Марк Салимов
Товарищ маркетолох
– Здрасьте! – плюхнулась растерявшаяся от такого напора замдекана на ловко подбивший ей ноги стул, – Какое ещё такое комсомольское собрание, товарищи абитуриенты, какое, я вас спрашиваю, такое собрание?!
– Ну как же, как же, Нина Григорьевна, – непритворно заволновался решившийся вдруг присоединиться к диалогу сам Иван, – Вы представляете, тысячи и тысячи комсомольцев, покидая в эти дни ряды своей школьной комсомольской организации и выезжая по месту поступления в другие учебные заведения, остаются не только вне комсомольского учёта, но и без какой бы то ни было поддержки своих товарищей, в которой они сейчас особенно нуждаются! Вот мы и решили провести такое собрание, по крайней мере, среди тех, кого сумели найти своими скромными силами. Мы же, Нина Григорьевна, здесь пока ещё на факультете практически никого не знаем…
– Браво, Киса! – Получил Ванька мысленный пинок под ляжку сразу от всех засевших в его голове симбиотических паразитов, от всей души поощривших подобное проявление неожидавшейся ими Ванькиной самостоятельности – Что значит наша школа!
– Безобразие! – стукнула по столу круглым кулачком замдекана в порыве чувств, – А куда же тогда смотрит партком и факультетская комсомольская организация? Вас, если я не ошибаюсь, Иваном зовут? Так вот, Ваня, чай мне, пожалуйста, с ромашкой, если можно. Она, знаешь, когда правильно заварена, медком душистым отдаёт!
– А партком, Нина Григорьевна, – вступил в разговор и осмелевший Сашка, – Партком я решил поставить в известность после собрания, а чего раньше времени огород городить? Да-да, Нина Григорьевна, в партию я вступил, когда ещё на флоте служил! Так что, на этом собрании присутствует и один коммунист, который горячо поддержал прекрасную инициативу этих настоящих комсомольцев и просто замечательных ребят!
– Та-а-ак! – зловеще зашипела Татищева, – Какая-то жалкая тварь, какое-то профсоюзное ничтожество вздумало оклеветать пятерых комсомольцев-активистов и одного честного коммуниста-краснофлотца! Это уже на явную антисоветчину тянет… Ой, не обращайте внимания, это я о своём, девичьем! Но кое-кто ответит за ваши девичьи слёзки, девочки… Но какие же, ребята, вы всё-таки молодцы! Это же, это ж как всесоюзная комсомольская инициатива может прокатить, если приурочить к шестидесятилетию комсомола…
– Нина Григорьевна, – отряхивая запылённые брюки, вылез в это время из-под кровати более рьяный окодэшник, – Под кроватями, к сожалению, бутылок тоже не обнаружено! А можно, я их личные вещи осмотрю, может быть, они их по чемоданам заныкали? Нет, таких полномочий, конечно у меня нет, но если с их добровольного согласия…
– Каких ещё таких бутылок?! – выпучила на того изумлённые глаза замдекана, витавшая, по всей видимости, уже где-то между замаячившими перед ней должностями проректоров по учебной и воспитательной работе, если не замещении самого ректора Вышинского, – Слушайте меня сюда, товарищи прожектористы! Если в сторону этой комнаты, не дай вам бог, хотя бы кто-нибудь из вашей братии косо посмотрит, то я вам устрою такой почётный перевод, что ничего сложнее электрического прожектора вам больше не придётся изучать! Вы меня хорошо поняли, товарищи электронщики? Тогда идите, и передайте это вашему комсомольскому и, персонально, профсоюзному руководству факультета! А мы тут пока с ребятами продолжим первое в Советском Союзе комсомольское собрание абитуриентов. Ваня, а можно мне ещё чайку с ромашкой, а то пока воспитывала этих дармоедов, в горле всё пересохло. Ах, какая же это мука, воспитывать этих балбесов! Да, вспомнила!…
– Неужели вымыть руки?! – не выдержал оживший после исчезновения прожектористов Малик, перед глазами которого встало подлинное воплощение фрекен Бок, – Нет, Нина Григорьевна, еды-то у нас, а точнее у нашего Вани хватает, но, сколько уже можно руки с самого утра мыть? Как утки уже, однако!
