Настасья Астровская
Две луны
Глава 1.
Шварц снова уставился на меня своим неприятным взглядом.
– Если бы это было неважно, я бы не спрашивал.
О, боги.
Я вздохнула – в трехтысячный раз за наш пятиминутный диалог.
– Я не помню.
Он находил меня во всех тихих местах, где я желала побыть наедине с собой. Комментировал экспонаты в музее, выскакивал из-за стеллажа в библиотеке, поджидал на ступеньке пустой утренней набережной. А теперь до некрополя добрался! – и заводит свои мерзкие разговоры. Никакого уважения у человека – ни к живым, ни к мертвым…
Ему не нравилось ни то, сколько я говорю, ни то, как я это делаю. Где он любил бывать? Не знаю. Говорил ли что-то о проблемах? Не помню. Может, вы что-нибудь… Не слышала.
Шварц начал терять терпение – а вместе с ним и профессионализм, казавшийся прежде непоколебимым.
– Анна Эдуардовна, прошу прощения, конечно, но я не понимаю вашего безразличия! У вас, вообще-то, муж пропал!
– Бывший. И – я подумаю.
– Что? – удивился он.
– О прощении. Подумаю.
Шварц тяжело вздохнул. Я последовала его примеру – в три тысячи первый раз.
– Я не прошу ничего сверхъестественного, – попытался он снова. – Может, есть что-то про ваших общих друзей…
– Его друзей я не знаю, а у меня их нет, – ответила я, чуть помедлив, злобно добавила про себя «и у тебя, видимо, тоже» – и тут же устыдилась этой мысли.
В конце концов, работа у человека такая.
Хотя – разве так работают? Кажется, допросы производят иначе. Но мне все равно, я не собираюсь вникать в эти тонкости, пусть просто отвяжется от меня.
– Интересно, конечно, – протянул Шварц
Я пожала плечами – ну, интересно, так интересно.
– А вы всегда молчите? – не выдержал он.
– А вы всегда болтаете? – раздраженно уточнила я.
– Нет. Иногда я песни пою.
– Здорово.
Я пошла вперед чуть быстрее, давая понять, что лимит слов на сегодня исчерпан.
Вообще, я довольно отзывчивый человек, но тут… Мне все равно нечем помочь.
– До свидания, Анна Эдуардовна, – проговорил Шварц.
Молодец, все понял. Не побежал за мной со своими глупыми вопросами.
Конечно, я рано расслабилась.
На следующий день он поймал меня возле мусорных баков.
– Добрый вечер.
– Добрый. А вы умеете найти романтичное место для разговора, да? Кладбище, помойка…
– Стараюсь, – Шварц развел руками. – А то что все отделение, да отделение…
Я усмехнулась. Разнообразия, значит, захотелось.
Зашагала прочь от баков – не к подъезду, а так, вдоль дороги. Шварц шел за мной.
– Мне все еще интересно, не расскажете ли вы мне какие-нибудь подробности о своем бывшем муже.
Я остановилась.
– Вряд ли я поведаю что-то, чего вы не знаете…Ну, в конце концов, кто из нас из органов? –
и тут же хихикнула про себя: вообще, технически, мы все из органов…
Потом я посмотрела на Шварца, пытаясь выразить всю переполнявшую меня досаду, но, видимо, над красноречием во взгляде мне нужно еще работать, потому что следователь сказал:
– Ну, а все-таки.
Я быстро заговорила, глядя ему между глаз:
– Мы прожили с ним вместе три года – и уже два года, к счастью, прожили отдельно. Он потерял ко мне интерес, да и я, знаете, совсем о нем не беспокоюсь. Никаких общих друзей, никаких общих врагов, вообще – ничего общего. И это меня очень радует.
– Вы плохо расстались?
– Расстались мы замечательно.
Хотите услышать, что я его убила и закопала в лесу? Не сегодня, мы слишком мало знакомы.
– И у него не было…недоброжелателей?
Я чуть в голос не расхохоталась.
– Вы лучше спросите, были ли у него доброжелатели… Ну, ладно, были, конечно. Допустим, я одна вспоминаю о нем как об «этом подлеце Снегине».
Шварц поднял брови.
– Только, пожалуйста, Анна Эдуардовна, не говорите, что подумаете об этом завтра!
– Хорошо, будь по-вашему. Подумаю об этом послезавтра.
