Настя Бонс
Дежавю

Глава 49. Боль

Боль. Именно через нее мы люди целыми поколениями чувствуем, что живем. Что живые. Через первую боль понимаем, что повзрослели. Что потеряли. Что приобрели. Через боль обретаем веру. И теряем ее тоже через боль. Впускаем боль с дымом сигарет. Выдыхаем. Или давимся горечью. Лечим легкие, разум, душу.

Травмы – то, что делает каждого на этой планете индивидуальностью. У каждого разный след от их последствий, как тот факт, что не существует одинаковых татуировок.

Прошлое – то, от чего мы пытаемся убежать завтра, не желая учиться жить с ним, не желая принимать шрамы, которые давно припечатались к сердцу, оставили свой след и которые не залечить мазью или кремом. Единственный человек, от которого мы никогда не сможем отделаться – мы сами. Дружить с этим человеком или продолжать душить его болью – выбор каждого из нас.

Атмосфера «Мамонта» всегда располагала к настроению «сегодня_я_пью_виски_чистым». Тимур впервые хотел раствориться в обжигающем горло напитке. Настолько мерзко было внутри от предстоящей встречи, от воспоминаний, что встревожил звонок того, кого он искренне ненавидел. Настолько гадко было вспоминать то, что очень хотелось забыть. Ту часть жизни, что изменила его – Тимура. Навсегда.

Рано или поздно мы все теряем своих героев. Кумиров, которым хотели подражать в детстве, которыми вдохновлялись. К успехам, которых стремились. Теряя героя, кто-то ищет нового кандидата на роль вдохновителя, кто-то – обретает поддержку в себе самом. Когда-то у Тимура было детство. Счастливое. Был собственный герой, на которого сейчас Тимуру не хотелось быть похожим ни на йоту. Человек, по вине которого, Тимур взял фамилию матери, по вине, которого – много лет называл себя сиротой. Благодаря кому Вермутов повзрослел за одну ночь. Ночь, что до сих пор отзывается в памяти хронической тошнотой.

Телефонный звонок. Раздражающий. Настаивающий. Звенящим треском снова, как и было совсем недавно, разбил его бесконечные безмолвные терзания. ⠀

– Слушаю, – без энтузиазма прошипел в трубку Тимур. ⠀

– Здравствуй, сын, – раздался знакомый голос на противоположном конце провода. – Всё в силе? ⠀

– У меня есть шанс передумать и не увидеть тебя, отец? – иронизировал Тимур. – На самом деле я даже был бы рад, если бы всё так легко разрешилось, но… ⠀

– Не хочется. Но уже пора, – прервал его собеседник. – Ты один? Она не придет? ⠀

– Давай не сегодня. Я согласен, что пора рассказать ей всё. Она достаточно взрослая, чтобы понять. Она достаточно взрослая, чтобы знать. Но я пока не понимаю с чего вдруг, столько лет спустя, ты вспомнил о ней? Не понимаю, с чего вдруг такая бестолковая, лихорадочная суета? Может, ты на исповедь собрался? Умираешь от смертельной болезни или желаешь выброситься с балкона многоэтажки? Грехи тебе отпустить? Полюбить тебя как раньше и всё забыть? С чего вдруг такая спешка, спустя почти два десятка лет? С чего вдруг ты вспомнил о семье, о близких, о любви? ⠀

– Сынок? – попытался вставить слово собеседник.⠀

– Лучше заткнись. Не продолжай свои пустые беседы. Их было слишком много на нашем с тобой веку. Я устал повторять, что перестал быть тебе сыном с той самой ночи…

– Не говори так. ⠀

– Уже сказал и еще повторю. Жду тебя, как договаривались. Не опаздывай, решим всё, пока её не будет дома, – кинул в трубку Тимур и прервал звонок.

Глава 50. Уроки жизни

В жизни каждого из нас есть секунды, которые хотелось бы сложить в шкатулку с драгоценностями и надевать вместо украшений. Есть горькие минуты, которые нам хотелось бы вычеркнуть, или, по меньшей мере, забыть. В жизни каждого случался исторический момент, когда неосторожное юное сердце неумело получало первые уроки жизни во взрослом мире. Уроки, где первая любовь причиняет боль, а безответная разбивает сердце.

