Князя Дрангол нашёл в офицерской каюте – тот раздражённо пялился в карту. Заметив возвращение парламентёра, он резким жестом отослал всех лишних и требовательно уставился на друга: мол, ну что, удалось договориться?
Тот, однако, делиться новостями не спешил. Дождавшись, пока все выйдут, он уселся напротив Кьерина и принялся разглядывать его весьма вдумчиво. Взгляд такого рода весьма нервировал и раздражал; Кьерин в недовольстве приподнял брови, побуждая уже сказать что-нибудь.
Дрангол легонько пожал плечам и задал совершенно неожиданный вопрос:
– Почему ты не хочешь взять её силой?
Кьерин аж поперхнулся от такого грубого и бесцеремонного подхода. Более того, в голосе его читалась вполне заметная оскорблённость, когда он переспросил:
– Я разве похож на человека, которого привлекает насилие?
Дрангол опёрся подбородком на кулак и с некоторой благородной грустью в голосе заметил:
– Удивился человек, который только что устроил пиратский набег на мирный остров.
Тон этот, и особенно видневшаяся за ним грусть, не понравились Кьерину. Сложив руки на груди, он откинулся на спинку стула, сверкнул по-ястребиному глазами и сухо уточнил:
– Если тебе была настолько не по душе эта затея – зачем отправился со мной?
Всё ещё удерживая на лице задумчивое созерцательное выражение, Дрангол выразительно постучал себя кулаком по виску: мол, что за дурацкий вопрос, как бы я тебя бросил?
Они некоторое время мерялись недовольными взглядами, потом Дрангол заговорил:
– Эрмин, включи логику. Люди, которые грабят острова, насилуют женщин на них, – выразительно поставил он чернильницу по правую руку от себя, – а люди, которые не хотят насиловать женщин, острова не грабят, – по левую руку от себя он поставил массивный компас. – Тут либо одно, – постучал он по чернильнице, – либо другое, – постучал по компасу.
– Не вижу никакой логической связи, – хмуро отозвался Кьерин, отбирая и чернильницу, и компас, и сгребая их к себе. – То, что я разграбил её остров, ещё не означает, что я хочу её насиловать.
С минуту Дрангол смотрел на него грустно и пристально, потом перегнулся через стол, постучал по чернильнице и отметил очевидное:
– Ты её уже насилуешь, гром.
Тот презрительно скривился и возразил:
– Да я с этой дурочки пылинки сдуваю!
С его точки зрения, последние сутки он только и был занят тем, что носился с Нари и решал её проблемы.
Дрангол пожал плечами и принялся перечислять, с каждым высказанным предложением придвигая чернильницу немножко ближе к себе:
– Ты сжёг её дом. Забрал её друзей в рабство. Позволил своим воинам насиловать её подруг. Держишь её здесь против её воли. Угрожаешь насилием. Везёшь туда, куда она не хочет.
Кьерин скривился и отобрал у друга чернильницу: звук, с которым она ездила по столешнице, его нервировал.
– Что-то ты больно пылко её защищаешь! – подозрительно прищурился он.
Обычно между ними царило согласие взглядов, и ему было непривычно и досадно, что друг так настойчив в своих возражениях.
Опершись локтями на стол, Дрангол положил подбородок на переплетённые пальцы, взглянул на Кьерина прямо и открыто и возразил:
– Я не её, я тебя защищаю, гром. – И пояснил: – Это ведь ты только что заявил, что не хочешь её насиловать.
– Не хочу, – согласился Кьерин, брезгливо отодвигая в сторону чернильницу.
– Но именно это ты уже и делаешь, – невозмутимо продолжил гнуть свою линию Дрангол.
Лицо Кьерина перекосило. Ему было нечего возразить, но ему совершенно, совершенно не нравилось, к чему вёл друг.
– И что я, по-твоему, должен делать?!. – раздражённо вопросил он, прекрасно зная, какой ответ услышит.
Дрангол, впрочем, не видел смысла произносить вещи столь очевидные, поэтому просто пожал плечами.
Кьерин вскочил и стал расхаживать по каюте из стороны в сторону, заложив руки за спину. Хмурое лицо его отражало нервную работу мысли. Спустя пять минут, остановившись рядом с другом, он навис над ним и холодно сообщил:
– Она привыкнет, успокоится и полюбит меня. Это просто вопрос времени.
Пожав плечами, Дрангол придвинул к себе чернильницу и принялся играть с крышкой. Эта игра создавала неприятные звяканья, которые так взбесили Кьерина, что он резким движением отобрал у друга чернильницу.
