Надежда Храмушина
Младший ветер
– Но ведь он тоже прилетел сюда? – Спросила я.
– Да, почти сразу после меня. У меня в запасе был ещё один ритуал, тот самый, который ты откопала. Сейчас и сама не знаю, помог бы он, или нет.
– А почему он Терентьева убил? Что тот ему сделал? – спросил Илья – Вроде отец ему.
– Никто ему не нужен, ни мать, ни отец. Нужен только Павлик, чтобы стать человеком. И он ни перед чем не остановится.
– Вот вы сказали про монеты, – Сакатов пересел на диване поближе к Валентине – можно рассмотреть Ваш лоб поближе?
– Смотрите, только ничего не увидите. Я её чувствую, а руками нащупать не могу.
Сакатов аккуратно провёл по лбу Валентины:
– Да, действительно. Дело в том, что я догадываюсь, что это за монеты. У Вас эта монета сейчас не активна, потому, что они действуют только в паре, как бы усиливая друг друга. Вы вот рассказывали, что с Мишей бегали, смеялись. Так вот, хорошо, что вы не вместе с ним жили. Знаете, каких бы вы дел натворили? Вот и оно. А одна монета только просится к своей паре, беспокоит Вас, но сделать ничего не может.
– Может, ещё как может! Я порой чувствую в себе как будто ещё кого-то. А что это за монеты? – Спросила Валентина.
– Сначала Вы мне скажите, а где остальные монеты? Они там и остались в комнате этого несчастного, когда он погиб? – Ответил Сакатов вопросом на вопрос.
– Наверно, не знаю. Мне совсем не до монет тогда было. – Грустно вздохнула Валентина.
– Дело в том, что эти монеты родом из Средней Азии. И когда произошло великое сражение на Куликовом поле, и князь Дмитрий Калита, более известный нам как Дмитрий Донской, обратил войско Мамая в бегство, вот тогда в одном из обозов и были обнаружены эти монеты. Ценности в них никто никакой не увидел, нумизматикой никто тогда не увлекался, поэтому эти монеты попали в руки полковому лекарю, который бросил их себе в сумку и возил с собой, пока служил в войске у князя. Потом он вернулся к себе домой в Москву, монеты тогда были ещё с ним. Потом они лет на сто выпадают из истории. Потом их описывает церковный служка, не понятно, как они у них в монастыре Свято-Юрьевском оказались. Там они и получили своё название – шулмусские монеты. Шулмусами называли монголы демонов. Видимо, в монастыре был знающий монах, так как очень грамотно историю монет написали. А суть в том, что монеты эти получил один из первых ханов, рвущийся к власти за помощь демона в обмен на то, что будет поставлять поверженных врагов к его обеду. Ну, или примерно так. И что эти монеты уничтожить можно только там при какой-то луне, залив пасть демонов расплавленным серебром. Но эта приписка была сделана гораздо позднее, и веры у меня к этому рецепту нет. Если бы была возможность монеты уничтожить, братья в монастыре именно так бы и сделали. А потом братья эти монеты закопали. И тут опять какая-то нестыковочка вышла. Когда восстанавливали монастырь, там всё перекопали, но монеты не нашли. А в 19 веке в газете «Русские ведомости» писали, что итальянец какой-то приехал специально в Россию за монетами, на которых отчеканены головы демонов. Про них ему написал его коллега, профессор Петербургского университета. А тот, в свою очередь, узнал о монетах от своих студентов, которые вернулись из географической экспедиции, организованной петербургским университетом. Этот профессор вместе с итальянским коллегой полстраны проехали до Байкала за монетами, но когда откопали место их предполагаемого захоронения, то там был только бархатный полуистлевший мешок из-под них. А местный шаман, который и рассказал студентам про монеты, клялся, что место это было известно только ему, а он своими глазами видел эти монеты, когда их переносил из старого тайника в новый, по завещанию старого шамана, который и передал ему свой дар и свои тайны перед смертью. И больше про монеты ничего.
– А как из человека эту монету достать?– Спросила я.
– Там об этом ничего не написано было. Но я ещё посмотрю. В других источниках.
– А что будет с моим Павликом? – Спросила Лариса Николаевна – Что нам теперь делать?
– Лариса Николаевна, – я достала из пакета детские вещи – это Павлика шапочка и машинки?
– Нет, вроде. Про машинки не помню, у нас их столько было, что и не упомнишь. А вот шапочки такой не было. Я ему такие яркие не покупала, больше тёмные, не маркие. А откуда они?
