Мария Александровна Стародубцева
Гроза
14.
Лиза разрывалась между больницей и университетом, крутилась последнюю неделю, как белка в колесе, забегая домой только, чтобы рухнуть на кровать и захлебнуться сном. Еще и эти клопы с тараканами доставали, она сквозь дремоту ощущала, как ее кусают. Кажется, это перерастало в манию. Дихлофос не справлялся, уходя, она распыляла половину флакона, тараканов меньше не становилось, а она здорово задыхалась в сладковатой вони. Иногда ей казалось, что у нее начинается астма. Находиться дома подолгу сил не было, она сбегала в больницу. Как и сейчас, вернувшись из универа пораньше, она быстро накинула на себя куртку линялого голубоватого цвета, который совершенно ей не шел, и помчалась ловить автобус.
Снег почернел и осел, весна бесновалась на городских улицах, поливая теплым дождем растрепанный город. Барнаул походил на мокрого пса, отогревающегося у решетки радиатора, присмиревшего и распушившего свалявшуюся с зимы шерсть. Даже автобус, подползший к ней, едва не окатив потоком грязной воды, в кои-то веки вымыли. А может, он просто часа три мок под дождем на конечной станции, что было вероятнее всего. Перед больницей она заскочила в супермаркет за грушами и печеньем. Ненормальный все же этот Соколовский, только оклемался, сразу пирожные ему подавай с пряниками. Видите ли, загнуться можно от пресной и невкусной больничной еды.
Естественно, он ее ждал, что еще ему было тут делать, в душной палате, наедине с уховертками, заполонившими больницу по случаю сырости. Насекомые Юру не смущали, он рвался обратно в свой отдел, как кролик перед удавом.
–На меня уже кассирша смотрит, как на свою подругу, груши со скидкой свешала,– она усмехнулась, наблюдая, как бледный старый ее друг уплетает свое лакомство. Врач разрешил ему сидеть, чем тот активно и пользовался. Да, он точно шел на поправку, она уже не боялась смотреть ему в глаза.
–Прикинь, сегодня моя Маргарита Игоревна заходила, спрашивала, когда я к ней вернусь! Вот упрямая тетка, ей же никто не говорил, где я и что со мной, нашла ведь. Сыночек ее вернулся. Так она только о нем и говорит, зовет меня отмечать сие великое событие!
–Бедной бабуле не на кого орать за поздние возвращения, только и всего.– съязвила Лиза,– Дай мне хоть одно печенье, я же их покупаю, даже не пробую.
–Нет, себе ты дома купишь, а это мое,– немедленно отозвался тот.– Наверно, все-таки Эдик ей проболтался, ну не могла она сама сюда приковылять, у нее же ноги вечно болят.
–Ага, значит, ты врал, что терпеть ее не можешь!
–Ну,– замялся тот,– она противная настырная тетка, которая постоянно трещит про разваливших страну американцев. Зато не мешает мне работать, и денег берет немного.
–Ты же кругом ей должен, сам жаловался? – вспомнила Лиза, ехидно посмеиваясь.
–Точно, совсем забыл. Лишь бы она не вспомнила!
Дверь отворилась, и в палату вошла целая делегация. Ну как вошла, ввалилась, отчаянно топая и хихикая. Парни ежились в непривычной обстановке, как гимназистки, умора! Возглавлял пришедших Эдик, довольный и раскрасневшийся с уличного холода, за ним шли Леха с Володей, да еще и Полозков, впервые на памяти Соколовского оторвавшийся от своего стула в дежурке. Кстати, рыжие патлы он расчесал, вероятно только на сегодня.
–Ну что, Юр, ты и в аду всех достал, да? – Эдиковская туша бесцеремонно прошествовала к соколовской койке, взгромоздившись на нее. – А нам шеф головы поотрывал, мол, что мы будем без тебя делать.
–Вообще,– пробасил Полозков,– без тебя мы будем спокойно и хорошо жить, без твоих придирок и подколов.
Коргин шутливо ткнул приятеля в бок.
–Нам Лизка не сказала, что принести,– тут взгляды устремились на пунцовую Лизу. Сдал он ее с потрохами.– мы тут маленько посовещались. – На тумбочку водрузили здоровенный пакет с фруктами, соками и черт еще знает с чем. У Соколовского глаза на лоб вылезли.
–Мать моя, и как я это все съем по-вашему?
–Тебе хватит до выписки,– хохотнул Бернс,– да мы и сейчас уже начнем. Кстати, чуть не забыл, можешь готовить поляну в честь своих новых звезд.
–Да ну?
–Серьезно, уверяю тебя. Комаров погрызся с начальством, написал на тебя длиннющее представление, всем отделом собирали компромат. В следующем месяце гарантированно ждет тебя повышение до капитана!