Та таких порывов не оценила; неплотно прикрытая крышечка улетела в неизвестном направлении, чернила радостно расплескались – на столешницу, на карту, на кафтан Дрангола и на руку Кьерина.
– Бездна!.. – выругался последний, зашвыривая несчастную чернильницу куда-то в угол каюты. Её воздушный путь отразился чередой чернильных лужиц на досках пола.
Достав носовой платок, Кьерин принялся истово тереть руку, в попытках смыть подтёки, но чернила въелись в кожу моментально и стираться не желали.
В сердцах бросив платок на стол, Кьерин пустился в полемику, хотя и не получил никаких прямых возражений:
– Что теперь-то?.. Я не могу изменить уже сделанного. Остаётся только идти до конца.
Дрангол небрежно взмахнул рукой и уточнил:
– Если ты уже всё решил, то чего ты от неё-то хочешь?
Насупившись, Кьерин сел на своё место. Поднял было руку – то ли подпереть подбородок, то ли потереть лоб, – запнулся взглядом о чернильное пятно, выругался, спрятал руку под стол.
– Я хочу, чтобы она вела себя нормально! – хмуро высказался он.
Поведя плечами, Дрангол безразличным голосом отметил:
– Если я не ошибаюсь, ты уже достиг полного успеха на почве борьбы с её характером.
Кьерин нетерпеливо взмахнул чернильной рукой:
– Да нет же! – горячо возразил он. – Я как раз и хочу, чтобы она вела себя в соответствии со своим характером!
Смерив его скептическим взглядом, Дрангол любезным голосом начал выдавать новую позицию:
– Смотри, гром, – он взялся за компас, – есть свободные девушки, которые…
Лицо Кьерина стало настолько зверским, что Дрангол поспешил придвинуть компас к себе, чтобы его не постигла судьба чернильницы, и заткнулся.
С минуту стояло молчание.
– Но если я её отпущу, – жалобно воскликнул Кьерин, – она же уйдёт!
Дрангол развёл руками: мол, да, свободные девушки имеют привычку ходить, куда им вздумается, и едва ли стоит предполагать, что Нари вздумается ходить за своим похитителем.
– Нет уж, – князь упрямо сложил руки на груди.
Правая – запачканная чернилами – оказалась сверху. Он поморщился и переложил руки так, чтобы левая легла сверху и закрыла собой пятно.
– Нет уж! – окрепнувшим голосом повторил князь и утвердил: – Она привыкнет, успокоится и полюбит.
– Или не привыкнет, – скучающим голосом поправил Дрангол, – попытается сбежать и умрёт.
И без того острый взгляд Кьерина стал совсем уж убийственным.
– Куда я её отпущу! – возмутился он. – Ты ж её видел! Совершенно наивная девчонка, притом красивая и без защитника! Её в любом городе быстро загребут!..
– Эрмин, – устало перебил его Дрангол. – Мне-то ты чего доказываешь?
Он имел в виду, что ему решительно всё равно, как друг решит поступать, и он так и так не планирует его отговаривать или убеждать.
Кьерин нахохлился и вытянул под столом ноги.
– Вот ещё! – буркнул он, наконец, вставая и несколько истерично вынося вердикт: – Ну, значит, я насильник, пусть так!
– Пусть, – безразлично подтвердил Дрангол, возвращая компас на место.
От дверей Кьерин обернулся, открыл было рот, но так ничего не сказал и вышел.
– Вот, значит, как! – бурчал он себе под нос, обиженный на то, что из-за друга больше не мог воспринимать самого себя как благородного спасателя прекрасных девиц.
Это оказалось обстоятельством столь досадным, что в свою каюту он вернулся в самом скверном расположении духа.
Настроение его, и без того, отвратительное, ещё ухудшилось, когда он обнаружил там тупо сидящую на койке Нари. Лицо у той было самое безразличное и идиотское.
– Раздевайся! – с порога велел он, уверенный, что теперь всё вернётся на круги своя, и сейчас она даст ему блестящий отпор и выйдет, наконец, из этой набившей ему оскомину роли.
Но в следующую секунду позвоночник его закололи иголочки ужаса, потому что она, слова не сказав, встала и принялась копаться в шнуровке своего платья.
Несколько секунд он тупо пялился на её дрожащие пальцы, которыми она всё никак не могла твёрдо ухватить нужный шнурок.
«Нет, бездна, ну нет же! – молил он про себя. – Ну давай, ну скажи мне что-то злое, ну запульни в меня чем-то!»
