Парни жили в студенческом общежитии вдвоем в отдельной комнате, и девушки оказались сперва в их комнате, а потом и в их постелях …
Разгоряченная вином и ласками темнокожего молодого человека Тоня чувствовала партнера, но при этом вспоминала Толю, своего первого мужчину, с которым она стала женщиной совсем незадолго до этой поездки …
И сейчас она мучительно переживала ту ночь с молодым негром, боялась попасть в знакомые улицы …
«Толя, прости меня!» – это был вопль, полный мучения и боли.
– Ты ни вы чем не виновата, дорогая моя Джай! Успокойся!
Свиридов массировал шею Тони, снимая напряжение и успокаивая ее.
А вечером, когда она утомленная и измученная его ласками бессильно откинулась на подушку, Свиридов шептал ей такие ласковые слова и так нежно гладил ее влажное тело, что она не смогла сдержать слез счастья …
– Милый мой …
– Не проспи, завтра у нас модный день …
МОДЫ И ХЭМ
«Музей моды и костюма» и «Музей искусства моды» они уже облазили, и Джай огорченно вздыхала.
– Жаль, столько времени потеряли. Лучше взяли бы каталоги и посмотрели бы там все …
Но от «живых» показов мод она отказаться не могла!
Заручившись пригласительными билетами они с утра отправились на бульвар Осман, благо оба зала с демонстрацией мод были не особенно далеко друг от друга.
Джай с восторгом не отрываясь рассматривала дефилирующих девушек, иногда подталкивая Джона, чтобы тот фотографировал. В одном зале фотографирующих было полно, вспышки блицев то и дело покрывали все сплошными очередями, а в другом зале фотографировать не разрешалось и фотоаппараты отбирали при входе.
– Почему они так боятся фотографов? Ничего особенного тут нет. – удивилась Джай.
– Наверное, очень боятся конкурентов.
– Я ожидала большего. Конечно, блеск и артистизм, умелая композиция, но … А еще портье нас убеждал, что показы мод в «Галери Лафайет» и в универмаге «Прентам» – самые что ни на есть шикарные!
Джону удалось раздобыть целую пачку каталогов, хотя кроме роскошных полуобнаженных красоток на глянцевых разворотах там не содержалось никакой полезной информации.
– Знаешь, после этих показов меня потянуло в сон. Пойдем, поедим где-нибудь.
Джай привычно ухватилась за его руку и они направились вдоль бесконечного бульвара Осман в поисках пищи телесной …
После плотного обеда на такси они доехали до Нового моста, устроились в тени деревьев у воды и Джай, положив голову ему на колени, попросила Джона вспомнить Хемингуэя.
– «Нижний конец острова Ситэ переходит у Нового моста, где стоит статуя Генриха IV, в узкую стрелку, похожую на острый нос корабля. Там, у самой воды, разбит небольшой парк с чудесными каштанами, огромными и развесистыми, а быстрины и глубокие заводи, которые образует здесь Сена, представляют собой превосходные места для рыбной ловли.
По лестнице можно спуститься в парк и наблюдать за рыболовами, которые устроились здесь и под большим мостом. Рыбные места менялись в зависимости от уровня воды в реке, и рыболовы пользовались складными бамбуковыми удочками, но с очень тонкой леской, легкой снастью и поплавками из гусиных перьев: они искусно подкармливали рыбу в том месте, где ловили.
Им всегда удавалось что-нибудь поймать, и часто на крючок попадалась отличная, похожая на плотву рыба, которую называют «goujon». Зажаренная целиком, она просто объедение, и я мог съесть полную тарелку. Мясо ее очень нежно и на вкус приятнее даже свежих сардин и совсем не отдает жиром, и мы съедали рыбу прямо с костями».
– Еще, Джон, еще!
– «Рыболовы и оживленная река, красавицы баржи с их особой жизнью на борту, буксиры с трубами, которые откидывались, чтобы не задеть мосты, и тянущаяся за буксиром вереница барж, величественные вязы на одетых в камень берегах, платаны и кое-где тополя – я никогда не чувствовал себя одиноким у реки.
