Марина Антоновна Тишанская
Проклятье старинного кольца
– Конечно – конечно, – ответил Генка, который, действительно, прочитал только первые лекции. – Большое спасибо. Я учу. Там кое-что непонятно. Можно, я вам покажу?
– Давай сюда, – не слишком любезно буркнул Кирилл. Копейников протянул ему лекции с вложенной в них расческой.
– Там один график я не понял, и еще формула не выводится. У вас написано «очевидно, что…». А мне ничего не очевидно.
– Я сейчас занят. Приходи в другой раз.
– Так послезавтра коллоквиум у нашего курса. Давайте, я лучше посижу, подожду, пока вы освободитесь.
Это было совершенно некстати, но, с другой стороны, пусть подстрахует. В конце концов, мало ли что.
– Ладно, заходи. Только сиди тихо. Звук услышу – выгоню.
Несмотря на веские доводы в пользу исследований Воробьев чувствовал себя школьником, без спроса залезшим в химический кабинет в поисках чего-нибудь эдакого… Ветер из открытой форточки шевелил шторы, не давал воздуху застаиваться, но лоб Кирилла все равно покрылся испариной.
– Что это вы делаете? Можно мне посмотреть? – не выдержал любопытный Генка.
Кирилл хотел рявкнуть на него, однако передумал. Концентратор перестал вращаться, не издавал никаких звуков и не вибрировал, но все же по каким–то неуловимым признакам чувствовалось, что он работает.
Для начала Кирилл внимательно рассмотрел концентратор через лупу, но ничего нового не увидел. Определить материал не удалось. Отскоблить кусочек ножом он не решился, поковырял ногтем. Казалось, коробочка поддается при надавливании. На крышке даже осталась еле заметная впадинка – след ногтя. Кирилл потер вмятинку пальцем, желая устранить след. В комнате запахло озоном. Заинтересовавшись, он потер сильнее, и вдруг обнаружил, что на гладкой поверхности появились круглые пятнышки чуть-чуть другого оттенка. Расположенные в шахматном порядке, они напоминали кнопки, но были так малы, что нажать на них можно было лишь остро заточенным карандашом. Вооружившись шилом, он дотронулся до крайней левой точки. Небольшой радужный шар вылез из ближайшей к кнопке прорези и медленно поплыл по комнате. Он плыл не спеша, потихоньку вращаясь и как-то странно искажая окружающую действительность. Сначала Кириллу показалось, что все дело в эффекте преломления, но потом эту версию пришлось отбросить. Что бы это могло быть? Шаровая молния? Проплывая мимо шкафа со стоящим на нем маминым любимым папоротником, шар отразил в своей полупрозрачной глубине могучий ствол какого-то мощного растения. Последовательно проплывая мимо часов, керамической тарелки на стене, большого календаря, он самым непостижимым образом менял их изображения, придавая им причудливые, гротескные формы.
Ровное течение Т-ЭМ поля нарушалось в одной, микроскопической в масштабах Вселенной, точке. Плавные изгибы силовых линий превратились в ней в грубые изломы. Напряженность поля росла. Узкое пространство словно железной рукой хватало и втягивало в себя материю.
Перед глазами Кирилла возникла уже виденная им комната. Тяжелые бордовые портьеры слегка шевелились, хоть окно и было закрыто.
«Ну и сквозняки у них там», – невольно подумал Кирилл.
Радужный шар плыл перед глазами, открывая все новые детали интерьера.
Комната казалась пустой, лишь в очаге горел огонь и освещал яркими всполохами старинную мебель. Внезапно в комнате появился человек, та самая женщина, что снилась ему после лекции. В руке у нее был подсвечник. Шар причудливо исказил ее лицо, проплыл мимо, и изображение прояснилось. Женщина поставила свечу на стол и взяла маленький серебристый колокольчик.
Оказалось, что видение сопровождается звуками, так как мелодичный звон донесся до Кирилла совершенно отчетливо.
На зов колокольчика в комнату вошла молодая девушка, почти ребенок. Генка смотрел на происходящее, раскрыв рот.
Девушка присела в вежливом поклоне и спросила:
– Вы звали меня, леди Мортимер?
Генка вскрикнул, увидев вошедшую. Он подался вперед и ткнулся бы головой в радужный шар, если бы Кирилл не схватил его за шиворот. Он нетерпеливо вертелся, пытаясь разглядеть девушку, но заряд концентратора иссяк. Шар медленно растворился в воздухе, и видение исчезло.
– Как вы думаете, Кирилл Сергеевич, что это было? Может, это у меня глюки – перезанимался вашей темпорологией, и крыша поехала?
– Боюсь, Копейников, что нет.
– Что значит «боитесь»? Думаете, приятно чувствовать себя сумасшедшим?!
– Да нет, Гена, я так не думаю. Дело в том, что я тоже видел что-то, похожее на отрывок стереофильма. Франглия, примерно восемнадцатый век. Возможно, этот прибор способен при определенных условиях вызывать массовые галлюцинации.
