутинка летним утром – прозрачным и невесомым. Только росинки на ней слёзками радости.
И ты сама такая же. Лёгкая и воздушная.
Ещё немного, и, наверное, можно взлететь в небо.
Тепло внутри. Это тепло можно ощутить, если положить руку на грудь. Ладошкой чувствуешь. В неё отдаётся стук сердца и что-то ещё – невозможное, но такое горячее.
И хочется смеяться. И плакать одновременно.
Ника знала, что он не придёт сегодня, и ночь придётся провести одной. Новогоднюю ночь…
Ну и пусть… пусть! Он вернётся. Вернётся, когда сможет. Она будет ждать.
Девушка почувствовала странное волнение. Похоже на предчувствие? Что это? Только если…
В груди стало жарко и тесно. Ника подхватилась, резко поставила чашку – чуть не разбив, и бросилась ко входной двери. Повинуясь внезапному порыву, распахнула, не дожидаясь звонка, и замерла, увидев, как он – он! – взлетает по лестнице.
Ника «отмерла» и почти со стоном повисла на шее у молодого человека, который тут же обнял её в ответ.
Он выронил пакет, бутылка шампанского упала и покатилась – но толстое стекло не разбилось. Выдержало.
– Ника, хорошая моя, – невнятно бормотал он, целуя девушку: – Вот, вырвался. Получилось. Приехал.
– Приехал, приехал, – сбивчиво повторяла Ника, продолжая висеть на молодом человеке. – Ты же… я не ждала… милый, хороший мой…
Столь «аморальное» поведение вряд ли одобрили бы соседи напротив – две чопорные незамужние дамы преклонных лет, сёстры. Ника не раз получала от них выговор за несдержанность. Сегодня делать замечания было некому – все сидели по квартирам. За крепко запертыми дверями надрывались певцы, исполняющие номера новогоднего концерта.
В какой-то момент Ника почувствовала, что в груди, где-то посередине, стало горячо и сильно заныло. Но руки любимого прижали крепче, и отпустило. Часы пробили полночь.
Наступил Новый год.
За несколько кварталов от дома, где жила Ника.
Чёрная иномарка резко затормозила, когда наперерез выскочила старенькая «Лада».
Неприметного вида мужчины мигом оказались возле чёрной машины, выволокли из неё четверых в тёмных костюмах.
– Именем межгалактического закона вы арестованы за нарушение неприкосновенности любви на планете Земля, – негромко произнес кто-то.
На запястьях защёлкнулись вполне земные наручники.
Проезжающие мимо машины не останавливались. Те, кто был в дороге, спешили оказаться дома пусть даже и после полуночи, никому не было дела до каких-то там разборок. Возможно, они бы изменили мнение по поводу происходящего, узнав, что на их глазах сейчас арестовали самых настоящих космических пиратов.
…Окутанная голубым свечением Земля, единственная планета в Галактике, на которой существовала любовь, планета, обитатели которой ничего не знали о своей уникальности, мирно продолжала движение по Млечному Пути.