Он тихо засмеялся. Мы молча пошли по узкой тропинке за соседний дом.
– Коллеги с ним мало общались, – объяснял мне Шварц, – но все отзываются очень хорошо… Они вообще думают, что он просто уехал куда-то… по семейным обстоятельствам.
Я усмехнулась.
Понятно. Единственное возможное семейное обстоятельство – я… Так и не женился больше, выходит. Я не удивлена.
– Как видите, уехал не со мной. Сразу скажу: я не догадываюсь, где он может быть. Снегин – удивительный человек, он мог податься хоть на северный полюс. А что по поводу коллег… Да, он умел выстраивать отношения. Но старался не сближаться. Если он кому-то открывался, это было, скорее, исключение. Так что… удачи вам, конечно. Но вряд ли вы что-то отыщете.
Я выдохлась. Очень много слов. Много пояснений. И чего я вообще так стараюсь для этого странного человека? Явился, ткнул в лицо корочкой, задает дурацкие вопросы, еще взгляд этот страшный делает… А с другой стороны – вежлив, благороден, симпатичен, производит впечатление умного человека. Но и это как будто не все…
Разберемся позже.
– Прошу прощения, – спохватился вдруг Шварц, – холодно уже, а вы раздетая… Я…не подумал.
– Как только у меня появится лишнее прощение, я вам сообщу, – согласилась я.
Он расхохотался.
– А если сделка? Вы мне прощение, я вам – куртку…
Я должна была сказать «нет, спасибо, я пойду домой». Но сказала:
– На вторую часть согласна. А вы не замерзнете насмерть? А то мне будет неловко.
– Я себе не позволю такую дерзость, – он покачал головой.
У самого подъезда я сняла куртку.
– Спасибо, Ян Владиславович. Удачи вам со Снегиным.
Мы смотрели друг на друга несколько секунд, потом я поняла, как странно прозвучало мое пожелание, и начала вдруг глупо хихикать, как обычно хихикаю над собственными дурацкими шутками, когда меня никто не видит.
Шварц в ответ рассмеялся очень красиво, даже захотелось еще что-нибудь эдакое сказать.
– Ладно, – проговорил он. – Ладно. Если вы благословляете, это хорошо. Только знаете, что… я вам куртку оставлю.
– Чтобы был повод вернуться?
– Разумеется, – улыбнулся Шварц. – Ну, если у нас со Снегиным все-таки не сложится…
– А я вам тогда скажу «я же говорила», – усмехнулась я. – Оно вам надо?
Он удовлетворенно кивнул и стремительно пошел прочь, а я так и осталась стоять у подъезда с курткой. Щеки у меня были красные.
Спала я в ту ночь странно. Во снах все брела куда-то по переулкам, лесам, каменистым побережьям, просыпалась, вздыхала и – снова шла, не зная, куда должна прийти…
Утром мне казалось, что все эти километры я прошагала наяву.
Я сползла с кровати и отправилась собираться. Нужно было ехать к родителям в деревню.
Настроение выдалось особенное. Я даже начала что-то напевать, пока умывалась. Надо же, чудеса какие.
За последние пять лет мне редко когда бывало хорошо и спокойно. Сейчас напряжение все еще не ушло, но будто неуверенно отступило назад, и мне захотелось надеть что-то красивое, а не то, что окажется ближе к моей рассеянной руке.
У шкафа в задумчивости я простояла минут пять. Раньше меня бы это раздражало, но теперь я ликовала. Наконец-то! Я возвращаюсь…
Просто нужно время. Просто нужно терпение. Я уже почти пришла…
Облачившись в платье, я вдруг посмотрела на свои руки с некоторым удивлением.
Два года без колец. Раньше на каждый палец бы нацепила… А еще серьги не забыла бы, это точно. И вот – два года не ношу никаких украшений.
Что ж, кажется, этот день настал.
Я вдохнула, как будто собираюсь нырнуть, и достала маленькую шкатулку. Открыла. Две пары серёжек, обручальное кольцо – тьфу, надо было вернуть!, – цепочка с лепестком клевера – подружка когда-то дарила…Вот и все имущество, мда.
Там, конечно, лежал ещё один предмет, но я его успешно игнорировала…
Ладно, не очень успешно. Я просто возьму сейчас сережки и надену, вот и все. И все… Но не перестану думать об этом кулоне.
