bannerbannerbanner
полная версияДаль

Михаил Евгеньевич Московец
Даль

Кисть машинально проделала операцию. Даже боль не почувствовалась. Она не достала до мыслей, витающих на высоте открытого космоса. Крышка отогнулась. Он протянул ей и открыл себе.

Солнце увлеклась игрой с цветком. Ежедневно сидела около него, что-то приговаривала. Поливала без конца. А Сиам не вмешивался в их отношения. Он теперь тоже видел цветок.

Солнце уговорила его сходить за новым. Видимо, одного ей было мало. Он нехотя согласился, захватив ведро и лопату. Девушка долго бродила и выбирала. Голубой. Травинка чуть повыше. Сиам молча выкопал растение и сложил островок земли в ведро.

Посадили голубой рядом с желтым. Вокруг них из-под земли начала проглядывать травка.

Наверно, скоро придется идти и в третий раз. Может, сажать не только цветы-травинки? Хоть польза будет.

Солнце поддержала эту идею. Она будто думала о том же самом.

Тропинка вдоль кромки леса уже проторена. В который раз они двинулись по ней. Первой шла Солнце. Сиам доверил вести ей. В вопросах садоводства девушка явно знала больше.

Она все шагала и шагала, даже не оглядываясь в чащу. Внезапно остановилась, самодовольно обернулась на Сиама и проскользнула в гущу стволов. Сиам двинулся следом, гремя ведром о жесткие ветки. Впереди мелькала спина.

Пара шагов. Куст. Красные ягоды.

– Быстро ты нашла его.

– Должен быть съедобным.

– Да?

– Смородина.

– Откуда ты все знаешь?

– Кажется.

Солнце сорвала ягоду и попробовала. Одобрительно кивнула.

– Смородина.

Они объели почти весь куст.

– Посадим у дома?

– Давай.

Сиам протянул несколько красных ягод девушке.

– Держи в руке.

Она едва сжала кулак и двинулась дальше. Почти сразу встретились белые грибы. Потом рыжие. Большие и мелкие.

– Прямо идиллия. Можно было бы и грибную поляну рассадить у дома, только я не знаю, как их сажать.

– Мы всегда сможем приходить сюда.

– Ты запомнила дорогу?

– Найдем.

Они побродили еще. В лесу свежее, чем в душном доме. Сиам глубоко вдохнул грудью.

Да, тут иной воздух. Живой. Вот бы остаться здесь. Какая ведь разница? Разве что в доме кровати есть. И еда. И вода. Стены. Нет, никуда мы не денемся из дома. Мы же люди, а не звери.

Солнце стояла напротив, озираясь по сторонам.

– А ты знаешь, в какую сторону нам возвращаться?

– Ты же вроде запомнила дорогу.

– Да.

Сиам усмехнулся.

– Примерно туда, – махнул рукой влево.

Оказалось не строго влево, а чуть в сторону, но к дому они вышли.

– Ягоды у тебя?

– Да, – она протянула ладонь.

Сиам воткнул лопату рядом с цветами.

– Здесь нормально?

– Да.

Выкопал ямку. Раздавил ягоды на ладони. Выбросил кожуру и скинул желтоватые семена в землю.

– Чем ты там поливаешь?

Солнце принесла кружку воды.

– Что ж, теперь ждать.

Грибов оказалось гораздо больше, чем в предыдущий раз. Они съели половину, мешая с говядиной. Вышло довольно неплохо.

Сиам взял нож и подошел к деревянному календарю. Двадцать четвертый день. Зарубка.

Черт, забыл отметить день смерти Юноны.

Сиам повернулся было к своей спутнице, но смолчал.

Вроде недавно. Тогда был второй цветок. Вот первый. Так. Двадцатый день? Или восемнадцатый? Да какая разница.

Он соскоблил Ю рядом с восемнадцатым.

Пойдет.

И оставшееся – НОНА.

На утро у задней стены дома крохотные желтые семена разродились в пышный зеленеющий куст. Рядом округлые желтый и голубой бутоны свисали с толстых стеблей.

Поразилась даже Солнце. Ведь только вчера они бросили семена в землю, а уже сегодня красная смородина свисала гроздьями.

Сиам же до сих пор не мог понять суть таких перемен, но начал потихоньку привыкать. Земля такая. Плодородная.

