Милана Смоленская
Поэзия опыта. Poetry of expirience

Все мы рождены не зря. Важно помнить об этом

9 июня 2013

На банкете Милана иссякла. Устала, как никогда ранее не уставала на людях. Она с трудом держала улыбку, отвечая на соболезнования и выслушивая чужие воспоминания об умершем. Говорить было сложно. Речь, произнесённая перед похоронами, забрала у неё все силы и красноречие, и Милана всё время переходила на английский, чем привлекала к себе ещё больше внимания.

Всё в ней было интересно людям, не скрывавшим за маской траура хищное любопытство. Состояние, которое она унаследует, обсуждалось вполголоса, но до Миланы долетали слова, которые так не хотелось слышать. Антонию было проще – его бизнес-репутация была безупречной, жизненная стратегия выверенной. Он говорил по-русски без акцента и с уместной ностальгией в синем взгляде рассказывал милые выдуманные истории детства.

Но Милана прекрасно осознавала, что их с Антонием мысли и чувства не занимали никого, кроме их самих. Деньги, бизнес, будущее компании – это беспокоило собравшихся больше всего. Возмущённая корыстью, осквернявшей светлую память деда, Милана объявила минуту молчания, на время заткнув весь банкетный зал, ярко освещённый и заполненный оживлённым гулом. В краткой благословенной тишине она слушала чужие мысли, звучавшие в обращённых на неё взглядах, и думала о деде.

Как мало значит жизнь человека для тех, кто привык мыслить мёртвыми цифрами. 69 лет. Много пожил. Умер. С кем не бывает? Его нет, значит, нет смысла больше выдавливать из себя почтение. Самое время посчитать капитал и прикинуть, как пожил этот человек – в денежном эквиваленте, конечно же. Духовные накопления учёту не подлежат, да и не интересны они никому – слишком лично. Деда больше нет, и его деньги тут же обезличились, став шуршащими фантиками, в которые скоро будут завёрнуты совершенно другие идеи и приобретения…

Три испытания даны человеку: огонь, вода и медные трубы. Выдержать все, сохранив в себе всё лучшее – чистое и духовное, с чем мы рождены, – вот наша задача. Любовь уже спалила мне нервы, слава оглушила разум и выбила из времени, но деньги никогда не станут настоящим испытанием. Деньги – вода. Сегодня есть, завтра нет. Можно утолить жажду, можно вымочить руки в их непрекращающемся потоке, а они, беспристрастные, перейдут к новым хозяевам.

Деньги не несут в мир ни добра, ни зла. Они совершенно нейтральны, пока их не коснётся временный владелец, превращающий чувства в действия, мысли в слова, цели в результаты. Деньги чисты и пахнут безразличием, а мы пачкаем их своими грязными помыслами и мелкими задачами…

Разве меня не испортили деньги? Разве, став миллионершей, я не утратила ту духовную связь со своей семьёй, которой раньше так дорожила? Эта вода размывает родственные узы – вот главная её беда. Финансовая самостоятельность питает независимость, самодостаточность пестует эгоизм, по итогу – полная неблагодарность и душевная скупость при нескромно зелёных банковских счетах…

– Прикинь, да? Там лобстеры, здесь буйабес. И светскость всем подавай… Официанты должны быть расторопны, но не суетливы…

Гена Смирнов сидел рядом с Миланой и пытался отвлечь её разговорами на сторонние темы. Милана, у которой деньги и бизнес вызывали временное отторжение, располагающе молчала и слушала Смирнова. Гена, в отличие от многих других собравшихся, не колол её вилкой своего обострённого любопытства и не спрашивал про Джея, о котором Милана боялась даже думать, не желая пачкать светлые воспоминания своими тяжёлыми эмоциями.

– Ген, прикинь, нас когда-то тоже не будет, — сказала она, задумчиво отпив воду.

Смирнов замолк на мгновение и посмотрел в свою тарелку.

– Ну, пока мы тут, ты должна оценить мой ресторан, — неожиданно быстро нашёлся он.

Милана улыбнулась.

– На днях заеду, — пообещала она.