Но она, ухватив, наконец, шнурок, принялась его распускать.
До этой минуты, что бы там ни говорил Дрангол, он не чувствовал себя насильником. Происходящее казалось ему будоражащей кровь игрой, где у него была роль покоряющего, а у Нари – сопротивляющейся. Ему доставляла огромное удовольствие эта игра, и он совершенно убедил себя, что и ей это нравится.
Он в два быстрых шага подошёл к ней и перехватил её руки за запястья.
Она безвольно застыла, глядя куда-то в район его шеи, и он теперь заметил, что лицо её закаменело в выражении горя.
У него дыхание перехватило от боли за неё, и больше всего ему хотелось теперь уберечь её от этой боли, защитить и уничтожить того, кто посмел ей эту боль принести.
Проблема была в том, что этим источником её боли был он сам.
– Прости… – пробормотал он, прижимая её к себе крепче и зарываясь лицом в её волосы. – Прости, пожалуйста!
Она молчала, не делая никаких попыток вырваться.
– Прости! – повторил он, судорожно вцепляясь в рукав её платья на плече и целуя её в висок. – Прости, прости, прости!.. – лихорадочно повторял он, беспорядочно покрывая поцелуями её лицо.
Она никак не реагировала, и он остановился только тогда, когда почувствовал губами соль: она беззвучно плакала.
Отшатнувшись, от смерил её с головы до ног безумным взглядом, развернулся и выбежал.
Хлопнула дверь каюты.
Зажав рот ладонью, Нари опустилась на пол и заплакала.
Следующие три дня прошли для Нари… тревожно.
Кьерина она больше не видела; сам он к ней не приходил, а выйти она побоялась. Хотя дверь не была заперта, она справедливо опасалась, что без его защиты с нею снаружи могут произойти самые неприятные вещи.
В саму каюту, во всяком случае, заходил только уже знакомый ей матрос с едой, и он не проявлял никакого желания как-то с ней общаться. Нари в этом отвечала ему полной взаимностью.
Первые несколько часов своего «затворничества» она провела как на иголках, постоянно ожидая возвращения разгневанного князя. Затем осмелела и стала исследовать каюту – поминутно прислушиваясь, не звучат ли за дверью шаги.
Ничего особо интересного ею обнаружено не было: одежда, книги на ньонском, записки на ньонском же и пара приборов.
К ночи князь не вернулся, и Нари, осмелев, попробовала заняться навигацией.
«В крайнем случае, выроню астролябию за борт и сделаю вид, что ничего такого не делала», – решила она.
С расчётами, впрочем, у неё не задалось. Она только видала со стороны, как пользовались астролябиями другие – это было крайне любопытно. В её глазах это выглядело так: человек смотрел на звезду, крутил какие-то элементы астролябии, потом записывал полученные данные.
Посмотреть на звезду и покрутить астролябию ей удалось; что и куда крутить было вроде интуитивно понятно (во всяком случае, Нари полагала, что покрутила то, что нужно, куда нужно). И даже какие-то данные она из этого получила – но что с ними делать дальше? Как из этой цифры получается представление о положении корабля?
У Нари не было ни навигационных таблиц, ни часов, ни карт. Она, правда, от отчаяния записала полученные данные, в надежде сравнить их с тем, что добудет, возможно, завтра, – но она очень сомневалась, что это ей поможет.
Действительно, вторая и третья ночи не прибавили ей понимания о местоположении корабля – данные получались одинаковые в любую из ночей. То ли она не то крутила, то ли нужны были ещё какие-то данные. Ею начало овладевать уныние.
К тому же, в каюте было совершенно нечем заняться, и упорное отсутствие князя стало навевать ей мысли о психологических пытках. Возможно, он хотел замучить её бездельем, чтобы она сама начала искать его общества? Или он планировал, что она высунет нос наружу, попадёт в лапы его матросов, а он явится спасателем и завоюет её благодарность? Нари не знала ответа, но предполагала что-то мерзкое и неприятное.
Про себя она постановила, что добровольно из каюты не выйдет, и ничьего общества искать не будет.
На утро третьего дня Кьерин, наконец, заявился к ней самолично. Она настолько отвыкла прислушиваться к шагам, что чуть не прозевала его появление, и лишь в последний момент успела принять свою деревянную безразличную позу.
Села она не слишком удачно; застывшего в дверях Кьерина ей теперь приходилось рассматривать боковым зрением, и ей было не совсем понятно, как расшифровать его хмурое выражение лица. Краем глаза ей казалось, что он ужасно, ужасно зол. Видимо, всё-таки имел место какой-то коварный план, который она разрушила, не став выходить из каюты.