Они обобрали куст. Целое ведро. И весь оставшийся день таскали ягоды.

– Наверно, стоит еще что-то посадить. Грибы отпадают.

– Найдем еще ягоды.

– Одними ягодами не пропитаешься. Картошки бы. Или мяса. А животных здесь нет.

– А вдруг завтра за домом появится картошка.

Но картошка не появилась. Вместо этого они нашли клюкву неподалеку от болота. И еще что-то черное, не могли разобрать. Но съедобное. На обратном пути Сиам случайно разглядел вьющийся вокруг толстого ствола горох.

В скором времени все это добро росло у дома. И каждый день люди выбирались за грибами в лес.

Кроме прогулок занять себя было нечем. Солнце убедила Сиама посадить еще цветов. Приходя на поляну, он каждый раз видел только траву и уже перестал недоумевать. Так нужно было. Он понимал, что на следующий день эти травинки превратятся в цветы. Как Золушка.

Через некоторое время позади дома разросся садик. Цветы вперемежку с ягодными кустами почти доходили до темных холмиков, заросших сорняком.

– Наверно, бессмысленно очищать их, тела уже съели черви.

– Ты вроде говорил, что тут нет живности.

Может, и не съели.

Солнце зачем-то взялась обрывать сорняк с могил.

Садик стал ее занятием. Она копошилась там целый день, наверняка даже заговаривая с растениями. И только изредка она разгибалась для перекуса. Казалось, ей больше ничего не нужно было. Казалось, садик даже помогал ей забывать, где она находится, и переносил ее в иной мир. Реальный мир.

Сиам ненадолго остался наедине с собой. Руки от тоски тянулись хоть к какой-то работе. Вспомнился ящик с инструментами. Внутри – лопата, ведро, топор. Топор. Сиам схватил его и направился прочь от дома.

– Куда ты?

– Рубить дрова.

– Но ведь мы давно не топим камин.

– Знаю.

Первое дерево долго не давалось, но наконец рухнуло. Пень оказался без колец. Совсем девственный.

Вроде бы кольца – это возраст. Так он новорожденный?

Сиам пялился на светлый пенек и размышлял.

Выходит, ты еще не познал жизни. Прости, друг.

Топор обтесал ветки с поваленного ствола. Порубил его на поленья. Поленья на половины и четвертины. В несколько заходов Сиам перетащил все к дому.

Следующее дерево. Тоже без колец. На раздумья ушло меньше времени.

Видимо, они тут все такие.

Он пожал плечами и уже не отвлекался от работы.

Текли дни. Сиам перестал делать зарубки. Надоело. И не было смысла. Зачем считать время, если оно бесконечно? К тому же проем уже весь истерзан ножом. Места оставалось совсем мало.

Сиам решил рубить деревья издалека и срубать по ряду. По нескольку часов в день он косил стволы, отчего ладони сильно огрубели. Около дома возвышалась громадная куча ненужных дров. Первый ряд закончен. Окраина леса отодвинулась на ширину ствола. Извилистая полоса пеньков приоткрывала темные заросли.

– Пожалуй, сожгу их.

– Что?

– Сожгу все до единого.

– Зачем?

– А на кой черт они нам? И без них душно.

Целый день он перетаскивал их подальше от дома. Куча больше походила на помойку. Да и была помойкой. Сиам разрыхлил землю вокруг нее, чтобы огонь не перенесся на дом.

– Что ж.

Зажег спичку и поднес к сухой коре. Потом с другой стороны. С третьей. Огонь занимался. Куча полыхнула, извергая жгучее тепло и столб серого дыма, растворявшегося в молочном тумане. Сиам снял намокшую футболку. Стоявшая рядом Солнце подвязала свою прямо под грудью. Он оглядел ее и усмехнулся.

– Жарко стало?

– Еще бы, такой костер.

Девушка поняла, к чему он клонит.

– Пойду к цветам.

– Да подожди ты, стой. Все нормально.

Крупицы пота медленно сбегали по ее белой коже. Она замечала его хищный взгляд, но не уходила.

Дрова полыхали, выбрасывая тонны тепла. Трещало дерево. Хрустело и сжималось. Гигант, снедаемый пламенем, становился карликом. А два человека безмятежно наблюдали за процессией. Куча чернела. Огонь стихал. Оставались только обугленные дровишки с посеревшими краями, в которых еще играло пламя.