– Вашему Павлику подбрасывает кто-то прямо домой. Это, скорее всего, Сиверко. Он у него часто бывает. То свет включит, то воду, то гудит в вентиляции. Поэтому Павел и приехал к нам, попросил разобраться. – Ответила я. Про то, что Павел думал, что Валентина ведьма, я благоразумно промолчала.
Лариса Николаевна охнула и закрыла руками рот.
– Не волнуйтесь, Лариса Николаевна, – успокоил её Сакатов – мы попробуем помочь вашему горю. Так сказать, не так страшен чёрт, как его малюют.
– Валентина, а Вы можете достать заговор из картины? – Я убрала детские вещи обратно в пакет.
– Нет. – она покачала головой – Я не знаю, как много лет назад я смогла сделать это. Я столько раз пыталась, но у меня не получается. Наверное, надо как-то её открыть. Но это знал только мой сосед.
– А как, кстати, звали Вашего соседа? – Спросил Илья – Может у него остались родственники, которые забрали из квартиры вещи. Вдруг нам повезёт, и мы найдём его записи?
Сакатов радостно повернулся ко мне:
– Да, как это я не додумался? Определённо, это нам бы очень помогло.
– Его звали Савелий Борисович. А фамилия его, сейчас вспомню, такая короткая ещё. Понин. Его фамилия Понин.
– Ну что ж, – Илья достал блокнот и записал – обращусь к своей бывшей, она в милиции работает, поможет нам.
– А что нам делать? – снова спросила Лариса Николаевна.
– Не лезть на рожон. – Ответил Сакатов – Так вы нам не ответили, почему Сиверко разозлился на Терентьева?
– Не знаем мы, как это случилось. – Лариса Николаевна потёрла глаза, в которых показались слёзы – Мы, когда закопали ловушку для Сиверки, связали нижние ветки, и сразу его предупредили, что надо следить, чтобы ветки постоянно были связанными. А я тут приболела, пролежала всю неделю, и мы дома сидели, никуда не выходили. А потом с Валей пошли к дереву, а там ветки уже отвязанные, Сиверко распутал их. Прошляпил Миша! В тот вечер, когда он погиб, мы к нему вечером пришли, а он нам и говорит: « Пойду, попробую ветки снова завязать». А это уже и не надо было делать, без толку, Сиверко уже на свободе был. Мы так ему и сказали. Мы с ним пошли до дерева сходили, он попытался ветки связать, так не смогли даже дотянуться до ветвей, их так хлестало из стороны в сторону, так мотало! Ветер шквалистый налетел. Миша и говорит: «Завтра привяжу, возьму лесенку, дождусь, когда ветер утихнет». Мы домой вернулись, а он… – Она всхлипнула – Жил непутёво, и умер так же.
– А как вы поняли, что я банку откопала? – Спросила я у Валентины.
– Так мне Сиверко и сказал, как только прилетел. Я же говорю тебе, он научился говорить. Только если ты его услышишь, навсегда запомнишь этот голос.
– А в сарае меня Миша закрыл, в первый день, когда я только приехала? Зачем это ему было нужно?
Валентина и Лариса Николаевна недоуменно переглянулись. Ответила Лариса Николаевна:
– Нет, не закрывал он тебя. Он бы нам сказал. И кроме Миши есть кому закрыть.
– Валентина, можно я попробую из картины заговор достать? Может у меня получится. – Она мне согласно кивнула – Только я одна должна быть, мне нужно сосредоточиться.
Я зашла в спальню. Картина при заходящем солнце выглядела ещё мрачнее, чем в первый раз, когда я её видела. Я протянула к ней руки и закрыла глаза. Кончики пальцев ощутили привычное покалывание. Я сосредоточилась. Покалывание прекратилось, и мои руки стали холодеть. Вот мне уже кажется, будто я положила их в снег, холодный и колючий. Держать руки возле картины становилось всё тяжелее и тяжелее. И вот уже холодные пальцы стали подрагивать, как от судороги, я их отдёрнула от картины и пошевелила ими. Странно, картина будто сама не хочет, чтобы я к ней приближалась. Заглянула Валентина:
– Не пускает? – Она подошла ко мне.
– Таким холодом от неё веет!
– Вот и я так же, подойду, протяну к ней руки, а она сразу от меня холодом отгораживается. Надо подход к ней знать.
– Ничего, – ответила я – найдём мы к ней подход. А бахлаватку вы так после этого и не видели?
– Какую бахлаватку? – Удивилась она.
– Ну, дудочку, которую от вас ветром унесло?
