bannerbannerbanner
полная версияХрупкая мелодия

Мария Берестова
Хрупкая мелодия

Полная версия

Магрэнь не разочаровала. Всплеснув руками, она с огорчением в голосе воскликнула:

– Но как же вы тогда будете танцевать на нашей свадьбе?

Михар сделал ещё пару осторожных шагов от неё.

– Я не планировал танцевать на нашей свадьбе, – сухо уведомил её он.

В самом деле! Они уже танцевали однажды, и хватит! Тогда это, во всяком случае, было обусловлено необходимостью выбить почву у неё из-под ног, деморализовать её и добиться большей покладистости; но теперь-то что!

– Как – не планировали?.. – потерянным голосом переспросила она, безвольно опустив руки и беспомощно хлопая ресницами.

– Переигрываете, – недовольно отметил Михар, отходя ещё на пару шагов. Ситуация изрядно действовала ему на нервы. Он видел в поведении Магрэнь лишь череду манипуляций, направленных на то, чтобы выбить из него то, чего ему делать не хотелось.

Она сморщилась, признавая его правоту.

– Но это же будет грандиозный скандал, Аренсэн! – капризным голосом протянула она, усугубляя его недовольство этой попыткой надавить. – Подумать только! Вы, наконец, женитесь – и в день вашей свадьбы ваша новоиспечённая жена танцует с кем угодно, но только не с вами! Что о нас и о нашем браке будут говорить после этого! – осуждающе покачала она головой.

Михар мысленно выругался.

Он исходил из постулата, что, раз не будет танцевать он, то и она, естественно, не будет танцевать тоже. Однако Магрэнь, кажется, была в настроении ставить жёсткие ультиматумы: либо с ней танцует он – либо она танцует с другими.

– Давайте договоримся, что и вы не будете танцевать, – мягко предложил он.

Она оценила неожиданно мягкий – даже ласковый – тон насмешливо приподнятыми бровями.

– Я даже готов оплатить этот… эту шкатулку полностью, – сделал щедрый жест Михар, готовый скорее расстаться с деньгами, чем тратить время на такую чушь, как репетиция танцев.

– Ах, какие роскошные подарки, дорогой! – откликнулась она, обмахивая щёки ладонями в стиле «я вся горю от смущения!»

Однако её лукавый дерзкий взгляд не оставлял сомнений в том, что она от своей идеи не отказалась.

Он отобразил лицом свой любимый вид «вы испытываете моё терпение».

Она смиренно вздохнула, но покачала головой: мол, да, испытываю, но от своего не отступлюсь.

Некоторое время они мерились взглядами.

– Магрэнь, вы надо мной издеваетесь, – наконец, устало обличил он её.

Передёрнув плечами, она изволила, наконец, раскрыть суть той обиды, за которую теперь ему мстила:

– Я вам того танца никогда не забуду!

Магрэнь обожала танцевать и была в этом весьма умела. Их единственный танец, в которым Михар, ведя её, умудрялся делать столько ошибок и так жёстко мешал ей эти ошибки исправить, до сих пор отдавался в её памяти возмущением и унижением. Подумать только! Это был, решительно, худший танец в её жизни, который было бы так легко исправить, если бы только он позволил ей вести! Но нет, ему, видите ли, нужно было показать, кто тут главный, и заставить её чувствовать себя нелепо и жалко!

Нет, она, разумеется, никогда не спустила бы мужчине с рук такую грубость, и тем паче не планировала спускать это с рук мужчине, за которого согласилась выйти замуж. Поэтому, с её точки зрения, она позволяла жениху выйти из конфликта изящно и загладить свою вину перед ней, закрыв, тем самым, долги между ними.

Осознав суть её недовольства и догадавшись, что так просто он от неё не отделается, он прикрыл лицо ладонью и безнадёжно переспросил:

– Деньгами не возьмёте?

Ответом ему был лишь лёгкий смешок. Конечно, она ни за какие деньги не отказалась бы от возможности поизмываться над ним.

– Что ж, – смирившись с неизбежным, Михар решил притворно уступить, чтобы она уже от него отстала, и перешёл к тону деловому и жёсткому, – тогда заводите ваш шкаф и не жалуйтесь потом!

– Шкатулку! – гордо вздёрнув носик, поправила она и подошла к шкафу. Настроение её было столь прекрасным, что она проигнорировала опасные нотки в его голосе, посчитав их всего лишь выражением его недовольства.

