Наталья Молчанова
Время делать деньги
Глава 1
5 июля, четверг
BMW. Знак BMW крупными буквами рассекал его щеку. Чуть дальше, к волосам, располагались названия марок автомобилей – на лбу самые старые, а к подбородку – новейшие. Чувак слегка повернулся к нему большей частью кожи, и Орлан затравленно прокряхтел. Нос у незнакомца был в виде фирменного знака, а губы являли собой настоящий бампер с ВИП-ным номером. Глаза, правда, были не очень – обычные покрышки с различными рифлениями на веках, зато шея опять изобиловала марками машин. На руках из-под футболки торчали на самых бицепсах и ниже, к кончикам пальцев, фирменные знаки BMW, скатываясь к мягкой тыльной стороне эффектом движущихся стрелок.
Орлан понимал, что не должен этого делать, так как это выглядело почти как попрошайничество, однако все же двинул к нему.
– Знатные кружки! Покажешь, куда ведут стрелочки? – с деланным безразличием спросил он блондина. Тот, естественно, заметил топчущегося возле него пацаненка-шатена, подобрался, шагнул поближе, глянул гордо сверху вниз:
– Фу, с зелеными глазами, а ведешь себя как заправская тинная тварь. Пошел вон, недоносок! – и показал жест «на выход».
Орлан мгновенно оскорбился, но тут же уставился на открывшуюся часть руки, куда вели стрелочки: гарцующая гоночная машина с логотипами BMW на всех парах врезалась в ладонь разноцветными брызгами финальной победы.
Он многое мог пережить. Свою жизнь, разграниченную осточертевшим ему распорядком, свою кожу, сплошь покрытую разными дешевыми рекламками – зазывалами китайских производителей, которые больно сдирались или по ним же сверху нацарапывали что-то новое, как только цена старой надписи уступала более дорогой на взгляд родителей… Да, он многое терпел. Иногда пререкался с предками, доказывая, что такая вот брендовая европейская реклама, как у незнакомца, принесет гораздо больше прибыли, но кто его слушал? Этот наглый тип – блондин – был воплощением для него мечты и при этом презирал его. Этого он уже стерпеть не мог!
Орлан придвинулся к BMW-нику вплотную, едва доставая макушкой до подбородка.
– Повтори, что ты промямлил, сволочь?
– А что ты не понял, недомерок? Вон отсюда!
Мир вокруг сузился до размеров треугольника, в котором низ указывал на синие джинсы мудака, а два другие угла были его плечи. «Я должен завались его или зачем вообще жить?» – молнией мелькнула мысль. Парень сделал шаг назад. Лицо блондина начало тянуться в победоносной ухмылке, когда отскочив и наклонив корпус влево, он с разворота правым локтем со всей силы обрушился на солнечное сплетение. В этот раз мир рухнул в глазах соперника. Никак не ожидавший такой реакции, BMW-ник схватился за живот и выпучил глаза, судорожно глотая воздух. Его в жизни никто никогда не смел тронуть и пальцем, ведь он был образец элиты сектора «С». От ужаса случившегося и болевого шока он даже замычал. Но Орлана уже было не остановить… Ему хотелось разорвать, уничтожить, стереть с лица земли гниду. Собравшись, он с места прыгнул всем телом на брюхо блондина, завалил того и что было сил начал бить сцепленными кулаками по груди, а затем по лицу врага. Тот даже не сопротивлялся…
Избиение длилось минуты три. Потом разряд электрошокера свалил Орлана на поверженного противника такой же безвольной селедкой. Его стащили с блондина на асфальт. Кто-то злобно матерился на него, другой стонал с аптечкой над телом жертвы: почему такое случилось в его смену? Окончательно теряя сознание, Орлан подумал, что его выходной полностью испорчен!
***
Очнулся он на полу полицейского поста-пятиминутки. Он жил во втором по богатству районе города.
