Михаил Евгеньевич Московец
Даль
– Наверно, он вечно будет показывать белый. Такая машина, а существует ради одной нелепой функции.
Разочарование было общим, нераздельным, и каждый понимал друг друга без лишних слов.
– Надо выкинуть его в окно, – предложил Гай, – чтобы не мозолил глаза.
Он прошел комнату насквозь, раскрыл настежь раму, схватил мертвый монитор, вырвал с корнем все провода и со злобой запустил со второго этажа. Присутствующие наблюдали, внутренне одобряя его действия.
– Вот же чертовы свиньи! Бросили и наплевали! – и отошел вглубь комнаты.
Он горячился совсем не на монитор. Но ему стало немного легче от того, что он сокрушил машину.
– Что у вас такое? – спросили снизу.
– Монитор не работал, – ответили в окно.
Парень снизу исчез. Послышались шаги в гостиной.
Двое пришедших сразу направились в кухню. Их мучила жажда. На столешнице – стакан, потерявший цвет и протертый от частого использования. Он налил воды и протянул девушке. Та благодарно кивнула и выпила. Потом себе. Отпил половину, прополоскал рот и выплюнул. Надо было заглушить сладковатый аромат, перемешанный с остатками рвоты. Снова прополоскал. Налил целый стакан и выпил.
Спустились со второго этажа.
– Где были? – это была звезда кино.
– Ходили. Ничего интересного – по ту сторону леса равнина.
Он взглянул на Солнце, но та и не думала перечить.
– Так что выкинули из окна?
– Монитор, он не включался.
– У нас был компьютер?
– Да, но не работающий.
Вышло так, что все столпились на кухне. Гай стоял около лестницы, позади всех.
– Кто-нибудь, – он прокашлялся, потому что голос хрипел, – придумал себе имя?
Помолчали. То ли игнорировали, то ли боялись. Страшно казаться глупым.
– Мне одна нелепость пришла на ум, – вставила Солнце.
Она назвала свое имя и пожала плечами.
– Неплохо.
– А мне – Юнона. Кажется, красивое имя, да?
Гай кивнул.
– Пусть будет Флейта, – вставила программистка.
– Джин.
– Оригинально, – усмехнулся Гай, но сразу оправился.
– А ты?
– Пока нет.
– Ладно.
Они познакомились, но неловкость все еще сохранялась. Что делать всем вместе?
Юнона заразительно зевнула, за ней – Флейта, и появился предлог исчезнуть. Две зевнувшие двинулись наверх, и остальные побрели следом. Девушки вошли в дальнюю комнату, Гай – в среднюю. Он повернулся к подходившим.
– Полагаю, ты не захочешь спать на своем месте?
Он обращался к Солнцу, которая прошлой ночью спала с ним в средней спальне. Девушка молчала, потупив взгляд.
– Я…
– Лучше пусть с нами.
Флейта вернулась и, взяв Солнце под руки, повела в дальнюю комнату.
– Вряд ли мы ее изнасилуем.
Вот стерва. Лишь бы что ляпнуть.
Гай помрачнел. Он схватился за дверь рукой, уставившись в пол. Горько усмехнулся и толкнул дверь вперед. Та звонко захлопнулась.
Джин прошел в ближнюю комнату и сел на кровать.
– Хреново ему.
– Ага.
– Я вроде не храплю.
– Не слышал.
– Ну давай.
И, разувшись, Джин отвернулся к другой стене.
– Доброй ночи.
Последний безымянный в этом доме прошел до окна. Его почему-то потянуло к нему, хотя смотреть было не на что. Их окно выходило на противоположную от крыльца сторону, на кромку леса, огибавшую широкую поляну.
Как же природа однообразна и мертва. Хотя каждая ее крупица уникальна.
Он постоял, водя глазами по окраине леса. Внезапно в голову пришло имя.
Сиам.
Он утвердительно кивнул сам себе.
Да, Сиам.
В порыве он обернулся, но поделиться было не с кем. Убогая комната, сопел Джин.
Сопишь все же, чертов волшебник.
Стоявший повернулся обратно. По верхушкам деревьев стлался бледный туман.
По крайней мере Сиам звучит лучше, чем Флейта и Солнце.
Он присел на кровать и только сейчас заметил, что ботинки покрыты слоем высохшей грязи.
– Помыть надо завтра.
Скинул их, не прикасаясь руками, и лег на живот.
Раз. Два. Три. Четыре.