Подлец Снегин – сложный, мистически настроенный, самовлюблённый, истеричный, чересчур таинственный… Да много какой. Но прекрасный вкус у него не отнять.
Когда он подарил мне подвеску в виде луны, за окном стекали к горизонту осенние сумерки.
Когда кулон лег в мою руку, пошел мелкий дождь.
Когда я сжала его в ладони, сверкнула молния.
Я удивилась и рассмеялась, а Снегин нахмурился озабоченно.
Осторожно забрал подарок из моей руки и надел мне на шею.
И глядел на меня так зачарованно, так влюбленно…
Я хотела спросить: ты, получается, подарил мне луну?
Но промолчала, разумеется.
Уходила я с кулоном на шее. Я вообще его не снимала почти никогда. Потом у меня не хватило сил ни вернуть его, ни выбросить. А вот теперь… Меня жутко потянуло снова надеть эту свою черную метку.
– Ужас, Аня! – возмутилась я, качая своему румяному отражению головой. – Он тебе эту побрякушку надел, как козе колокольчик, как ошейник псине, пометил тебя, чтоб не потерялась ненароком, скудоумная… И ты опять за свое, опять, кошмар!
Я продолжала себя отчитывать, но из зеркала на меня смотрела такая красивая женщина – в платье с вырезом, кокетливо смеющаяся и с луной на груди – что я уступила ей.
А когда собой налюбовалась, позавтракала, выпила чашку кофе и спела пару песен, перекрикивая ноутбук, то оказалось, что я опаздываю не просто чудовищно, как обычно, а уже катастрофически.
И чертыхаясь неистово в попытках обмотаться шарфом я вдруг, будто испугавшись чего-то, сняла кулон с шеи и засунула его в карман пальто.
Схватила сумку, выскочила из квартиры и помчалась куда-то.
Благо, погода ясная, не холодно, если бы еще дождь был, я бы пропала…
Нужный трамвай не ехал, я обругала себя, что не вызвала такси, запрыгнула в автобус – плевать, добегу там, не очень близко, но лучше, чем ничего…
Пока бежала, обругала себя еще двести раз.
А так хорошо все начиналось, ага…
Рядом притормозила машина, окно открылось – за рулем сидел Шварц.
– Торопитесь? Подвезти?
– Опять вы? – не выдержала я. – Откуда?
– Никаких романтических совпадений, – успокоил он, – просто слежу за вами!
– А, тогда ладно. Поехали.
Я почему-то села вперед, он сорвался с места, потом уточнил:
– Куда?
– На вокзал! – нервно ответила я.
И он помчался так, будто от этого зависела судьба вселенной…
Ежедневной пробки избежать не удалось. Нам оставалось метров триста до последнего поворота, когда я поняла, что битва проиграна.
– Все, можете не спешить, – сказала я. – Опоздали уже.
Шварц озадаченно посмотрел на меня.
– Опоздали окончательно и бесповоротно? – осведомился он. – Или еще можно подчинить себе время и пространство?
– Не ломайте континуум-то, – попросила я. – Электричка уже уехала.
– А куда вы собирались, если нет секрет?
Мне вдруг сделалось так грустно, что даже ответить получилось не сразу.
– К маме с папой хотела поехать.
Он сочувственно взглянул на меня.
– И как теперь быть? Дождемся следующей электрички?
Дождемся. Интересно…
– Через три часа следующая. Нет смысла, приеду ночью. Забудьте…
– Хотите, я вас отвезу? – предложил он вдруг. – Далеко это?
Вот так номер.
– Нет, спасибо. Мне будет неловко.
Мы помолчали. Теперь неловко было обоим.
– Куда вас отвезти? – спросил Шварц, наконец.
– Домой.
Он коротко кивнул и завел машину.
– Чем я могу поднять вам настроение?
Я растерялась.
– Высадите меня у реки.
Он обеспокоенно посмотрел на меня.
– С одним условием. Я вас провожу.
– Настаиваете?
– Категорически.
Ну, как тут поспоришь.
Мы мягко развернулись и двинулись в сторону набережной.
– У меня ваша куртка, – вспомнила я вдруг.
– Да, – улыбнулся Шварц. – Как она там?
– Ничего, адаптировалась, – хмыкнула я, – почти уже не плачет.
– Вы ей мультики включайте, если что, – посоветовал он.