Когда в городе так много деревьев, кажется, что весна вот-вот придет, что в одно прекрасное утро ее неожиданно принесет теплый ночной ветер.
Иногда холодные проливные дожди заставляли ее отступить, и казалось, что она никогда не вернется и что из твоей жизни выпадает целое время года.
Это были единственные по-настоящему тоскливые дни в Париже, и все казалось фальшивым. Осенью с тоской миришься. Каждый год в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а их голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете.
Но ты знаешь, что весна обязательно придет, так же как ты уверен, что замерзшая река снова освободится ото льда. Но когда холодные дожди лили не переставая и убивали весну, казалось, будто ни за что загублена молодая жизнь. Впрочем, в те дни весна в конце концов всегда наступала, но было страшно, что она могла и не прийти.
Когда наступала весна, пусть даже обманная, не было других забот, кроме одной: найти место, где тебе будет лучше всего …»
– Ну, пожалуйста, еще!
– «Весной я обычно работал рано утром, когда жена еще спала. Окна были распахнуты настежь, и булыжник мостовой просыхал после дождя. Солнце высушивало мокрые лица домов напротив моего окна.
В магазинах еще не открывали ставен. Пастух гнал по улице стадо коз, играя на дудке, и женщина, которая жила над нами, вышла на тротуар с большим кувшином. Пастух выбрал черную козу с набухшим выменем и подоил ее прямо в кувшин, а его собака тем временем загнала остальных коз на тротуар.
Козы глазели по сторонам и вертели головами, как туристы. Пастух взял у женщины деньги, поблагодарил ее и пошел дальше, наигрывая на своей дудке, а собака погнала коз, и они затрусили по мостовой, встряхивая рогами.
Я снова принялся писать, а женщина с молоком поднялась по лестнице. Она была в шлепанцах на войлочной подошве, и я слышал только ее тяжелое дыхание, когда она остановилась на нашей площадке, а потом стук закрывшейся за нею двери. В нашем доме, кроме нее, никто не пил козьего молока …»
– Еще!
«Я решил выйти на улицу и купить утреннюю программу скачек. Даже в самом бедном квартале можно было найти по крайней мере один экземпляр, но в такой день программу следовало купить пораньше. Я нашел ее на углу улицы Декарта и площади Контрэскарп.
Козы спускались по улице Декарта, а я глубоко вдохнул утренний воздух и быстро зашагал обратно, чтобы поскорее подняться к себе и закончить работу. Я чуть не поддался соблазну и не пошел вслед за козами по утренней улице, вместо того чтобы вернуться домой …»
– Какая прелесть! Правда, Джон?
– Еще бы. Хэм писал то, что видел и чувствовал. Ты видишь, что стрелка острова Ситэ изменилась мало, и рыбаки здесь почти те же, что и при Хемингуэе … Сюда нужно прийти попозже, ночью … Знаешь, что значит название этого сквера?
– «Пылкий любовник» … Давай сегодня пройдемся по набережным ночью?
ХЭМ И НОЧНОЙ ПАРИЖ
Ночной Париж сперва показался Джай похожим на ночную Москву – хотя бы чисто внешне. Тот же осветительный беспредел в центре с мельтешащей рекламой, тишина и полутьма узеньких улиц и забытых дворов.
Но при более внимательном взгляде проявилась разница, и она никак не могла сформулировать сущность этой разницы. Ну, почище улицы и дворы, ну, нет своры пьяниц на лавочках …
Но на самой тихой улице не было удручающей темноты, светились огни маленьких кафе и даже стояли столики на тротуаре под деревьями, и за столиками сидели веселые, но вполне достойные люди. И дома, даже самые старые, были ухожены и не выглядели развалинами, и в самом крайнем случае смотрелись ухоженными музейными экспонатами.
Почти в каждом, даже самом крохотном кафе звучала музыка. Два – три музыканта, иногда даже всего один – но музыка была обязательно. Музыка звучала неназойливо, негромко, почти интимно и составляла немалую часть ауры каждого такого заведения.
Здесь в углу крохотного зала стояло пианино и на нем играл пожилой музыкант с артистической гривой седых волос. Играл бесконечную мелодию из собственных воспоминаний с удивительным сочетанием многочисленных известных произведений – то песенных, то танцевальных, то даже оперных и симфонических.