– А, понятно. Нет, больше её не видела. Я думаю, Сиверко и сам её больше не видел. Он тогда ещё молодой был, и не смог бы удержать её. Далеко не удуло, может в посёлке она где-то упала. Столько лет прошло! Если кто и подобрал её, так вряд ли до сих пор сохранил. Да и зачем она? Для того чтобы Сиверку развеять, её и не нужно. Мне же сосед тогда сказал, что слова надо знать.
– Может и не нужно. Но он мог иметь в виду, что бахлаватка в картине лежит, или в руках её держат, когда слова говорят.
Валентина задумалась.
– Надо бумаги найти Понина, тогда всё будет ясно. А там дальше будем думать. – Успокоила я её.
– Ольга, – она тяжело на меня посмотрела – я ведь, когда сюда поехала, думала, что сделаю ритуал на Павла, как и просит Сиверко. Так мне надоело всю жизнь бояться его, скрываться от него. И когда он прилетел за мной, я ему сказала, что как только удобный момент настанет, выполню его приказ. Тем более и Павел ко мне отнёсся настороженно, с подозрением. Я мысли его прочитала, услышала, как он про себя меня ведьмой называет. А ещё и монета моя рядом с Мишкой активизировалась, как только я снова здесь очутилась. Сначала просто голову кружило, то в жар, то в холод бросало, болела голова очень. Потом всё отпустило, и вдруг я слышу в голове Ларины мысли. Я решила и на других проверить, пошли в магазин, а там уж я всего наслушалась, просто как на базаре. Ну и Павла мысли, как я тебе говорила, я тоже услышала. А голос внутри меня стал мне диктовать: «Ты можешь управлять ими, приказывай!». Я даже мысленно несколько раз Ларе приказала что-то по мелочам, а потом поняла, что эта монета пытается из меня свою куклу Вуду сделать. Начала я ей сопротивляться. Потом опять голова так заболела, будто в голове кто-то ворочается, мысли я перестала слышать. Покоя он мне не даёт. Особенно ночью.
– Алексей Александрович обязательно поможет Вам, он будет искать способ избавить Вас от этой проклятой монеты. – Постаралась успокоить я Валентину – А сейчас Вы уже не хотите Сиверке помогать?
– Нет. Боюсь его, не скрою. Но что будет, то и будет. Мишке вон сейчас уже всё равно, связали мы Сиверку, или нет. И я устала так, что у меня нет сил больше, ни бороться, ни помогать ему. Одна я осталась. Что мне терять?
– Так у Вас же племянница есть, Вы к ней в гости собирались, столько лет не виделись.
Она усмехнулась:
– Я Ларе наврала, что мы десять лет не виделись. На самом деле мы с ней никогда не виделись. Чужая я ей. Она просто из приличия меня пригласила. Или из жалости.
Мы с ней помолчали, я ещё раз посмотрела на картину. Сегодня не получилось, но это не значит, что никогда не получится. Заглянул Илья:
– Ну что? Не получилось?
– Нет, – ответила я – в следующий раз получится.
– Надежды юношей питают! Поздно уже, мы с Алексеем Александровичем поедем. Ты идёшь?
– Да, действительно уже поздно. Отдыхайте. И не теряйте надежду. – Сказала я Валентине.
Мы простились с хозяевами, и я вышла во двор проводить Илью и Сакатова. Вышел Дениска с Бобиком, тот начал с лаем носиться по двору. Когда он пробегал мимо соседнего подъезда, его, словно воздушный шарик, подняло над землёй, прокрутило пару раз в воздухе, и бросило на землю. Он с жалобным визгом кинулся ко мне. Мы потрясённо смотрели на то место, где только что крутило Бобика.
– Всё, поехали мы. – Илья пошёл к машине – А то унесёт к чёрту. Без бензина. Идите домой. Бобик, наверное, уже успел во время полёта все дела свои сделать.
Глава 4. Анна
С утра моросил дождь. Я стояла под козырьком и смотрела, как Бобик бегает по двору, старательно избегая место своего неожиданного полёта. Вот ведь псина, всё помнит, видать очень крепко врезался ему в память вчерашний инцидент. Хорошо, что ещё не высоко его Сиверко поднял. Проку от этого Сиверке никакого, просто он нам показал ещё раз, чтобы не забывали, с кем имеем дело. Оставив Бобика на попечение Дениски, я уныло побрела на электричку.
Павел стоял под зонтиком на перроне.
– Опять ночь не спал? – Спросила я его.