Ей пришлось некоторое время повозиться с механизмом – оказалось, что он может играть несколько разных мелодий. Выбрав ту, которая, на её взгляд, более других походила на её любимый бальный танец, она, наконец, развернулась к нему.

Не размениваясь на любезности и приглашения, он подошёл, довольно грубо взял её руку и повёл в совсем другом танце – тоже, впрочем, относительно подходящим под струящуюся невесомыми дробными нотами мелодию.

Надо отметить, что резкие, отрывистые жесты и шаги Михара вообще никак, никаким образом, ни с какими допущениями не сочетались с лёгкой капелью искрящихся переливами звуков нот.

Раздражённая Магрэнь шипела сквозь зубы, пыталась дёргать его и выравнивать его шаг, но он, как и в прошлый их танец, был неумолим.

Резко вырвав у него свою руку, она топнула ножкой с досады.

– Вы мне назло всё делаете, да?! – предъявила она ему обиженным тоном звенящую сквозь переливы нот претензию.

Он невозмутимо приподнял брови: мол, а вы ожидали от меня чего-то другого, серьёзно?

Магрэнь ожидала другого.

Магрэнь полагала, что в честь свадьбы вредный жених мог бы и поступиться немного своими привычками, чтобы выказать любезность к ней – в конце концов, свадебный танец вполне входил в рамки тех светских ухаживаний, которые он обычно изображал.

Непримиримая позиция Михара её ранила – возможно, по той причине, что она неожиданно для себя сильно увлеклась подготовкой к свадьбе.

В юности у неё толком и не было праздника – да и какой может быть праздник, когда осознанно влюбила в себя старика-соседа, только чтобы хоть так сбежать из отцовского дома? Те месяцы своей жизни Магрэнь могла вспоминать разве что с содроганием, и в своём собственном представлении она скорее воображала, что вообще никогда не бывала замужем, нежели была вдовой.

В этот же раз, несмотря на совершенно неромантичный контекст её отношений с Михаром, праздник готовился грандиозный. Магрэнь не просто принимала в нём самое активное участие – она сама занималась декорированием помещения, моделированием своего платья, костюма жениха и ливрей слуг, заказом тысячи приятных и красивых мелочей, продумыванием меню… Незаметно для неё так получилось, что она уже вложила в этот день всю свою душу, буквально превратив его в идеальный день своей мечты – и теперь ей было крайне неприятно столкнуться с реальностью, в которой жених вовсе не разделяет её чаяний и её воодушевления. Да и ладно, пусть не разделяет! Но портить её идеальный день! Портить чисто назло, из-за ерунды, потому что пошёл, видите ли, на принцип!

Хрупкие нотки нежной мелодии словно стукались друг о друга в воздухе, разбиваясь фарфоровой дробью искорок. Эти чарующие звуки, дополненные тонким фруктово-цветочным ароматом её духов и прозрачной нежностью шёлкового платья, совершенно никак не сочетались с суровой холодной фигурой Михара, который в своей собственной гостиной теперь выглядел чужеродным элементом.

Магрэнь в который раз с леденящей сердце тоской подумала, что не стоило ей соглашаться на его предложение. Как она и боялась, он оказался совершенно неспособен уступать и искать компромиссы. Он всегда продавливал свои решения – всегда! Магрэнь была готова уступать ему, и даже уступать часто – но почему он не мог тоже иногда идти ей в ответ навстречу в тех вещах, которые были важны для неё? Это же, в конце концов, их свадьба! От него и так ничего не требовалось, она всё, всё устроила сама! Почему ему обязательно нужно всё испортить?!

В глазах её закололо от обиды и огорчения. Она столько сил и души вложила в этот праздник! А он совсем, совсем не ценит её усилий! Он только всё портит, портит!

Михар в этот момент показался ей даже хуже, чем обычно: злой, холодный, самодовольный баран!

Лицо её исказилось несвойственным ей страдательным выражением. Всплеснув руками и пытаясь найти способ выразить свои эмоции, она заозиралась по сторонам, не нашла ничего подходящего, лихорадочными нервными движениями отвязала от своего пояса кремовый шёлковый бант, скомкала его в кулаке и зашвырнула в него со звенящими обидой и болью словами:

– Вы совершенно невыносимы! – и ринулась к выходу.