Гена, довольный её ответом, продолжил приглушённо возмущаться. Причиной его недовольства был московский продуктовый ряд, логистика и конкуренты. Смирнов любил мыслить вслух, проговаривая возможные решения своих проблем, и Милана, прекрасно знавшая об этой его особенности, методично кивала, не вникая в суть.

Сидим такие весёлые и деловые. Считаем доллары, евро, фунты, рубли. Вон та восемнадцатилетняя, что пришла с Валентином Петровичем, одним из деловых партнёров деда, ещё и калории считает, похоже. Считаем ли мы время? То, которое во много раз более ценное, чем все деньги мира. То, которое нельзя ни вернуть, ни купить, ни исправить…

Нет, мы боимся о нём думать, потому что к этому счёту у нас нет доступа. Эта сфера расходов нам не подвластна. Невозможно проверить баланс времени и пополнить его, так же, как невозможно перевести несколько дней или лет на чужой счёт. Время не сохраняется и не увеличивается. Его можно только обменять – на деньги, опыт, знания, впечатления. Или потратить впустую. Мы не в силах контролировать количество отведённых нам дней, но мы в ответе за качество каждого проживаемого нами мгновенья.

Наполняем ли мы наше время должной ценностью? Время, как деньги, каждый тратит на своё. Кто-то инвестирует в будущее, которое может не наступить. Кто-то сорит им так, словно это – мусор. Кто-то просто не придаёт ему значения, уверенный в его постоянстве и неограниченности. Только время, в отличие от денег, не сбережёшь – мы обречены его тратить. Каждый день, каждый час приближает нас к черте банкротства. Все мы израсходуем эту жизнь без остатка, но кто-то промотает впустую, а кто-то сделает ценный вклад в этот мир и в неотъемлемое богатство собственной души…

Двигатель жизни – её конечность. Это неизбежно. Ценим момент.

Никто не знает, сколько продлится его новая любовь, что ждёт его завтра, чем закончится история его жизни. И это определённо к лучшему, ведь некоторое знание омрачает безоблачность счастья. Надо управлять процессом, не делая ставку на неподвластный нам результат, проживать мгновения со вкусом, получать удовольствие и не быть небрежными к моментам собственной жизни. Умирают ведь не только от болезней и старости. Ещё чаще умирают при жизни. Не живут, а бездействуют, прожигая бесценное время и хороня самих себя под тщетностью своих пустых дней.

А время и мир вокруг одинаково существуют и с нами, и без нас. Им нет до нас дела. Так же, как людям, собравшимся за этим столом и с аппетитом обсуждающим свои насущные дела, уже нет никакого дела до покойника, который совсем недавно играл в их жизни свою неоценимо важную роль. Дед покинул сцену, но спектакль продолжается. Правда, он заметно подешевел, но актёрам по душе эта вольность.

А мне? А я уже некоторое время зритель в собственной жизни. Смотрю и понимаю, что та же сцена может быть разыграна и без меня. От этого осознания становится страшно пусто и горько стыдно. Что я оставлю после себя? Сотни фотографий, несколько клипов, странички в социальных сетях, интервью в глянце, ссылки в поисковиках, интернет-магазин, две коллекции модных вещей, слухи и скандалы… Вроде бы много всего, но непростительно мало для Смоленской, которая должна унаследовать большую требовательность к своим достижениям.

Все мы на своём месте. Все мы рождены не зря. Если помнить об этом, можно даже сделать что-то полезное в своей жизни и в этом мире…

Пора вести себя в соответствии со своим возрастом и статусом

9 июня 2013

Еду на скорости и смотрю на огоньки, наслаждаясь оптической иллюзией. Мир вокруг так красиво преломляется, когда в глазах стоят слёзы…

Они с Антонием молчали на заднем сидении Rolls-Royce и слушали ночь, изливающуюся скорбным потоком сочных капель. Стёкла машины, искристые от дождя, переливались алмазами в свете ночного города. Москва казалась Милане одним смазанным цветовым пятном, мелькающим перед глазами от частого моргания.

– Валентин Петрович развёлся? – спросила она, отвлекаясь от своих мыслей.