– Нет, не спал. Думал, как мне повезло с отцом. Нет, не с биологическим, а с настоящим, который меня воспитывал. Они хоть и развелись, но у нас с ним отношения лучше, чем у меня с матерью.
– Маме не звонил?
– А что ей звонить? Не буду даже её расстраивать разговорами. И я её ни в чём не виню. Она в то время была младше меня, когда ещё ошибки совершать? Хорошо, что хоть хватило ума отцу про это не рассказать. Я этого Мишу плохо даже помню, никогда он ко мне не подходил и не интересовался мной, проходил мимо меня, как мимо пустого места. Нет на него у меня обиды. Я когда прочитал его дневник, сначала, не скрою, в себя не мог сразу прийти. А потом откинул дневник в сторону, словно в газете про незнакомого мне человека прочитал. Прочитал и забыл. Не судья я ему, да и нет его больше, как будто никогда и не было.
– Какой ты молодец! Что было, то было.
Я ему рассказала про вчерашний наш разговор с Ларисой Николаевной и Валентиной. Мне было уже пора открывать аптеку, а мы сидели с ним в машине, я отвечала на его вопросы, которым, казалось, не будет конца. Не добавляла настроения и серая погода вокруг нас, проливавшая свои слёзы на стёкла, и монотонно стуча тяжёлыми каплями по крыше и капоту автомобиля.
Договорились, что вечером он приедет за мной, и отвезёт меня в Северный, заодно попроведует маму.
Часов в десять позвонил Илья, сказал, что надо Дениску привезти в город, его мать согласилась помочь оформить доступ в архив, но там надо будет самим искать данные о Понине. Я позвонила Павлу, и он поехал за Дениской. Дениска не был в восторге от того, что ему придётся провести полдня в архиве, разбирая пыльные бумаги, но стойко, без нытья, принял это ответственное задание. Вечером он пришёл ко мне в аптеку с ксерокопиями документов из архива.
– Молодец, оперативно. – Похвалила я его.
– Это не я. – Честно признался он – Там девушка одна работает, так она всё это нашла и откопировала. Я только успел с верхней полки у них уронить все папки, и до конца дня их разбирал и на место складывал.
– Всё равно молодец, девушке вон понравился. Иначе, зачем бы ей тебе помогать.
Итак, Понин Савелий Борисович. 1939 года рождения, место рождения – город Богданович, окончил профессионально- техническое училище № 65, токарь-расточник 2 разряда, служба в вооружённых силах, работа на Уральском турбинном заводе с 1959 года, в 1966 году женился, две дочери 1967 года рождения и 1973 года, в 1976 году развёлся с женой, разменял квартиру, переехал в комнату по улице Баумана, бывшая жена переехала в однокомнатную квартиру по улице Шаумяна, с 1981 года работал на заводе им Свердлова до самой своей смерти в 1992 году. Вот такая коротенькая справочка про человеческую жизнь. Следующая справка была о его дочерях.
Старшая дочь – Понина Людмила Савельевна, 1967 года рождения, окончила торговое училище в 1985 году, в 1989 году сменила фамилию на Крутикову, живёт в Екатеринбурге на улице Малышева, имеет дочь 1989 года рождения.
Младшая дочь – Понина Светлана Савельевна, 1973 года рождения, окончила Уральский Политехнический институт, и в 1991 году переехала в Ленинград.
Получается, что забрать вещи из квартиры Савелия Борисовича после его смерти могли его старшая дочь или бывшая жена.
Я позвонила Сакатову, продиктовала ему адреса родственников, он сказал, что сегодня же поедет сначала к дочери Понина, потом к его бывшей жене. Дениску до вечера отпустила, пусть хоть с друзьями пообщается. Дождь кончился, и в аптеке появились покупатели. Я автоматически выдавала лекарства, всё время думая о картине, и тут поняла, что со мной разговаривает мужчина в очках с толстыми линзами, держа в руке шляпу.
– Что, простите, я не расслышала? – Переспросила я его.
– Так я Вам и говорю, что она раньше только солью растирала спину и, знаете, ей помогало. А теперь такую дорогую мазь покупаем, а толку никакого нет. Посмотрите, может есть что-нибудь более радикальное?
Я взглянула на рецепт.
– Нет, к сожалению, но она имеет накопительный эффект. Попробуйте потерпеть немного, но мазать надо ею регулярно, должно помочь.
Он поблагодарил меня и вышел.