– Не знаю, о чём вы, товарищ абитуриент, – рассеяно ответила Нина Григорьевна, – Но гигиена лишней не бывает. Кстати говоря, контроль соблюдения правил личной гигиены среди поступающих комсомольцев тоже можно возложить на первичные комсомольские ячейки абитуриентов. Так, внесите моё предложение в протокол собрания, как инициативу деканата! Как это, нет протокола? Безобразие! В такой исторический момент они не вели протокол! Впрочем, что с вас, абитуриентов, возьмёшь? Девочки, на вас протокол!
Отступление о жизни советского студенчества от сессии до сессии и в прочие дни
Первые европейские университеты двенадцатого века породили и студенчество, ставшее не только источником пополнения квалифицированных кадров и учёной интеллигенции, но и, несмотря на первоначальную неоднородность, достаточно сплочённой социальной группой, которая, отличаясь на всех этапах развития высокой политической активностью, играло заметную роль в общественной жизни любой страны.
Присущая студентам всех времён и народов сплочённость, даже при существовавших иногда между ними возрастных, сословных, национальных и материальных различиях, объяснялась, прежде всего, общностью видов их деятельности, которая неизбежно превращала студенчество в единую социально-профессиональную группу.
С развитием промышленных способов производства и, вызванным этим, повышением социальной значимости высшего образования, начиная с середине восемнадцатого века растет и роль студентов в жизни общества, а научно-техническая революция середины двадцатого века влечёт за собой крупные сдвиги в их положении и составе.
Острая общемировая потребность в квалифицированных кадрах вызывает стремительный рост численности студентов, которая с 1950 по 1966 годы вырастает во всём мире более чем в два раза, причём преимущественно в молодёжных возрастных группах.
В бурно растущих высших учебных заведениях увеличивается концентрация студентов, делая студенческие городки всё более и более многолюдными, а массовость высшего образования размывает его традиционную однополую элитарность, делая студенческую среду более демократичной по своему социальному происхождению и полу.
Общая деятельность студентов, подкрепляемая не только совместным профессиональным обучением, но и активным участием в политических, культурных, спортивных и бытовых студенческих организациях в сочетании с возрастной однородностью и территориальной близостью, порождает у них такую социальную общность, которой не имеет ни одна другая социально-профессиональная группа.
История советского студенчества неразрывно связана со становлением системы высшего образования в стране, но появление понятия студенчества связывают не с Петровскими и даже не с Елизаветинскими или Екатерининскими временами, а с началом девятнадцатого века и именем Александра Первого, при котором был принят новый регламент Академии наук, обязывающий заботиться о подготовке академиков из студентов университетов.
Именно при Александре Первом в 1803 году было принято первое в России положение об устройстве учебных заведений на основе принципов бессословности, однако, в условиях крепостного права оно не могло быть реализовано из-за своей утопичности, поскольку, в её основе лежало открытие школ для крестьян самими помещиками.
Спустя 80 лет Александр Третий ограничивает автономию университетов, а его циркуляр «О сокращении гимназического образования» от 1887 года, прозванный «циркуляром о кухаркиных детях», фактически возвращает в них сословные ограничения, так как резко ограничивает приём в гимназии детей крестьян и городской бедноты.
В 1917 году декрет Совета народных комиссаров РСФСР передаёт все учебные заведения Народному комиссариату просвещения, а в 1918 году другой декрет «О правилах приема в высшие учебные заведения» предоставляет право поступления в ВУЗы всем трудящимся, достигшим 16 лет, независимо от их предыдущего образования, гражданства и пола.