– Нет, – не сразу отозвался Антоний.

Милана шумно выдохнула и покачала головой.

– Тебе то что? – удивился брат, взглянув на неё.

– Было бы ничего, если бы я лично не знала его жену и маленьких дочерей! – ответила Милана более раздражённо, чем того ожидал Антоний.

– Они в Италии. А ты, оказывается, поборник нравов, – улыбнулся он.

– Не люблю измены.

Милана посмотрела в окно, стараясь не думать о слухах, окруживших её, и о том, в какие из них успел поверить Джей.

– Речь хорошая была, – помолчав, сказал Антоний. – Думал, ты уже забыла русский.

Милана фыркнула.

– Забыла немного. Полночи сочиняла текст, – призналась она.

На каком языке мои мысли, если с русским такая беда? Если они на языке чувств, то почему тогда я не слышу себя?

– Может, найдёшь общий язык с Бруствером, – неожиданно сказал брат.

– С кем? – не поняла Милана.

– Познакомлю, – пообещал Антоний с загадочным видом.

Оставшиеся пятнадцать минут они ехали молча. Милана инстаграмила, выкладывая фотографии из нью-йоркского архива и создавая видимость нормальной жизни, а Антоний наблюдал за ней, слушая стук дождя.

Когда, наконец, они вошли в пентхаус Антония, Милана впервые почувствовала себя свободной и защищённой от всего внешнего и подавляющего. После похорон она поняла, что не выдержит одиночество в своём гостиничном номере и, не раздумывая, приняла приглашение брата временно пожить у него. Оказавшись в уютно просторных апартаментах, она мгновенно убедилась в правильности своего решения.

– Nice place¹⁸, – сказала Милана, пройдя в гостиную вслед за ним.

– Ужин сейчас будет, – Антоний взглянул на часы. – Подождём здесь?

Милана кивнула и опустилась на тёмно-синий диван, с интересом глядя по сторонам.

– Точно, – брат улыбнулся и громко рявкнул. – Бруствер!

Милана вздрогнула, где-то в отдалении что-то глухо упало, послышался приближающийся стук когтистых лап по паркету. Заинтригованная, Милана повернулась лицом к арке, в которую через мгновение вбежал немного неожиданный пёс.

– Aw-w-w, – протянула она, наблюдая за сценой приветствия Антония и Бруствера.

Когда собака облизывает хозяина, я умиляюсь. Если она оближет меня, меня стошнит.

– Бруствер, это Милана, – громко и отчётливо сказал Антоний.

Бассет принюхался к ней и выразил готовность познакомиться поближе.

– Бруствер, go, kiss Tony¹⁹, – предупредительно послала его Милана.

Но деловой бассет, пренебрегая правилами приличия, забрался на диван и, сделав несколько затяжек на чёрном Christian Lacroix, добрался к лицу фарфорово-кукольной особы. Тщательно облизанная любвеобильным псом, Милана несколько мгновений сидела зажмурившись. Затем вдруг разрыдалась.

– Милана? – Антоний сел рядом с ней на диван и согнал бассета на пол. – Ты чего?

– Мы хотели завести соб-ба-а-аку, – всхлипнула она, не в силах совладать с собой. – We were so happy²⁰…

Бруствер, прочувствовав пронзительную трагичность момента, положил свою понимающую голову ей на колени.

– Чё? – переспросил Антоний, не разобрав бессвязные всхлипы сестры.

Милана покачала головой, смаргивая раздражающе чистые слёзы.

– Ты вообще о ком плачешь?

Она пожала плечами, пристыжённая тем, что в день похорон деда скорбела по иной утрате.

– Ужин готов, Антоний Георгиевич, – объявила вошедшая в гостиную горничная.

– Спасибо, Елизавета.

Милана громко всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Бруствер вывел протяжно тоскливую ноту, аккомпанируя ей в горе. Антоний обнял сестру за плечи, перепоручив ей выплакать все слёзы, которые положено было пролить в этот опустошающе скорбный день. Милана шмыгнула носом, чихнула и довольно быстро успокоилась.