– Какие галлюцинации? Девушка в фартуке – Лилька Михайлова, из тридцать шестой квартиры!
– Что за Лилька?
– Ну, горничная в этом глюке как две капли воды похожа на мою соседку. Ее зовут Лиля. Она живет со мной в одном подъезде, в тридцать шестой квартире, ясно?
– Ты уверен? Опиши мне ее.
– Зачем это?
– Возможно, мы восприняли это явление каждый по-своему.
– Понятно. Ну, она такая симпатичная, стройная, лапочка, одним словом.
– Копейников, что с тобой? Где точность формулировок? Какого цвета у нее глаза, волосы, какой рост, худощавая или нет? Словом, опиши ее, как ты бы в милиции кого-нибудь описывал.
– Она, между прочим, во-первых, не теорема с точной формулировкой, а во-вторых, не вор – рецидивист, и в милиции я ее пока не описывал.
– Гена, не злись, ты же понимаешь, как это важно.
– Ладно. Она светленькая, глаза серые, волосы вьются, рост сантиметров сто шестьдесят, наверное. Мне по плечо где-то. Носит S-ки. Я у нее на куртке размер видел, когда она ко мне приходила математикой заниматься.
– Да, это та же девушка, которую видел я. И давно она с тобой математикой занималась?
– А вы не острите, я действительно ей помогаю иногда уроки делать. Дней пять назад это было. Обычно она ко мне через день со своими задачками бегает. Знаете, я, пожалуй, ей быстренько позвоню.
– Быстренько не получится. У нас же телефоны во всем доме отключили – газопровод чинили, а там, оказывается, опять телефонные провода на пути оказались…
– Почему «опять»?
– Помнишь, месяц назад то же самое было.
– Вы, Кирилл Сергеевич, веселитесь, а я, между прочим, беспокоюсь.
– Извини, Гена.
– Ла-адно. А с телефоном не проблема. Я по мобиле позвоню.
Копейников, не прерывая разговора, торопливо вынул из кармана мобильный телефон и быстро набрал номер.
– Понимаете, – продолжал он, – мать условие поставила: или я не ухожу из дома без телефона, или она ложится с инфарктом в больницу, как только я не приду домой ночевать.
– Знакомая ситуация. Что твоя знакомая, не отвечает?
– Нет, гудков десять уже было. Дома нет. А что, если это она «туда» попала?
– Куда «туда», Гена? Это ненаучно.
– Почему? Просто мы не знаем, что «это» было, и как Лилька туда попала.
– Хорошо, пусть не знаем. Но как, по-твоему, мы можем узнать? Сначала надо убедиться, что с твоей соседкой все в порядке.
– Тогда я зайду к ней домой. А если ее нет? Если она пропала?
– Вот тогда и будем решать. Узнать бы, что это было за видение…
– Да, задачка. Кому скажешь, не поверит, еще психушку вызовет. Хотя… Есть одна гениальная мысль. Надо к Насте пойти.
– У тебя, Копейников, все мысли гениальные. Просто не знаю, куда от них деваться! Причем тут Настя?
– Чего вы краснеете? Пообщаемся с красивой девушкой. Она заочно в Москве на историческом учится, у нее специальность – «средние века». А может, эти Мортимеры на самом деле жили во Франглии лет двести – триста назад? Вы же не сомневаетесь, что глюк был именно из прошлого. И фамилии у них франглийские. Ну как, Кирилл Сергеевич?
– Я, право, не знаю, Гена, – перешел на изысканный слог Воробьев. – Стоит ли?
– Что, боитесь? Ну, так я сам пойду. Хотя вдвоем, конечно, было бы убедительнее.
– Ладно, Копейников, уговорил, – вздохнул Кирилл.
В этот момент раздался продолжительный звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть? – задумчиво спросил Кирилл и поморщился, только сейчас почувствовав, что в квартире отвратительно воняет горелой резиной. – Генка, открой, будь добр, а я на кухню сбегаю.
– А чем это оттуда тянет?
– Это я на ужин колбасу жарю.
– Ну, если такой запах, то хорошо, что сгорела, а то отравились бы.
Звонок надрывался изо всех сил. Генка открыл. На пороге стояла Венера Никитична, соседка Воробьева.
– Молодой человек, у вас, по-моему, что-то горит.
– Спасибо, бабуля, мы заметили.
– Это хорошо. Скажите, пожалуйста, какой продукт может производить такое э… амбрэ?
– Колбаска, а что?
– Ничего, конечно. Просто я пирогов с капустой напекла. Хочу вас с Кирюшей угостить. Заходите на чай.
– Большое спасибо. Кириллу Сергеевичу сейчас очень кстати будет. Взбодрит.
– Почему только ему? Я вас тоже приглашаю.
– К сожалению, придется собрать волю в кулак и отказаться. Мне нужно к своей соседке зайти.
– Что же, ваша соседка тоже любит пироги печь?
