Майкл Бадер
Возбуждение: тайная логика сексуальных фантазий
Пересекающиеся фантазии
Сексуальное возбуждение, по-видимому, чрезвычайно чувствительно к глубинным уровням человеческой психики и выражает их. Истории, которые мы придумываем, чтобы обеспечить себе возбуждение, отражают переработку наших основных страхов и желаний. Некоторые фантазии, по-видимому, направлены на чувство вины и беспокойства; некоторые – на стыд, беспомощность и отвержение; а третьи – на проблему чрезмерной идентификации и переноса.
Однако реальный мир редко бывает таким простым. Сексуальные фантазии и предпочтения обычно не делятся на чёткие категории. Люди борются одновременно со многими различными патогенными убеждениями. В результате сексуальным фантазиям часто приходится выполнять несколько психологических функций одновременно.
Рассмотрим, к примеру, пациента, который фантазировал о девочках-подростках. Как только мы докопались до психологической сути вещей, мы смогли увидеть, как одна эта фантазия одновременно решала целый ряд проблем. Он отождествлял себя с юношеской жизнерадостностью девушки. Образ счастливой и жизнерадостной девушки, о которой ему не нужно было беспокоиться, свёл на нет его склонность чувствовать вину и ответственность за женщин. И, представляя себе её ответное обожание, он нейтрализовал свои страхи быть отвергнутым. Одна фантазия одновременно служила нескольким целям и облегчала множество тревог. В нём не было ничего необычного. В любом сексуальном сценарии редко происходит что-то одно.
Сексуализированные фантазии о спасении – ещё один хороший пример типа фантазий, который противодействует нескольким патогенным убеждениям одновременно. Многих людей возбуждает перспектива исцеления или исправления партнёра. Например, мужчина, которого я видел на сеансе терапии, пришёл в восторг, когда подумал, что может сделать грустную женщину счастливой, занявшись с ней сексом. Часто наблюдаемое у женщин желание исправить мужчин нередко проявляется сексуальными способами с бессознательным намерением заставить мужчин чувствовать себя сильными и желанными посредством различных женских проявлений сексуального благоговения и отзывчивости. И общей чертой терапевтов, занимающихся сексом с пациентом, является возбуждающая, хотя и своекорыстная фантазия о том, что их сексуальное внимание повышает самооценку пациента. Во всех этих случаях фантазия о том, чтобы вылечить кого-то с помощью секса, чрезвычайно возбуждает.
При анализе, такие фантазии, обычно, выполняют несколько функций одновременно. Во-первых, они являются средством преодоления чувства вины. Скрытая логика такова: “Я не причиняю тебе вреда, я помогаю тебе. Я хороший человек, а не плохой.” Во-вторых, сексуализированные фантазии о спасении обычно являются способом почувствовать свою значимость и возбуждают именно потому, что сводят на нет опасения по поводу того, что они неважны и бесполезны. Опровергнув чувства вины и обесценивания, фантазии о спасении делают ситуацию достаточно безопасной для возникновения сексуального возбуждения.
В некоторых случаях сексуальная привлекательность фантазии о спасении, по-видимому, больше связана с чувством вины, в то время как в других – с отвержением и стыдом. Однако, обычно, реальность оказывается сложной комбинацией того и другого. Когда мы обсуждаем проблемы вины, беспокойства, стыда и идентификации и пытаемся понять, как они способствуют формированию сексуальных фантазий и предпочтений, нам нужно иметь в виду, что между определённым конфликтом и конкретной фантазией необязательно существует однозначная связь. Иногда мы можем видеть причинно-следственные связи на самом общем уровне. Фантазии о том, что над вами доминируют, обычно как-то связаны с конфликтами из-за чувства вины и беспокойства. Эксгибиционистские фантазии часто включают попытки защитить себя от чувства стыда и отвержения. Но чтобы досконально понять любую фантазию конкретного пациента, мы должны допустить более сложное объяснение, включающее взаимодействие многих вопросов.
