Михаил Салтыков-Щедрин
Невинные рассказы
НЕВЫГОДНЫЙ НОС
(Интермедия в лицах)
Милостивые господа и госпожи! имею доложить вам о происшествии, которого удивительность равняется лишь его необыкновенности!
Смех в аудитории
Источником как сего происшествия, так и других многих от него золтекущих, есть сей самый нос (теребит себя за нос), который зде предстоитпред вами! А в чем сие происшествие, тому следуют пункты.
«Ишь ты! по пунктам!» – раздается в аудитории. Смех усиливается.
Июля пятого числа 18** года, в девять часов утра, следовал я, поиздревле принятому еще предками нашими обычаю, на службу. Необходимо, однако, предварительно доложить вашим благородиям, что с самого с Петра иПавла, неизвестно от каких причин, подвергнулся я необыкновенной тоске. Тоесть тоска не тоска, а тянет вот, тянет тебя целый день, да и вся недолга. Даже жена удивлялась. «Чтой-то, говорит, душечка (она у меня в пансионефранцузскому языку обучалась, так нежное-то обращение знает)! Чтой-то, говорит, душечка! на тебя даже смотреть словно тошно – ты бы хоть водочкивыпил!» – «Худо, – говорю я, – худо это, Прасковья Петровна! это большоенесчастье обозначает!..» Однако ж выпил в ту пору маленько водочки – оно ипоотлегло!
Вот только наступило это пятое число. Не успел я выйти на улицу, какидет мне встречу некоторый озорник, идет и очи на меня пучит. "Вот, говорит, нос! для двух рос, а одному достался!"
Взрыв хохота в аудитории.
Однако я ничего, пошел своей дорогой и даже подумал про себя: «Погоди, брат! не больно прытко! может, у тебя и рыло-то все наизнанку выворотит».Не успел я это, государи мои, подумать, как встречается со мной другойозорник. «А позвольте, говорит, милостливый государь! известно ли вам, чтоу вас на лице состоит феномен?» И все это, знаете, с усмешкой, и рожа-то унего поганым манером от смеху перекосилась… «Милостливый государь!» – сказал я, начиная обижаться. «Да нет, говорит, вы и сами не понимаете, каким обладаете сокровищем… да господа англичане миллион рублей вамдадут, ежели вы позволите им отрезать… ваш нос!»
Развозов. А что ж, это ведь правда: нос-то у тебя именно феномен!
Абессаломов. Отстань ты… дай говорить!.. Ну-с, отвязался он от менякоё-как, и пришлось мне после того мимо резиденции их превосходительстваидти. А их превосходительство, как на грех, на ту пору чай на балконекушали… Ну, занятиев у них никаких тогда не случилось, смотрели, значит, больше по сторонам, да смотревши и узрели меня, многогрешного. Вскипели."Что это, говорят, за чиновник? Какой у него противный нос!" Не спорю я…не прекословлю! Точно, что нос мой в присутственном месте терпим быть неможет! Однако терпели же меня двадцать пять лет, да и ихпревосходительство, может, от праздности только заметили… а вышло совсемнаоборот-с. Пересказали, должно быть, эти слова мои завистники; только сижуя в этот самый день в присутствии, приходит наш председательствующий, ичаса через два, что бы вы думали, я слышу? (С расстановкой). Что о моем, государи мои, увольнении уж и постановление состоялось!
Развозов. Однако живо же они тебя обработали.
Абессаломов. Спешным журналом-с. Даже законом предписанных форм несоблюли, потому что в законах именно строжайше повелено никаких штрафов неналагать, а кольми паче насильственному умертвию не предавать, неистребовав предварительно объяснения!
Развозов. В чем же, однако, объяснения от тебя требовать?
Абессаломов. Все же-с! а если не в чем мне объясняться, так темпаче-с! Ведь это обидно… я не один… тут все потомство мое, можносказать, из-за носа страждет! В законах именно сказано, чтоб на лицо невзирать!
Развозов. Ты это оставь. Это не наша инстанция. Так даже скажу: если инапредки тебе на этот счет языком побаловать захочется, так ты вспомнипословицу: язык мой – враг мой, и, вспомнивши, плюнь. Я тридцать пять летслужу (Развозову было всего лет двадцать пять), и то все кругом да околохожу, а в центру ни в жизнь еще не попадал!
Абессаломов. Вот-с, прихожу я после того домой. Человек я детный; женау меня золотушная, так каждый год все либо дочку, либо сынка подарит…
Развозов. И все, чай, с такими же носами?