Соль. На картине солонка. Не похоже, что просто так, для красоты, её нарисовали. Соль по своей сути намного больше, чем просто продукт. Может в этом и есть секрет проникновения внутрь пространства картины? Руки опустить в соль, а после этого сразу в картину? Но Валентина ничего подобного про своё проникновение не говорила, она бы это точно запомнила. Или ей уже не надо было их держать в соли, всё это до неё сделал Понин. Он открыл картину, достал из неё всё, что надо, а потом и Валентина просунула руку в уже открытую картину. Я позвонила Павлу и взяла номер телефона Ларисы Николаевны. Позвонила ей, объяснив суть, что нужно попробовать сделать. Она послушала меня, а потом передала трубку Валентине. Я ей повторила всё, что только что сказала Ларисе Николаевне. Валентина сказала, что будет пробовать, и в солёный раствор руки опускать, и просто в руках держать соль. Потом я ещё раз поговорила с Ларисой Николаевной, предупредив её, что сегодня к ней приедет Павел. Отвечая на незаданный вопрос, я ещё добавила, что Павел спокойно отнёсся к тому, что узнал о своём биологическом отце. Слышно было, как на другом конце трубки облегчённо выдохнули.
Я закрыла аптеку, вышла на улицу, Там меня ждал Павел, в машине его сидел Дениска. Я села в машину, попросив Павла немного постоять, так как мне до сих пор не звонил Сакатов, уехавший к старшей дочери Понина. Набрала ему сама. Он тут же ответил и быстро заговорил:
– Милая Ольга Ивановна, я всё ещё у Людмилы Савельевны, перезвоню, как освобожусь. Она мне не разрешила бумаги брать домой, но милостиво разрешила с ними у неё дома поработать.
Он отключился. Ну, слава богу, бумаги не были выброшены, и его дочь оказалась отзывчивым человеком. Видать, она не интересовалась, что за труды остались от её отца.
Мы выехали на трассу и в потоке автомобилей, едущих из города на природу, увидели странную конструкцию, которую вёз тягач, в сопровождении полицейских автомобилей. Метров пять над платформой возвышались огромные буквы серебристого света, пронизанные металлическими лучами – стрелами.
– Так это же новая въездная стела посёлка Северный! – Удивлённо воскликнул Павел.
Мы с Дениской присмотрелись, Павел сбросил скорость, чтобы лучше нам её разглядеть. Да, надпись состояла из трёх отдельных конструкций, но если включить фантазию, то буквы вполне складываются в название «Северный».
– Посёлок такой затрапезный, уже весь разваливается, одни старики и алкоголики живут, а вывеску для него такую шикарную хотят поставить. – Покритиковала я.
– А Вы что, Ольга Ивановна, новости не слышали? Возле Северного будут строить крупнейший логистический центр торговой компании. Может там гостиницу построят, магазин. Так что посёлок не умрёт, а возродится.
– Хорошо, места у вас тут чудесные, лес кругом, воздух чистый, жалко, если такой посёлок умрёт. – Порадовалась я – И работа будет. А будет работа, значит и работники появятся. Появятся работники – начнут им строить жильё.
– Нью-Васюки! – Засмеялся Павел.
– У них здесь тихо, хорошо. Мне здесь нравится. – Сказал Дениска – Я не хочу, чтобы здесь центр строили. Всю природу загадят. Понаедет народ, ведьмам негде будет жить.
Мы с Павлом захохотали, Дениска, посмотрев на нас, тоже.
Когда мы приехали в Северный, возле магазина никого не было.
– Странно, – Удивился Павел – обычно эта команда пост свой не покидает. А сегодня никого нет. Даже, вроде, не хватает чего-то.
– Так они пошли смотреть, как табличку будут ставить. – Откликнулся со скамейки дядя Алим.
– А вы что не пошли?– Спросил Павел.
– Оно мне надо? Пока хожу, домой бандюги залезут. Вчера у меня своровали куриные окорочка.
– Не ври! – Услышали мы голос из окна второго этажа. Нина Тимофеевна свесила голову из окна и погрозила ему кулаком – Ты их не вчера покупал, а позавчера, и я их сразу поджарила, и мы их съели! Пустая твоя башка!
– Вот и я говорю, бабка моя заодно с бандой. Они делятся с ней, с продажной. – Обречённо вздохнул он – Ни кому нет веры!
Дениска пошёл выгуливать Бобика, а мы с Павлом поднялись на второй этаж.
– Ничего не получается у меня! – Сразу же сообщила мне Валентина – И руки я держала в солёной воде, и натирала их солью, и сыпала соль на рамку.
– Может, Вы вспомните что-то необычное в поведении Понина, ну например, он делал какой-нибудь жест определённый?