Когда Д. Лоуренс (D. H. Lawrence) писал: “Трагедия в том, что секс у вас в голове, а не там, где ему положено быть”, он имел в виду, что анализ сексуального желания может лишить его надлежащей инстинктивной интенсивности. Конечно, сексуальное возбуждение ощущается совершенно естественным и спонтанным, совершенно не связанным с теми видами бессознательных ментальных махинаций, которые я описывал. Тем не менее, хотя наше вожделение и способность к удовольствиям инстинктивны, путь к удовольствию сложен. Наши семьи и культура создают многочисленные препятствия на этом пути: чувство вины, беспокойство, страх, стыд, отвержение и отождествление/идентификация – всё это стоит на пути к тому, что кажется таким естественным. Это выдающееся свидетельство творческих и адаптивных способностей человеческого воображения, которое способно сплести воедино именно ту историю, которая необходима для преодоления препятствий на пути к возбуждению. Возбуждение включает в себя преодоление прошлого, противодействие опасностям, опровержение убеждений, устранение травм, успокоение боли и, наконец, предъявление претензий на удовольствие.
2
Сексуальные фантазии как противоядие от чувства вины и беспокойства
Тревога – величайший убийца любви. Она заставляет других чувствовать то же, что и вы, когда тонущий человек держится за вас. Ты хочешь спасти его, но ты знаешь, что он задушит тебя своей паникой.
– Анаис Нин
Если секс не является грязным, значит, ты делаешь это неправильно.
– Вуди Аллен
Мы все чувствуем себя виноватыми в чем-то: в том, что пережили расставание, в том, что веселимся, в том, что мы эгоистичны, безжалостны, независимы – такая вина универсальна. Каждый человек растёт, желая получать удовольствие и независимость, но в то же время заботясь о своей привязанности к родным семьям. Конфликт между нашей привязанностью к своим семьям и нашим желанием вырасти и быть счастливыми часто порождает чувство вины. Даже при самых благоприятных обстоятельствах нормальное развитие порождает такие проблемы и заставляет нас неосознанно сдерживать свои желания.
Решение можно найти в наших сексуальных фантазиях.
Женщины, по-видимому, особенно склонны к чувству вины. Они социализированы так, чтобы быть чувствительными к потребностям своих партнёров, получать самоуважение и одобрение от того, что они “дают”, а не “берут”, быть объектами желаний, а не желающими субъектами. Из-за этого может быть трудно поддаться импульсу собственного возбуждения, быть безжалостным. Иногда та самая черта, которая укрепляет эмоциональные отношения, подрывает сексуальные отношения. Например, я обнаружил, что во многих лесбийских парах существует особая интенсивность и акцент на сопереживании и межличностной чувствительности партнёров. Однако такая повышенная сонастройка часто может привести к усилению чувства вины и беспокойства в этих парах, а затем к рассеянию сексуального возбуждения. Силы, порождающие эмоциональную близость, – это те же самые силы, которые препятствуют сексуальной безжалостности. В здоровых сексуальных отношениях необходимы как безжалостность, так и сочувствие. Когда эмпатия разрушается, мы остаемся с механическим сексом. Когда безжалостность подавлена, мы можем чувствовать себя порабощенными потребностями нашего партнёра и терять связь с полнотой наших собственных желаний.
Помощь уже в пути. Сексуальные фантазии и предпочтения возникают как элегантные решения проблем безжалостности, вины и беспокойства. Ниже приведены подробные тематические исследования.
Фантазия о насилии: случай с Джен
Наглядный пример особых трудностей, с которыми сталкиваются женщины в связи с чувством вины и сексуальной безжалостностью, можно найти при более внимательном изучении случая Джен, которой потребовалась фантазия о сексуальном доминировании незнакомца, чтобы испытать оргазм со своим мужем. Джен была откровенной феминисткой, которая, по сути, написала множество статей, критикующих традиционные сексуальные роли. В своей профессиональной жизни она обычно считалась сильной и откровенной, человеком, который, по её словам, “не выносил никакого дерьма”. Однако, личная жизнь Джен была неудовлетворительной. Она была склонна связываться со “славными парнями”, которые поначалу казались чрезвычайно чувствительными к её потребностям, почти материнскими в своём обращении с ней. Её модель поведения заключалась в том, что со временем она теряла интерес к этим мужчинам и начинала критиковать их, поскольку начинала воспринимать их чувствительность и почтение как слабость. Движимая потребностью в опеке, она в конце концов вышла замуж за одного из них и неизбежно страдала от сексуальной скуки. Когда она начала критиковать своего мужа, она часто воспринимала его оскорбленные чувства как признак того, что он не может позаботиться о себе. Это заставляло её чувствовать себя виноватой, “стервозной”, невыносимое чувство, которое затем заставляло её ещё больше критиковать его, все время надеясь на какой-то выход из этого порочного круга несчастий.