Джон и Джай остановились и заслушались. Многие из посетителей выходили и танцевали, а другие просто раскачивались в такт музыке. А когда музыкант заиграл нечто быстрое и ритмичное в виде сочетания рока, джайва и еще неизвестно чего, то Джон не выдержал и потащил на пятачок Джай.
И они показали такой класс, что посетители дружно начали хлопать в такт музыке и их движениям, и даже вскрикивали от удовольствия. Музыкант почувствовал, что бесконечно продолжать такой темп невозможно и закончил мелодию эффектным аккордом.
И сразу раздались аплодисменты.
Джай подошла к музыканту и поцеловала его, чем вызвала дополнительную бурю восторга всех в зале.
Хлопали все посетители этого небольшого кафе, многие даже вставали и подходили к Джону и Джай. С подносом и двумя бокалами красного вина подошел полный немолодой господин, видимо, хозяин заведения, и стал говорить всякие восторженные слова.
Джон и Джай взяли бокалы, подняли их, приветствуя всех присутствующих, чокнулись и отпили.
– Что он говорит? – запыхавшись спросила Джай.
– Он расхваливает наш танец, благодарит и даже приглашает нас быть почетными посетителями его кафе.
Джай и Джон благодарили всех на английском языке, поднимали бокалы за здоровье всех присутствующих. Их долго не отпускали, но они все же раскланялись и вышли в полумрак улицы.
– Хорошо, что я надела джинсы …
– Ты была великолепна, милая Джай!
И танец, и бокал вина подняли ее настроение, и они, обнявшись, пошли дальше на набережную. Там было светло, во многих местах играли музыкальные ансамбли – и около них лежали шляпы.
А в воде Сены отражались огни фонарей, что стояли на набережной, и огоньки из иллюминаторов пришвартованных барж, которые почти сплошь занимали место вдоль набережной, и на этих баржах шла своя особая жизнь …
Они перешли на остров Ситэ и пошли налево к стрелке, где днем они видели рыбаков.
Под сводами Нового моста было темно и виднелись темные фигуры около небольшого костерка. От группы отделились несколько фигур и начали со стандартной международной просьбы – дать закурить.
– Мы не курим, и вам того же желаем. Исчезните, если не хотите осложнений, – Джон ответил им на чистейшем «арго», и вместе с мощным мысленным посылом это остановило мужчин, и они тихо ворча пошли обратно.
«Как ты их!» подумала Тоня, привыкшая к мысленному общению с мужем, «А я уж приготовилась драться!»
– Драться без необходимости не следует … – ответил Джон и они прошли сквером Вер-Галан на самый конец стрелки. Там было пусто, но фонари на набережной освещали все достаточно хорошо, да еще огни от недалекой пристани светились совсем рядом.
Полюбовавшись освещенным Лувром и садом Тюильри – там, еще дальше, – обнимавшая Джона Джай предложила.
– Пойдем к башне?
Они вернулись к Новому мосту, прошли вдоль подсвеченного фасада монетного двора и пошли вдоль реки. Джон и Джай были не одиноки – по набережной гуляли многие, пары и целые группы. Кое-где молодежь окружала музыкантов и устраивала танцы, причем музыкальные вкусы четко позиционировались между разными группами.
Джон и Джай несколько раз останавливались послушать музыку, но танцевать больше не выходили.
Не доходя до башни Джай свернула налево и к башне они подошли сбоку.
– Какая жалость, все занято!
Все маленькие кафе вокруг площади были забиты туристами и отовсюду слышалась разноязыкая речь.
– Знаешь, что-то изменилось … Башня стала другой …
– Не припомню, чтобы ее переделывали.
– Но я не вижу прожекторов!
– Осветительные приборы установлены прямо на металлоконструкциях …
– Вот оно что! А тогда были прожектора … И не стало того чувства удивления, любования башней … Одна реклама!
– Жаль, я не захватил фотоаппарат – тут так светло! Только как-то неловко смотреть отсюда на башню вверх – будто заглядываешь женщине под юбку …
– Пойдем на Елисейские поля, хотя …
– Ты чего-то боишься?