Одновременно выходит и постановление о преимущественном приеме в высшие учебные заведения представителей рабочего класса и беднейшего крестьянства, которым после их поступления выплачивается повышенная стипендия, а плата за обучение отменяется
С первых же лет своего существования советское студенчество принимает самое активное участие в хозяйственной, социально-политической, научно-просветительской, культурной и спортивной жизни страны, помогая осуществлять индустриализацию, коллективизацию, ликвидацию безграмотности и внедрение всеобщего семилетнего образования.
В годы Великой Отечественной войны сотни тысяч студентов встают на защиту Родины, оставшиеся учатся под девизом: «Всё для фронта, всё для победы!», причём многие из них совмещают свою учёбу с работой на производстве, а после окончания войны помогают восстанавливать разрушенное народное хозяйство страны.
В шестидесятые годы появляются студенческие строительные отряды, которые во время каникул работают на промышленных, сельскохозяйственных и строительных объектах, в сфере обслуживания, в торговле и на транспорте, что становится школой общественно-политической и трудовой закалки для будущих специалистов.
Огромную роль в жизни советских студентов играют их комсомольские и профсоюзные организации, членами которых к концу семидесятых годов являются, за очень редким исключением, почти все студенты, более тысячи из них являются депутатами Верховных Советов союзных республик и местных Советов депутатов трудящихся.
Как и в других странах мира, за период двадцатых-семидесятых годы в Советском Союзе значительно возрастает численность студентов, но если в остальном мире она вырастает более чем в два раза, то в СССР за тот же период она возрастает более чем в двадцать раз.
Такой впечатляющий рост требует и адекватных мер в отношении обеспечения студентов соответствующими жилищно-бытовыми условиями, а потому рядом с ВУЗами вырастают, как отдельные корпуса студенческих общежитий, так и настоящие студенческие городки, отличающиеся по степени капитальности, этажности, ёмкости и комфортности.
Внутренняя планировка студенческих общежитий обычно была коридорной, если двери комнат выходили в общий коридор с общим санузлом и кухней, или реже блочной, когда несколько комнат объединялись в блок с общим санузлом и другими удобствами. Первый этаж был нежилым, но мог иметь, например общий для всех этажей душ.
Стоимость проживания в студенческих общежитиях составляла символическую сумму на уровне от одного рубля в месяц, в общежитиях с коридорной планировкой, до трёх рублей в месяц и выше, в общежитиях блочного или квартирного типов.
Студенческие общежития отличались строгими правилами внутреннего распорядка, в соответствии с которыми на их территории запрещалось распитие спиртных напитков, пребывание гостей допускалось после изымания их документов и только до 23 часов, категорически запрещалось совместное проживание семейных пар и их детей.
За соблюдением этих правил неусыпно следили неподкупные пожилые вахтёрши и сам комендант общежития, которым при необходимости всегда были готовы помочь члены оперативных комсомольских отрядов дружинников (ОКОД), председатели студенческих советов общежитий и сотрудники деканатов.
В бытовом отношении студенческие общежития, по сути дела, представляли собой самые настоящие коммунальные квартиры, в которых в полном соответствии с их названием всё было общим, начиная от санузлов и кухонных плит с вечными тараканами и заканчивая разваливающейся мебелью с неистребимыми клопами.
С другой стороны, так или иначе, но общежитие превращало вчерашнего беспомощного школьника во вполне самодостаточного и самостоятельного человека, обеспечивая его бесценным опытом самообслуживания, социальной адаптации, а также умения всегда и везде отстаивать свои насущные интересы,
Глава четвёртая, о курсе молодого бойца и неправильных роялях в подозрительных кустах
– Рота, подъём!!! – таким истошным ором и именно с тремя такими же восклицательными знаками начиналось отныне после первых нот передаваемого по радио Государственного гимна СССР каждое разнесчастное Ванькино утро.
Но только после первых нот, ибо практически все последующие ноты гимна заглушались самыми разнообразными идиоматическими выражениями, изрыгаемыми в адрес капитана войск специального назначения не только и не столько остальными членами нерушимого внутреннего квартета, сколько наиболее искусным в этом деле самим Ванькой.