Сиам развернулся в сторону дома.

– Ты идешь?

– Куда?

– В кровать.

Она опустила глаза и поплелась следом, ощущая бешеное сердцебиение.

Всесильное пламя угасло. Огонь может все, но легко поддается внешнему вмешательству. Он выполнил свою роль. Более не нужен. Громада поленьев исчезла, словно никогда и не существовала. Только почерневшая от золы земля говорила о том, что здесь произошло.

На следующий день Сиам начал второй ряд. Потом снова сжег.

Месяц. Полгода. Год.

Разрастался сад. Редел лес.

Как-то раз, вгоняя топор глубже в ствол, Сиам услышал шорох. Услышал не сразу, витая в своих мыслях. Но, когда услышал, поднял голову и увидел дернувшийся куст. Уставился туда. Ничего. Повертел головой. Вроде все спокойно.

Виднелся дом, выглядывал садик. Но тревога не отступала. Настораживала тишина. Робкий ветерок скользил по листьям. Едва колыхались ветви. Словно что-то должно было грянуть. Вот-вот. Но ожидание затягивалось. Рука крепче сжимала рукоять топора. Нервозность не позволяла снова нагнуться и дорубить ствол.

Показалось, что мелькнул силуэт. Неотчетливо. Сиам вздрогнул.

– Джин?

Он шагнул вперед.

– Джин?!

Тишина.

Еще вперед. Руки раздвинули тощие ветки. Ничего. Только сгущающийся мрак в глубине. Он отстранился. В ушах гудела кровь и перебивала все звуки, если они и были.

Сиам развернулся и направился к дому. Он бросил ствол с треугольным вырезом. И вообще весь ряд. Нарушил свое правило и оставил рубку, перебравшись на время в садик.

По вогнанному в землю колу плотно вился горох. Рядом Сиам вогнал еще два. Разрослись кусты смородины. А между ними красовались разноцветные бутоны.

В один из дней Солнце наткнулась в садике на неизвестный куст. Накануне это место пустовало. Но теперь возвышались несколько зеленых толстых стеблей. У подножия что-то торчало из земли. Желтоватое и крупное.

– Сиам!

– Да? – он лениво вышел на крыльцо.

– Картошка!

 

– Что?

– Картошка растет! Гляди.

– Быть не может.

Солнце выкопала клубни. Большие, в ладони помещалась только одна.

– Откуда они здесь?

– Ну, ты как-то говорил, что хочешь картошки. Вот.

– Трава превращается в цветы, картошка появляется, – промямлил он.

– Какая трава?

Сиам не ответил.

– Придется камин топить?

– Ну да.

Он скинул клубни в раковину и пошагал к куче дров.

Раз. Два. Три. Четыре. Давно забытый счет.

Сложил башенку поленьев на руке. Оторвал сухой коры.

– Надеюсь, дымоход чистый, – бросил он, проходя мимо садика.

– Разве есть разница?

– Может, и нет.

Кора зажглась с одной спички. Пламя вмиг разлетелось. Сиам ушел в кухню за кастрюлей. Еще ни разу они не использовали кастрюлю и даже не искали ее. На задворках все же завалялось подобие металлического ковша. С грязным налетом. Сиам помыл, как смог, и налил ржавой воды. Люди уже не обращали внимания на ее цвет.

Поленья как раз почернели. Можно было ставить воду. Он взял широкую кочергу, вогнал ее одним концом в выемку в задней стенке камина, а другой положил на железный стул. Сверху поставил ковш.

Вроде устойчиво.

Принялся чистить картошку ножом. Кисти трясло.

С чего бы это? Рано стареть. Все нервы. Картошка так подействовала. Соскучился.

Кисти торопливо тесали кожуру. От нетерпеливости Сиам резанул себе по пальцу, но не обратил внимания, завороженный предстоящим блюдом.

Вода закипала. Четыре почищенные картофелины опустились в ковшик с бурлящей водой, почти не разбрызгав кипяток.

Все. Теперь смотреть. Кровь?

Поднес палец к губам.

– Ну как?

– Готовится.

– Что с пальцем?

– Порезался, видимо.

Солнце оглядела Сиама.

Встревожен из-за картошки. Какой забавный. Как-то подсох за этот год. Или больше года. Сколько мы уже тут? Он сгорбился. Скулы начинают выпирать. Бородка неровными клоками. Как у алкаша.