Она ненавидела быть такой критичной, но и не хотела быть типично почтительной женщиной. Она была настроена пессимистично и подавленно по поводу своей способности любить.
Во время обсуждения своей скуки она сначала рассказала мне о сексуальной фантазии, которую она использовала, чтобы испытать оргазм со своим мужем, фантазии, которую она использовала в той или иной форме с подросткового возраста и которая смущала её. Джен это наводило на мысль, что, хотя днем она защищала женщин, ночью она была мазохисткой, жалкой женщиной, которая действительно хотела подчиниться мужской власти. Ничто не могло быть дальше от истины.
Джен рассказывала мне о своей фантазии о доминировании понемногу, со многими остановками и начинаниями. Когда мы собрали все кусочки воедино, получилось что-то вроде этого:
«Иногда я представляю, что сижу в своём офисе и усердно работаю за компьютером. Уже поздно и здание пустует. Внезапно моя дверь открывается и входит уборщик, говоря, что ему нужно опустошить корзину для мусора, которая случайно находится под моим столом. Я груба с ним и говорю, чтобы он поторопился. Я замечаю, что он довольно крупный и мускулистый под своей униформой. Когда он тянется под мой стол за корзиной для мусора, он внезапно проводит рукой вверх по моей ноге, под юбку, и грубо сжимает мою вульву. Я начинаю сопротивляться. Он хватает мои руки, одной рукой сводит их вместе у меня над головой, а другой поднимает меня на стол, раздвигает мои ноги и срывает с меня трусики. Он говорит мне, что давно хотел трахнуть меня. У него огромный член. Всё его тело массивное. Он такой сильный, что я не могу пошевелиться. Он сильно сжимает мои сиськи. Дело в том, что пока он трахается со мной, он даже не смотрит на меня. Иногда по сценарию он хватает меня за голову и трахает в рот. В других случаях это моя задница. Но при этом у него должен быть не только твёрдый член, но он должен быть мудаком как личность. Ему должно быть насрать на моё удовольствие, а вместо этого просто использовать моё тело как объект для секса и как нечто, доставляющее ему удовольствие. Он именно тот тип говнюка, которого я ненавидела всю свою жизнь, и всё же эта фантазия заводит меня так сильно, что я могу достичь оргазма с ней за считанные минуты.»
Грубый и непристойный язык, который Джен использовала, рассказывая о своей фантазии, передавал её основной смысл, а именно то, что происходящее не имело ничего общего с нежными чувствами, любовью или чуткостью. Чтобы её фантазия “сработала”, мужчина должен был быть грубым и бесчувственным – не шептать нежностей, не стремиться доставить удовольствие, не беспокоиться о том, достиг ли другой человек оргазма или нет.
Почему это так привлекло Джен? Почему фантазийное изнасилование приводит её к оргазму, в то время как реальное, очевидно, травмировало бы её? Иногда Джен списывала это на последствия социализации – в конце концов, общество учит девочек и женщин быть пассивными и мазохистскими – но это её мало утешало, потому что она знала, что здесь происходит нечто большее, чем простое социальное обучение. Была ли она в некотором роде мазохисткой?
Были ли её феминистские взгляды о важности расширения прав и возможностей женщин просто защитой от её личных желаний быть захваченной могущественным мужчиной? Именно эти сомнения преследовали Джен и мешали ей раскрыть и проанализировать свою фантазию.
Что мы с Джен узнали, так это следующее: её глубочайший взгляд на мужчин заключался в том, что они были, как она выразилась, “бумажными тиграми”. Внешне мужчины вели себя как сильные мачо, но под этим фасадом мужчины, на самом деле, были хрупкими и неуверенными в себе. У всех нас в сознании есть базовый образ или система убеждений, обычно неосознаваемых, о том, что представляет собой типичный мужчина и женщина, что входит в формирование мужественности и женственности. Эти убеждения, выражаясь компьютерным языком, являются убеждениями “по умолчанию”, убеждениями, к которым разум автоматически возвращается, если только человек не предпримет сознательных усилий, чтобы отвергнуть их. Приложив усилия, мы можем развить другие, более осознанные и рациональные представления о мужественности и женственности, но всегда есть тяга вернуться к нашим первоначальным представлениям.