Сейчас, после пары тройки алкогольных коктейлей, Лизонька – милое создание с кремово-каштановыми кудрями и синими глазами, вовсе не казалась – милашкой.

Красивая белокожая молодая брюнетка с длинными вьющимися волосами. Стройная фигура и длинные ноги. Гладкое черное кружево ее платья напоминало вторую кожу и идеально облегало ее тело. Макияжа было мало: только акцент на глазах. Сегодня ее возраст было сложно угадать даже бывалым знатокам. Сегодня в ней смешались определения: хорошенькая и роковая, одновременно.

Всеми покинутая и беспомощная молодая девушка, заправившись коньяком из домашнего бара, отправилась искать приключения и неслучайно оказалась здесь – на пороге «Мамонта».

В диапазоне между отчаяньем и надеждой, когда не с кем поговорить. Когда тишина слишком вязкая, липкая и густая, а разговоры «не с тем человеком» – слишком навязчивые, долгоиграющие и мерзкие. Здесь. Где собираются лишь для прелюдий, грехопадений и синих пятничных утех. В паре шагов до того, чтобы впервые разрушить свой хрупкий наивный мир на бешеной скорости. В паре шагов до того, как яркие и чистые чувства вытеснятся неуклюжими пьяными попытками повзрослеть.

Приключения, как и новые знакомства, не заставили себя долго ждать.

– Всё прекрасно-о-о. Прекрасно! – без устали повторяла Лизонька. Неестественно весёлая, неестественно общительная, неестественно раскованная и уверенная в собственной неотразимости. – Я в порядке. В п-о-р-я-д-к-е! – продолжала громко сотрясать воздух девчушка, пытаясь быть убедительнее. То ли для самой себя, то ли для новой компании и поклонников.

– Екатерина Великая, вы точно в порядке, моя королева? – Воланд всё чаще подливал виски в стакан молодой девушки.

– Меня Елизаветой зовут! – рыкнула девушка, со злостью отодвинув от себя напиток.

– Ну, всё правильно. Сразу видно, ты – королевских кровей. Разница-то какая – Лизавета, Катерина, – Воланд щедро сыпанул льда в отвергнутый стакан и вернул его девушке. – Так что? Что творится в этой тёмной головушке? Очень надеюсь, что грязные мысли и желания? – он уверенно притянул ее за шею и с жадностью втянул воздух у самого ее лица. Так близко, что Лиза успела разложить по нотам шлейф полувекового виски.

«Не надо никому знать, что происходит у меня внутри. Никому неинтересно. Никому не хочется слушать нытье про чужую боль. Своей – вполне достаточно, – усмехалась про себя Лиза, кутаясь в нетерпеливые объятия нового знакомого. – Быть сильной сейчас немодно. Модно транслировать, что ты при психотерапевте, что ты осознанная, замотивированная и уверенная в себе. А еще ты обязательно проявляешь эмоции! И, о боже, ты умеешь плакать и смеяться! А еще ты обязательно правильно питаешься, занимаешься спортом, и, конечно, не совершаешь ошибок… А ты совершаешь! Еще как совершаешь, – пьяные мысли той, что сидела напротив барной стойки, то и дело касались щеголяющего за стойкой бармена. – Что же я выбрала сегодня? Между мотивирующими жопоподнимающими вебинарами, залипательными хохотушными рилз и возможностью напиться и бессовестно пялиться на НЕГО? Ответ очевиден. Я выбрала его, не спрашивая ни у кого разрешения»…

– Поэтому я здесь, – неожиданно выдала вслух Лизонька.

– Что ты лепечешь там, глупышка? – горячее дыхание Воланда скользнуло по ее шее у самого уха. – Может нам найти местечко поукромнее? – он придвинулся ближе. Скользнул влажной ладонью по ее ноге, двигаясь от самого края юбки – вниз. По шелковистым колготкам к каблукам.

– Танцевать хочу, – Лиза резко вскочила на ноги. В голове зазвенело четкоё «бежать». Ноги не слушались. Тошнота подкатывала к горлу. Не хватало воздуха.