Михар машинально бант поймал – они стояли рядом, и только поэтому ей удалось докинуть столь лёгкий предмет до него.

Звенящая россыпь нот всё ещё дрожала по стенам гостиной – в такт россыпи её быстрых шагов.

Михар нахмурился: он находил столь детские истерики совершенно неприемлемыми, и был недоволен тем, что она пыталась манипулировать им таким примитивным способом. Особенно его недовольство было связано с тем, что он не понимал её странного, нетипичного поведения; и он даже поймал себя на нелепом желании броситься за нею вслед, чтобы получить, наконец, объяснения, – чего она, очевидно, и добивалась своим вульгарным ходом.

«Нет уж, тут только дай слабину, – решил он сам в себе. – Тут же начнёт из меня верёвки вить!»

Он не раз видал, как женщины проделывали эти трюки с другими мужчинами; он знал чрезвычайно умных и вызывающих у него когда-то уважение мужчин, которые в конце концов попались в сети вроде тех, что разбрасывала Магрэнь, и сделались совершенно беспомощными в безжалостных женских руках, которые вытворяли с ними теперь, что пожелают. Михар втайне презирал таких мужчин, хоть и был с ними любезен внешне, и не считал их за серьёзные фигуры – ясно же, что в семье такого рода договариваться следует с женой, а не с влюблённым в неё растяпой, – и, конечно, Михар ни при каком раскладе не желал повторить судьбу этих бедолаг сам.

«В самом деле, на что она рассчитывает!» – раздражённо отшвырнул он её бант в сторону.

Дрожащие ноты мелодии тихо замерли и растворились в воздухе. Гостиная показалась опустевшей и потерявшей дыхание жизни.

С некоторым любопытством Михар покосился на шкаф. Теперь, когда ему не грозили никакие танцы, ему захотелось исследовать этот необычный механизм ближе. Ему было совершенно неясно, как именно этот ящик извлекает звук и каким образом из звуков складывается осмысленная мелодия – и было бы весьма интересно разобраться в этом вопросе.

 

Впрочем, Михар тут же справился с собственным любопытством, посчитав, что это очередной трюк Магрэнь, и она нарочно притащила именно такую редкую и дорогую штуку, чтобы раззадорить его и тем вернее очаровать.

«Нет уж, нет уж!» – повторил он решительно и ушёл к себе, дочитывать книгу, от которой его оторвали.

Книжка, впрочем, дочитываться не пожелала, потому что чем дальше, тем больше ему казалось, что её слова «вы совершенно невыносимы!» звенели не от заполнявшей гостиную дрожащей мелодии, а от слёз.

Слёзы, конечно, были бы ещё более примитивным трюком, чем швыряние бантами и побег, но Михару своевременно вспомнилось, что Магрэнь всегда соблюдала умеренность в трюках подобного рода и умела чётко подстроить их под собеседника. Он предположил, что, если бы имела место манипуляция, Магрэнь перебрала бы ещё часть своего обычного арсенала – и если бы ей вздумалось, в числе прочего, давить на чувства, она делала бы это в своей обычной немного наигранной манере, при которой слова вроде: «Аренсэн, вы разбиваете мне сердце!» – произносятся с лёгкой насмешкой и обыгрываются нарочитыми жестами.

Михар задумался над тем, опустилась бы Магрэнь до того, чтобы использовать в этой игре манеру, неотличимую от реальных реакций, и пришёл к выводу, что, может быть, и опустилась бы – но повод был мелковат.

Неизбежно он пришёл к выводу, что она и впрямь была именно настолько расстроена, и даже нашёл объяснение уровню её расстройства – невестам перед свадьбой свойственно волноваться больше обычного.

Найдя простое объяснение её вопиюще нелогичному поведению, он было успокоился. Да, она просто волнуется перед свадьбой! Вот и всё!

Объяснив себе все сегодняшние странности таким образом, он вернулся к чтению.

Однако сосредоточиться на тексте ему так и не удалось, и вскоре он обнаружил, что бездумно перечитывает один и тот же абзац, совсем не понимая его смысла. Мысли о Магрэнь не желали уходить. Изнутри его грызло чувство какой-то неправильности – как будто бы он совершил какую-то ошибку.

Рейтинг@Mail.ru