Мужчина может сознательно верить, например, в то, что женщинам секс нравится так же сильно, как и мужчинам, в то время как подсознательно он считает, что это не так. Основное представление Джен о своей мужественности состояло в том, что она была слабой. Она подсознательно верила, что если бы она в полной мере ощутила и выразила свою сексуальность, большинство мужчин почувствовали бы угрозу и подавленность. Она выбирала добрых и нежных мужчин в качестве партнёров, потому что они обещали удовлетворить другие её потребности, в первую очередь потребность быть любимой и понятой. Но эти мужчины часто подтверждали её мнение о том, что мужчины слабы и неспособны постоять за себя, и она испытывала их, критикуя. Втайне она хотела, чтобы они самоутвердились и не пострадали от её нападок. Вместо этого, эти люди часто получали травмы. Она чувствовала себя ужасно виноватой. Чем более виноватой она себя чувствовала, тем больше ей хотелось, чтобы они постояли за себя и не пострадали от неё, поэтому она повысила ставку и стала ещё более “стервозной”. Цикл нарастает.
В какой-то момент я игриво предположил, что она, похоже, считает, что мужчина должен быть гигантом, чтобы противостоять ей.
Джен сразу же поняла, что это намек на её сексуальную фантазию. Его функция стала ясна. Она решает свою проблему вины, создавая мужчину настолько сильным, что она не может причинить ему боль.
Она устраивает так, чтобы он причинял ей боль, а не наоборот. Поступая таким образом, Джен убеждает себя, что не она такая разрушительная и безжалостная, как он. Независимо от того, насколько она сильна, независимо от того, насколько она возбуждена, независимо от того, насколько неконтролируемыми могут быть её порывы, её партнёр по фантазиям никогда не будет подавлен. Поскольку он эгоистично берёт именно то, что хочет. И Джен может быть уверена, что он счастлив и удовлетворён, и ей не нужно беспокоиться о том, чтобы подбодрить его. Её фантазия противодействует её патогенному убеждению в том, что она подавляет и причиняет боль хрупким мужчинам своей силой и потребностями. Он берёт то, что хочет, и поэтому она может получить то, что хочет.
Эти открытия о значении сексуальных фантазий Джен чрезвычайно помогли ей. Прежде всего, они помогли уменьшить её стыд; её фантазия не означала, что она была тайной мазохисткой, скорее, она чувствовала вину за то, что была слишком могущественной.
Во-вторых, Джейн теперь смогла пересмотреть своё фундаментальное представление о мужчинах. Возможно, быть чувствительным не обязательно означало, что мужчина слаб. Возможно, мужчина мог быть заботливым и при этом оставаться достаточно сильным, чтобы позаботиться о ней. И, наконец, Джейн смогла использовать своё понимание своих сексуальных конфликтов, чтобы чувствовать себя менее виноватой из-за того, что была сильной со своим мужем, и не испытывать подобную вину так часто. Она начала получать удовольствие от супруга. У неё все ещё были фантазии о сексуальном доминировании, хотя в них все чаще доминировал её муж. Кроме того, Джейн теперь могла иногда позволять себе наслаждаться фантазиями и сценариями, в которых она была открытым агрессором.
Фантазии о доминировании часто включают в себя попытки обойти сковывающее воздействие чувства вины и продолжить сексуальное желание. Такие фантазии распространены как среди мужчин, так и среди женщин и, очевидно, влекут за собой две роли в таких сценариях: “сверху” и “снизу”. Фантазии о том, чтобы быть доминирующим (господином или госпожой), также распространены. Возможно, из-за того, что наше общество в целом склонно препятствовать публичному проявлению агрессии, самоутверждению и безжалостности у женщин, мой клинический опыт показывает, что в гетеросексуальном мире подчинённая сторона этого типа сексуальных отношений, по-видимому, несколько более предпочтительна для женщин, в то время как доминирующая роль в фантазии, по-видимому, привлекает больше мужчин.
Фантазия Джен не редкость среди женщин. Существует множество вариаций на тему того, как женщина создает фантазию, в которой она может избавиться от своих запретов быть слишком сильной. Хотя явный сценарий часто ставит её в пассивное положение, но лежащее в основе подсознательное послание заключается в том, что она виновата в том, что слишком много значит для слабого, ограниченного или неадекватного мужчины.