– Потанцуй на мне, малыш. Зачем куда-то идти? – воздыхатель подорвался следом за девчонкой и парой шагов настиг ее у самого центра танцпола. – Не убегай, мы не закончили на сегодня! – Воланд преградил Лизе дорогу, и, схватив ее за волосы, резко рванул назад. С такой силой, что у девушки потемнело в глазах от боли, а из глаз непроизвольно брызнули слёзы.

– Чёртов псих! – прошипела Лиза.

– Можешь плакать, но не кричи. Кричать будешь в туалете, через пару минут, – жадно впившись губами в ее рот, Воланд, не скупясь, шарил руками по её стройному телу.

– Подожди, подожди. Хватит, – она прикрыла свой рот рукой, пресекая его поцелуи.

– Тебе не понравилось, детка? – не интересуясь ее возражениями, Воланд продолжал прижиматься пахом к ее бёдрам.

– Ты же… Ты же просто хочешь посмеяться надо мной, Воланд, – Лиза упёрлась ладонями в его грудь, стала несмело отталкивать, пытаясь увеличить между ними расстояние.

– Какие уж тут шуточки, малыш. И ещё момент. Меня зовут – Мирон. Ещё раз назовешь меня Воланд, возьмешь моего лысого «друга» в рот за каждую букву. Поняла?

– Не думай, что если я не имею сексуального опыта, то я чересчур наивная, – в ее больших глазах отражался страх. Опасения, что сегодня ее используют, теперь уже не казались такими уж безобидными. – Я не собираюсь заводить отношения. Тем более с таким, как ты.

– Отношения? Кто здесь говорил об отношениях, девочка? – Воланд схватил ладонь Лизоньки и прижал к своему возбуждению. – Ты чувствуешь это? – синие глаза девчушки раскрылись в очередном шоке, тонкая рука нервно задёргалась в панике, стараясь вырваться из хватки Воланда. – Я так хочу тебя, что меня хватит на пару раз. А в моей жизни – это почти самые долгие отношения, малыш. И мне сейчас не до смеха. Поэтому лучше не дергайся… Или дёргайся, меня это даже заводит. Ты же сама сказала, что я тебе понравился.

– Ты хочешь не меня, а моё тело, – губы Лизы дрожали, свободной рукой она всё еще тщетно пыталась оттолкнуть Воланда на безопасное расстояние. – Мне такого совсем не надо. Думаешь, если ты мне понравился, то я соглашусь на секс в туалете?

– Хочешь, поехали ко мне? Никто из нас двоих ничего не теряет. Что плохого в приятном времяпровождении? – и без того узкие джинсы Мирона стали неуютными, пережимая натекающую эрекцию.

– Я не хочу, – Лиза замотала головой и, на мгновение, прикрыв глаза, попыталась собрать все имеющиеся силы, чтобы оттолкнуть настойчивого поклонника.

Секунда. Две секунды. Лиза почувствовала, что освободилась от цепких объятий. Тело словно обдало ледяным ветром. Глухой хлопок. Чей-то всхлип.

– Влас, ты #бнулся?! – взревел недавний поклонник. Вместо носа лицо Воланда украшало кровавое пятно. Его сердце глухо стучало в груди. От возбуждения. От возмутительного отказа девчонки. А голова гудела от отличного удара левой именитого бармена «Мамонта».

– Съ#бался отсюда, Мирон! – прорычал Влас, прикрывая широкой спиной перепуганную девчонку.

– Она достигла возраста согласия, придурок. Ей уже можно, – Мирон смачно харкнул кровью бармену под ноги.

– Ты тоже его достиг, может и тебя изнасиловать? По твоему желанию, я найду желающих на твою тощую задницу прямо сейчас! Только попроси, Мирон!

– Пошёл ты, Влас. Оставь себе эту малолетку, – Воланд развернулся на пятках и уверенно зашагал к столику, где навстречу своему вожаку уже подорвалась стая липких гиен. – Не трогайте этого рыцаря. Потом сам с ним потолкую, – шикнул в их сторону Мирон. – Сегодня здесь тухляк! Поехали – погудим! – у самых дверей Мирон оглянулся, еще раз прошелся голодным взглядом по Лизоньке, бросил многозначительный взгляд в сторону Власа, а тот, со всем ему присущим достоинством, жестом показал «скатертью дорога».