Поплакала по-детски, а теперь пора вести себя в соответствии со своим возрастом и статусом. Дождь закончился. Я превзошла стихию.

Я теряю всё, что люблю. Потому что я дура

9 июня 2013

Милана пришла к ужину в сухом настроении, села за стол напротив брата и, кашлянув, сказала:

– Sorry.

Он налил ей вина, и она некоторое время молча потягивала «Шардоне», не решаясь поднять глаза и начать разговор.

– Ты ничего не ела сегодня, – напомнил Антоний.

– Извини, – повторила Милана уже по-русски. – Не голодна.

– Ты очень похудела.

Она посмотрела на него.

Радоваться или грустить? Наверное, второе. Худеть – от слова «худо». Мне и вправду плохо. Крутая жизнь, отличное начало лета – довела себя до состояния скелета.

– Это выгодно, – Милана постаралась звучать бодро.

– У тебя достаточно денег, чтобы не страдать этой фигнёй, – назидательно изрёк Антоний.

– Nothing tastes as good, as skinny feels,²¹ – процитировала Милана, думая о Кейт Мосс.

– Nothing tastes as good as tasty food²². Либо ты это съешь…

– Либо это съешь ты. Не угрожай мне едой, – Милана улыбнулась.

Брат окинул её долгим раздражающе внимательным взглядом и неожиданно заключил:

– Ты выглядишь зрело, так веди себя должным образом. Вечные девочки смотрятся жалко.

– Вечные девочки?! – Милана чуть не поперхнулась вином.

Возмущённо кашлянув, она поставила свой бокал на стол и посмотрела Антонию в глаза. Он улыбался.

– Да, Милан. Тебе 22, и завтра в полдень твой банковский счёт проломится от свежего вливания наследного капитала. Пора быть немного серьёзней.

– А я серьёзная. Стоп. Ты про Ибицу? – поморщившись, утонила она.

– Про тебя, – всё тем же тоном сказал Антоний. – Ещё полгода такой жизни, и ты обойдёшь Пэрис.

– Это слухи, Тони, – улыбнулась Милана.

– Когда слухи такие громкие, у правды велик риск быть не услышанной, – отметил Антоний.

Милана фыркнула и сделала новый глоток вина, разбавляя свои едко-горькие мысли.

– У меня проблема, Тони, – призналась она, не глядя брату в глаза.

– А что ты сделала, чтобы её не было? – спросил он.

Она удивлённо посмотрела на него.

– Ты даже не спросил, какая у меня проблема…

– Затянувшаяся, – уверенно сказал Антоний.

– А ты прав, – подтвердила Милана.

– А я знаю.

Некоторое время они молчали. Антоний с аппетитом ел свою рыбу, Милана с медленным изяществом допивала одинокое вино.

– Знаешь, я уже месяцев восемь не равна себе. Я как бы вне времени и вне себя. Существую в соответствии с чужими ожиданиями, не слышу свои желания, отстаю от жизни…

– Зачем ты мне это говоришь? – уточнил Антоний, неожиданно сильно напомнив ей деда.

– Ты спрашиваешь, ты слушаешь, – грустно улыбнулась Милана.

– Ты не с Джеем Джонсом?

Милана решительно допила вино и отрицательно покачала головой.

– Я теряю всё, что люблю, – тихо сказала она.

– Не думал, что у вас всё так серьёзно. Чё расстались?

– Потому что я дура.

Антоний посмотрел на неё, словно желая возразить. Невзирая на все их противоречия, он считал Милану зрелой и сильной натурой с отточенной самокритичностью и чистым любящим сердцем.

– Не ретушируй свою критику, Тони, – Милана покачала головой. – Я знаю, что ты того же мнения. Все, кто умеет думать, считают меня тупой. Я сама себя бешу. Завтра говори мне всё, что хочешь, но сегодня ты мне очень нужен понимающим.

– И чего конкретно ты от меня хочешь? – Антоний с интересом посмотрел на неё.

– Давай вместе посмотрим «Король лев»? – предложила Милана с детским блеском в уставших глазах.

Справиться с трудным помогает лёгкое. Брат улыбнулся и согласился.