Первый район был закрыт для посторонних. Он был самым зеленым и состоял из аккуратных улиц, где дорога всегда была идеальной благодаря специальному защитному коридору климат-контроля. По сторонам улиц высились элитные коттеджи, каждый с индивидуальным климатом, который выбирали хозяева. Поговаривали, что на особо богатых фазендах, за куполами защитных крыш, скрывались целые горнолыжные спуски или мини-моря. Все мечтали попасть в счастливчики Первого района, но состояние минимум в 2,5 миллиарда долларов несокрушимой преградой вставало на их пути. В ласковую погоду обладатели пентхаусов Второго района видели жизнь внутренних двориков коттеджей, но не всех, далеко не всех…
Второй район был тоже элитным для тех, кто мог позволить себе жилье окнами на свежий воздух или же был в состоянии организовать собственный микро-климат. Для остальных это был крутой бизнес-центр с офисами известных брендов и огромными торговыми центрами. Здесь всегда и всего было в изобилии. Конечно, если у тебя есть деньги. Доступ во Второй район сопровождался ограничениями. Для жителей 1-го района – открыт всегда; для жителей 2-го района – тоже открыт, если не было каких-либо нарушений; для жителей 3-го района (промышленного) открыт по пропускам или спец.дням (праздникам, ярмаркам, дням открытых возможностей), а вот для жителей 4-го района никаких пропусков и спец.дней не существовало и в помине. Они покупали специальные логистические маршруты по торговым центрам 2-го района, стоившие баснословных денег, но при этом были словно под конвоем. Их все время водили экскурсоводы-полицейские, возили по строго отведенным маршрутам, скупиться или поесть можно было только в спец.предназначенных точках и «быстро-быстро», чтобы вжаться в строго запланированные сроки.
Охрана 2-го района была поставлена на широкую ногу. Камеры наблюдения были везде в общественных местах, дорогах, подъездах, крышах. Это были традиционные пятиминутки – каждые 5 минут ответственные за участок сдавали рапорт о состоянии подконтрольной территории и жали на зеленую кнопку, что доставляла сигнал в центр видеонаблюдений. Такая система заставляла стражей порядка всегда быть в напряжении. В торговых центрах и офисах также велось неустанное наблюдение, а вот с квартир датчики отправляли небольшие ролики с меньшей периодичностью – 20 минут покоя, 3 минуты съемки.
Орлан тихо все ненавидел. И эти гребанные датчики у себя на балконе, и пятиминутки. Теперь особенно, когда оказался лежащим возле мусорного ведра в проходе. Перед глазами еще плыли круги, во рту пересохло. Его ни о чем не спрашивали, оставив лежать, как есть. Мать выцепили где-то в мини-маркете, где та старалась пристроиться помогать в промо-акции.
– Да что же это за беда на наши головы? – парень услышал кудахтанье мамаши издалека. – Он у нас, конечно, слегка беспечен в поведении, но такое! Господин полицейский, они же из одной школы. Не поделили что-то, повздорили, вот и вышла неразбериха! Я вас уверяю – никакого агрессивного поведения! Да, может быть, мой сын – дурак, но точно не социально опасный элемент. Умоляю, пожалейте! Что будет, если рекламодатели про это узнают? Мы же разоримся! И так просвета нет. Муж работает на тяжелом производстве, я – рекламный промоутер и хозяйка нашего бизнес-оазиса в доме! Послушайте, я не против наказания негодника. Даже «за» – пусть поживет в исправительном отсеке сколько надо. Только не лишайте нас, бедных, рекламных мест!
– Отставить разговоры! Смотрите запись и слушайте вердикт в индивидуальном порядке вместе с мужем, так сказать в семейной обстановке. Забирайте его. И учтите, если обжалуете, будет только хуже, – сквозь зубы процедил коп.
Дома мать не дала ему сесть, отпихивая от стульев. Не пускала к себе, приставала с допросами и причитаниями. Упреки сыпались горохом: о его умственных способностях, о понимании своего места в окружающем мире. Казалось, Орлан завис между пропастью будущего приговора и тухлой надеждой на «пронесет».