Глава 51. Уроки любви

Кажется, в современном мире уже не осталось спокойных и тихих мест. Люди продолжают к ним стремиться и беспрестанно искать их, а найдя так же умело умудряются всё изгадить и превратить в похабщину. Даже самые чистые места превращаются в общедоступные, места тишины – в шумные туристические точки на карте, места силы – в поток понтовых фото для социальных сетей.

И речь вовсе не о маршрутах и неизвестных тропах на географической или политической картах, речь – о людях, которые меняются, встретив «не того человека».

– Успокойся, милая. Неандертальцы, покинули чат. В смысле – бар, – оставив за стойкой дежурного официанта, Влас проводил Лизу в кабинет своей начальницы Кэти. – У мужчин часто нет сердца, еще чаще – мозгов, – лучезарная улыбка бармена, с которого Лиза весь вечер не сводила глаз, сейчас была так близко, что она могла разглядеть каждый изгиб и неповторимый рисунок его губ. – Разве детям можно посещать такие заведения? – мягкий бархатный голос Власа вернул её к реальности, – Сейчас за тобой Макс приедет. Советую ей всё рассказать. Подождешь ее здесь. А я побуду с тобой, – он подошел к Лизе и заботливо положил ладони на ее плечи, – Не бойся ничего.

Ей хотелось сказать ему, что еще никогда в жизни ей не было так спокойно как сейчас, но храбрость улетучилась, как только они оказались ближе, чем она могла себе позволить раньше.

– Я понимаю, с незнакомым человеком не очень-то хочется нежничать, – начала разговор Лиза, – В любом случае, спасибо Вам.

– Сочтемся, – подмигнул спаситель непутевой кокетке. – Меня, кстати, Власом зову.. – парень не успел договорить. Лизонька привстала на носочки, подалась вперед и осторожно коснулась губ Власа своими губами, вкладывая всю нежность в это невесомое прикосновение.

Секунда. Две секунды. Застывшее мгновение. Касание ее губ. Таких мягких и теплых. Таких податливых и неумелых. Больше, чем пьяное проявление страсти. Больше, чем просто сминания губ. Такой простой, неуклюжий и такой настоящий поцелуй.

Влас отстранил Лизу от себя, нежно обхватив ладонями ее лицо.

– Я не это имел в виду, – подал голос парень, слегка оторопевший от такого поступка молодой красавицы.

– Меня Лизой зовут, – нашлась с ответом девчонка, всё еще сжимая пальцами рубашку на его груди. Её дыхание изменилось, стало рваным, с глубокими вдохами.

– Не на тех распаляешься, Лиза. Не на тех себя тратишь, – бармен смотрел ей прямо в глаза. От неловкости, бестолковости своих действий на Лизу накатывалось отчаяние и, явившаяся без приглашения, паника. – Сегодня ты перевыполнила план по необдуманным поступкам. Не бережешь себя. Глупо и опрометчиво.

– А для чего мне себя хранить? – неожиданно рассердилась Лиза, про себя думая, что сейчас с удовольствием залепила бы кулаком в стену… Или Власу по морде.

– Для любви, – не отводя глаз, выдохнул Влас у ее губ. – Ты пока не знаешь что это такое, – пальцы Власа нежно поглаживали ее щеку, и это моментально вызывало румянец на ее лице. Синие глаза девчонки налились непрошеными слезами. Чтобы не расплакаться на месте, Лиза часто захлопала ресницами и отвела взгляд в сторону, стараясь сдержать соленые капли.

– И вы туда же. Учите меня жить. Макс учит! Мама орет! Учитель, тренер, папа – все вы! Якобы взрослые! Учите меня! Дышать, есть, ходить, отдыхать, трудиться, учиться, работать. Тьфу! Такая себе эта ваша жизнь! Это не жизнь. Это выживание. Никто меня не научит жить по-настоящему!

– Вот скажи мне: ты все эти глупости на ходу придумываешь или у тебя шпаргалки под юбкой?

– Да, да, сейчас пойдет тирада про возраст. Что я слишком мала, что у меня всё впереди…

– Любовь не зависит от возраста, она зависит от готовности открыть кому-то душу, – Влас опустил руки и отступил на шаг назад. Какое-то мгновение Лизе казалось, что она до сих пор чувствует тепло его тела своей грудной клеткой, своими ладонями. Влас убрал руки в карманы брюк и продолжил. – Жизнь не настолько скупа, чтобы дать нам только один шанс испытать любовь. Но своей спешкой ты можешь лишить шанса хорошего парня, который ещё будет в твоей жизни.