После ужина они устроились в просторном кинозале, утонув в мягких подушках, и смотрели любимый мультфильм детства. Милана плакала и озвучивала самые трогательные сцены, которые знала наизусть. Никто ещё не пел «Hakuna Matata» таким убитым голосом. Антоний не ограничивал свободу её самовыражения. Экспрессивная искренность сестры компенсировала его эмоциональную сдержанность.

Взаимная душевная помощь – вот основа истиной любви.

Джей дал мне свободу, чтобы я смогла понять, что такое жить без него

10 июня 2013

Ночь пролилась дождём. Печаль иссушилась слезами. Серый понедельник напомнил о делах…

Встреча с юристом была назначена на десять утра. Милана, усердно практиковавшая бессонницу, провела часы ночного бодрствования за сложными раздумьями на отложенные темы.

Мыслю, значит, существую. Существую, но не живу. Зачем Джей дал мне эту свободу? Чтобы я смогла понять, что такое жить без него, в рабстве у метаний собственной души, единожды уже обретшей счастье. Он позволил мне во всём убедиться самой, и сейчас мне его ужасно не хватает. Когда смысл жизни живёт в Лос-Анджелесе, можно случайно прожить свою жизнь без смысла. Убедилась в этом на долгом опыте. Защитила свою мечту от самой себя, сделав её неисполнимой. Что теперь?

Лететь!!!

Милана споткнулась о Бруствера и чуть не упала с лестницы.

– Земляная насыпь, блин, – буркнула она.

– Где? – спросил Антоний, заставив Милану вздрогнуть от неожиданности.

Брат дожидался её в холле первого этажа, листая какие-то бумаги. Этот хладнокровный, всегда собранный и сдержанный владелец Patek Philippe, Hublot, Rolex и двух Audemars Piguet, ценил время и обладал поистине швейцарской пунктуальностью.

– Бруствер! – сердито пояснила она.

Сзади раздался радостный лай, и пёс спустился к завтраку, опередив Милану.

– Скажи мне, Тони, зачем люди заводят питомцев, которые путаются под ногами? – спросила Милана, с облегчением ступив на устойчивый паркет.

– Чтобы подтверждать закон Ньютона, – невозмутимо пояснил Антоний.

– Какой закон? – не поняла Милана, подумав о падающих яблоках.

– Всё ли улетевшее удачно приземляется, – сдерживая улыбку, брат встал с кресла.

– Жестокий ты, – Милана неодобрительно покачала головой. – Брусти, come to mama.²³

Бруствер, радостно виляя хвостом, подбежал к Милане и получил порцию показательной нежности. Антоний наблюдал за ними.

– Знаешь, зачем я его завёл?

Сестра вопросительно посмотрела на него снизу вверх, продолжая мять улыбчивую собачью морду.

– Он смотрит на меня с искренностью. Пусть и взгляд тупой.

– Я тоже смотрю на тебя с искренностью, – сказала Милана, ревниво покосившись на крайне дружелюбного пса.

– Поэтому ты здесь живёшь, – улыбнулся Антоний, заметив её беспокойство.

– А какой у меня тогда взгляд? – спросила Милана, выпрямившись во весь свой модельно-каблучный рост.

– Тусклый, – честно признал Антоний.

– Thanks, – иронично улыбнулась Милана.

Порой я завидую своему телефону. Хочется увеличить свою яркость, как в iPhone, но в реальной жизни для этого мало одного движения пальцем по экрану. По жизни вообще лучше не скользить, чтобы не опустеть и не обесцветиться.

– Ты по-прежнему не ешь? – спросил Антоний, когда все наконец-то собрались в столовой.

– Я кормлю Бруствера, – Милана посмотрела по сторонам.

– Он уже поел в своей комнате.

– Бр-р-русти, – призывно промурлыкала Милана.

– Не развращай моего бассета подобными кличками, – строго сказал Антоний. – И ешь то, что тебе предназначено.

Милана взглянула на него и, вздохнув, отпила кофе. Бруствер устроился рядом и стал выжидательно смотреть на Милану.

– А почему ты его так назвал? – спросила она, чувствуя на себе заискивающий собачий взгляд.