Мы ехали как-то интересно – дворами, мимо старой пожарной башни, аллеи, по какой-то живописной узкой улице…
– Вы меня катаете, что ли? – уточнила я.
– Да, – кивнул Шварц. – А что, нельзя?
Я рассеянно усмехнулась.
– Ну… можно. Тем более, мы точно никуда не торопимся.
– Это да, – согласился он. – Река нас дождется обязательно…
Она, и правда, ждала.
Я это почувствовала, остановившись на верхней ступеньке набережной. Река ждала, она умоляла, чтоб я спустилась, она была готова утешить меня.
Я побежала вниз, Шварц – за мной. Мне было все равно: ну, хочется человеку меня охранять – пускай. Видимо, совсем нечем больше заняться.
На нижней ступеньке я опустилась на корточки, коснулась пальцами холодной осенней воды. Шварц присел рядом со мной.
Странное чувство пришло ко мне, будто зачерпнула волну из Леты. Кто я? Где я? Как я здесь оказалась?
– Не могу понять, что такое моя жизнь, – медленно сказала я.
Шварц повернулся ко мне, задержался взглядом на моем лице.
– Вряд ли кто-то может. Да и не нужно, наверное, понимать.
– Не знаю.
Мне стало чуть легче от этой мысли. Никто не может… Миллиарды людей со мной.
Мы встали и побрели наверх. Я знала, что могу провести здесь сколько угодно часов. Просто ходить вот так взад-вперед, глядя на серо-синюю воду, мерзнуть и вздыхать, пряча руки в карманах, но не возвращаться домой.
Нет, не сейчас. Куда угодно, но не домой.
Мы долго гуляли молча, разглядывали мир. Потом Шварц неожиданно спросил:
– Есть хотите?
Гуси-гуси, га-га-га… Олл уи хир из Радио га-га…
Я не выдержала и засмеялась.
– Да! Нет. Может быть.
– Если я должен выбрать из этих вариантов правильный, то я выбираю первый.
– Хотела бы сказать, что вы выиграли миллион, но, увы, таких призов у меня нет, – я развела руками.
– Ничего, все впереди, – заверил меня Шварц.
Мы дошли до ближайшего кафе, согрелись и поели.
Я поймала себя на прекрасном чувстве: мне было даже легче и спокойнее, чем с утра.
Шварц долго изучающе смотрел на меня. Потом спросил:
– Анна! А вы в театр не хотите сходить?
Я заулыбалась.
– Дайте угадаю: все ваши женщины любят театр. И в вашем представлении…все женщины.
– Как будто у меня прямо гарем этих моих женщин, – пробормотал он. – Я и сам, знаете ли, не прочь. И если вы откажетесь, я пойму.
– Я не откажусь, не надейтесь.
Он аж засветился.
– И на что бы вы хотели сходить?
– На спектакль. А что, там что-то еще показывают?
– А это смотря как попросить, – он пожал плечами.
– Да меня, в общем-то, и спектакль устроит, – великодушно согласилась я. – Какой – сами решайте.
– Отличный выбор! – рассмеялся Шварц. – Тогда поехали!
– Сейчас? – удивилась я.
– Ну, а чего время терять, – невозмутимо ответил он.
– А, ну да, – рассеянно согласилась я. – Я привлекательна, вы…
– Чертовски, – кивнул он. – И стесняться, разумеется, нечего.
Как тут возразить.
Хорошо, что платье надела, все-таки.
Мы дошли до машины, и у театра оказались уже через пятнадцать минут.
Спектакль должен был вот-вот начаться. Шварц подбежал к окошку кассы, купил билеты. Я успела мельком взглянуть на них, пока мы переодевались.
– А вы специально выбрали пьесу, над которой я плачу? – уточнила я.
– Ничуть, – возразил Шварц. – А может, это вы специально плачете над пьесой, которую я хочу посмотреть… с вами.
Я улыбнулась.
– Никогда об этом не думала…
– Вот и сейчас не надо! – быстро проговорил он, и мы побежали в зал.
Третий звонок милостиво дождался, пока мы упадем в свои кресла.
Ну, хоть куда-то я сегодня успела.
Вначале я не могла расслабиться, все время отвлекалась от действия и смотрела по сторонам. Люди смеялись – кажется, там, в пьесе, что-то смешное? До меня не сразу доходил смысл реплик. Непонятно, что я пыталась увидеть – может, мне просто нужно было убедиться, что это все взаправду, я не галлюцинирую от… В общем, все по-настоящему, этот театр, мужчина, который меня в него пригласил, платье… и последние два года… да? Ну, скажите мне, пожалуйста, что да, кто-нибудь!