– С тобой?! Нет, я боюсь, что там тоже все изменилось …
ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ
Джон с интересом прочитал все утренние газеты, но все равно ему пришлось подождать, пока Джай освободится в косметическом салоне.
– Ты заждался? А я ведь по самой небольшой программе прошлась там!
– У меня просто не было такого опыта, – ответил Джон, обнимая ее и целуя. – А я договорился и нам достанут билеты в «Фоли Бержер» или в «Мулен Руж».
– Чудесно! Но мы с тобой еще не побывали в музеях – а тут их тьма …
– Только не получилось бы так же, как в Лувре – сплошной конструктивизм и все другие нечеловеческие измы.
Чтобы не блуждать, пользуясь рекомендациями путеводителя, Джон и Джай поехали на автобусную экскурсию. Поскольку они заказали экскурсовода с английским языком, то им пришлось целых два часа терпеть общество колорадских скотоводов, путешествующих своей группой.
Они вышли на предпоследней остановке экскурсии.
– Давай лучше просто походим?
– Давай.
И они пошли бесцельно бродить по улицам, иногда останавливаясь и восторгаясь сохранностью старинных особняков, или удивительным уютом узеньких старинных улиц, или инородным включением из стекла и бетона среди старинных домиков …
К зданию Центра Помпиду они даже близко не подошли.
– Говорят, парижане привыкли к этому …
– Это еще раз доказывает, что город этот – вечен, а мы просто унылые консерваторы!
– Давай заберемся на башню? А то как-то несолидно – побывать здесь и не подняться на башню!
Для того, чтобы попасть в кабину двухэтажного лифта, пришлось отстоять приличную очередь, а затем за стеклом кабины поплыли наклонные металлические балки, сквозь которые был виден город.
Сама верхняя площадка не производила особого впечатления – может быть, из-за толпы экскурсантов или из-за защитной сетки? Они прошлись вокруг, разглядывая расстилающийся город, подождали очередь к зрительной трубе и поглазели через нее на приближенные оптикой соборы и дворцы, прочли краткую историю башни с приглашением в музей на первом уровне …
– Смотри, они убрали прожектора в 1986 году!
– Очень жаль. В лучах прожекторов башня выглядела совсем иначе … А теперь как елочная игрушка …
Они снова посетили ресторан под таинственным названием «Жюль Верн», битком набитый разномастной публикой. Со всех сторон слышался слитный шум, из которого изредка вылетали слова на самых разных языках …
МАССАЖ
Вечером Джай несколько смущенно сказала:
– А не сходить ли нам в сауну?
– Давай. Но тебя что-то беспокоит? Или смущает?
– Меня смущает то, что мне захотелось снова испытать те чувства, что там в прошлый раз …
– Что именно?
– Мне трудно сформулировать … Нагота, повышенное внимание, полная свобода и полная защищенность … И твоя обнаженность рядом … Это было прекрасно … Мы плавали, и на нас смотрели … оценивали … И мне все это было приятно … Это плохо?
– Совсем наоборот! Тебе есть, чем гордиться. Ты же видела, как на тебя смотрели?
И они вечером пошли в сауну, и снова вызвали повышенное внимание – особенно Джай с ее ладным телом, гордой посадкой головы, неспешной походкой.
На этот раз в зале была кучка длинноногих худощавых девиц модельной внешности.
Их принадлежность к моделям подчеркивал сплошной загар и полное отсутствие волос на теле. Судя по разговору они были откуда-то с Балтийского побережья и их опекала группа молодых людей такой же модельной внешности. Молодые люди как по команде повернули головы от своих спутниц навстречу Джай и провожали ее взглядами.
«А у этой дамы видны швы от подтяжки груди!» подумала Тоня.
«Да тут таких много. У кого подтяжка, у кого липосакция … И смотри, как мало тату и пирсинга!» так же мысленно ответил Свиридов.
«Американцы» – а их уже так называли постоянные посетители сауны – поплавали, посидели под пальмами, размялись на тренажерах. Но попыток приблизиться к Джай здесь, в зале с обнаженными телами, не предприняли самые отчаянные ловеласы.