Далее следовала безропотная трёхкилометровая утренняя пробежка, начинавшаяся от дверей студенческого общежития, проходившая по почти безлюдным сонным городским улицам и заканчивающаяся где-то у старого понтонного моста на левом берегу Оби.
Уже к концу первого километра потихоньку иссякала фантазия хористов, а после второго начинала истощаться и фантазия Ваньки, чему активно способствовали свежесть раннего сибирского утра, первые трамвайные звонки и, конечно же, перепоясанная километровым Октябрьским мостом, прикрытая лишь утренним туманом, величественная красавица Обь.
Хористами членов внутреннего квартета Ванька называл уже больше по укоренившейся привычке, потому как хором эти члены, к его немалому облегчению, говорили всё реже и реже, а главное, как по-врачебному откровенно выразился Петрович, членораздельно.
Вот и сегодня, в то время как Миха занимался Ванькиной общефизической подготовкой, а означенный подопытный исправно пыхтел на третьем километре, трое незадействованных членов Бильдербергского клуба, периодически виртуально позёвывая, вели неспешное заседание по поводу подведения итогов первой недели своего пребывания.
– Итак, господа, гм, простите, товарищи, – по причине хронического недосыпа несколько путано начал Петрович, по хронотипу относящийся к типичным совам, – На дворе трава, тьфу ты, на дворе воскресенье девятого июля 1978 года, то есть, вчера завершилась первая неделя нашего с вами пребывания в этой пространственно-временной области. Но я, товарищи, лучше бы выразился чисто по-русски. Ваня, закрой уши! Ох, господи, что я несу, он же нас не ушами слышит! Что, Виталий? Заморозить ему речевые центры? И ты туда же! А посредством какого внутреннего интерфейса, выражаясь твоим техническим языком, мы все тут, по-твоему, общаемся между собой? Нет, слава богу, я уже почти его расчленил на сегменты и мы можем понемногу осваивать индивидуальные каналы, но…
– А вот за это, Петрович ты мой родной, – радостно заорал Виталий, словно девочка с туго заплетёнными косичками, вечно чему-то радующийся, – Моё тебе персональное спасибо! А то ведь надоело хором с вами вместе орать по любому поводу!
– Так, Виталий, в чём дело? – возмутился прерванный на самом важном месте своей речи Петрович, – Я не закончил! На чём я то бишь остановился? Ах да, ладно, товарищи, Ваня у нас уже взрослый, а мы с вами в глубокой жопе!
– В какой ещё жопе? – переспросил Марк, – Ваня, не обращай внимания, нет такого слова!
– Как это так, нет? – возмутился вслух задыхающийся на последних метрах Ванька, – Она ведь есть! Больше вам скажу, товарищи эгрегории, она у меня теперь болит не переставая из-за всех ваших растяжек и подтяжек! А вы говорите, нет…
– Разговорчики! – голосом строгого старшины гаркнул на всех Михаил, – У него из-за вас дыхание сбивается, между прочим, товарищи попаданцы!
– Вот!!! – радостно завопил Ванька, доволакивая с некоторых пор общественные ноги до приметного валуна и без малейшей задержки переходя к отжиманиям от каменной плиты на одной руке, – Попа ведь есть, а жопы нет! Не-е-ет, мужики, так не бывает! Ой!!!
– Наряд вне очереди! – ехидно бросил Михаил, – Нет-нет, не с Викой, а с Маликом. Он сегодня как раз грозился какой-то бешбармак всем сготовить. Картошки ему начистишь, что ли, ну и там по мелочи, что попросит. Как это, в бешбармаке картохи нет? И что это за блюдо тогда без картохи? Ох уж эти неруси, что хотят, то и делают! Ножи тогда поточи! Любой мужчина должен уметь ухаживать за холодным оружием!