– Да я сама была как в бреду. Зашла к нему в комнату, он сразу к картине пошёл, и руку в неё вложил. А Алексей Александрович нашёл бумаги Понина?
– Да, сидит и изучает их. Сказал, что позвонит. Сегодня Вы ходили гулять?
– Прошлись немного. В магазин сходили, к котельной прогулялись. Послезавтра похороны Мишкины будут. На деньги поселкового совета. Автобус будет.
– Вы пойдёте?
– Пойдём. Что теперь-то делить, все долги свои он оплатил. Лара закажет венок Павлу, она хочет, чтобы он тоже приехал на похороны. Какой-никакой, но отец. Мишка, правда, недавно спросил у Лары, как Павел живёт, с кем живёт, где работает. Первый раз поинтересовался. Хоть под конец своей жизни он задумался, что у него сын.
Позвонил Дениска и сказал, что пошёл смотреть, как будут монтировать въездную стелу. Меня пригласили к столу, но я отказалась, так как меня дома ждёт полкастрюли каши, сваренной Дениской. Бобик, пока был один дома, похозяйничал. Из ванной комнаты были вытащены из-под ванны на свет божий какие-то старые тряпки, палки, мешки с чем-то. Всё это было растаскано по комнатам, и растрёпано. Я собрала все раскиданные вещи в большой мешок и понесла их на помойку.
Я закинула мешок в контейнер, и тут на меня полетел из разорванного мешка весь мусор, который я старательно утрамбовала в нём. Я закрыла лицо руками, но песок и пыль успели попасть мне в глаза и нос. Ветер утих. Я спросила в полголоса: «Зачем? Мы хотим тебе помочь. Прошлого не воротишь, даже если ты убьешь их всех». На земле, вокруг меня, закружились маленькие смерчи. Они поднимались и почти сразу же рассыпались мелкой пылью. Меня это обнадёжило и я продолжила: «Все люди делают ошибки, просто отпусти их, пожалей их, дай им дожить свою жизнь без страха. Прости их». И вдруг, в одно мгновение, такие безобидные маленькие смерчи, выросли до моего роста, почти сомкнулись вокруг меня и раздался голос, глухой, как эхо в пустой комнате: « Простить? Пожалеть? А кто меня пожалел?» Я ему крикнула: «Тебя любили и жалели твои родители!» Он глухо захохотал: « Я сирота! Это я пожалел своих родителей. Мать отпустил двадцать лет назад, а отца отпустил вчера!» У меня похолодело всё внутри, я снова ему крикнула: «Они единственные, кто помнили о тебе, и любили тебя, хоть и ты не был с ними вместе!» Глухой голос тоже стал говорить громче: «Никого я не буду жалеть, вот сейчас прямо, обрушу на головы этих несчастных людишек их большую игрушку, хочешь?» И смерчи рванули от меня по дороге из посёлка. «Нет!» закричала я и со всех ног кинулась за ними.
По пути я набрала номер Дениски, и как только он ответил, я закричала в трубку: «Уходите оттуда! Быстро все уходите! Он к вам летит!» Я кричала, а слёзы бежали у меня по щекам, я видела, как смерчи набирают скорость, становясь всё выше и больше. За последним домом показалась площадка, на которой стоял автокран и держал на весу конструкцию с тремя буквами «ВЕР». На большом постаменте уже стояли буквы «СЕ». Вокруг стояли люди, а Дениска кричал им, чтобы они расходились, но они только недоумённо отворачивались от него. Я закричала во весь голос: «Уходите!». Они все повернулись ко мне, смерчи резко взлетели вверх, оторвавшись от земли, резко полетели к конструкции, а один смерч налетел на меня. «Дениска, уходи!» из последних сил крикнула я и свалилась на землю.
Дениска рванул ко мне, я видела как люди, ещё не понимая, что происходит, стали отходить в сторону. Но медленно, очень медленно. Дениска присел возле меня, и мы оба, повернувшись в сторону автокрана, увидели как огромные буквы, начали раскачиваться, сначала медленно, затем всё больше и больше. Стропы, державшие конструкцию, заскрипели. Люди уже поняли, какая опасность им грозит, и кинулись врассыпную. Три монтажника, которые внизу принимали буквы, сначала стояли и смотрели, потом тоже побежали к деревьям. Автокран стал опасно крениться то в одну, то в другую сторону. И вот, две стропы слетели с конструкции и она, ломая деревья, улетела в лес. Кран рухнул на бок. И разбитого окна вылез крановщик. Слава богу, никого не задело. Люди стояли, как громом поражённые.