Они попробовали заняться этим потом, в зале ресторана, но безуспешно – на все приглашения Джай отвечала вежливым отказом, а танцевала только с Джоном.
– Как ты?
– Изумительно! Чувствовать такую свободу – наверное, не зря они устраивают такую общую сауну для всех … Мне не хватает только массажа …
– Тогда раздевайся и ложись.
Джон нашел тюбик с кремом, смазал руки и легонько прошелся по спине Джай. Затем сильнее, еще сильнее.
– Как хорошо … Я потом тебя тоже помассирую …
Джон смазал ее тело и приступил к профессиональному массажу, и Джай довольно постанывала под его руками. Затем он перевернул ее и занялся сперва ее ногами, затем животом, грудной клеткой и руками.
– У меня такое ощущение, что ты не массировал меня целую вечность …
– Подожди, я сейчас вымою руки и помассирую тебе лицо.
Когда он вернулся в комнату, Джай сидела в кресле, завернутая в простыню, откинув голову назад. И Джон легкими движениями кончиков пальцев приступил к массажу ее лица. Дома он делал это с подаренным ему специальным кремом, и после такого массажа кожа на лице у его жены молодела и подтягивалась. Сейчас он делал массаж без крема, но мысленно старался передать Джай и ее коже сигналы на омоложение клеток и разглаживание морщинок, повышение эластичности сосудов …
ПОСЫЛКА
– Смотри, Джон, сколько всякого барахла у нас появилось …
– Есть одна идея … А если нам отправить посылку кое-кому в Голландию? Потом навестим их …
– Ты считаешь, что это удобно? Я бы навестила их с большим с удовольствием!
Проходя мимо портье Джон спросил:
– Месье, подскажите, откуда можно послать телеграмму в Голландию?
– К вашим услугам, мистер Ларю, вот вам бланк. Мы отправим сейчас же!
– Смотри, Джай, может быть вот так?
Свиридов начал заполнять бланк.
«Дорогие Карл и Анриетта!
Мы путешествуем по Европе и накупили кучу вещей.
Отправляем вещи вам, а потом заедем за ними.
До встречи. Заранее благодарны. Горячий привет от малышки. Ваш Джоб».
– Отправляем?
– Отправляем!
В ГОЛЛАНДИИ
Из пустого холла автобусной станции тихого городка Валкенсвард вышли мужчина и женщина. Мужчина склонился к водителю такси.
– Добрый день. Нам нужно попасть на хутор Карла Мейнфельдта. Это недалеко …
– Я знаю старика Мейнфельдта! Садитесь!
Свиридов и Тоня сели в машину. Всю дорогу Джекоб болтал с водителем, а иногда на английском языке вставляла несколько слов Николетта – так, по крайней мере пассажиры представились водителю.
Анриетта была около дома, когда машина подъехала к усадьбе.
– Привет, Анриетта!
– Ой, Джоб, привет!
– А меня ты узнаешь? Привет от малышки Николетты!
Антриетта и Тоня обнялись, и водитель с умилением смотрел на их объятия.
– Давно не виделись?
– Целую вечность! – и Свиридов щедро расплатился с водителем.
Анриетта даже не поехала на занятия, и за столом не было ни минутки свободной – это удивительно, как это можно болтать обо всем, никак не затрагивая того, что затрагивать нельзя!
Но Свиридов приложил к этому немалые усилия и все обошлось хорошо.
Карл и Джоб пили виски, привезенные Джобом, а дамы – французский сладкий ликер.
А потом дамы удалились для того, чтобы «малышка» Николетта – а Карл называл ее только так! – похвасталась обновками. Дамы отсутствовали долго, а затем в обновке вышла Анриетта – Тоня в посылке предусмотрела обновки для девушки.
Все было очень к лицу ей и мужчины одобрили обновки и снова выпили …
ПОДАРОК С НАДПИСЬЮ
– Анриетта, тебе еще один подарок, – Тоня достала альбом картин Гриши, купленный в Париже.
– Это картины одного молодого художника. Это его первый альбом, мы купили его в Париже.
Анриетта с любопытством рассматривала рисунки, подолгу останавливалась.