Отец работал обычным оператором погрузки-разгрузки на заводе по производству унифицированных элементов для постройки домов в 4-м районе их города или аналогичных по всему миру. Это был низкооплачиваемый, легкозаменяемый труд, который никем не ценился. «Нет высот – нет и падений», – любил он комментировать положительные стороны своей работы. Мать – чистая уроженка Карпат, четырьмя лапами цеплялась за свой «высокий» статус и ревностно берегла их жилище во 2-м районе всеми мыслимыми и рациональными путями. Чтобы таких бедняков не выселили, она объявила себя бизнесменом, их однокомнатную засаленную квартиру вместе с балконом – бизнес-площадкой, где проводятся всевозможные рекламные акции и бизнес-тренинги. Она даже ухитрилась придумать незанятый никем логотип, наклеила его на дверь квартиры, ходила и везде пыталась влезть в гущу событий, чтобы быть на виду и почаще попадать на глаза рекламодателей. Если везло и ее брали в штат пром-акции, она обязательно старалась «засветить» придуманный ею логотип или затащить кого-нибудь посолидней к себе «на чай», в действительности стараясь протолкнуть свой интерес. Везло ей по-разному. Иногда неделями было «сухо», а иногда за 2 дня выжимала по «3 ведра» (равно как отец приносил «1 ведро» в месяц). Конечно, особенно трепетно она относилась к Орлану. Не в плане материнских чувств, а как везде было принято: «дети – наше все». Поэтому реклама на детях, «наше все» тоже. Дети оплачивались в 3 раза дороже взрослых, а красивые – в 5 раз! Орлан не был красавчиком (по его мнению), но мать драла за его кожу минимум в 4 раза от тарифа.
Раньше времени вернулся отец. Хмуро глянул на пляску жены вокруг сына и сказал: «Давай посмотрим: что к чему, а там решим…»
Зажглась старенькая плазменная панель компьютера, по нажатию кнопки плавно вылезшая из стены. Какой-то седовласый мужик зачитал, в чем обвиняется Орлан и вывод: «отстранение от общественных мест на 13 месяцев без исключений в виде болезни или даже смерти». Видео закончилось. Компьютер послушно заехал обратно в стену. Стало тихо. Отец молчал. Мать все еще смотрела на место, где недавно был монитор. Вдруг она вскочила, подлетела к мальчику и начала отвешивать оплеухи по щекам, а затем по рукам, ставшего защищаться Орлана.
– Душегуб! Кровопийца! По миру решил нас пустить! Специально! Вы только посмотрите на него, он специально все подстроил! Знает, шельма, что с 14 лет будет уже независимым, так он решил нам – кормильцам и поильцам – кишки преждевременно вымотать!
– Не специально я. Он сам напросился! Вначале стоял и показывал, что он клевый брендовый чик, а потом смешал меня с грязью! Я не мог стерпеть, мама, – задыхаясь, начал оправдываться пацан. Он видел, что если мать его сейчас убьет, отец даже пальцем не шевельнет в его защиту.
– Ах, какой ты щепетильный! Не мог!! Не мог!!! – мать в приступе накопившейся ярости двинула его со всей силы по голове. Мальчик упал и, пытаясь прикрыться руками от побоев озверевшей женщины, начал отползать на поджатых коленях к спасительному балкону.
Отец встал, не обращая внимания на этот вертеп, нажал панель кухни. Та выехала из своего места в стене, заняв полкомнаты, и принялся разогревать покупные завтраки. Собственно, они всегда в любое время суток ели такие завтраки, так как это была самая доступная и одновременно калорийная пища, перебивавшая голод на несколько часов. Конечно, супермаркеты и кафешки были забиты тысячами вариаций на тему «вкусно поесть», однако были либо слишком дороги, либо сразу после них хотелось есть снова. Поэтому мать семейства вместе с Орланом затаривались бюджетными коробками – завтраками в одной торговой точке годами, параллельно нахваливая популярность сына среди сверстников. Для поддержания имиджа добрых родителей, они трепались, что Орлан раздаривал коробочки с завтраками одноклассникам. Кто в это верил? Как знать…
Запах разогретой картошки с куриными крылышками по-пекински наполнил комнату, заставив мать наподдать ему еще пару затрещин и, вконец усталая, она поплелась ужинать с мужем. Орлан, еле живой после потасовки, вылез на балкон, закрыл за собой дверь и голодный лег спать. Сегодня ему ничего не светило, как и в ближайшие 13 месяцев…
Вся следующая неделя прошла как в тумане. Орлан почти не высовывался с балкона. Мать заявила, что кормить его больше не собирается. Но голод не тетка. Осторожные вылазки в комнату он все же предпринимал, но мать срывалась и била его, проклиная на все лады. Особенно ему досталось, когда вконец изголодавшись, он спер со шкафа сразу пять завтраков. Мать быстро его засекла, отхлестала и забрала несъеденные 3 коробки. Орлан тоскливо вспоминал свою недолгую почти 12-летнюю жизнь, понимал, что он – не ангел, и вздыхал по горячим завтракам. Теперь они казались ему превосходными даже в холодном виде и снились по ночам.