И в этот момент один из актеров проговорил:
– Так точно, государыня.
Я благодарно уставилась на него мокрыми глазами, и через мгновение провалилась в историю, которую творили люди на сцене.
Я была там, рядом с ними, смеялась, грустила, шевелила губами, повторяя знакомые реплики. Потрясающе, черт возьми. Даже если нереально…
В антракте мы со Шварцем вышли в фойе, задумчиво сделали круг.
Я разглядывала стены, потолки, люстры, фотографии, колонны и говорила себе: как красиво, как красиво, боже мой, как красиво…
Видимо, говорила я это вслух, потому что Шварц заулыбался и ответил:
– Да. Очень красиво.
И с этим ощущением согласия мы вернулись и прожили второй акт.
Он завершился для меня, как и всегда.
Я вышла из зала, делая вид, что не плачу.
Шварц вышел из зала, делая вид, что не замечает, что я плачу.
Помог мне надеть пальто. Я решила то ли поделиться, то ли оправдаться:
– Вроде, и историю не особо прогуливала в школе, но тут эти Петр с Екатериной… Не могу, смотрю на них – и рыдаю… Ну, что такое.
– Это… напоминает вам что-то личное?
Ему было неловко, но очень хотелось спросить.
– Как вам сказать… В некоторых деталях. У нас со Снегиным, например, тоже была…большая разница в возрасте.
Мне тоже было неловко, но хотелось ответить.
И следом очень просилось ехидное замечание «вы даже не представляете, насколько большая!», но я сдержалась.
По дороге домой я смотрела из окна на пробегающий мимо город во всем его вечернем облачении и думала, как удивительно иногда складывается наша жизнь, как непредсказуемо порой…
…и я не заметила, как задремала.
Шварц деликатно разбудил меня у моего подъезда.
Я озадаченно захлопала глазами.
– Спасибо.
– Не за что.
Мы посидели молча. Потом я решительно открыла дверь и отправилась домой. Шварц проводил меня взглядом.
Уже ложась спать, я вспомнила: у меня все еще его куртка.
Глава 2.
На следующий день я оказалась еще красивее и загадочнее прежнего. Поездку к родителям я так и не запланировала, а потому проснулась в какое-то неприличное время. Ну что ж, не судьба…
Когда в дверь позвонили, я выругалась. Никого никогда не жду, какого черта?
Но интуиция повела меня в прихожую и заставила посмотреть в глазок.
Шварц!
Недоумение, облегчение и радость.
…радость?
Я открыла дверь.
Шварц держал в руках пакет и слегка безумно улыбался.
– Анна! Давайте выпьем.
Я смотрела на него пару секунд.
– Я не пью.
– А я – пью, – весело ответил он и широко улыбнулся.
– Как вам будет угодно, – я пожала плечами и отступила, пропуская его.
Шварц зашел, огляделся.
– У вас женская квартира.
Как-то очень тепло он это проговорил, но я вообще не поняла, что он имел в виду.
Потом огляделась тоже. Занавески у меня красивые, а хлипкая гардина скотчем прилеплена к стене с одной стороны. Картина над диваном – на здоровенном гвозде, вбитом в стену на самую малость. А вот этот стул, томно прислоняющийся к комоду – это не инсталляция, это ножка сломана…
Мда. Мы еще в ванную не заходили.
– Да, – сказала я. – Женская. Но, вроде бы, никакого противоречия.
Шварц рассмеялся.
– Все так. Вы меня простите за вторжение, просто мне… не по себе как-то, что ли. Этот ваш Снегин…
– Мой, – усмехнулась я, доставая бокал. – Справедливости ради, моим он не был никогда…
– Все так, – задумчиво повторил Шварц. – Каждый человек, прежде всего – свой собственный…
– В идеале, – осторожно ответила я. – И любой союз происходит не по принуждению, но по искреннему желанию.
– Вот за это и выпьем!
Шварц налил себе добрую порцию и проглотил залпом.
Я удивленно уставилась на него.
– Я же говорил, что пью, – рассмеялся он. – Меня, в общем-то, из-за этого и уволили…
Я продолжала смотреть, надеясь, что если моя челюсть ударится об пол, то не наделает слишком много шума.