– Надо уходить, – сказала я Дениске – то начнутся расспросы.
– Так впереди тебя летел смерч, ты увидела его и закричала нам. – Успокоил меня Дениска – Ничего подозрительного.
– Да, похоже на правду.
Мы поднялись с земли, и пошли к людям. Толпа, молчавшая до сих пор, враз загудела. Из большого панелевоза, на котором приехали буквы, выпрыгнул пожилой мужчина, он сначала подошёл к крановщику, что-то тихо с ним переговорил, а потом пошёл прямо ко мне.
– Спасибо, что людей предупредили, – он мне улыбнулся и потрепал Бобика по голове – не часто у нас тут такие тайфуны бывают. Прямо и не знаю, откуда такой налетел. Мы изучили метеосводку, прежде чем сюда ехать, просто чудеса какие-то!
К нему подошли монтажники, и они пошли к улетевшим в лес буквам.
– Ничего себе, Сиверко разбушевался. Это же был он?– Спросил меня Дениска.
– Он возле помойки со мной разговаривал. И разозлился, когда сказал, что избавился сначала от матери, а потом и от отца.
– Надо быстрее с ним кончать. – Сделал вывод Дениска.
–Надо. – Согласилась я с ним.
Дениска отпустил ошалевшего Бобика на землю, и мы пошли к дому. Машины Павла уже не было возле подъезда. На лавочке сидел дядя Алим, чертя своей палочкой одному ему понятные знаки на пыльном асфальте. В соседнем подъезде из окна лилась музыка, праздник был в самом разгаре, и нетрезвый хор старательно подпевал певице.
– Вон видишь, празднуют! – Кивнул дядя Алим – Окорочка мои жрут. Что там случилось у вас? Смотрю, ты, как ошалелая, побежала к выезду, сына своего потеряла что ли?
– Нет, ветер сильный поднялся, буквы оторвало при монтаже, в лес их закинуло. – Ответила я.
– Это что за ветер такой? – Удивился он – На моей памяти один раз только было такое. Мы столб деревянный меняли на бетонный, на соседней улице, возле пятого дома, так тоже, поднялся такой ветер, что новый бетонный столб упал. Ладно, хоть никого не придавил. Но там мы Витьку Плотникова обвинили, он не проверил крепления. Спустя рукава всё делал, после него всё надо было перепроверять.
Мы пошли в подъезд, а дядя Алим всё ругал этого Витьку Плотникова, и я подумала, что странная штука, наша память. Человек не помнит, когда он купил куриные окорочка, но помнит, как десятки лет назад менял деревянный столб на бетонный. Мы с Дениской включили телевизор, и стали смотреть весёлый сериал про врачей-практикантов. Потом Дениске позвонили друзья, и он ушёл болтать с ними в свою комнату. Наконец, позвонил Сакатов.
– Не зря съездили? – Спросила я.
– Не зря. Ты знаешь, этот Понин был просто удивительным человеком, хотя может и не очень хорошим, но очень начитанным. Он собрал целую библиотеку по различной оккультной тематике, у него есть книга «Шаманский глаз», очень редкое издание, есть книги, вышедшие из типографии в 19 веке, их во всём мире остались считанные единицы. Мне Людмила разрешила приходить и работать со всеми его материалами, сколько мне будет нужно. У неё целый чемодан рукописных тетрадей, в которых Савелий Борисович описывает различные колдовские приёмы. Шулмусские монеты сохранились всего три, Людмила Савельевна сказала, что две отдала племяннику своему, сыну своей младшей сестры. Она тоже удивилась, что их так мало, говорит, было с десяток, может даже больше, но не знает, где остальные. Понин создал интереснейший классификатор демонов и различных тварей. О некоторых я прочитал впервые. Там, кстати есть и Мельхом, только он не совсем правильно его описал, совсем мало он похож на настоящего.
– Ну, его можно за это простить. – Заступилась я за Понина – Он же, в отличие от нас, не видел его вживую.