Через дверь он слышал, как женщина объясняла соседям его отсутствие сильно вывихнутой лодыжкой. Мальчик с ужасом понимал, что действительно не доживет до 12-летия, и никто даже не узнает когда и где его похоронили. Угнетенное воображение рисовало картины одна зловещей другой, и в конце недели он решил умереть простой голодной смертью, за весь день не сделав ни одного набега на холодильник. Лежал и ждал смерть. В голову лезли старые обиды на родителей и одноклассников, позже он попытался представить жизнь без себя. Вышло, что никто особо и не расстроится. От досады он начал ковырять уголок на балконе, так что к концу дня стала видна внешняя обшивка. Хлопнула дверь – пришел отец, но его никто не позвал к столу. С раскаяньем он метался по кровати, уже обдумывая как бы все повернуть в старое русло, и какая-то идея вроде пришла в голову, но от слабости он заснул, а проснувшись ничего не помнил.
Мать звучно похлопала приборными панелями и ушла. Голод и чувство гордости, что он умрет выбранной самостоятельно смертью, схлестнулись в отчаянной схватке, и как ни странно, голод уступил, оставив лишь тупую боль в животе. Теперь он думал о справедливости: почему блондин имел все, о чем он мечтал, а у него – ничего? И теперь из-за этого ничего он попал в полный минус. На 13 месяцев его не существовало: нет школы, друзей-знакомых-соседей, нет магазинов, прогулок-встреч-развлечений. Он под запретом – никто кроме родителей не должен его видеть, к тому же – он еще и узник квартиры, точнее маленького балкончика. Да, лучше умереть и покончить со всем! Мальчик уткнулся носом в стенку и затих.
Громко хлопнула входная дверь. Мать завозилась с какими-то пакетами, открыла кухню, осмотрела все, запросила данные по квартире. Через минуту резко распахнула балконную дверь:
– Охломон! Жилы все с родителей вымотал, всю рекламу просрал, деньги придется вернуть… А он решил голодовку объявить! Страдалец! Ишь ты, что удумал! Нагадить и не отвечать! А ну, быстро встал и пошел помылся, поел, переоделся… Я тебя приведу в чувство! Мало не покажется! Давай, давай, поторапливайся!
Глава 2
Спустя полчаса, вымытый и переодетый в чистое Орлан торжественно восседал за столом и поедал пищу под присмотром трех пар глаз. Еда казалась ему колюче-приторной, и он медленно, как на выставке, подносил ложку ко рту, долго пережевывал и глотал как гусак.
– Да, вот он – мой сынок! – мелодично пела мать. – Настрадался-то как! Тот мальчишка его раззадорил. Договорились они сыграть сценку драки как в театре, а сам потом в кусты, когда вышло по-настоящему! Орлан так испереживался из-за его подлости и жестокости! Подставил на ровном месте из-за девчонки, с которой дружит мой сын в классе! Орлан – настоящий красавчик, глаза зеленые, свои, без линз – это сейчас такая редкость! И фигура у него как надо – мальчишеская, подтянутая, ничего лишнего! Да на него начинают смотреть – глаз оторвать не могут! Клад для рекламодателей! А тут такая пакость – оклеветали, оболгали, сделали моего малютку социально опасным элементом! Запретили выходить на люди. А в квартире какой климат – страшно представить, что с его кожей будет уже через месяц, а через 13 – уму не постижимо! Я вас прошу, помогите, чем можете! Не дайте свершиться несправедливости… – мать, сидя в углу дивана, поочередно протягивала руки то к одной, то к другой гостье.
– Орлан, конечно, мальчик симпатичный и спокойный, всегда здоровается, – отозвалась хорошая знакомая матери Таисия Григорьевна. – Но, милая, во всем городе теперь для него нет места, а к вам поток посетителей нестабильный… Рекламу на всех открытых местах – лице, шее, руках – отменят 100%. Думаю, что нательные участки пострадают тоже. Заграва, ты же понимаешь, что хотя рекламодатели на ногах, попе, спине и брюшной области утверждают, будто их реклама предназначается исключительно для домашнего просмотра, на самом деле надеяться, что дети – есть дети. Где-то мальчик закатает брюки, пока будет бегать по лужайкам, там, глядишь, вымажет футболку и поскачет без нее среди людей в раздевалке или бассейне – вот реклама рекламодатели ненавязчиво и сработает. А теперь, пожалуй, и эти откажутся.