– Надо было выбрать имя на «Бру», – пояснил Антоний, невозмутимо приступив к омлету.

– Почему не Брузер? – уточнила Милана, вспомнив свой несостоявшийся полёт с лестницы.

Антоний посмотрел на неё и рассмеялся.

– Я не держу угрозу у себя дома.

– Тогда мне лучше съехать, – вздохнула она.

– Ты уже съехала, – отметил Антоний. – С катушек.

Милана решила зажевать обиду омлетом. Антоний, удовлетворённый своими успехами дрессировщика, завтракал с аппетитом и расспрашивал Милану об интернет-магазине, который вошёл в десятку лучших онлайн аутлетов.

– Сделаешь ещё одну коллекцию? – спросил он.

– Да, – кивнула Милана. – Нижнего белья. «Naked truth²⁴».

– Интересно, – улыбнулся Антоний. – Чё вдруг?

– Накипело, – честно сказала Милана. – К тому же, одна марка предлагает сотрудничество. Им понравился мой клип на YouTube.

– Какой клип? – не понял Антоний.

– Fuck, – сказала Милана и быстро добавила. – Старый клип.

– Клип Джея?

Она опустила глаза, сосредоточившись на своём омлете.

– Чё ты в кино ничего не сыграла? – спросил Антоний, неловко сменив тему и напомнив Милане о кастинге.

– У меня слишком строгая красота для Голливуда, – с достоинством произнесла она.

– У тебя силиконовая грудь, – в тон ей ответил Антоний.

– Oh fuck you! – Милана рассмеялась, не в силах возражать.

Настроение, выровненное братом, улучшилось при участии Бруствера – главного актёра аварийных комедий. Милана вновь споткнулась через него по пути в холл. Бассет, предпочитавший этот жёсткий вид экстремального массажа, бодро протрусил мимо неё в гостиную, где устроился на диване с благодушно расслабленным видом.

– Брузер, – твёрдо решила Милана, потирая ушибленную ногу и успокаивая ускорившееся сердце. К дверным косякам прибавилась земляная насыпь. Далеко пойдём? Скорее – полетим!

…По-моему, бассет проживает жизнь, о которой мечтает Антоний. Бездельничает весь день среди мягких подушек, ест, когда хочет, и ни о чём не заморачивается…

– Тони, а у Брузера есть любовь? – спросила Милана, когда они спустились на подземную парковку и сели в Rolls-Royce.

Чтобы было о чём заморачиваться.

– Займись этим, – посоветовал брат.

– Я серьёзно! – воскликнула Милана. – Джулия, моя подруга-модель, летала в Дрезден, чтобы устроить личную жизнь своего терьера.

– А я летал в Дрезден, чтобы решать дела своей компании, – невозмутимо парировал Антоний.

Милана покачала головой.

– Ты пренебрегаешь его интересами! – продолжила она всё с той же экспрессией. – Это очень неправильно! То, что данный вопрос кажется тебе незначительным, ещё не делает его маленьким в глазах Брузера, который доверил тебе свою жизнь и своё счастье.

– Я разберусь с интересами Бруствера, – пообещал Антоний, слушая её с раздражающе знакомой проницательной улыбкой. – А тебе детей пора воспитывать.

– Ты старше, ты и женись, – огрызнулась Милана.

– Жени Бруствера, – парировал Антоний.

– Брузера.

Всю дорогу до юриста они ехала молча. Антоний, погрузившийся в свои будничные мысли, не заметил перемены в настроении сестры. Милана неотрывно смотрела в окно. На светофоре она увидела, как по тротуару шла группка беззаботных мальчишек лет семи, и улыбнулась их свободе.

Вот она – прелесть детства, когда большая проблема – это двойка, а счастье – шоколадный батончик Сникерс. Как давно это было, как безвозвратно прошло. Теперь мои проблемы во много раз больше моих возможностей, и сублиматы счастья несравнимо более дорогостоящие.

Что ж, буду на досуге устраивать личные жизни питомцев. Милана-сводница. Брачное агентство «Pet-Love». К real love я, по-видимому, не готова.