– Эти люди как живые … Но что это?! Тетя Николь, неужели это ты?
Узнать в женщине на рисунке Тоню было очень сложно – Гриша скорректировал черты лица, но не тронул фигуру. Анриетта нашла еще один рисунок, где просматривались черты Николетты.
– Как же это так? Неужели ты позировала художнику?
Николетта промолчала и открыла перед Анриеттой последнюю страницу. Там четким почерком на английском языке была надпись:
«Дорогая Анриетта! Мы не знакомы, но мне сказали, что ты веселая и умная девушка. Я рад подарить тебе свой первый альбом и пожелать счастья. Привет всему вашему семейству».
И подпись «Greguar Sviridoff».
– А на рисунках подпись другая! – заметил Карл.
– Ты прав, дядюшка Карл. Там подпись «Григорий Свиридов». Он русский …
Они задержались всего на один день.
В багажник вызванного такси погрузили объемистую коробку, старик и его дочь долго махали руками вслед, а где-то на середине дороги к Эйндховену машина встала – лопнули сразу все четыре покрышки одновременно. Пассажиры спешили, и выгрузив багаж, стали ловить попутную машину, а водитель удрученно разглядывал разорванные покрышки.
Он так и не заметил, в какую машину сели его пассажиры, а пассажиры тем временем уже выходили из виртуального кокона у себя дома …
ДОМА
В фотолаборатории появился огромный заказ – с цифрового носителя нужно было отпечатать несколько тысяч фотографий, а потом в гостиной у Свиридовых собрались Маргарита с Кареном. Рядом с ними сидели Гриша и Уля.
Перед этим Свиридов с Тоней решали – приглашать ли ВВ с Ольгой.
– Знаешь, я его практически не знаю … Ольга – нормально, но он …
– Рассказываю, – начала Тоня, – Париж стоит на своем месте и мало изменился.
– Ну, что же ты замолчала!? Раз начала … – Марго отложила нож и вилку.
– Всем привет от Эйфелевой башни!
– Толя, а мы так давно там не были … Вы молодцы, что съездили … Хотя у меня осталось впечатление некоего сумбура – я там была всего один день и одну ночь …
– Мы вышли из гостиницы, – негромко продолжила Тоня. – Мы жили в отеле «Balzac», пошли по улице его имени на юг и вышли на авеню «des Champs Elysser» – это совсем недалеко. Но Елисейские поля оставили на потом, пересекли их по авеню «George V», вышли к Сене и перешли ее по мосту «de L’Alma». Ну, а дальше по авеню «Rapp», свернули на авеню «Franco Russe» …
– Посидели в нашей кофейне? – спросила Маргарита.
– Конечно! Потом прошли проходными дворами, пересекли авеню «De La Bourdonnais» и по уличке «Du Val Du Harispe» вышли на аллею «Adrienne Lecouvrer». Это уже парк «Du Champ De Mars», и отсюда, с площади «Jacoues Rueff» – по оси парка – полюбовались «Tour Eiffel» …
Свиридов подивился, как чисто по французски звучали названия, и в который раз ощутил радость от умения Тони скрывать знание языка.
То, как говорила она сейчас, ни шло ни в какое сравнение с теми отдельными французскими словами с американским акцентом, которыми она пользовалась там, в далеком Париже …
– Но ты знаешь, Марго, там все стало другое. Кажется, парк тот же самый, а на каждом шагу торгуют всякой дребеденью и шатаются толпы туристов. Полно японцев, китайцев, африканцев, индусов не говоря уже о европейцах – все языки тут, а экскурсоводы кричат на всех языках. И башня обросла рекламой и длиннейшей очередью на лифт … Представляешь, сегодня билет на лифт до верхней площадки стоит 12 евро! Но зато такой прекрасный вид через зрительную трубу – дворец «Chaillot», сады «Trocadero» …
Тоня рассказывала о всех местах, где они побывали, о том, что они видели.
Конечно, значительное место в ее рассказе было уделено модам, модным магазинам, повседневной одежде на улицах и невероятному разнообразию нарядов в зрительных залах на концертах.
– Хоть бы фотографии привезли!