– И зачем, зачем нам тогда его воспитывать? Ведь хочется, чтобы у ребенка было самое лучшее – и одежда, и техника, и спортивные секции, и развлечения… И друзья! Ну как он сможет поддерживать дружбу без рекламы? Ни одни родители не захотят смотреть на такого убогого друга, у которого нет ни одной рекламной надписи! Я не хочу, чтобы мой сын стал изгоем, – мать громко зарыдала, слезы скуденько потекли по щекам.
– Ну-ну, милая Заграва, успокойся! – Таисия Григорьевна, сидевшая ближе к плачущей, попыталась ее приобнять. – Не все так плохо. У меня есть целых два варианта. Первый – это рекламодатель марки обоев. Он готов стать спонсором Орлана на весь этот сложный период. Реклама будет по всему телу мальчика, и друзья от него не отвернуться. Правда, здорово! – фальшивое веселье расцвело на лице, испещренном сотнями логотипов. Таисия Григорьевна была собирателем: в сложных ситуациях выступала буфером между рекламодателями и обычными людьми, улаживала спорные моменты и служила базой данных всевозможных сплетен и старых забытых дел. Брала мзду с рекламных агентств, а при удачных сделках и с их клиентов. «Имела свой интерес везде», как говорится.
– И сколько будет откат? – мгновенно среагировала мать.
– Триста шеледей за все.
– Триста шеледей за рекламу по всему телу на 13 месяцев?! – у матери от негодования перехватило дыхание.
– Да, точно! Это здорово – твой сын всегда мечтал стать брендовой рекламой, и теперь мечта станет явью! – как ни в чем не бывало продолжала щебетать собирательница.
Мать зарабатывала такие копейки обычно за полмесяца рекламы на одной половине щеки. Орлану стало тошно от подобной мега-брендовости, и он начал жадно пить воду из стакана.
– А второй вариант? – как утопающий схватилась родительница за маячившую вдали соломинку.
– Кхе-кхе… Это вариант на любителя. Знаешь, есть 3 фирмы, у них специфическая реклама…
– Специфическая?
– Да. Это реклама перед объективами камер-двадцатиминуток. Орлан будет во время 3-х минутного осмотра квартиры выделывать разные разности, чтобы привлекать внимание. В идеале рекламодатели хотели бы, чтобы охранники ждали те 3 минуты, когда его будут показывать! Этакое веселое шоу на 3 минуты.
– Это шоу, где голые позируют на камеру или имитируют правонарушения?
– Кхе… Да, но в случае Орлана будет другой сюжет, своя схема, он же еще мальчик.
– И сколько?
– 120 шеледей в месяц при условии, что он будет справляться. Иначе… 8 шеледей за 2 месяца.
– Сколько? Да коробка яиц из 10 штук стоит 12 шеледей. Туалетная бумага, блок из 8 штук – 15 шеледей! Про остальное даже думать в разы дороже! Крохоборы! Изверги! – вопила мать в ужасе. – Как мы выживем? Как? – и она разрыдалась по-настоящему.
– Ну-ну. Будет тебе, будет… – спокойно и настоятельно проговорила Таисия Григорьевна. – Подумай, взвесь спокойно. Можно попробовать с рекламой в 3 минуты, а если не пойдет – созвонимся с обойной фирмой.
– А работы на дому нет? – всхлипывала мать. – Может поработать куклой-завлекалкой на улице? Они же в костюмах, никто и не будет знать, что это он.
– Нет. Работа куклы низкооплачиваемая, безличностная, но иногда люди хотят видеть, кто под костюмом. Отказывать нельзя. Да и отсутствие Орлана дома будет бросаться в глаза. К тому же труд до 14 лет запрещен. Так что, милая, обдумай все хорошенько. Мне пора. – Таисия Григорьевна встала и без проводов, по-деловому махнув Орлану, вышла из квартиры.
Вторую тетку Орлан видел впервые. Она была толстая, с жиденькими волосиками, несколькими подбородками и непонятно к чему надетыми четырьмя нитями жемчуга поверх обычной футболки.