–Ну ребят, вы даете! – обычно расторгать невозмутимого Соколовского было довольно сложно, сейчас был не тот случай. Потом Бернс клялся, что видел в глазах друга слезы, а тот, как обычно, все отрицал.
–Соскучились по тебе, Юр, -отозвался Полозков,– сами не ожидали.
–Да и дел накопилось, – жалобно ввернул Бернс, – я один не справляюсь.
–О, вот в это я поверю! – компания принялась за угощение. В конце концов, жизнь продолжалась и властно рвалась на волю из темницы воспоминаний.
Долго посидеть не удалось, в палату заглянула медсестра и сказала, что вызовет охрану если они не уберутся, и не прекратят шуметь. Бернс разрулил ситуацию, широко улыбнувшись сорокалетней медсестре, та ожгла его мрачным взглядом и скрылась. Стараясь не палиться, смотались и остальные. В затянутой сумерками палате осталась только Лиза.
–Сейчас тоже побегу, еще завотделения придет, нагорит. Так, значит, твердо решил вернуться? – вдруг посерьезнела она.
–Выходит так,– отозвался Соколовский, невольно отведя глаза.
–Тебе смертей мало, Юр? – начала она давно планируемый тяжелый разговор. – Сашка погиб, тебя еле откачали, а опять туда же? Неужели другой работы нет, без всей этой грязи, этой крови?! – ее голос захлебнулся и сорвался на шепот.– Неужели снова придется ждать? Я не смогу потерять снова! – выпалив последние слова, Лиза вспыхнула, боясь взглянуть на собеседника. Потом все же посмотрела, снизу вверх, как тогда, в их последнюю встречу перед перестрелкой. Соколовский улыбался, тепло и открыто, впервые за долгое время. Он отлично ее понял, все, что девушка хотела сказать. Как боится она, думая, что предает Сашку, но стремясь вырваться из-под груза горечи. Как мечется, до сих пор не понимая, куда бежать, заблудившись в сомкнувшемся вокруг сером тумане. Она только думала, что способна все спланировать, отдаваясь под конец минутному порыву. А теперь растерялась, хоть и не желала сознаться в этом. И, решившись, он притянул ее к себе, ероша ее волосы пальцами.
–Бедная моя напуганная девочка,– пробормотал он,– и как странно пробовать называть тебя своей. И открыто говорить, как ты мне дорога. Непривычно, даже неудобно. Я не могу, Лиз,– он взял ее за плечи, чуть отстранив, чтобы видеть ее лицо. – не могу и не хочу ввергать тебя в то же болото. Ты права, конечно, есть другая работа. Другая жизнь, пусть так. И она у тебя будет, не сомневайся, и я обещаю, честно обещаю, всегда быть рядом с тобой и поддерживать тебя. Но делать тебя своей не стану, и ждать меня, и терять тебе не придется. Я знаю, как ты убиваешься по Саше даже и теперь, хоть внешне немножко и оттаяла. С моей помощью.– он добился своего, у нее в глазах появились озорные смешинки, за которые он ее обожал. – И не позволю вот так же убиваться по мне, нет. С тебя хватит, Лиз. Сашка тогда еще мне сказал, что хотел купить тебе розы после дежурства, прости, что раньше не говорил.
–Вот ты всегда так,– обиженно ответила она, подавляя в себе предательское дрожание голоса,– сам все хочешь решить за других. Вы оба так похожи, мне даже страшно. Только я устала искать Сашку. – она говорила уже скороговоркой, боясь, что опять расплачется.– А ты, тебя же убьют там, в конце концов!
–Это ты загнула, Лиз,– усмехнулся он,– с чего ты взяла, что меня обязательно убьют? Вон, даже капитана давать хотят, ценят, оказывается. Прорвемся, вот увидишь.
–Ты вечно притворяешься, как всегда,– зло сказала она, загораясь.– я в эти недели все поняла! Думаешь, сможешь без меня? Думаешь, я смогу забыть, как здесь сидела, прислушиваясь к каждому чертовому шороху?! Не строй из себя фаталиста, ты никуда от меня не денешься!
Не в силах дольше себя сдерживать, он, наконец, позволил себе поцеловать ее по-настоящему, как столько раз представлял. Думал ли он, что предает старую дружбу, занимая чужое место? Может быть, да. Но уж точно не сейчас.
За окнами больницы темнело и набухало небо. Собиралась первая в этом году весенняя гроза, слишком ранняя и оттого непредсказуемая. Вдали тихо грохотал гром, недоумевая, почему его не слышат и не обращают внимания. Накрапывал дождь, оставляя маленькие кратеры в пыли, похожей на лунную поверхность. Дождь придет совсем скоро и смоет накопившуюся грязь с очнувшихся от мороза и снега улиц, пробудит их к чему-то новому, столь же неизбежному, как восход солнца через несколько часов.