Лизе показалось, что Влас и сам не верит в то, что только что ей озвучил. Показалось, что за образом дружелюбного и общительного бармена скрывается израненное сердце, о котором мало кому известно.

– Я в любви начинаю туристом, – Лиза опустила глаза, капли слез упали на пол.

– Жизнь не попсовая песня об идеальной любви, милая Лиза. Нам сложно принять, что прописанного плана и смысла в жизни нет. Никто не рождается с бумажкой или путеводителем в руке. От того и сложнее жить, – Влас говорил спокойно, выверяя каждое сказанное слово. – Никто не научит тебя жить. Ни я, ни мама с папой, ни Макс. Это наш опыт, а свой – ты заработаешь сама. Жизнь – лучший учитель. А любовь… – с горечью выдохнул он и замолчал.

– Не с тобой. Я поняла, – Лиза закатила глаза, будто уже в сотый раз слышала эту фразу и видела подобное выражение лица. – Не вырвешь любовь из груди того, кто уже любит. Так, Влас? – со злостью выдохнула девчонка.

– Быстро учишься, милая Лиза, – Влас улыбнулся краешком губ. – Максимилиана, наверняка, уже подъезжает. Дождись ее. – едва слышно кинул он и вышел из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь.

***

Максимилиана застала Лизу, опустошающей бутылку с многолетним коллекционным виски из барного шкафа Кэти. Ярко представив лицо подруги, той, что скоро непременно обнаружит «пропажу», грязно выругалась про себя.

– Лиза, давай я отвезу тебя домой, девочка? – натянув на лицо деликатную заботливую маску, Максимилиана уверенно подошла к столу, у которого сидела Лиза, и, не колеблясь, отодвинула от девчонки хмельное зелье в красивой фирменной ёмкости.

– Не начинай, Макс. Сегодня есть повод, – размазанная по лицу девчонки жирная тушь, делала ее похожей на забавную панду. – Сегодня я стала взрослой.

– Не поняла, ты сейчас о чём? – переспросила Максим, оторопев от откровения и наперёд прикидывая самые нелицеприятные причины сказанного этой малышкой.

– Карты таро ошиблись, не случилось у меня любви с Власом, – бурчала себе под нос Лизонька. – Меня отшили. Зато сразу и без долгих отступлений. Розовые мечты рассеяны. Сердце разбито. Я – в хламину. По-моему, я отлично справилась с началом взрослой жизни.

– Тааак, девочка драма, на сегодня точно хватит взрослых поступков. Домой. Домой, моя хорошая, – выдохнув про себя о том, что «страшного» ничего не случилось, Максимилиана подхватила Лизоньку под локоть и буквально потащила ее за собой.

– Нет, пожалуйста, Макс. Не надо домой, – неуверенно запротестовала девчонка. – Я сказала отцу, что останусь у Светки. Он меня сегодня не ждет. А я… я не хочу, чтобы он видел меня такой. Я для него ангел, а не вот это вот. – Лиза указала на себя.

– Ну? Что ты натворила? – допытывалась Максимилиана. – Нет. Не так спрошу. Что ты успела натворить?

– Просто… глупость.

– Ну что раскисла, девочка панда. Подумаешь, сердце разбили. Ты тоже можешь его разбить. А может, уже кому-нибудь разбила, – рассуждала вслух Максимилиана. – Но как по мне, лучше разбивать лицо обидчикам, – она горько ухмыльнулась и продолжила. – А вообще, соберись, тряпка. Хватит ныть. Если не сейчас, то завтра обязательно повезет. Давай, примерь счастливое лицо. Не смей грустить. В этом доме, то есть – баре, это запрещено. Мною запрещено.

– Макс, – неслышно выдохнула Лиза, быстро перебирающая ногами и едва поспевающая за своей спасительницей. – А ты веришь в любовь?

– Я верю, что любовь приходит лишь когда не думаешь о ней. Строптивая сучка это ваша любовь. Так и знай.