Рассмотрим следующую фантазию Джины, фантазию, которую она тоже использует, чтобы испытать оргазм со своим милым, но скучным мужем:
«Фред – приятный мужчина, как в спальне, так и вне её. Когда мы трахаемся, он всегда кончает раньше меня. Когда я занимаюсь с ним сексом и хочу быть уверенной, что кончу, у меня часто возникает фантазия, в которой он ведёт меня в романтическое и уединенное место в лесу и, к моему удивлению, договаривается о встрече со своими приятелями по теннису. Фред говорит мне, что они собираются “измотать меня”. Они наваливаются на меня, и сначала один, потом другой, трахают меня по очереди. Один будет играть с моими сиськами и заставлять меня дрочить ему, в то время как другой будет вылизывать меня. Каждая моя дырочка заполняется. Я схожу с ума и полностью теряю контроль.»
Джина чувствовала, что на самом деле она изматывает Фреда, что он не может за ней угнаться. В какой-то степени это подтверждалось его склонностью к быстрой эякуляции, но это также отражало мнение Джины о себе по отношению к мужчинам в целом, а именно то, что она переполняла их своей сексуальной энергией. Чувство вины Джины за то, что она слишком сильна в постели, прекрасно компенсируется фантазией, в которой она наконец встречает свою пару в виде двух мужчин. Сюжетная линия её фантазии, похоже, показывает её деградацию – мужчины собираются “измотать [её]”, её используют толпой, они “заставляют” её мастурбировать одному из них – но в результате Джина испытывает оргазм, потому что в своей бессознательной реальности, наконец-то, у неё появилось достаточно “мужчины”, чтобы наполнить её и удовлетворить. Она настолько сексуально ненасытна, что для выполнения этой работы требуются двое из них.
Как отмечалось ранее, даже беглое прочтение бестселлеров "Сексуальные фантазии Нэнси Фрайдэй" дает множество неофициальных свидетельств связи чувства вины и беспокойства с сексуальным возбуждением. Многие из опрошенных в пятницу женщин, приславших ей свои сексуальные фантазии, описывают свои грезы наяву прямыми, грубыми и агрессивными выражениями. Мужчины и женщины, которые населяют эти фантазии, увлекаются своим возбуждением и делают это с избытком, силой и похотливой агрессией. Мужчины “толкаются с дикой твердостью”, в то время как женщины оседлывают их “члены”. Эти фантазии – не романы Арлекино, в которых сексуальное возбуждение передается с помощью мягкого фокуса. Безжалостность этих фантазий важна, потому что она устраняет необходимость чувствовать вину или беспокойство. Всем весело, никто не чувствует себя хрупким, и результатом является сексуальное удовольствие.
Проиллюстрировав распространённые сценарии, в которых женщина использует типично пассивную женскую роль для реализации своих активных и могущественных сексуальных целей, я хочу ещё раз сказать, что гетеросексуальные, гендерные роли не всегда точно переводятся в сексуальные фантазии. Существует бесчисленное множество случаев, когда роли меняются местами, ситуаций, в которых мужчина хочет сексуально отдаться женщине, чтобы с ним “покончили”, и других, в которых женщин возбуждают главным образом фантазии о явном и агрессивном сексуальном доминировании над мужчиной. Гендерные различия, хотя и реальны, но не столь глубоки, как можно было бы ожидать. Единственный уместный вопрос заключается в следующем: какие патогенные убеждения разрешают доминирование и подчинение?
Поскольку у всех нас есть своего рода патогенные убеждения, и поскольку все сексуальные фантазии являются попытками исправить такие убеждения, мы не должны делать вывод, что анализ фантазий обязательно означает, что они особенно вредны для здоровья. Сексуальные фантазии могут иметь и действительно имеют сложное психологическое значение, не будучи патологическими.
Когда дело доходит до его смысла, не имеет значения, участвуют ли в сценарии двое мужчин, две женщины или мужчина и женщина.
Кто-то доминирует, а кто-то подчиняется, независимо от пола или сексуальной ориентации. В любой из этих ситуаций обе стороны возбуждаются от своих соответствующих ролей. Суть в том, чтобы понять это возбуждение, центральную роль вины в сценариях и психологию не только того, над кем это «совершается», но и того, кто это «делает».