Настасья Астровская
Грешница Люсиль
Дурацкая идея глупых баб бойкотировать Люсиль раздражала его и была некстати. Впрочем, его это все мало касалось. Он как мужчина должен был сдаться рыжей в плен. Было только одно обстоятельство, мешавшее ему. Он… боялся.
Да, он робел. До встречи с Люсиль он даже не знал, что это такое. А теперь при одной мысли о ней мурашки бегали по спине, руки тряслись, бросало то в жар, то в холод, от ужаса начинало даже подташнивать. В общем, мысли о ней вызывали у него похмелье, независимо от того, пил он или нет.
Дни шли. Женщины плевали в сторону Люсиль, топтали ее белье, сушившееся во дворе, рвали посаженные ей цветы. А она только поднимала брови, встряхивала наглой рыжей головой – и смеялась. Мужчины продолжали ходить к ней. Их жены скандалили, рыдали, били их скалками. А они даже не злились, не говоря о том, чтобы расстроиться. Они переняли у Люсиль эту привычку – на все неприятности смеяться, быть легче, ни в чем не видеть трагедии. Раздосадованные женщины решили, что эта дурость передается половым путем, и приуныли.
Да, дни – шли. И в поселке оставалось лишь двое мужчин, не заходивших к Люсиль.
Это были Злобный Хорхе и Аурелиано Молина.
Если Хорхе по праву носил прозвище Злобный, то к Аурелиано подходило слово «загадочный».
Это был хорошо сложенный молчаливый человек с небритым мужественным лицом настоящего революционера и большими печальными карими глазами страдающего интеллигента. Минувшей весной ему исполнилось тридцать два года. Три года назад его жена, кипучая и бешеная Лолита, сбежала от него с каким-то заезжим цыганом. Аурелиано пожал плечами, вздохнул – и простил ее. С тех пор жил один, мало общался с соседями и много думал. Он много всего умел делать руками, он чинил, менял, создавал – и все это молча, с грустной улыбкой.
Одному лысому черту (или богу с пышной шевелюрой?) известно, как так случилось, что в одном и том же месте в одно и то же время встретились три таких разных человека.
Был ясный красно-розовый закат, травы мерно дышали засыпающим ветром. На холме над рекой собрались – в хронологическом порядке – действующие лица.
Аурелиано Молина.
Злобный Хорхе.
Грешница Люсиль.
Аурелиано часто по вечерам сидел на холме, приводя в порядок свои не в меру разыгравшиеся и расплескавшиеся мысли, коих у него было порой слишком много. В этот вечер он по обыкновению сидел на своем месте, вдыхал пряный свежий воздух и думал.
Вдруг шуршание травы выдало какого-то нежданного гостя. Аурелиано обернулся – в его сторону шел Злобный Хорхе с совершенно отсутствующим видом. Аурелиано удивился.
Хорхе, по правде говоря, и сам был нимало удивлен тем, как его вдруг потянуло сюда. Мысли о Люсиль, занимавшие его по вечерам,гнали его неведомо куда. Он сел рядом с Аурелиано, достал из-за пазухи свою флягу и отхлебнул немного.
Несколько минут они сидели молча, что полностью устраивало Аурелиано.
Потом Хорхе вдруг встрепенулся, повернулся к нему и спросил:
– Она правда шлюха?
Аурелиано усмехнулся. Его забавляла привычка некоторых людей озвучивать только половину своих мыслей – причем, чаще всего, вторую половину. Но он понял, о чем и о ком речь.
– Не знаю, но мне и неинтересно, – ответил он,пожимая плечами.
– Ты поэтому к ней не ходишь?
– Может быть, – рассеянно проговорил Аурелиано. – А может, я ее боюсь.
Хорхе усмехнулся. Чудак признался в том, в чем он сам не решился бы.
– Но я знаю, – сказал вдруг Аурелиано несколько взволнованно, -что чайки стали кричать ее имя… Давно.
– Какие чайки? – удивился Хорхе. – Отсюда далековато до моря.
– До моря всегда близко, – засмеялся загадочный Аурелиано. – У меня свое внутреннее море.
– Ясно, – кивнул Злобный Хорхе. – А у меня внутри кровь да кишки. Ну, и кости. Я нормальный человек.
– Все мы по-своему нормальны, – туманно ответил Аурелиано. – А ты загляни. Закрой глаза – и загляни. Подумай – и увидишь его.Море.