– Да, Анна. Я должен, наверное… В общем, если начистоту: никто и не заявлял о пропаже вашего мужа… бывшего. Пришла какая-то девушка, хотела написать заявление – а потом передумала. Не уверена, что пропал, может, просто сбежал, говорит. То есть, я и заниматься этим не должен был. А потом еще и увольнение… Забавно: так говорю, будто не сам уволился. Ну и… вот, – он развел руками.
Я достала второй бокал и потянула к себе бутылку.
– Анна, вы в порядке?
Энни, а ю оукей?
– Допустим. Вам-то зачем мой бывший сдался? Что за маниакальное желание его найти?
– Я его знал. Учились вместе в академии.
Я усмехнулась.
– Сколько лет назад?
– Ну…пятнадцать примерно.
Мне вдруг ужасно смешно стало, и я расхохоталась так, что даже сама себя немного напугала. Кажется, Шварцу тоже сделалось не по себе.
– Понятно, – сказала я, отсмеявшись. – Наверное, лучшим студентом был у вас на курсе.
– Ну…одним из лучших, – осторожно проговорил Шварц. – Мы даже близко общались какое-то время, а после выпуска как-то потерялись. От знакомых слышал, что он уезжал из города, что у него пожар был. Но никакой информации больше. А теперь вот это. Я подумал, если правда не исчез, а сбежал, вы можете что-то об этом знать. Но раз вы не поддерживаете контакт…
Я все же закончила свое движение – налила виски в бокал.
– Не поддерживаем, – кивнула я. – Но видимо, я все-таки могу кое-что рассказать. Если интересно.
И зачем это я?.. Ну, бывает.
Шварц улыбнулся.
– Звучит неплохо. Хотя я бы на вашем месте испугался уже. Пустили к себе в дом черт знает кого…
– А вы бы пояснили тогда уж, кто вы, все-таки. А то черт знает, а я – нет, однако пьете вы со мной, а не с ним.
– С вами куда приятнее, – заметил Шварц. – Я кто… Ну, я – уже в прошлом – сотрудник полиции. Алкоголик. Не самый лучший бывший муж и старательный, но не очень хороший воскресный папа. Вот, заинтересовался судьбой одногруппника, развернул тут… расследование. Звучит жалко, по-моему.
– Вы, значит, снимаетесь в плохом детективе? – усмехнулась я.
– Хуже, – засмеялся он. – Плохой детектив с элементами дешевой инди-драмы и бездарного артхауса.
– Понимаю, – кивнула я. – Только у меня еще триллер присутствует…мистический.
– Ну что ж… Тогда выпьем за искусство!
Я не возражала.
Мне больше не нужно было уточнений, зачем Шварц ищет Снегина.
Всякий, кто близко познакомился с моим бывшим мужем, в его власти навечно. Про Снегина можно забыть на месяц, на год, на двадцать лет, но на всю жизнь – не получится.
Тем более, Шварцу нужно было расследование. Особенно теперь, когда он потерял работу – а с ней будто часть своей идентичности. Останавливаться нельзя, нельзя ни на секунду позволить жалости к себе и отчаянию улечься на твою грудь. Нужно постоянно что-то делать.
Мне в какой-то степени уже был понятен этот человек, я ему сочувствовала.
Ужас. Эта привычка молчаливо анализировать, цепляясь за обрывки фактов, может завести, куда угодно. Я вот уже дошла от подозрительности и легкой неприязни до некоторой даже симпатии.
Мда. Сложно таким, как я, жить на свете.
– Мне кажется, Снегин, и правда, куда-то… делся, – сказала я.
Шварц поглядел на меня с тоской и даже какой-то нежностью.
– Вот и мне почему-то кажется. Не очень профессиональный подход, да? – он тихо засмеялся. – Но про него действительно сложно что-либо узнать…
– Это неудивительно, – поморщилась я.
– Наверное, очень помогло бы, если б можно было осмотреть его квартиру. Только… Двери же не сломаешь. Родственников не осталось, а друзья, коллеги… ни у кого ключа от квартиры нет.
Я прерывисто вздохнула. Пульс поскакал вперед, пытаясь догнать непослушную мысль.
– У меня есть.