Абессаломов. Как можно – сохрани бог! старшенькая у меня дочь, Наташенька, совсем даже схожего со мной ничего не имеет… красавица! Такприхожу я это домой! "Ну, говорю, жена! Бог милости прислал!" – "А чтотак?" – "Да так, говорю, ездил в пир Кирило, да подарен там в рыло…уволен, брат, вчистую!"
Общий хохот; Абессаломов, в волнении, не может некоторое времяпродолжать.
И вот-с, стали мы после того жить да поживать, да добра наживать; живем, нече сказать, богато, со двора покато, за что ни хватись, за всем влюди покатись; запасов всяких многое множество, а пуще всего всякого нетазапасено с самого с лета. Жена скоро покойницей стала, бо для нас времягладно настало, а дочек-красоток люди приютили, бо родители импродовольствие прекратили, а затем остаюсь, без дальнейших слов, покорныйваш слуга Егор Павлов Абессаломов.
Общие рукоплескания; жена станового презрительно усмехается.
Окончив представление, Абессаломов немедленно подошел к подносу сзакуской и сряду выпил три рюмки водки; после того он удалился в угол и, сев на стул, почти мгновенно заснул.
– А что, ваше высокоблагородие! – обратился ко мне Бондырев, – вот выи в столицах изволили быть, а этакого в своем роде дарования и там, чай, сосвечкой поищешь!
Но я не отвечал ни слова на этот вопрос, потому что впечатление, произведенное на меня этим странным существом и его рассказом, было изсамых тяжелых. Несмотря на грубо комический колорит рассказа, видно было, что весь тон его фальшивый, и что за ним слышится нечто до того похожее настрадание, что невозможно и непозволительно было увлечься этою мнимоювеселостью. Вообще, если Ермолай Петрович рассчитывал на то, чтобпозабавить меня, то далеко не достиг своей цели, и день мой былокончательно испорчен этим представлением. Я ехал сюда измученный моимодиночеством; все существо мое было настроено к принятию тех благодатных, светлых впечатлений, которые, бог весть почему, в известные дни и эпохинеотразимо и неизменно носятся над душой, но странное «представление» мигомразрушило это светлое, гармоническое настроение. Так иногда случается, чтов правильное и совершенно плавное течение жизни вдруг врезываетсяобстоятельство в полном смысле слова ей постороннее, и врезывается с такойсилой, что не только заставляет принять себя, но и деспотически подчиняетсебе весь строй этой жизни.
III
Начинало уже смеркаться, когда мы приехали на станцию. По селу и там исям бродили группы подгулявших крестьян, а перед станционным домом стояладаже целая толпа народу.
– Верно, что-нибудь случилось! – еще издали заметил мне Бондырев, указывая на толпу.
И действительно, толпа, казалось, тревожно выжидала нашего приезда. Едва успели мы выйти из саней, как все это вдруг заговорило и беспорядочнозамахало руками. Из избы долетали до нас звуки того унылого голошенья, услышав которое даже самый опытный наблюдатель не в состоянии бываетопределить, что скрывается за этими взвизгиваньями и завываньями: искреннеели чувство или простой формализм.
– Что случилось? – спросил Бондырев.
– Петруха… Петруха… – раздалось в толпе.
Сердце мое болезненно дрогнуло.
– Племянник у нас бежал, ваше благородие! – отвечал, выступая вперед, один из сыновей дедушки.
– Рекрут, что ли?
– Рекрут, ваше благородие.
– Ах, шельмы вы этакие! – и снисхождения-то вам сделать нельзя!
– Имают его, ваше благородие! сам отец пошел, – робко проговорил дядяПетруни.
– Да, изымают, держи карман! А не было ли у него на селе любезной? – спросил Бондырев, чутьем угадывая истину.
– Маврушка Савельева, чай, знает! – молвил кто-то в толпе.
– Что ты! перекрестись! – почти завопил, протискиваясь сквозь толпу, седой старик, должно быть, отец Мавруши, – ничем моя Маврушка тутотка непричастна, ваше благородие.
– Ишь ты какое дело случилось! – снова начал дядя Петруни, – ничем мы, кажется, его не изобидели, а он вот что с нами сделал!
– А вот мы это после разберем! – отвечал Бондырев и, обращаясь ктолпе, промолвил: – Чтоб был у меня рекрут найден! все марш в лес искать!
И, сказав это, величественным шагом потек в избу порасправить в теплесвое белое тело.