Глава 52. Преданное доверие

Доверие – вязкая субстанция, склеивающая посторонних друг другу людей в незримый союз. Преданное доверие – засыхающая, бугристая грязь, рассыпающаяся рваными шрамами, на душах бывших союзников.

Не доверять никому, не доверять мужчинам, оставаться одинокой – таков был план Максимилианы после расставания с Мироном. Очень долго она не могла выбраться из этих удушающих отношений, но один роковой день изменил всё.

День, когда всё встало на свои места. Так думала Максимилиана.

Ей казалось, что она, наконец, осознала, что Мирон ей не нужен. Что она не нужна ему. Что он – закоренелый ублюдок и откровенная мразь.

Абьюз, насилие и жестокость были его частью, искоренить их не удалось бы ни прекрасному ангелу, ни проворному черту. Бить женщину, надеть пакет ей на голову, проверяя, доверяет ли она ему, почти убить ее – его обычный день. Конкурентов он не признавал, ни среди слабого пола, ни среди мужчин. Естественный отбор, как он сам любил говорить, когда творил очередную дичь.

Что связывало Максим и этого подонка?

Всё просто. Одинокая сиротская девочка встретилась с сущим дьяволом во плоти. Чистокровный плохиш, закоренелый манипулятор, бог секса и скорости. Ни каких приторных комплиментов с его стороны, ни каких ванильных свиданий, только горячие намёки, случайные тягучие касания, изнуряющие Максимилиану накапливающимся внутри желанием. В этих недоотношениях она была невидимой, как пыль на потолочном вентиляторе. До момента, пока скорбящая птичка, как называл ее Мирон, уверенно не распустила крылья.

Макс научилась быть ему ровней, отвечала кокетством на флирт, «острым языком» на жёсткость, ударом на удар. Она стала для него бурей в стакане и желанной сукой в постели, непримиримым оппонентом и достойным противником. Но прежде всего – его безвольной собственностью, тщетно пытающейся стать его частью или половиной, парой или близким ему человеком.

Максимилиана отчаянно мчала по трассе, будто ее и ее послушную Хонду больше ничего не держало в этом мире. Словно оставалось только запомнить ее молодой, красивой, горячей и агрессивной. Другого шанса не будет. Определенно.

Мысли смешались с воспоминаниями и напоминали невообразимый кашеобразный винегрет. Перед глазами Максимилианы стояло заплаканное лицо Лизы. В душе нарастал безудержный гнев. Она силилась вспомнить, за что раньше так любила Воланда.

«За что, Макс? За черные, как ночь глаза? За красивые скулы и чётко очерченный подбородок? За оскал, далеко напоминающий улыбку? За что, бестолковая?» – спрашивала саму себя. – «За то, что чуть не убил? За то, что бросил умирать? За что!?» – сердце в груди бешено колотилось. Сейчас Максимилиане не нужен был допинг для храбрости, не требовалось выпить или закурить. Страх и тревога уже расковыряли упрятанные в дебрях памяти флешбэки аварии, произошедшей год назад, но громко кипящий гнев притуплял любые чувства. Разумные мысли и искренние мотивы, движущие Максимилианой в данный момент – улетели в кювет. Но то, что ей двигал только гнев, утверждать на все сто – она не могла.

Что заставило ее поступить вопреки совету внутреннего голоса? Поверхностные мысли, отсутствие логики, голое желание мести или обрывки воспоминаний и примитивная ревность? Сомнения. Неуверенность. Нерешённые вопросы. Точка.

«Боже, что же творит этот мудак? Он специально приставал к Лизе. Я почти уверена. Что он творит со мной? С такой жесткой и непреклонной Максимилианой? Неужели он снова сломал во мне твердый стержень и до сих пор помыкает как куклой?

Это Максимилиана и хотела выяснить. Сегодня. Немедленно. Прямо сейчас.

Она знала, где искать Воланда. Это место было ей до боли знакомо.

Невзрачный стрип-клуб на окраине города, пропахший луковым запахом пота и дешевым алкоголем. Убогая харчевня разврата, гордо носящая предсказуемое название – «Детка».

Здесь ничего не изменилось: ни силиконовые официантки, ни кукольные танцовщицы go-go на подиумах, ни полураздетые нестройные тетковатые стриптизерши.