– Заграва Вячеславовна, – пыхтя-пискляво открыла она рот. – Теперь моя очередь. Я предлагаю продать его в рабство. Да-да! Не перебивайте! Сначала выслушайте до конца, а потом говорите! Контракт на 13 месяцев, и ваш сын будет приносить пользу обществу за пределами Мега-города. Реклама, работа, деятельность, общение – все включено! Ответ должен быть только один – «да»!
– Но что это за организация? И как такое возможно? И сколько… – начала мать.
– Стоп! – тряхнула подбородками незнакомка. – Все, что вам надо знать – ребенок будет под присмотром и возвращен вовремя! Деньги будут от выработки, но больше, чем предлагала эта скряга передо мной. Гарантирую! – рука пухлым пятном торжественно легла на нити жемчуга. Орлану стало не по себе: захотелось сбежать на улицу, как в детстве, наплевав на все запреты. Он даже подобрался и отстранился от котлеты.
– Мы умеем выжимать трудных мальчиков в послушные детки! По возвращении вы его не узнаете! Будет ходить по струнке и выполнять все распоряжения! Подпишите здесь!
– Сейчас? – робко простонала мать.
– Конечно! Здесь и сейчас, в 3-х экземплярах. У вас нет времени на размышления! В шесть вечера за ним приедет крытая машина. Соберите какие нужно на год пожитки, но только одну сумку, еды на день, и хорош сюсюкать! – совсем по-командирски пищала толстуха.
– Мама! – Орлан вскочил и бросился к самому родному для себе человеку. Женщина уже брала у незнакомки три подтверждающие документа-планшета. – Мама, мамочка, да разве можно меня в рабство?
– Молчи, сын, – как чужая отрезала Заграва и начала ставить отпечатки пальцев. Орлан шмякнулся на пол возле дивана и ненавидяще наблюдал, как его мамаша хлопочет с документами, а злобная толстуха довольно расплывается в ухмылке. Жизнь достигла апогея безысходности и злорадства, обнажив мертвый оскал всех без исключения погибших надежд.
***
Вечером мальчика погрузили в закрытую дорожную дом-капсулу. Внутри нее он обнаружил 2 кожаные кресла-кровати, панель простейшего пластмассового стола и биотуалета. Окна и компьютерная панель были наглухо заблокированы. В тесной коробке на колесах нечем было заняться, как только спать и думать… Переживать Орлану порядком уже надоело, изменить он ничего не мог, так что спал и спал, став равнодушным ко всему.
Ехали они долго. Не дождавшись каких-либо знаков, Орлан начал опустошать коробки с едой, затем перебрал сумку. Мать положила шорты, двое брюк, три футболки, свитер и зимнюю куртку, добавив 5 пар носков и трусов. Впихнула в боковой карман зубную щетку с пастой. И все. Пацан грустно вздохнул, подумав, что его пожитки безликие и могут принадлежать кому угодно. Но его родителей это никогда не беспокоило. Они не поддерживали ни фирменных игрушек, ни именных фишек, ни домашних питомцев, ни ручных роботов. Чуть ли не подписывались под конвенцией против виртуальной реальности со всеми ее побрякушками. В общем, как усмехался про себя Орлан, придерживались концепции «Не потраться и не скупись». Весь аскетизм их семейного мирка заключался в выражении 0:0 всего и по всему.
Конечно, он с интересом посматривал на одноклассников, по уши погруженных в гаджеты, хвастающихся новыми фишками, а он, тупо уставившись в пустоту, выслушивал очередные рассказы о круто проведенном времени. Орлан тянулся к их дорогому миру, но был чужим, поэтому лишь делал вид, что ему неинтересно или некогда. Именно из-за одиночества один из всего класса залипал в интенсивном изучении уроков. Но какой теперь и с этого толк? Через год он отстанет от своего класса навсегда и станет переростком-посмешищем. Мальчик поежился. Он знал всех ребят в классе всю жизнь, а они его, но дружбы так и не завязалось. Что он сможет достигнуть по жизни без связей, без денег? Будет, как отец, работать низшим звеном до гробовой доски? И кто вообще будет с ним рядом в эти невеселые 13 месяцев? Подобные мысли вились в голове до тех пор, пока капсула не остановилась.
На затерпших ногах мальчик неловко вылез на яркий свет. Солнце заливало все вокруг: дорогу, пожухлую траву, жилую постройку.