Сиам медленно считал и расслаблялся, прислушиваясь к отголоскам бурлящей крови в ушах. Монотонный стук сердца. Все медленнее и медленнее. На веках рисовались образы и картинки, и понемногу сознание проваливалось в забытье. Время ускользало из рук, а тело уплывало в невесомость.
Тяжело было просыпаться. Глаза раскрылись, но тело ломило. Будто колотили дубинками. Казалось, ночью слышался невнятный грохот.
Муторный сон. Другие пока не снятся, да и вряд ли будут сниться.
В комнате было пусто. Сиам сел, протирая глаза. Снизу доносились шорохи и приглушенные голоса. Как он ни прислушивался, разобрать слов не мог. Выдохнул, поднялся и направился на шум.
Ступени под ногами проскрипели, голоса притихли. Только Сиам показался в проеме, они и вовсе умолкли. Он увидел двоих девушек – одна была Солнце. Она застыла около тела, распластавшегося на железном столе, а другая стояла, опершись на столешницу. Девушки уставились на вошедшего, а он на них. Потом на тело. Голова лежала на руке. Возле стояла открытая бутылка спирта. Полупустая.
– Он пил спирт.
– Как можно эту гадость пить?
– Выпил половину. Когда мы спустились, он махал руками и что-то бормотал. Потом упал на стол.
– Наверно, прожег себе весь желудок.
– Не знаю, но жижа еще выходит из него.
Сиам обошел тело и увидел лицо Гая. Мокрые волосы кучно прилипали к коже. Около рта образовалось желтое озерцо с остатками еды.
Закусывал хоть.
На полу у ступни действительно валялась жестянка. Рядом еще одна.
Девушки продолжили убираться. Солнце вытерла рвоту тряпкой. Сиам закрыл бутылку и закинул на верхние шкафчики, ближе к стенке.
– Для бытовых целей – она там. Ему не говорите.
В гостиной находились парень с девушкой. Он сидел в кресле, запрокинув голову назад. Она – у его ног, что-то перебирая пальцами. Девушка подняла глаза на вошедшего, но ничего не сказала.
– Вы видели, что произошло?
– Ну, он молча пил на кухне, пока мы ели. Потом кричать стал.
– И?
– Мы сюда ушли.
– А он?
– Там остался.
– Вы дали ему пить спирт?
– Мы не давали, сам взял.
Вот дура.
– Нельзя было забрать?
– Это его дело.
– Но его нельзя пить.
– Он ведь хотел, нам-то что. Одним насильником меньше.
Он смолчал. Возможно, ему было все равно. Возможно, в глубине души Сиам даже поддерживал ее мысль. Он вернулся на кухню. Девушки снова смущенно уставились на него.
– Пусть проспится.
Они молча вышли. Сиам склонился над бледным лицом.
– Не стоило, мужик, не стоило.
Похлопал по плечу и тоже вышел.
Через пару часов тело в кухне зашевелилось. Гай загремел стулом. Громкая отрыжка. Мнущийся пластик.
Воду пьет.
Вскоре тело появилось в проходе. Волосы на правом виске примяты и торчат вверх. Сам вид его был омерзителен. От него пахло. Лицо побледнело, опухло. Казалось, его сейчас снова вырвет.
– Только не на пол, – будто прочитала мысли сидящая у ног девушка. Флейта, кажется.
Гай постарался бросить на нее испепеляющий взгляд, но тщетно.
В гостиной были только Флейта с дремлющим Джином и Сиам. Остальные сидели на крыльце.
– Не надо пить эту дрянь, Гай.
– Разберусь.
Он вернулся на кухню и опять похрустел пластиком. Заскрипела лестница. На втором этаже захлопнулась дверь.
Сиам бессознательно ковырял кочергой серую золу. Она то подлетала, то оседала. Пару раз кочерга звонко стукнулась о камень.
– Тише, – рявкнула Флейта.
– Чего?
– Джин спит.
– Всему дому теперь на цыпочках ходить, потому что он спит?
– Это вежливость.
– Это эгоизм. Мог уйти наверх.
Девушка презрительно осмотрела его с головы до ног.
Остаток дня обитатели так и провели, бездумно слоняясь по дому и изредка выбираясь на крыльцо, где было так же душно. Спертый воздух преследовал. Деревья как будто и не стремились очистить его.
Гай не спускался. Девушки просидели на крыльце, едва слышно о чем-то переговариваясь. Джин нескоро поднялся, окинул присутствующих сонными глазами и скрылся в кухне. Заскрежетали жестянки, раздалось чавканье. Неотступный хвостик побрел следом.