«Вот тебе!» – торжествующе подумала она, довольная, что её не удалось провести.
Спустя пять минут – если Кьерин и надеялся, что, устав от одиночества, она радостно бросится ему на шею, то его поджидало разочарование, – он, наконец, заговорил первым:
– Иди сюда.
Голос его звучал устало и безвыразительно, как если бы все эти три дня он работал, не покладая рук.
Послушно встав, она подошла к нему, пытаясь из-под ресниц оценить, чем ей грозит его очередное появление – она, признаться, и от прошлого визита ещё не отошла, и предпочла бы, чтобы он продолжил свои игры с её одиночеством. В одиночестве она, по крайней мере, была в безопасности.
Он ещё с минуту разглядывал её вплотную, но она побоялась поднять взгляд, поэтому не смогла расшифровать выражение. Однако с её позиций ей было прекрасно видно, как он судорожно вцепился пальцами правой руки в отворот своего кафтана. Это нервное машинальное движение не вселяло в неё оптимизма.
– Пойдём, – наконец, лаконично велел он, развернулся и вышел.
Она отправилась за ним. Происходящее всё меньше ей нравилось.
Выйдя на верхнюю палубу, она чуть не вскрикнула от удивления, обнаружив, что их корабль дрейфует на входе в какой-то порт.
«Но мы ведь не могли успеть добраться до Ньона?!» – в ужасе подумала она, лихорадочно пересчитывая предполагаемые маршруты и расстояния. Нет, глупости, это же нужно было лететь по волнам с просто нереальной скоростью! Не могла же она не заметить, насколько быстро они идут!
Князь, меж тем, и не подумал размениваться на объяснения, а вместо того велел ей спускаться в шлюпку. Невозмутимо проигнорировав его протянутую ей в помощь руку – приказа хвататься-то не было! – она справилась со спуском сама.
Он мрачно поглядывал на неё всю дорогу до берега; она упрямо молчала.
На вёслах сидело двое матросов; Нари оценила свои шансы столкнуть князя в воду и утопить как нулевые.
Наконец, они достигли берега.
С удивлением Нари услышала ниийскую речь.
Великолепно, и что они забыли в ниийском городе?!
Нари не могла разгадать замысел князя, и от того чувствовала страх. Что он, морские демоны его дерите, подготовил ей на этот раз?!
Князь, опять и не подумав дать никаких объяснений, пешком отправился вперёд по одной из улочек. Он шёл, сутулясь и заложив руки за спину, и выглядел на редкость уныло.
Особенно Нари настораживало, что он даже не оглядывается на неё – словно ему безразлично, идёт она за ним или нет. Впрочем, пытаться сбежать она всё равно не рискнула: двое матросов всё ещё были с ними. Города она не знала, и куда метнуться, чтобы спрятаться – тоже.
«Можно закричать и привлечь внимание людей», – предположила Нари. Но она не была уверена, что кто-нибудь кинется ей на помощь; а вооружённых ньонцев, в конце концов, было трое!
«Может, он рассчитывает, что я сама начну его расспрашивать?» – предположила Нари.
Версия выглядела слабенькой, но другой у неё пока не было, и она тихо шла следом за ним, стараясь примечать всё, что попадалось по пути: а ну как всё же удастся дать дёру? Она была готова вцепиться обеими руками даже в самый ничтожный шанс!
Князь, меж тем, добрёл, куда хотел: точкой назначения оказался миленький двухэтажный дом. Достав из кармана ключ, князь отпер дверь и зашёл внутрь; Нари зашла вслед за ним; матросы остались снаружи.
Некоторое время они оба стояли друг напротив друга в просторной красивой гостиной с камином.
Всё так же ссутулившийся князь рассматривал её в упор усталыми тёмно-жёлтыми глазами, и под этим взглядом ей в который раз стало неуютно.
В голову её забрела страшная мысль: а что, если он притащил её сюда только потому, что ему по каким-то причинам не нравится насиловать на корабле? Ну там, личная каюта дорога как приют уединения. Или морская болезнь мешает.
Версия с морской болезнью показалась Нари весьма жизнеспособной.
Во всяком случае, она многое объясняла.
Она осторожно взглянула в сторону противоположного от двери окна. Если матросы остались у входа, то у неё есть шанс…
Он перехватил её взгляд и мрачно усмехнулся.