– Да вон там их целый ящик! – Гриша показал на большой ящик, вынутый из письменного стола, набитый фотографиями.
Все сразу набросились на фото, фотографии пошли по рукам, раздались многочисленные комментарии …
– Марго, пойдем, поможешь мне …
Свиридов остановил Улю, которая сделала движение пойти и помочь старшим.
– Посиди. Они просто хотят побыть наедине …
ТЫ ДОВОЛЬНА?
– Ты довольна?
– Не то слово! Я даже выразить не могу …
– Город сильно изменился?
– Нет, но появилось много нового.
– Вспоминала наш первый Париж?
– Конечно. И ходили старыми маршрутами. Но знаешь …
– Воспоминания оказались богаче?
– Нет, не то. Сперва я водила Толю по своей памяти, а потом он незаметно сумел превратить все это в … Превратить в праздник путешествия с любимым человеком. Он находил маленькие кафе на крыше, такие уютные скверы, такие укромные уголки. Я забывала, что уже была здесь, и чувствовала себя молодой, влюбленной и любимой. Веришь?
– Я рада за тебя. Ты даже помолодела. Ходила в салоны?
– Что ты … Меня Толя так массировал – лучше всякого салона. Он устроил мне такой праздник … Наш праздник … Даже представить себе не могла, что так … что так …
– Да что ты так разволновалась, Верка?
– Ночной Париж, на набережной толпа танцует танго, и мы с Толей … Как девчонка … И Эйфелева башня вся переливается и лучом шарит по небу … я все на свете забывала кроме того, что он тут, что я с ним, что мы вдвоем …
– Успокойся …
– Или ночной Париж внизу, тихая музыка, все столики в полутьме, пенится «Kronenbourg 1669» и Толя … Или утром – мы с ним вдвоем чистим зубы перед зеркалом около умывальника …
Дома они с Толей редко встречались в ванной за утренним туалетом – просто не совпадали по времени. Тоня не сразу вспомнила, что это уже было в каком-то кинофильме – женщина и мужчина обнаженные стоят перед широким зеркалом и чистят зубы…
А тут … Только Толя был в плавках, а она – совсем обнаженной. Сперва они встретились глазами в зеркале, потом посмотрели друг на друга.
И Джай сказала Джону, что она-то совсем раздета, а он …
И он разделся. И это было так прекрасно, и они любовались друг другом.
– Джай, ты так прекрасна! И ты это прячешь, скрываешь от меня …
– А ты – от меня. Что с нами?..
Этого Тоня Маргарите не рассказывала.
Но они вспомнили молодость, Париж и раннюю весну, и то, как один темнокожий студент носился по городу, разыскивая Марго …
– Ты же знаешь, что он был у меня первым … И если бы ВВ не был таким педантично и скучным, то …
Маргарита задумалась.
– Я бы с Кареном съездила, но не в Париж, а в Рим. Только боюсь, не пустят ни меня, ни его.
– Мы собираемся в гости к Владимиру Альбертовичу – рассказать.
– Привет ему передай от меня …
ВАРЬЕТЕ
Когда Тоня и Маргарита вернулись в гостиную все из фирменных бокалов потягивали «Kronenbourg 1669», ящик с этими бутылками появился около стола, а Свиридов рассказывал о посещении варьете.
– Много блеска, много перьев, очень хорошо срепетированные танцы, красивая музыка, стройные девушки топлес …
– Очень много русских! – с порога добавила Тоня.
– … и никакого смысла. Но красиво, завораживающе, вызывает восторг у публики.
– И как раньше над крышей красные лопасти ветряной мельницы, и толпа перед входом в эту мельницу …
– Только напротив варьете появился секс-шоп …
– А какие фотографии делает бывшая прима «Мулен Руж» Влада Красильникова!
– Между прочим – тоже русская. Вон один из ее альбомов …
Все с большим вниманием рассматривали фотографии в альбоме.
А перед посещением «Фоли Бержер» Свиридов в виртуальном коконе невидимо проник в зрительный зал – ему нужно было посмотреть на публику, оценить их наряды – дресс-код, ничего не поделаешь.