На целую минуту все тут же пристыжено примолкли, вспоминая, как часто и насколько правильно они точили в бывшей жизни кухонные ножи матерям и подругам. Выводы, по всей видимости, оказались для всех не слишком-то и утешительными, поскольку говорить дальше на данную тему никто желания так и не изъявил.
– Гм-гм, – смущённо откашлялся Петрович, – Ну, так вот, товарищи, на сегодняшний день мы с вами находимся в глубочайшей, прошу прощения, заднице! Во-первых, наш крайний сеанс бинаурального погружения был неожиданно прерван самым грубым образом. Что у них там произошло, я даже предположить не могу, слишком мало исходной информации. Но факт, как говорится, налицо. Вот уже неделю, товарищи, целую неделю мы находимся здесь без всякой связи с нашими телами, а то, что наш эгрегор находится здесь, указывает, либо на нашу коллективную кому, либо на смерть. К примеру. В результате теракта…
– Петрович, а ты не исключаешь какой-нибудь третий вариант? – вмешался в процесс их обсуждения Михаил, – Ведь могло оказаться, к примеру, и так, что у них просто техника их бинауральная отказала, ну, деталь дефицитная сгорела, а мы там сидим в твоём номере и от скуки квасим всю эту неделю?
– Третий вариант, мужики, к нашему превеликому сожалению, я вынужден решительно и бесповоротно исключить по той простой причине, что душа у человека одна и копировать эту душу, тиражируя затем под копирку в любом произвольном количестве экземпляров в целях её разбрасывания по различным пространствам и временам, невозможно. Поверьте мне просто на слово, друзья, как врачу, пусть даже и молодому, но успевшему повидать уже немало смертей. Эта уверенность сидит во мне где-то на иррациональном уровне как ощущение того же чужого взгляда у людей в зонах боевых действий.
– Можешь не продолжать, Петрович, – глухо оборонил Михаил, – Я всё понял, а ребятам об этом лучше никогда не узнать. Но коматозное состояние я отношу к ещё более слабым вариантам. Это ведь как в том мультике про одного чересчур самостоятельного мальчика, папа которого не без оснований утверждал, что с ума поодиночке сходят, а вместе только гриппом болеют.29 Я в том смысле, что вряд ли мы все вместе в коме лежим.
– Я бы хотел только добавить, – встрял Виталий, – С технической точки зрения, третий вариант, ты уж прости, Миха, но тоже выглядит абсурдно. Нет, техника-то вполне может выйти из строя, но насколько я понимаю, там ничего сложнее обычного стереоплеера не используется. Ну, всякая там автоматика и телеметрия, разумеется, не в счёт, потому как в крайнем случае им было бы достаточно даже и обычного стереомагнитофона и генератора частот звукового диапазона выпуска семидесятых годов.
По наступившему вдруг в озабоченной тяжёлыми физическими упражнениями Ванькиной голове напряжённому молчанию Виталий сначала заподозрил что-то неладное, но затем, сообразив куда дует ветер, бурно запротестовал.
– Эй-эй, сожители, вы чего себе это в своей, тьфу ты, то есть, в нашей голове вообразили? Никогда, никогда ещё Воробьянинов, тьфу ты, Князев, не работал задарма! Ни-ког-да!
– Расплевался тут, понимаешь, мозжечок ты наш недоделанный! – недовольно проворчал Петрович, – Где же твоя комсомольская совесть? Я ж тебе и кислород могу перекрыть в самом что ни на есть прямом смысле этого слова! В то время как Миха доводит нашего реципиента до нужных физических кондиций, а я занимаюсь его общим оздоровлением, вы с Марком только жрёте ценнейшие питательные вещества, поступающие в его мозг!
– А чего сразу Марк?! – завопил возмущённый до глубины души Марк, – Мы ж сегодня на эту, как её, на балку поедем! В смысле, на местную барахолку. Мне ж надо для начала там цены промониторить, реальную конъюнктуру рынка понять. Я что, бизнес-план должен на основании цен только в их «Рыгаловке», простите, студенческой столовой составлять?