Она улыбнулась.

Наверняка я такая же неухоженная. Приходится экономить консервы, что уж.

Вареную картошку быстро уплели. От ржавой воды она приобрела коричневатый окрас. Оба были счастливы вкусить крупицу чего-то прошлого.

– Теперь каждый день будем ее варить.

– Ага.

– Можно и пюре сделать.

– Можно.

– И пожарить даже.

– Прямо картофельный рай!

– Я соскучился по картошке.

– Оно и видно.

– Можно и суп сделать.

– Вода-то ржавая.

– А бутылки?

– Там для питья только. Их же немного осталось.

– Можно сварить суп для двоих.

– Подумаю.

– Умеешь хоть супы варить?

– Думаю, когда-то приходилось.

Время абсолютно потеряло свою значимость. За неимением событий, с которыми его можно увязать, оно перестало ощущаться. Два человека утратили связь с внешним миром. С прошлым. С будущим. Они жили тут, в своем маленьком мирке. Про ушедших почти не вспоминали. Им и не было никакого дела до Джина с Флейтой.

Солнце ежедневно облагораживала садик. Она приноровилась орудовать ножичком – тем самым, единственным. Ножичком срезала сорняк, ножичком подравнивала листья, ножичком рыхлила землю.

Сиама вскоре снова понесло рубить деревья. А затем сжигать поленья. Ему даже пришла бредовая мысль, что гораздо проще пропускать стадию рубки и сразу поджигать лес, но он только посмеялся над своей затеей.

Еще не хватало весь лес сжечь и позволить болоту глазеть на себя.

Сиам иногда невольно припоминал те зеленые лица. Мурашки пробегали по всему телу. Его передергивало. Изо всех сил он отмахивался от этих мыслей и принимался рубить стволы еще упорнее.

Где лучше рубануть – ниже или выше? Прямо или под углом?

Сложные вычислительные операции происходили в его мозгу во время рубки. Геометрия, ботаника, опыт. Или только опыт. На глаз он определял оптимальную точку. Наточенное лезвие вонзалось в кору беспомощного дерева. Оно умирало зря. Его дрова сожжет помирающий со скуки человек. Может, раньше он был лесорубом?

Солнце постепенно расширила садик. Она самовольно уходила на свой цветочный островок и каждый раз возвращалась с новым цветком. Наверно, если бы можно было вырыть поляну целиком и посадить ее около дома, она бы так и сделала. А так она выкапывала по одному стеблю и переносила поближе к дому. На следующий день на его месте возвышался яркий бутон.

Прошел еще год. Или два. Или пять.

      Консервы давно закончились. Теперь рацион составляло лишь то, что произрастало в садике. Картошка со смородиной. Горох с клюквой. Грибы с клюквой. Как только не исхитрялись люди. Хотя в этом и не было особой нужды. Еда давно потеряла вкусовое разнообразие. Или даже сам вкус.

Солнце сгорбилась от каждодневной работы на земле. Сиам заметно осунулся. В неряшливой бороде мелькали проседины. Руки уже не позволяли намертво хватать рукоять топора и косить направо-налево крепкие стволы. Теперь по душе было просиживать на скрипучем крыльце и глядеть вдаль. Без толку таращиться и сидеть без движения, пока спина полностью не онемеет. Часто и Солнце подсаживалась к нему, когда уставала. Они могли проводить так долгие часы. Знали пейзаж наизусть, но все равно наблюдали.

– Как думаешь, живы Флейта и Джин?

– Мне все равно.

– Я бы не удивилась, если бы они исчезли в этом тумане. Но, скорее всего, просто погибли от голода.

– Не знаю. Видимо, так все и должно было случиться. Натуры наши проявились бы в любом случае, раньше или позже.

– Кажется, мы не застали натуру Гая.

– Он хотел казаться лидером, но его сломила бумажка. С настоящим лидером вряд ли так было бы.

– То есть?

– То есть его натура тоже проявилась. Он был слабым, – Сиам усмехнулся чему-то. – Но он мне нравился.

– И мне.

– А Юнона?

– Сегодня день памяти? – губы его снова растеклись в улыбке.

– Просто интересно.

– Она была хорошей девушкой, – он выдохнул. – Знаешь, а мне не все равно. Надеюсь, что Джин подох в муках.