Огонь не зажигали. Было не так холодно. Да и не для кого. Все разбрелись по разным частям дома.
Вернулись девушки, попросили открыть консервы. Сиам машинально расковырял три жестянки.
– Нечего тут делать, – бросил он, когда опустошил свою.
– Юнона еще не ходила гулять.
Точно, Юнона.
– Там тоже нечего делать.
Они помолчали.
– Что ж, значит, здесь собрались хирург, учитель и кинозвезда, – буркнул Сиам.
Юнона покраснела.
– Кажется, я вообще боюсь крови. Так что какой из меня хирург.
– Я не уверена, что…
– … это правда? Вполне возможно. Но вполне возможно и нет. Если бы по бумажке ты была учителем, вряд ли бы сопротивлялась.
Юнона бросила жестянку в раковину. Глаза ее покраснели.
– Я не помню, чтобы мне было стыдно за свою жизнь!
Он понял, что перегнул.
– Прости, я не хотел.
Девушка не ушла прочь, но склонила голову. Солнце злобно уставилась на виновника, и тот отвел глаза.
Черт, с чего я вывалил все это на нее? Идиот.
– Нам жить вместе, наверно, еще долгое время, так что не стоит обижать друг друга. Хватает одной парочки. Прости.
– Ничего.
Юнона подняла голову.
– Как-нибудь прогуляемся.
– Хорошо.
Последующие дни зеркально отражали все предыдущие. Флейта и Джин сторонились остальных, заговаривая исключительно по бытовым нуждам. Бродили парочкой. Иногда перешептывались. Флейта окончательно приняла на себя роль его хвостика. Хотя тот и не походил на пример для подражания. От него так и разило спесью.
Гай был тих и не привлекал внимания. Он боялся заглянуть в чужие глаза и увидеть там презрение, поэтому большую часть дня сидел на стуле в кухне, сверля взглядом стену напротив. Наверно, это помогало забыться. Его вроде бы не презирали, но и не заговаривали, и вскоре он как-то сам по себе отошел в тень. Гай стал неприкасаемым.
Сиам пару раз выходил за дровами, но особой нужды в этом не было. Психологически необходимо было создать иллюзию деятельности, чтобы не свихнуться.
И иллюзию жизни.
Через пару дней внезапно опустилась прохлада. Во время пробуждения было жарко, но с течением дня откуда-то приходил живительный холодок. Небольшое послабление для обитателей.
Седьмой день. Сиам перенял функцию ведения календаря у Гая. Седьмая зарубка.
Как много и как мало.
На восьмой день Гай сорвался опять.
Посреди сна Сиам подскочил от грохота. Джин поднял голову. Оба переглянулись и выскочили к лестнице. Открылась дверь у девушек, выглянуло заспанное лицо Юноны.
– Что такое?
Сиам сбежал в кухню.
Гай.
Тело извивалось на холодном полу. Как удав. На столе почти пустая бутылка.
– Что там? – крикнул сверху Джин.
– Гай напился.
Джин буркнул что-то нечленораздельное.
– Спустись сюда.
– Зачем?
– Нужна помощь. Просто так бы не просил.
Ленивые шаги по лестнице.
– Тянет же тебя к этой дряни.
Сиам развернул тело на спину. Лицо корчилось и ежесекундно меняло выражение.
– Дай воду.
Джин замер в проходе.
– Воду!
Он нехотя подал бутылку с водой. Сиам запрокинул ее. Вода полилась в иссохший рот. Тело извивалось и плевалось, но жидкость попадала внутрь. Вокруг разлилась лужица. Тело задыхалось под напором. Кашляло. Пауза, чтобы отдышалось. И по новой.
Кажется, немного пришел в себя.
– Надо отнести в кровать.
Джин взял злосчастную бутылку и демонстративно вылил в раковину.
– Спирт мог пригодиться.
– Чтоб не повторилось.
Они взяли тело под руки и потащили по скрипящим ступеням. Скинули в постель. Джин сразу же ушел досыпать.
– Погибнешь ты так.
Его было жалко. Вряд ли он хотел именно так проживать свою жизнь. Вряд ли хотел оказаться здесь. Вряд ли хотел быть насильником. А получил только боль. Много боли. Бессмысленной и тупой. Наверно, так человек и губит себя – когда жизнь причиняет больше боли, нежели смерть.