Некоторое время в голове было слышно только тяжёлое Ванькино дыхание, да ощущались частые толчки пульсирующей в ритме сердца крови, отвлекающие заседателей от тяжёлых дум о преходящей бренности их земного существования.
– А вот мне интересно, – задумчиво протянул Виталий, – Если бы здесь была электронная торговля, то как бы они тогда назвали сетевой вариант своей барахолки? «Е-балка»?
– Попрошу не отвлекаться! – строго прикрикнул Петрович, – Вот тут-то, товарищи, мы и переходим к моему «во-вторых». Так вот, если, как я уже сказал «во-первых», мы с вами находимся в глубокой заднице, то, во-вторых, в этой связи нам надо решить, что же нам делать дальше? Лично я, и здесь вижу только два варианта наших дальнейших действий. В первом варианте, памятуя о том, что президент так и не успел передать нам сведения о главной цели проекта 630, мы забываем о нём и, используя все свои профессиональные возможности, живём в своё удовольствие, помогая Ваньке как можно лучше устроиться в этом несовершенном мире. Во всеоружии, так сказать, дожидаемся перестройки, делаем быстрые деньги и сматываемся доживать свой век куда-нибудь на остров в Тихом океане!
– Эх, Петрович, Петрович! – горестно вздохнул Михаил, – А я-то думал, что присяга для тебя ещё что-то значит… Видать, ошибался! В таком случае, товарищи, которые отныне мне совсем не товарищи, я тогда буду просто вынужден, товарищи, которые отныне …
– Да подожди ты, Миха со своими товарищами! Сначала уж определись тогда с ними, ну а потом и встревай! Но, Петрович, уж как-то это всё… – неопределённо крутанул в воздухе виртуальной рукой Виталий, – Ну а в чём состоит второй вариант? Сидим на попе ровно и ждём до прояснения ситуации? Кстати, мужики, а на островах Кирибати кто-нибудь был?
– Нет, в самом деле, Петрович, – недовольно поддержал приятеля Марк, – Уж насколько я люблю возиться со всякого рода денежной массой, особенно М030, и абсолютно не против хорошей жизни даже в этом непростом времени, но как бы тебе это объяснить…
– Ничего мне не надо объяснять, товарищ маркетолох! – с улыбкой перебил его Петрович, – Мы никогда не смогли бы слиться в едином коллективном сознании, если бы кто-то из нас думал по-другому! Во втором варианте мы делаем, что должно и будь, что будет!
– То есть, в каком смысле, ребята? – включил дурака Михаил, желая до конца прояснить настроение членов группы специального назначения, прежде чем принять окончательное решение о возможности её дальнейшего физического существования, – Ванька, хватит на сегодня! Давай, ополоснись в речке и домой, а то нам сегодня ещё на барахолку ехать!
– Ты давай нам Бородача не включай! – возмутился Марк, – А то «я не в кугсе, гебята»! Всё-то ты верно понял, Миха. Лично я, как уже сказал, оценю конъюнктуру товарного рынка и только затем приступлю к исполнению своих функциональных обязанностей по финансовому обеспечению. Ну и плюс кое-какие дополнительные функции по охране.
– Да и меня ты тоже правильно понял, Миха! – поддержал Виталий, – На мне техническое обеспечение, но чтобы что-то вам в этом плане наваять, мне нужны финансы, которые, к нашему превеликому сожалению, пока только и могут, что петь романсы в замечательном гитарном исполнении нашего многоуважаемого Петровича.
– А что это вдруг сразу Петрович? – в свою очередь возмутился и Петрович, – По-моему, круг своих функциональных обязанностей я осветил достаточно полно и вполне понятно!
– Короче, дармоеды вы, ребятушки, если только я вас правильно понял! – совершенно справедливо подытожил Михаил, – А вы знаете, что здесь есть одна очень интересная статья уголовного кодекса про тунеядство? Ну да ладно, всё это лирика, но ты, Марк, что-то говорил там про какие-то дополнительные функции по охране или мне это показалось?