Солнце промолчала.

– А моя натура?

– Что?

– Моя натура проявилась?

– Да, ты точно была учительницей начальных классов.

Она рассеяно посмеялась.

– Такая безобидная.

– Ага, и добродушная.

Помолчали.

– А ты?

– Я уж подумал, что не спросишь. Я до сих пор не знаю, кто я.

– Я скажу: ты определенно не хирург.

– Это мы выяснили, когда я заматывал тебе руки.

– Тогда выбирай любую другую профессию.

– Не хочу, мне нормально живется и без прошлого.

Она не ответила.

Казалось, к обоим подступала старость. Не тела, а духа. Дух стареет безотносительно внешнего облика. Стареет, если пропадает связь с жизнью. А люди обитали в коконе. Как мотыльки, которым никогда не суждено вылететь на свет бабочками. Кокон стал их домом. И казалось, что так и должно быть. День за днем. Месяц за месяцем. Время текло. А в груди все больше ощущалась пустота. Не было чего-то живого. Не было души и эмоций. Только механически билось сердце. Тук-тук. Тук-тук. Разнося по артериям тупое безразличие.

Им никогда не снились сны. Глаза закрывались, отпуская тело в ночной полет, а потом раскрывались, когда спать становилось невыносимо. Часы лежания были всего лишь мигом забвения. Но однажды Сиаму приснился кошмар. Спустя столько лет.

Он лег в кровать. Рядом уже спала Солнце. Его рука занеслась над ее лицом. Пальцы коснулись лба и опустились ниже. Щека. Губы. Шея. Он замер. Глаза помутились. Что-то в мозгу щелкнуло и переключилось. Пальцы обеих рук вцепились в горло. Сжимали и сжимали. Солнце проснулась, хаотично размахивая руками и ногами. Лицо ее зарделось. На глазах выступили кровяные сосуды. Она хрипела, и сквозь этот хрип можно было бы расслышать мольбы о помощи. Если захотеть. Сиам не слышал ничего. Работали какие-то животные инстинкты, о которых он ранее не знал. Солнце колотила его по груди и лицу, но он отстранялся как можно дальше. Пальцы сжимались сильнее и сильнее. Тонкая шея. Как у лебедя. Такая хрупкая, что десятью пальцами можно придушить. Даже пятью. Он из любопытства убрал левую руку за спину и налег телом. Можно пятью. И тут его отпустило. Он взглянул чистыми глазами на жертву. Что он делает? Почему он душит? Солнце билась в конвульсиях, а Сиам все рассуждал о причинах, продолжая душить. Что он творит? Он вмиг отпустил руку. Солнце полной грудью вдохнула спертый воздух. Раз. Второй. Третий. Они встретились глазами. Его – напуганные и бешеные. Ее – напуганные и кровавые. Прости – промямлил он. Она спокойно закрыла глаза и свалилась спать на бок. Сиам уставился на свои ладони. Покраснели от напряжения. Не тряслись, а были мертвенно спокойны. Только сейчас он заметил, что вокруг темно. От тела не падает призрачная тень. Он поднял голову к окну. Светило было закрыто иссиня-серыми тучами. Множественные капельки моросили по стеклу. Он подошел к окну. Кроны деревьев сгибались под порывами ветра. Конец света. Но Сиам отчего-то радовался ему. Радовался концу. Сейчас этот мир рухнет, и они попадут в настоящий, реальный. Человек стоял, а капли все падали на стекло. Неимоверная усталость почувствовалась внутри. Не дождавшись конца, Сиам стукнул пальцами по стеклу и улегся в кровать. Тоже на бок. И заснул.

Глаза раскрылись от света. Негаснущего света поганого светила. Сиам выспался, но чувствовал себя мерзко. Хотелось вернуться в сон. Он соскучился по дождю и ветру. По громадным тучам.

Не видеть бы больше этого мерзкого светила.

Он присел на кровати и поглядел в окно.

Солнце еще спит, наверно.

Живо представлялись капельки на стекле. Он протянул руку, как будто мог их потрогать.

Мерзотный край. Дрянь.

Он топнул ногой и тут же медленно обернулся на Солнце, боясь, что разбудил. Она тихо лежала на спине. Побледневшая. С синими подтеками на шее.

Рейтинг@Mail.ru