Это совсем сбило несчастного Шварца с толку. Он поперхнулся, поднял бокал, передумал, грохнул им о стол и беспомощно выговорил:
– Анна…
– Да, – согласилась я. – Анна – это я.
Мы смотрели друг на друга несколько секунд, и нам все было ясно.
– Тогда давайте… выпьем за вас, – решительно сказал Шварц.
И я опять не возражала.
Спустя еще сколько-то часов беседы мы уснули на диване сидя.
Утром мы шагали к дому Снегина, и я объясняла Шварцу:
– Понимаете, что бы там ни было, я вообще за него не боюсь. Может, он дома заперся – и сидит там просто так. Но даже если и нет, ничего страшного не случилось. С такими, как он… не случается.
У самого дома я притормозила. Оглядела все девять этажей.
– Наверное, это важное для вас место, – предположил Шварц, рассматривая здание вместе со мной.
– Как вам сказать, – усмехнулась я. – Я была очень к нему привязана…
Раздумья следовало отринуть во избежание. Я бодро подбежала к подъезду, открыла дверь.
Лифт презрительно проворчал что-то и не открылся. Я вздохнула.
– Испытание первое: седьмой этаж…
Шварц кивнул. Он очень хорошо изображал спокойствие.
Лестница тревожно зарябила ступеньками. Я не очень понимала, разогнался мой пульс до немыслимых скоростей или исчез вовсе.
Дверь. Замок. Ключ.
Мы зашли в квартиру.
Мне казалось, если бы Снегин здесь обитал, я бы почуяла. Но то ли время немного притупило эту специфическую интуицию, то ли он, действительно, не появлялся дома уже давно.
Квартира молчала. Отрешенно, скорбно. Как я.
Три года мы с ней молчали в унисон. В этом воспоминании не было ничего приятного.
Шварц заметил мое настроение.
– Наверное, не стоило…
– Мы уже здесь, – чуть раздраженно ответила я. – Пора, видимо, рассказать все. Вам будет интересно, обещаю.
– Заинтриговали, – признал он.
Я прошлась по комнате. Книжки, бокал возле дивана – он всегда здесь стоял, на маленьком столике – камень. Ничего нового. На кухне, как обычно, рассеянный хаос. Дикий, абсолютно непонятный человек – за столько лет не научился ставить посуду, куда нужно…
В квартире было тихо и сумрачно. Но – не страшно. Когда Снегина нет, это обычное помещение. Даже с этим камнем, с какими-то жутковатыми фигурами, всякими благовониями и всегда задернутыми шторами. Без него тут не так уж плохо.
Шварц молчал. Я знала, что он уже все заметил и сделал свои выводы. Но это было самое начало истории.
Я остановилась и вгляделась в висящую на стене картину. Он встал рядом.
– Снегин разбирается в искусстве, – заметил Шварц. – Или это вы квартирой занимались?
– Он много в чем разбирается. У меня не было времени заниматься этой квартирой. Но если вам интересно, рисовала я.
Шварц посмотрел на меня с каким-то оттенком восхищения. Я поморщилась.
Ни картина, ни снегинские безделушки меня не интересовали. Я смотрела на дверь, ведущую в маленькую комнату. Я была уверена, что там теперь все так же, как раньше. Снегин давно уже ни черта не боялся, максимум, на что его хватило – закрыть эту комнату на замок.
– Ключа у меня нет, – сказала я, кивая на дверь. – Откроете?
Шварц пожал плечами и ударил дверь ногой.
Чудесный хлипкий замок легко сломался.
Я шагнула вперед – и рефлекторно задержала дыхание, будто ждала, что пола подо мной не окажется. К счастью, пол был на месте.
На месте было и все остальное.
Снегин, видимо, любил заходить сюда и мечтать в этом антураже долгими зимними вечерами…
Шварц усиленно делал вид, что его ничего не шокировало. Впрочем, он, наверное, и не такое за жизнь повидал, но уж от умника Снегина подобного никак не ожидаешь.
– Добро пожаловать в мою жизнь, – весело сказала я, ткнув цепь носком туфли.
Железная миска, задвинутая в угол. Гвозди и молоток на тумбочке. Опущенная штора.
Все осталось так же, как при мне. Очень мило, аж до слез!
Шварц хотел задать вопрос, но не мог сформулировать.
Я решила ему помочь.
– Да, вот здесь прошла большая часть моего замужества. Если я хорошо себя вела, меня выводили гулять. На поводке, естественно.