Поэтому Джай была одета по моде и не выделялась среди дам в зрительном зале, одетых богато и часто безвкусно. И вообще эта пара производила солидное впечатление – Джон в смокинге и Джай в открытом платье с меховым палантином и скромной золотой цепочкой на шее …
– Мама Тоня, а на стриптиз вы ходили? – это спросила Уля.
– Нет, Уленька, мы не пошли. Желания не было.
– Зато в сауну в отеле ходили несколько раз, – добавил Свиридов. – И там нам очень понравилось. Тонечка имела там большой успех! Даже среди молодых манекенщиц.
Свиридов обнял Тоню.
– Мама Тоня, ты потом мне расскажешь? – тихо спросила Уля.
МУЗЕЙ РОДЕНА
– А в музеи-то вы сходили? – спросил Гриша, откупоривая очередную бутылку пива.
– Сходили … – как-то безрадостно ответила Тоня. – Только там столько туристов, что посмотреть толком ничего нельзя. Да еще в старинные залы понапихали современного техно и модерна – очень неприятное зрелище. Особенно в Лувре.
– Но зато в музее Родена было мало экскурсантов и мы полюбовались скульптурами. Правда, их там немного.
– Но его «Вечная весна», «Поцелуй» и другие шедевры там есть? – спросил Карен.
– Там только «Поцелуй», а остальное либо в виде уменьшенных копий или фотографий. Несколько работ Камиллы Клодель …
– Но папа Толя там поснимал, и получилось очень здорово. Правда, правда! Посмотрите! – и Уля протянула целую пачку фотографий.
– Отец, не пора ли тебе переквалифицироваться в фотохудожника? У тебя получается весьма недурно, особенно если в кадре появляется мама. – Гриша сказал это совершенно серьезно, рассматривая одну из фотографий.
Целующейся парой обнаженных юноши и девушки любовалась женщина, и ее фигура изумительно гармонировала с формами скульптуры.
– Прямо просится на выставку!
– Ты не возражаешь, если мы увеличим эту фотографию и повесим ее в спальне?
– Конечно, Тонечка. Она мне тоже будет напоминать о многом …
– А музей восковых фигур? Там-то вы побывали?
– Были. Прошлись по всем этажам, полюбовались. Богаче и интереснее московского…
– Там есть русское кладбище – Сен-Женевьев-де-Буа…
– Нет, там мы не были.
– Жаль … – тихо сказала Уля.
– Но зато мы съездили в Живерни!
– Это где?
– Это всего три минуты на электричке от вокзала Сен-Лазар, это усадьба Клода Моне. Это удивительный город-деревня, это такая спокойная красота! Столько цветов – я представляю, что там творится летом. И какие дома – сама история … А для туристов на каждом углу продаются сумочки с росписью «самого» Моне!
– Все альбомы, что можно было там купить, мы привезли Грише. Хоть он и не почитатель импрессионистов, но все равно …
«Париж никогда не кончается, и каждый, кто там жил, помнит его по своему».
Гриша открыл небольшую потрепанную книжку.
«Мы всегда возвращались туда, кем бы ни были и как бы он не изменился, как бы трудно или легко ни было попасть туда».
– Это «Праздник, который всегда с тобой» – шепнул Карен Марго.
«Париж стоит этого, и ты всегда получал сполна за все, что отдавал ему».
Гриша закрыл книжку, и помолчав, добавил:
«И таким был Париж в те далекие дни, когда мы были очень бедны и очень счастливы».
И он поднял красивый фирменный бокал с «Kronenbourg 1669».
Уходя гости уносили по небольшой коробочке в красивой обертке.
Дома Марго открыла свой подарок – там лежала небольшая элегантная косметичка с набором косметики, и именно такой, какую она предпочитала.
А у Карена в коробочке был мужской набор – кремы до и после бритья, мужская туалетная вода и набор лезвий …
Мари, вставая при входе Свиридова, получила розу и упаковку скромной губной помады заоблачной стоимости …
ДОПТИРАЖ
Заряжая посудомоечную машину Тоня сказала Уле:
– Давай завтра устроим «библиотечный день» – посмотрим привезенные альбомы, обсудим, посплетничаем …
Мужчины помогали женщинам собирать и очищать посуду.