– Нет, тебе это не показалось, – тихо произнёс Марк, напряжённо прислушивавшийся к какофонии городских шумов, – Разве тебе Вениамин Михайлович не говорил, что у меня, как и у многих плохо видящих, повышенные по сравнению со зрячими способности по контролю окружающего пространства? Вот сейчас, например, за нами наблюдают из-за тех кустов, что на два часа правее вашего с Ванькой «отжимательного» валуна… Как я это определил? Да они там, кстати, их трое, активно обсуждают сценарий наезда!
Никем не предупреждённый Ванька, слышавший всё до последнего слова и завершавший в это время водные процедуры, не сдержал присущего ему природного любопытства и, на миг замерев, кинул взгляд в указанном направлении, что, по всей видимости, не укрылось и от скрывавшихся в кустах разговорчивых наблюдателей.
– Как водичка, бухенвальдский крепыш? – с иронией спросил у Ваньки один из давешних окодэшников, неделю назад старательно собиравший на коленях пыль под его кроватью, а сейчас вышедший слева от засвеченного куста, – Хайль Гитлер и добро пожаловать в ад!
– А худенький-то какой? – с наигранной жалостью всплеснул руки к румяным щёчкам второй комсомольский дружинник, – Колхоз, что ли, откормить так и не смог, ибо и без того тридцать лет без урожая, али глисты болезного ещё в Бухенвальде замучили?
– Чё надо? – хмуро бросил Ванька, отбрасывая в сторону казённое вафельное полотенце и спешно натягивая пузырящиеся на коленях треники, – Вам же Нина Григорьевна уже всё разложила по полочкам, по-моему, разве не так, товарищи комсомольцы?
– Да мы тут щас тебя на травке разложим!!! – не сдержавшись, взвизгнул первый и более нервный из комсомольских дружинников, – Тоже мне, нашёл товарищей комсомольцев!
– Из этих, что ли? – неприятно удивился озадаченный Михаил, обращаясь, скорее, к себе, чем к напряжённо застывшему Ваньке или прочим членам группы, уже заинтересованно закинувшихся виртуальным попкорном, – Здесь и в семидесятые-то? Да ну нафиг?!!
– Подожди, Гебельс! – обманчиво мягко остановил визгливого щекастый, – Ты что, разве не видишь, этот унтерменьш просто не правильно понимает политический орднунг нашей партии, который мы, как его старшие товарищи должны ему популярно разъяснить. Ведь что нам, то есть, настоящим комсомольцам говорит наш устав?
– И что же он нам говорит? – не понял вконец запутавшийся в стёбе щекастого визгливый.
– А Устав, Гебельс, – назидательно подняв к небу пухлый указательный палец, важно изрёк щекастый, – Устав нам говорит о том, что основным организационным принципом нашей комсомольской организации является принцип демократического централизма, который, в числе прочего, предполагает строжайшую комсомольскую дисциплину, но, прежде всего, Гебельс, подчинение меньшинства большинству.
– Вот, чувачок, под-чи-не-ни-е! – ухватив главное, по слогам повторил визгливый, – Ты же нам подчиняться должен, чувачок, ты нас должен глубоко уважать!
– Не, мужики, этот Гебельс точно из этих! – уверенно заявил Михаил, – Да ещё и, кажется, любитель БДСМ. Слышали, подчинения требует и глубоко хочет, чтобы его убла…, тьфу ты, в смысле уважали, короче, и ещё раз, тьфу!
– Да не БДСМ, а ВЛКСМ! – не сдержав своего же молчаливого напряжения, раздражённо поправил Михаила до глубины души задетый Ванька, – Трудно запомнить, что ли? Так что будем делать, ребзя? Чует моя жопа, что драки нам сегодня всё-таки не избежать!
– Ванюша!!! – дружно завопили его несостоявшиеся воспитатели, – Ну нет такого слова!