Выгуливал он меня, как положено.
На рассвете, когда никого на улице нет, вытаскивал голой на улицу. Я даже не кричала, не плакала – команды «голос» никто не давал. За такую вольность можно было получить ремнем по лицу.
Снегин предпочитал дрессировать кнутом, а не пряником.
Я изо всех сил пыталась смотреть на ту женщину на цепи со стороны, не становиться ей. Руки все равно начали трястись.
– Иногда он заставлял меня ходить в туалет на улице, как будто правда собаку выгуливал, – улыбнулась я. – Я была голая, он меня тащил вдоль дороги, потом заводил под куст, и стоял, ждал… Специально утром, когда никого еще нет, даже… коллег-собачников. Я каждый раз молилась, чтобы никто не увидел. Такой стыд…
– Представляю, – мрачно кивнул Шварц.
– Вряд ли, – я покачала головой. – Если я жаловалась, что мне тут сидеть неудобно, он хватал молоток и гвозди и грозился прибить меня к полу… Очень правдоподобно, я каждый раз немного седела после этих сеансов внушения. Он редко меня бил, но как-то раз в таком порыве зарядил по руке… Вообще, со Снегиным было жить весело и страшно. Не знаю, успели ли вы заметить, но он вообще… чудак.
Шварц выразительно поднял брови, уточняя, то ли слово я использовала.
– Да, – кивнула я. – Он… необычный. Праздники любит, например. Все подряд. Все отмечает. Масленицу, день Святого Патрика, Пасху, Троицу, Хэллоуин… В общем, ни одного буднего дня у человека нет. На музыкальных инструментах играет чудесно, особенно на пианино. Книжки любил мне читать долгими зимними вечерами. Вслух, с выражением. Стихов много знает… Гёте в оригинале… Очень здорово читал, жаль, я немецкого не знаю.
– Анна! – взмолился Шварц.
– А что вы хотите услышать? – я пожала плечами. – Я свой курс лечения в психиатрии прошла, о стену головой биться не буду от травмирующих воспоминаний… Хочется, конечно. Но не буду. Некрасиво это. Невежливо даже.
Шварц хотел меня поддержать, помочь мне, но не знал, что делать.
Да и если бы знал…
Тогда меня уже никто не спас.
Когда муж бил ремнем. Когда вынуждал есть несвежую еду из миски. Когда заставлял часами сидеть, не шелохнувшись, у его ног.
Я вдохнула еще – настолько глубоко, насколько умела, сморщилась от запаха тухлого мяса. Нет, здесь нет никакого мяса, это мне показалось…
– Он любил издеваться особо жестоко, унижать в самом необходимом, – я старалась говорить быстро и без эмоций, будто мне нужно было сделать отчет. – Одеться не давал, только для праздника. Если холодно – мог постелить что-то на пол. Как-то раз заставлял есть мясо… оно было испорчено. Тыкал лицом в миску. Следил, чтоб я жевала. А потом я считала секунды, пока он выйдет, потому что боялась сблевать при нем. Он бы заставил съесть рвоту… ну, знаете, собаки же иногда так делают. Он уходил на работу, а я была заперта здесь, в туалет не могла выйти. Оставлял ведро. Или унижайся, или терпи. Про месячные рассказывать или не стоит?
Шварц усиленно заморгал, будто пытаясь очнуться от дурного сна.
– Я… Слушайте, это, наверное, глупо прозвучит, но я вам правда… очень сочувствую. И просто не могу поверить, что он на такое способен. Снегин, конечно, далеко не святой, но это… Особенно на фоне всех его пианино и прочих Гёте в оригинале…
– Вот именно, – кивнула я. – Он на это и рассчитывал, я полагаю. В люди меня выводил. То есть, не морил прямо, я выглядела слегка уставшей, в каком-то роде загадочной. Одевал, причесывал, даже макияж делал. И несколько часов я была куколкой, любимой женой, Нусичкой… А потом – опять на цепь. Хотя нет, ладно. Иногда он меня баловал. Могла несколько дней прожить по-человечески, порой по-королевски даже. В эти моменты он обожал меня так – в каждой детали – что я начинала сомневаться в реальности происходящего. В театры водил, на концерты… Один раз совсем свихнулся и на годовщину повез наблюдать испытания ракетного движка. Зрелище незабываемое, надо сказать.