Хорхе подчинился ему, сам не зная, с чего. И вдруг почувствовал свежий солоноватый ветер. Море волновалось, бесилось. Чайки, не боясь, кидались в стихию,отдавались ей. С победными криками они ныряли – и взмывали вверх. А волны все поднимались, и поднимались, и поднимались, и обрушивались на цветные нагретые днем камни берега…
– Твое море прекрасно,но на нем шторм, – тихо проговорил Аурелиано.
– С чего ты… Откуда ты это знаешь? – смущенно спросил Хорхе, резко, словно прыжком, покидая свое видение.
– Потому что ты – Злобный Хорхе, – ответил за Аурелиано женский голос.
Злобный Хорхе и Загадочный Аурелиано синхронно обернулись. Люсиль стояла перед ними в длинной черной юбке, с растрепанными волосами, озаренная закатными лучами.
Должно быть, она договорилась со всем – с землей, с ветром, с птицами и стрекозами, потому что никто и ничто не сдало ее. Ни одна травинка не шепнула о ее приближении, ни одна пугливая ящерка не бросилась бежать,услышав ее шаги. Все будто замерло – так же, как Аурелиано и Хорхе.
– Простите меня, – выдохнула Люсиль. – Я слушала вас, потому что мне не хватало вашей речи.
Мужчины автоматически раздвинулись, и она уселась между ними.
– Что вы здесь делаете? – спросила Люсиль.
– Сходим с ума, – буркнул Хорхе.
– Давайте ждать луны, – напевно произнесла она. – Тут дикая луна, яркая, она ничего не стесняется. Она тянет меня так, что вот тут, – Люсиль постучала по груди, – делается тесно и ноет…
– Вы с нею похожи, – усмехнулся Хорхе.
Аурелиано молчал, разглядывая траву.
– А ты похож на ветер, – мягко пела Люсиль, – а ты, Аурелиано, похож на дождь.
– Ты – дикая сирена, – буркнул Злобный Хорхе. – Русалка-искусительница.
Аурелиано молчал, щурясь, силясь разглядеть первые звезды.
– Я – утешительница, – улыбнулась она. – Утешаю всех, утишаю всё. Я подбираю ключи к дверям чужих жизней.
– Зубы ты заговариваешь, – поморщился Хорхе, – чтобы никто не сообразил, кто ты на самом деле.
– Тут уж как тебе угодно, – Люсиль пожала плечами. – А я – всего лишь та, кто я есть.
Аурелиано молчал, слушая больше не что Люсиль говорит, а как она дышит.
– У меня тоже есть свое море, – тихо сказала она. – Иногда я не только смотрю на него с берега, но и ныряю. И даже там, в глубине, мне легко дышать, и разноцветные рыбы плывут со мной, и ни одно морское чудовище не нападет на меня. Если вдруг глубина давит на меня – значит, со мной что-то не так.
– А со мной всегда что-то не так, – засмеялся Хорхе.
Аурелиано молчал…
– Аурелиано, не молчи! – воскликнула вдруг Люсиль, хлопая его по коленке. – Я же знаю, тебе есть, что сказать.
Аурелиано выразительно посмотрел на нее.
– Нет, нечего, – ответил он после паузы. – Мне есть, что подумать.
– Хотела бы я знать… – задумчиво проговорила девушка. – А ты, Хорхе, – жарко зашептала она, приблизившись, обдавая его ухо горячим дыханием, – скажи мне что-нибудь,скажи все на свете!
Она отстранилась от Хорхе и,взмахнув угольными ресницами, уставилась на него.
У него вдруг возникло сумасшедшее,непонятное желание: вырвать все эти волшебные ресницы, все до одной, хранить их, всегда носить с собою,обладая тем самым всей Люсиль, и иногда доставать одну ресничку – и сдувать, загадывая желание…
Хорхе зажмурился, отгоняя наваждение.
– Все на свете, – машинально проговорил он.
Люсиль засмеялась.
– Ладно, оставьте пока свои слова себе, – решила она. – Вырастите для меня лучше, живее. Вы умеете, я знаю. И не надо мне теперь вашей речи. Я с ума схожу по вашему молчанию…
И они молчали – все трое. А солнце уже скрылось. На фоне потемневшего занавеса неба ярко обозначилась главная героиня – луна, хозяйка этого молчаливого спектакля.
Приближались важные для поселка дни. Сначала приходила звенящая и шумная, хохочущая на все лады ярмарка. А за ней маячил Главный Праздник – день основания поселка.
К этим дням женщины подходили очень ответственно. Они шили новые платья, украшали дома и участки, готовили лучшие кушанья. В этот раз готовили еще и диверсию для Люсиль. Фантазии не хватало. Тем более, грешницу ничего не брало. «Больно жизнерадостная сучка», – грустно констатировала Росита.