Гремела громкая музыка. Бесчисленные колонны, стены и потолок зала рассвечивал неон. Светящиеся абстракции меняли очертания и цвета, перетекая из зеленого в синий, из розового в фиолетовый и голубой – и так по кругу. У эпилептиков при таком освещении случился бы припадок, но и у остальных запросто могла поехать крыша и нагрянуть мигрень.

Здешние посетители не отличались праведным образом жизни. Полумрак за столиками в нишах оставался неизменным. Плотный запах похоти и крепкого алкоголя витали в воздухе и были почти осязаемыми.

Мирон заметил еепервым. Затаился и наблюдал, неспешно перемещаясь от одного укрытия к другому, медленно подкрадываясь к скорбящей птичке. Максимилиана металась между столиками, непрерывно прошаривая взглядом танцпол, открытые ложи, сцену…

– Неужели королева Хантеров пожаловала? Собственной персоной? – горячий шепот Мирона коснулся ее затылка. – Где твой сутенер, сучка? Кому заплатить, что привел тебя сюда? – поприветствовал ублюдок. – Не ждал, что ты найдешь меня, но впрочем, с твоими то способностями…

– Вопрос не в моих способностях, которые несомненны, – отшатнулась, как от призрака, Максимилиана и повернулась лицом к тому, ради которого приехала. – Вопрос в твоих ублюдских поступках, которые и стали причиной моего посещения такого тухлого и мерзкого места, как это.

– Моих… чего? – переспросил он, растягивая каждое слово. – Девочка моя, я всего лишь пригласил тебя на матч реванш. И смотрю, что ничего не изменилось. Ты осталась всё такой же туповатой и неуклюжей безвольной дурой. Поэтому тебе необязательно тут пыхтеть и что-то доказывать мне, – он достал сигарету, глубоко затянулся, выпустил кольцо дыма ей в лицо, с секунду задержался, молча изучая ее. Затем, уверенно отпихнув Максимилиану в сторону, двинулся прочь. Опешив от немой неожиданной сцены, она недолго смотрела перед собой, временно потеряв Воланда из виду.

Тем временем, певица со сцены затянула новую скрипучую арию. Музыка стала более насыщенной. В зале засверкали стробоскопы. Раздались восторженные крики. Краем глаза Максимилиана заметила, как над толпой внимающих за творящимся на сцене беспределом, полетела сорванная с тумбообразных стриптизерш и певички, одежда.

Она опомнилась и спешно огляделась, ища в толпе Мирона. Тот, уверенно шныряя между колоннами клуба, быстро удалялся по тёмному коридору. Распихивая пропитанных потом зевак, она рванула за ним, движимая беспочвенным абсурдным необъяснимым азартом. По направлению к дальней закрытой ложе, за дверью которой уже скрылся Мирон.

Едва Максимилиана ступила в слабо освещаемое помещение и сделала пару шагов, пытаясь сориентироваться в пространстве, Воланд громко захлопнул за ней дверь.

– Меня ищешь, мышка моя? – щелчок ключа в замочной скважине заставил Максимилиану вздрогнуть от неожиданности. – Пришла поиграть? – он наступал, как дикий кот, подкрадывающийся к добыче. В душном помещении заиграла возбуждающая мелодия для стриптиза. – Соскучилась, наверное, по Мирону, детка? Уже рассказала своему новому другу, как мы шалили? Он уже знает, что ты вовсе не хорошая девочка?

– Ты на стимуляторах? Виагры пережрал, Воланд? – Максимилиана уверенно толкнула его в голую грудь, привычно прикрытую лишь распахнутой кожаной курткой.

– А кое-кому точно трусы в зад врезались? – он пристально наблюдал за каждым движением ее мимики и жестами, и, вроде бы остался доволен. Так ей показалось.

– Ну, подойди, обнимемся что ли?

– Ты знаешь, зачем я приехала, Воланд! – прошипела Максимилиана, нарочно выводя его из себя ненавистным прозвищем. – Зачем ты задирал девчонку? Внимания моего хотел? Кто еще скучал, ублюдок? – она понимала, что ей лучше было помалкивать, но не могла остановиться.