– Вот он каков – разбойник из Мега-города! – загорелый поджарый мужчина в темных очках хищно улыбнулся.
Орлан подобрался, нервно сжимая ручки сумки. Если честно, он уже приготовился к самому худшему. Что ж, если этот спортивный дяденька начнет с нагоняя, это не самое худшее.
– Так оголодал, что нет сил ответить? Или укачало?
– Нет, я просто… Меня никогда не укачивает.
– Это хорошо. Сумку сам донесешь?
Орлан кивнул.
– Отлично! Меня зовут Борис Стеценко. Я твой наставник на ближайшие полтора месяца. Сегодня 17 июля и мы на море. Был когда-нибудь у большой воды? Плавать умеешь?
Нет, – паренек выразительно замотал головой, но чтобы наставник не подумал про него лишнего, затараторил. – Но море и воду часто видел на мониторе, особенно в рекламе. И даже видел настоящее озеро в доме Первого района. Очень большое, – для наглядности он развел руки в стороны, специально оставив сумку в левой руке, чтобы показать, что он не слабак.
– Пошли за мной. По дороге расскажешь о своих друзьях из 1-го района.
– У меня нет друзей в 1-м районе, и вообще их нет… – бледнея, сознался Орлан.
– Да?
– Точно, – утвердительно махнул рукой новенький. – Я из 2-го района, и у нас все знают, что жители 1-го района – говно. Хотя многие их в глаза никогда не видели.
Борис весело рассмеялся.
– А жители других районов – ангелы?
– Не обязательно. Но те к себе пускают хотя бы по улицам походить, кроме особых зон, конечно. У отца на работе тетя Клава угощала меня конфетами и подарила мини-робота котика, когда мне было 10 лет. Правда, он быстро сломался. А в 4-м районе мы как-то в детстве ходили на праздник красного дракона. Там зажигали сотни фонариков с настоящим огнем!
Они спускались вниз по довольно крутому склону между боковыми стенами старых многоэтажек.
– А твой район самый лучший? Уже скучаешь по нему?
Орлан запнулся. Он боялся, что сейчас последует выволочка, и молча сопел, едва поспевая за мужчиной.
– Значит самый плохой? Ни к чему в нем сердце не лежит?
– Я не хотел его бить, просто не сдержался, – Орлан с вызовом и болью одновременно уставился на спутника. – Он весь как наш район, этот блондин. Вроде бы рядом, но чтобы подойти надо заплатить. И без денег тебя нет, совсем!
– Ну, тогда тебе выпадает шанс найти новых друзей, если справишься. А сейчас тебя ждет сюрприз. Давай сумку подержу. Топай быстрее!
Они повернули в какое-то здание, прошли сплошной пластиковый коридор и вышли к зеленому пятну.
У Орлана перехватило дыхание. Прямо перед ним начиналась и уходила за горизонт огромная лазурная вода. Она сверкала золотом и серебром на солнце, вздымалась неровными рядами и обрушивалась пеной на камни. Мальчик часто заморгал, вода осталась на прежнем месте. Ее неровное, но мощное дыхание приятно ласкало слух. Сказать, что он был очарован – ничего не сказать.
– Это море? – тихо спросил он.
– Море. Понравилось?
– Да, – Орлан повернулся к наставнику. – А можно к нему сбегать?
– Завтра. Сегодня у тебя кабинет рекламы. Но сначала я тебя покормлю. Идем.
Стеценко направился в здание. Орлан семенил за ним. Он замечал, что новый коридор, по которому они шли, благоухал запахом незнакомых растений и пестрел аппликациями из ракушек, сделанными скорее всего детьми. Настроение улучшалось, и все казалось в радужном цвете. Они зашли в комнату с едой, где размещались странные столы и стулья, на стенах висели якоря и рыбачьи сети. Пол и потолок представляли собой гигантские мониторы, каких паренек даже представить не мог.
Наставник взял поднос и поставил на него 5 тарелок и пару чашек. Орлан делал вид, что ему неинтересно, но есть вдруг захотелось ужасно. Они присели.
– Чего застыл? – удивился Борис. – Ешь давай!
– А что для меня?
– Все для тебя, глупый, лопай давай.
Повторять не пришлось. Счастливый Орлан изголодавшимся волком налетел на обед.