– Да ладно вам! – досадливо отмахнулся Ванька, – Раз в райвоенкомате признали годным, значит, всё у меня на месте, включая и то, чего, по вашему мнению, у меня нет. Так что же нам с вами, а точнее, с ними, делать? Драться будем или бежать? Только думайте скорее, товарищи эгрегории, а то они нервничать начинают. Как бы с ними чего не случилось!
– Заботливый ты наш! – проворчал Михаил, – когда это русский солдат от врага драпал? Нет, ну всякое бывало, конечно, но чтобы вот так, взять ноги в руки и убежать даже без боя? Правильно, Ванюша, вот эти мы сейчас и займёмся, потому как твои физические кондиции пока ещё далеки даже до этих заигравшихся в гестапо каратистов!
– Подождите, мужики, – вмешался вдруг всё ещё внимательно прислушивавшийся к чему-то Марк, – Там в кустах остался ещё кто-то. И этот кто-то, если я правильно распознал эти подозрительные звуки, собирается снимать нас на любительскую киноплёнку!
– Вот даже как! – искренне восхитился Михаил, – Тогда по ходу дела, мужики, нас либо хотят подставить по-крупному, либо я ничего не смыслю в колбасных обрезках, пардон, в провокациях! А ну-ка, Вань, заводи нашу любимую «Цыганочку» с моим выходом! Драку заказывали? Будет вам драка! Правда, как в индийском кино, но уж не обессудьте…
– Гриша, Гришенька, Григорий, – как-то обречённо вздохнув, тут же с демонстративно послушным видом затараторил Ванька с недавних пор слегка зарифмованный вариант своего шаманского речитатива, – Гриня, Григорьюшка, Гришоня…
Впрочем, бурлящий в Ванькиной крови адреналин, избыток которого Петрович просто так и не успел полностью нейтрализовать, сыграл с Ванькой не очень остроумную шутку, так как плохо контролируя себя, весь свой шаманский рэп он протараторил вслух. Остроумия же этой несмешной шутке молодых, но ещё очень глупых надпочечников не хватило по той простой причине, что по неудачному стечению обстоятельств щекастого дружинника, как оказалось, тоже звали Григорием, из-за чего тот почему-то жутко комплексовал…
– Но ты, шкилябра колхозная! – неистово завопил щекастый, – Члена ОКОДа дразнить! – и, ломая подельникам весь сценарий хитро закрученной провокации, с истошным «киай» со всей своей молодецкой дури зарядил в сторону Ванькиной челюсти довольно красивый и безупречно выполненный «маваси».
– Фигасе! – только и успел восхититься капитан спецназа, с трудом успевая подставить Ванькин подбородок с шуршащим свистом распрямившейся ноге щекастого дружинника ровно настолько, чтобы её обутая в кеды пятка всего лишь едва коснулась его.
– Чего это он? – недоумённо спросил щекастый, провожая взглядом улетающего куда-то в противоположные кусты Ваньку, – Я же даже, вроде бы, и не задел этого малахольного!
– О-о-о! – картинно застонал Ванька в Михином исполнении, с напускными трудностями выбираясь из, надо бы откровенно сказать, довольно таки чахлых кустиков и вновь тяжело вставая перед комсомольскими дружинниками, – О-о-о! Что-о-о я-а-а вам сде-е-ела-а-ал?!
– Так я не понял, – не выдержал уже всегда самый выдержанный Петрович, – Кого там наш Миха снаружи пытается изобразить в таких творческих муках? Пострадавшего от главного злодея звезду индийского кинематографа или какого-то несчастного зомби из «Ночи живых мертвецов»31 Джорджа Ромеро?
Есть на свете такой род даже не людей, а людишек, которые как презренные шакалы или гиены почти всегда набрасываются на своего даже более сильного с виду противника, но лишь тогда и только тогда, когда звериным чутьём почувствуют возникшую в нём вдруг по каким-либо причинам подступившую слабость.