– Ты что отчета требуешь? Совсем охренела? Корону тебе не поправить, королева моя? Или напомнить, кто из нас двоих – главный? – заскрипел зубами Мирон. – Нет бы несколько лет назад свернуть тебе шею и бросить в канаве. Ах, какой шанс у меня был… – он приблизился, обхватил огромной ладонью тонкую шею Максимилианы. – А все мое ранимое сердце, любимая моя, – она избегала смотреть ему в глаза. Шея моментально заныла под его ладонью, воздуха не хватало, из глаз покатились слезы. – Где твои рыцари? Кто сейчас тебя защитит? Кому ты нужна? – ревность и неприкрытая злость полились через край его самообладания.

Максимилиана слишком хорошо его знала за долгие годы общения. Он вызывал ее на новый поединок. В нем кипело раздражение, неудовлетворенность. Здесь и сейчас он принял решение отыграться на ней, раз ему не перепало с Лизонькой. Рассерженный мужик (зачеркнуть) псих, в котором всё кипит, как в вулкане, готовом к извержению, узнается даже на расстоянии. В сантиметре от нее зависла угроза. Максимилиана знала, на что этот экземпляр способен, если разойдется.

– Ненавижу тебя, – еле слышно проскрипела Максимилиана.

– Это не так, родная.

– Ненавижу, – одними губами повторила она.

– А помнишь, милая, как ты хотела меня переделать? Как вбила себе в голову, что я обижен судьбой, что меня нужно жалеть, любить, помочь перевоспитаться? Идиотка. – Мирон сжал ее горло чуть сильнее, когда она вновь попыталась вырваться из его твердой хватки. – Зачем приехала сюда, радость моя? Скажи честно. Признайся себе, – в свободной руке Воланда что-то сверкнуло. Раздался приглушенный щелчок.

«Нож-бабочка», – догадалась Максимилиана. Он всегда носил его с собой для особенных случаев (как он их называл).

– Не можешь без адреналина, королева Хантеров? Не справляется новый парень? – Мирон осторожно провел холодным лезвием по ее щеке, скользнул по шее, спустился к узкому, облегающему голое тело, топу. Максимилиана приглушенно замычала, на лбу выступила испарина. Ткань топа невольно затрещала под настойчивым острым лезвием, выпустив на свободу ее упругую грудь. – Привет, девочки. Скучали по мне? – обратился он к созданной своими руками полуобнаженной картине, чуть отстраняясь от Максимилианы. – Снимай всё остальное. И давай без фокусов, любимая. – Максимилиана медленно стянула куртку и тряпичные остатки топа, пострадавшего от ножа. Дрожащими руками потянулась к застежке на джинсах, покорно исполняя просьбу Мирона. Ни на секунду не прерывая визуальный контакт с его помутневшим взглядом. Тесные джинсы не слушались под мокрыми ладонями. Тело ее лихорадило от накатившего жара.

Мирон неспешно отступил от своей жертвы. Расстегнул ремень под пристальным взором абсолютно нагой Максимилианы. Нарочно протяжно потянул за замок ширинки. Брюки приспустились на бедра. Мирон, подчеркивая каждое свое движение паузой, лениво приземлился на стоящий позади него скрипучий диван. Диван, обтянутый мягким скользким велюром, который еще хранил следы чьих-то сексуальных игр.

Воланд продолжал жадно поедать Максимилиану глазами, сдержанно стягивая собственные джинсы свободной от ножа рукой. Он насмешливо поманил ее сверкающим лезвием, приглашая присесть. На него.

Максимилиана послушно приблизилась, задержавшись на секунду в нерешительности. Оперлась ледяными руками на плечи Воланда. Поставила одно колено на диван, ища в нем надежной опоры, подтянула вторую ногу и застыла от нарастающей паники. Мирон провел ладонью по ее струящимся волосам, жёстко притянул ее за шею, вновь слегка надавил. Вторая рука по-прежнему сжимала нож.

– Почему дрожишь, родная? Думаешь, я заставляю тебя? – Мирон отпустил ее шею и перекинул нож в освободившуюся руку. – Хочешь, докажу, что это не так? – он аккуратно приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел в мокрые от слёз глаза. – Ты сама этогохочешь.

Ноги Максим дрожали от нарастающего напряжения. Она не могла понять, что ею движет в этот самый момент. Дикое желание? Месть? Или страх? Она уже почти сидела на нем. Она смотрела Мирону в глаза и испытывала благоговейный ужас.