После второго срыва Сиам начал иногда заговаривать с Гаем. Понемногу. Тот почти не говорил о себе. Хотя и говорить было нечего, кроме бытовых вещей. Гай не помнил прошлого, спирт выбил все напрочь. Голос его сильно охрип. Эта дрянь еще и горло прожгла. Видно было, что он сломлен. Из глаз пропала искра. Их заполнила какая-то агоническая вялость. Лицо посерело, осунулось. Он все также сидел на стуле большую часть дня. Ему будто бы неловко стало жить среди людей.
Солнце тоже потеплела к Гаю. Немного, но это ощущалось. Огромной цены стоило человеку вернуть расположение остальных. Хотя бы призрачное.
Как-то раз Гай даже неуклюже напросился помочь Сиаму нарубить дров. Но тот остановил его прыть. Гай был слаб, чтобы долго бродить вне дома и заниматься трудом. Сиам проводил его до кресла и ушел один.
Солнце и Юнона копошились в кухне. С лестницы спустились Джин и Флейта и без слов прошли в гостиную.
– Это мое кресло, – рявкнул Джин.
Гай растерялся.
– Почему?
– Проваливай уже.
Жертва рыскала по сторонам в поисках помощи. Но ястребиные глаза пронзали сидящего насквозь.
– Проваливай!
– Проваливай, насильник! – вставила Флейта.
Выглянули девушки.
– Пусть сидит, есть же стулья.
– Заткнись, а. К тебе обращаюсь, что ли?
– Зачем так грубо?
– Надоели вы мне.
Он схватил руками Гая за плечи и скинул с кресла. Уселся сам. Гай затих на запыленном ковре.
– Не нужен нам тут насильник, – снова уколола Флейта.
– Какие же вы мрази, – бросила Юнона.
– Да пошла ты.
Гай на четвереньках отполз к дальней стене и присел.
Вскоре возвратился Сиам. Не окидывая взглядом гостиную, сбросил дрова. Картина была прежней.
– Ты чего там сидишь? – заметил он Гая.
Тот даже не поднял головы.
– Что случилось?
Джин не удостоил ответом. Молчала и девушка.
Сиам подошел к Гаю и поднял за локти.
– Идем.
Прошли в кухню. Гай сел на стул. Сиам расковырял жестянку и подал ему. Потом себе.
Вот и мерзкие же эти двое. Долбаные падальщики.
Он со злостью швырнул жестянку в сторону.
– Наверно, нужно зажечь огонь?
Повернулся к Гаю. Тот только смотрел на него.
– Пожалуй, ты прав.
Сиам вернулся в гостиную. Тихо оборвал кору. Сложил на почерневшее дно камина.
Раз полено. Два полено. Три. Четыре. Пять. Пирамидка.
Рука потянулась за шестым и наткнулась на что-то тонкое. Он глянул. Рукоять топора. Он забыл убрать топор в ящик. Наточенное лезвие уставилось на него, вызывая странные чувства. Внутренности клокотали. Накрыл легкий дурман. Рука не отстранялась от рукоятки. Чувство казалось знакомым, даже родным. Оно было в его ладони. Оно текло по венам вверх, к сердцу. От сердца – к голове. Мысли путались, но отчетливо проскакивала одна – убить. Одурманенный, Сиам обернулся на двоих сидевших. Флейта лениво подняла глаза и тут же нахмурилась. Что-то в этом лице напугало ее. Она стремительно перевела взгляд на руку. И обратно. Раскрыла рот, но слова не вышли из глотки. Испуг занял все ее лицо.
Это выражение. Где-то он уже видел такое. Он точно помнит, что видел.
Сиама отпустило так же внезапно, как и схватило. Он смутился, одернул руку и отвернулся к поленьям. Неряшливо кинул еще одно сверху. Потянулся за спичками. Зажег. Бросил вниз. Коричневый наконечник вмиг потух. Зажег еще одну. Бросил. Потух. Зажег. Поднес к кучке коры внизу. Пламя нехотя поползло по дереву.
Сиам резко встал и, не глядя на Флейту, в два шага дошел до кухни.
Как бы не я оказался настоящим насильником.
Взял бутылку с водой и жадно выпил всю. Глянул на сидящего.
– Да уж, мужик, да уж.
Гай поднял печальные глаза. В разы более печальные, чем раньше.
– Что же они натворили?
– Насильник я, – прохрипел ответ.
Сиам устал переубеждать.
– Наплевал бы уже на это.