– Да. Так вот, – продолжил он – он ещё и хорошо рисовал, и у него есть перерисовка нашей картины, сделанная карандашом. Завтра я тебе её покажу, я тоже перерисовал её. На ней нарисованы какие-то стрелки, очень похоже на схему. Может это и есть открывашка для картины, тут надо мозгами пораскинуть, что он там пытался вычислить. И у него ещё есть отдельно нарисованная бахлаватка. Знаешь, Оля, я думаю, надо её показать в посёлке, вдруг её всё-таки подобрали, чем чёрт не шутит, может нам повезёт. Я её тоже перерисовал. И одна странность в этом рисунке есть. Рядом с бахлаваткой стоят цифры 1 и 2. Рядом с единицей написано «правая верхняя», рядом с цифрой 2 «левая верхняя». А внизу приписочка «ставить на широкую часть». Я не все тетрадки внимательно проглядел, а только те, которые больше подходят под нашу историю. И в одной тетрадке, я думаю, написано про Валентину. Я это переписал, слушай. «Никогда не поздоровается первой, за собой не убирает сразу посуду, если я ей говорю, то фыркает. Разговаривает громко, заносчиво. Наблюдаю второй день. Остановится и смотрит в одну точку. Быстро срывается с места, и начинает, что попадёт под руку, перебирать. Вечером смотрела в окно час. Наблюдаю пятый день. Разговаривает сама с собой. Каждый вечер смотрит подолгу в окно. Попытался с ней заговорить, она стояла, опустив голову, отвечала односложно. Наблюдаю восьмой день. Наконец-то пошли настоящие изменения». Тут описание заканчивается, и что он имел в виду под настоящими изменениями, мне не удалось узнать. Или это где-то в другом месте. И самое главное, он написал, как к нему попала бахлаватка. Он был в то время уже женат, и старшая дочь закончила первый класс. Они поехали все втроём по путёвке в Карелию. А там его дочка простудилась и заболела. Жена осталась с малышкой в Петрозаводске, а он поплыл по Онежскому озеру вместе со своей группой смотреть петроглифы. Это древнейшие изображения на камне. Он несколько зарисовок даже сделал. С ними ещё одна группа параллельно приехала на экскурсию. Разговорился он там с одним пожилым человеком, Понин называет его Аникий. Этот Аникий был с Алтая, и так он свои родные места красочно расписал, что Понин загорелся туда съездить. Душевно, в общем поговорили. А напоследок новый друг записал ему свой адрес и пригласил его следующий отпуск провести у него. Они с ним целый год переписывались, писем только я не нашёл, но видимо, были оба просто повёрнуты на артефактах, на истории. У Понина вторая дочка родилась, поэтому он с чистой совестью отправился в отпуск на Алтай, оставив жену с новорождённой дочкой дома. И прожил он там весь отпуск, они с Аникием прошли пешком весь природный парк «Белуха», побывали в Чуйской степи, посмотрели там мегалиты, полюбовались рекой Катунь. На Алтае, действительно природа чудесна, можно целую жизнь посветить изучению всех достопримечательностей. И строчка у него одна промелькнула такая «У Аникия это последний круг, он мне так и сказал». Вот. А потом ещё более странная запись «Перестал он видеть людей, говорит, что не выполнил волю отца, пожалел свои годы». И дальше: «И брат его, сначала лечил людей, потом не смог справиться, заболел, и до 90 лет не вставал с постели». Поняла, Оля, что не простая семья была у этого Аникия? А следующая запись уже через два месяца. Пишет он « Мне катастрофически не хватает времени. Она постоянно меня дёргает. У меня начались припадки, я не успеваю ставить защиту. Ночью очнулся, стою на улице, хорошо, что не зима, наверное бы помер. И постоянно голоса, голоса. Приходится прятать от детей вещи, закрываю их в чемодане. Дома просто кошмар. Беру чемодан и ухожу подальше в лес, там пытаюсь сосредоточиться». То есть, у него уже появились все эти вещи, как он их называет, и ему надо с ними работать. Теперь понятно, почему они развелись, когда его младшей ещё и три года не исполнилось! Это ему надо было заниматься, учиться обращаться с вещами, а семья ему только мешала. Мне кажется, что кроме бахлаватки и монет, у него ещё были какие- то артефакты. Ещё я нашёл целый ворох каких то засушенных фигурок, типа ящерок, но с шипами, они чёрные такие, с синими мелкими точками. Сегодня попытаюсь найти, что за ящерки такие необычные. И крепкие такие, не разваливаются, на ощупь как резиновые. И знаешь ещё что, Оля, некоторые его записи меня просто пугают. Он постоянно описывал какие-то свои опыты непонятные с людьми, которые его окружали. И не похоже, что он им помогал или лечил. Не могу понять, зачем это он всё делал. Он просто пишет, например, такому- то человеку внушил, что он упал с высоты, и теперь должен подняться со сломанными руками и ногами. Или, такая-то, думает, что соседка у неё ночью превращается в собаку. Там масса таких записей. Ничего не пойму, зачем ему это издевательство над людьми. И как, скажи на милость, такому человеку, мог отдать все свои сокровища Аникий?