– Даже не сомневался, – пробормотал он, затем подошёл к стоявшему у стены столу. – Ключи, – выложил он на них поименованный предмет, затем взял что-то со стола и потряс: – Документы. – Отложил папку и приподнял звякнувший мешочек: – Деньги. – Добавил задумчиво: – Естественно, никакой мести твоим людям.
Взял со стола какой-то клочок бумаги, подошёл к ней и сунул в руки.
Нари машинально взяла и опустила глаза. По-ниийски там был написан какой-то адрес и ньонское имя.
– На случай проблем, – сухо пояснил князь и тут же добавил настойчиво: – Любых проблем, Нари! – она невольно вскинула на него удивлённый взгляд – и вздрогнула.
И без того птичье лицо его теперь почему-то казалось особенно угловатым; мрачные тени легли под нижним веком, отчего глазницы казались запавшими, и жёлтые глаза блестели оттуда особенно страшно.
– И во имя Того Бога, в Которого ты веришь! – раздражённо заявил он, не открывая от неё этого страшного пронзительного взгляда. – Прости запихни свою гордость в морскую бездну и обратись по этому адресу, – он ткнул пальцем в бумажку, – если тебе что-то потребуется.
Она недоуменно моргнула, пытаясь обнаружить ловушку или подвох. Он ведь не может просто оставить её здесь? Наверно, сюда сейчас прибудет охрана? Может, он решил, что в Ньоне у него уже хватает наложниц, а вот в Ниии стоит поселить парочку, чтобы были под рукой, когда понадобятся?
Она замерла в ожидании условий, угроз или шантажа, но он только молча сверлил её взглядом.
Затем странным голосом, в котором ей даже послышались на миг какие-то просительные нотки – должно быть, из-за его певучего акцента! – сказал:
– Я не уйду, пока ты не пообещаешь, что обратишься за помощью, когда она тебе понадобится.
Нари ещё раз взглянула на бумажку. Потом подняла на него недоверчивый злой взгляд и уточнила:
– И как мне за эту помощь потом придётся расплачиваться?!
Он прорычал что-то ньонское матерное, затем со злостью утвердил:
– Никак.
«Что за неслыханная щедрость!» – чуть не воскликнула язвительно она.
С полминуты они молчали.
– Нари, – наконец, скрипнул зубами он.
– Обещаю, – поспешно ответила она, в душе подумав, что не обратиться по этому адресу, даже если будет умирать в страшных муках.
Видимо, мысль эта нашла отражение в её взгляде, потому что он опять пробормотал что-то матерное.
– Идиотская женщина! – заключил он свой мат ниийским возгласом и скорым шагом почти выбежал за двери.
Нари рванула к окну.
Он стремительно удалялся по той же улице, по которой пришёл. Оба матроса столь же быстро шли за ним.
Подскочив к двери, Нари закрыла её на засов. Заперла внутренний ставень окна, выходящего на ту же сторону. Подхватила у камина кочергу и обошла с ней весь дом: два этажа, чердак и погреб. Попутно закрыла на засов и заднюю дверь, и все окна.
В доме никого не обнаружилось.
Снаружи тоже никто не ломился.
Нари зажгла свечу – теперь, когда все ставни были закрыты, в комнате стало ужасно темно – и подошла к столу.
Открыла папку с документами: там была купчая на дом на её имя.
«Я же не называла ему свою фамилию», – нахмурилась Нари и принялась листать дальше.
Рука её дрогнула, обнаружив паспорт; она была уверена, что её документы остались там, на острове. Дрожащими пальцами она развернула лист и уставилась на него в недоумении.
Это, совершенно точно, был свеженький документ, написанный буквально на днях. Однако содержал он в себе абсолютно достоверные данные.
Нари фыркнула и решила проверить ещё и кошелёк.
Обнаруженное в нём, совершенно точно, не могло быть правдой: должно быть, в свете свечи она плохо разглядела.
Поколебавшись, Нари открыла ставни окна, выходящего на задний двор, и поднесла кошелёк туда.
Нет, она всё разглядела правильно.
Другое дело, что бедная рыбачка с захолустного острова никогда такого количества денег не видела.
«О мой Бог, он сдаст меня властям, как воровку и поддельщицу документов!» – в ужасе «разгадала» план князя Нари, и поспешила припрятать деньги в погребе.
…только спустя две недели она всё-таки поверила в то, что никто по её душу не явится, и она действительно снова свободна.
Реалистично настроенному читателю, жаждущему жизненной достоверности, предлагается закрыть книгу на этом месте и самостоятельно продумать дальнейшую скучную и банальную судьбу Нари.
Читатели, которые ожидали любовной сказки, приглашаются к дальнейшему чтению.