Они помолчали. Только свет лампочки рассеивал тишину.
– Пойдем наверх.
– Позже.
– Уверен?
– Да.
– Я устал, пойду.
Гай кивнул и задержал взгляд. Сиаму показалось, что подобие улыбки проскочило по сухим губам.
Вскоре мимо прошли и Флейта с Джином. А Гай все сидел, уставившись в одну точку.
Наверху все стихло. Он повернулся и почти машинально начал рыскать по ящикам в поисках бутылки.
Нет. Нет. Нет.
Где-то должна заваляться еще.
Он обшарил каждую тумбу. Каждый уголок. Пусто.
Выпрямился во весь рост.
– Плевать. На все теперь плевать. Мне же не страшно.
Он сдержал кашель в груди.
– Не страшно.
Сиам проснулся первым.
Наверно, еще рано.
Он выпил воды. Умылся. Есть пока не хотелось. Прошел в гостиную и уселся в кресло. Первый раз. Он уже и забыл, какого это – сидеть в кресле. Очень мягко. В глаза бросился топор, лежащий у камина.
Вчера опять забыл отнести. Сейчас, еще минуту.
Закрыл глаза и попытался расслабиться. Не вышло.
А Джин в нем часами просиживает. Кресло как кресло.
Сиам выдохнул. Поднялся и подхватил топор.
Свежий воздух. Если его можно назвать свежим. Скорее, менее спертый. Да, менее спертый воздух.
По привычке он начал считать отвалившиеся плитки у подножия стены.
Раз. Два. Три. Четыре. Ящик.
Рука сама открыла деревянную крышку и сбросила топор к прочей утвари.
Вот и все. Топор прочь, мысли прочь. Бред всякий лезет в голову, когда под рукой орудие.
Ноздри нечаянно унюхали слабый аромат знакомого запаха. Сладковатого. Тело замерло.
Да чтоб тебя. Опять этот запах.
Сиам обернулся и чуть не вскрикнул. Он даже не понял, что это, но инстинкты сработали первее.
– Вот дерьмо!
Тело. Кровь. Много крови.
– Эй?
Ноги поднесли ближе.
Руки в крови. Голова запрокинута. Гай. Разрыта кучка стекла. Осколки валялись в луже крови.
– Гай? Гай!? Ты чего?
Он опустился на корточки и схватил безжизненное лицо ладонями.
– Гай? Черт, нет!
Пальцы в крови. Чуть выше. Вены.
– Да ты чертов маньяк! Просто истерзал свои вены. Зачем же? Твою ж мать.
Глаза открыты. Глядят вверх. Уже серые. Радужка почти бесцветная.
Сиам отвел свои и зажмурился.
Как же ты так сдался?
Зажмурил еще сильнее, так что веки закололо.
– Черт.
Все внутри забурлило.
– ЧЕРТ! Какого черта, Гай?! Какой же ты слабак!
В бездумном порыве он собрал ладонью стекло и швырнул в чащу. Затем еще. Что-то щекотало ладонь, но ему было все равно. Схватил мертвое тело за шиворот и потряс.
– Слабак! Чертов слабак!
Швырнул в землю. Сердце бешено колотилось. Энергия била ключом. Сиам сжал кулак и бездумно стукнул ребром по земле. Вторым. Кулаки принялись молотить кровавую жижу, попадая и по осколкам. Его кровь быстро смешалась с чужой. Лужа под телом умершего растеклась из-за крови живого.
Все, успокоился. Злоба прошла. Вроде бы подошел ком к горлу, но он его тут же сглотнул. Поднялся. Боль резала кисти. Из обеих торчали стеклышки. Он смахнул руки. Безрезультатно. Вернулся в дом.
Уже спустились Солнце и Юнона. Девушки сразу заметили бледность вошедшего.
– Что такое?
Потом увидели окровавленные руки.
– Что случилось?
– Гай мертв.
– Как?!
– Вены себе порезал, – и злорадно добавил, глядя на Солнце: – У него вышло.
Почему-то сердце вновь заполонила злоба. Девушка покраснела.
– Если хотите, можете взглянуть.
Но они не двинулись. Сиам прошел в кухню.
– Этот идиот еще и весь спирт вылил.
Открыл кран. Потекла ржавая вода. Он ждал. А чистая все не лилась.
– Да плевать.
Подставил руки. Стекающая вода окрасилась в бурый. Кровь смылась. Поднял руки на свет и попытался вытащить осколки. Никак.
– Где нож?
– На кухне.