– Скорее наоборот. Она любит есть горячие бутерброды, которые я пеку. Что поделаешь…
– Видимо, вашей соседке еще нет семидесяти, и общение с ней привлекает вас больше.
– Да, то есть, нет. Э…
– Не смущайтесь, юноша. Я не обижена. Мне тоже когда-то было семнадцать. Пойдемте, я заверну вам пирожок в бумагу. Съедите по дороге.
Глава 3. В старом замке
Леди Эстер, графиня Мортимер, с типично франглийским худым лицом и властно выдвинутым вперед подбородком, статная и чопорная, стояла около большого окна. Она смотрела вдаль, туда, где солнце садилось за море.
Летняя гостиная, где, несмотря на приближающиеся холода, проводила время графиня, была обставлена изысканно и просто. Глубокие кресла возле камина, низкий столик, удобный диван. У стены возвышался массивный шкаф с книгами. Леди Эстер любила почитать, а библиотеку оккупировал ее муж.
Молодой человек с прилизанными волосами – ее секретарь Энтони Фостер, сидел в своей комнате. Его маленький кабинет с узким, выходящим в темный парк окошком, ничем не походил на покои госпожи. Секретарь сидел на видавшем виды стуле возле заляпанного чернилами стола и, макая отточенное гусиное перо в необыкновенно красивую серебряную чернильницу, подаренную ему в День Ангела графиней, переписывал на лист сероватой шершавой бумаги список предполагаемых затрат Мортимеров на ремонт флигеля, располагавшегося на окраине имения и совсем развалившегося. Чтобы сдать его в аренду, требовалось привести его в порядок, а это немалые деньги. Прежде чем показать список затрат графине, необходимо было переписать его набело.
Неожиданно над его головой заплясал, издавая громкий звон, серебряный колокольчик. Стало понятно, что Фостера зовет графиня.
Он осторожно отложил перо на подставку в форме парусной лодки, в дополнение к которой и была подарена дорогая массивная чернильница, и, одернув сюртук, поспешил на зов своей госпожи.
Силуэт леди Эстер четко вырисовывался на фоне окна, открытого несмотря на прохладный день. В комнату вполз тяжелый осенний туман. Тяжелые бархатные портьеры шевелились на ветру, как живые. Но графиня не обращала внимания на холод, ее переполнял гнев. Леди Мортимер повернулась к секретарю, и тот невольно сделал шаг назад.
–
Фостер, спуститесь в библиотеку и посмотрите, не оставил ли там сэр Джордж своих бумаг, – произнесла она неестественно ровным голосом.
–
Чем я навлек на себя немилость вашей светлости? – испуганно спросил Фостер.
–
А вы проницательны, мой друг, – получил он язвительный ответ, – более того, пожалуй, я подумаю, не опасно ли держать личным секретарем человека, смеющего обманывать меня.
–
Прошу прощения, ваша светлость, не понимаю, о чем вы говорите. Дальний флигель настолько занимает мои мысли, что я, видимо, не сразу услышал звон колокольчика, – злополучный секретарь попытался свести разговор на менее скользкую тему.
–
Похвальное прилежание, Фостер. Но должна напомнить, что вас брали на работу с условием не заводить никаких интрижек, тем более с моими знакомыми, я уж не говорю об их слугах.
–
Разумеется, я помню об этом, ваша светлость.
–
Ах, помните?! А записка любовного содержания, которую я случайно нашла на полу около вашего кабинета? Объясните, как она туда попала! – С этими словами леди Эстер бросила листок бумаги на пол, прямо под ноги молодому человеку.
Фостер был настолько шокирован необычным поведением госпожи, что не сразу нагнулся и поднял его. Этого времени графине хватило, чтобы осознать свою несдержанность и взять себя в руки.
«Милый друг! С любовью и нетерпением жду…», – прочитал опальный слуга начало записки. «Гербовая бумага Лонгфильдов», – подумал он, – «но почему леди Мортимер так злится? Неужели ревнует меня?! Только этого мне не хватало!»
–
Госпожа, вы считаете, что записка предназначена мне?
–
Да, именно так я и считаю, поскольку больше подходящих на эту роль молодых мужчин в доме нет. Записка подписана инициалами Джи Эль. Прошу меня просветить: это графиня Джулия Лонгфильд или ее горничная Жаннет Ломьер?
–
Клянусь, ваша светлость, я ничего не знаю об этом. Записка предназначена не мне. Никаких дел с леди Лонгфильд или ее служанкой у меня нет, тем более амурных.
–
Хорошо, предположим, я не права. Кому же тогда может быть адресовано письмо?
–
Кому угодно, госпожа. Садовник Билл достаточно молод и смазлив, кучер Джэк, ваш супруг, наконец. Хотя он и не молод, но весьма неравнодушен к женскому полу.
–
Как вы смеете, Фостер
?
!
–
Я бы не посмел в других обстоятельствах, но чтобы оправдаться в глазах вашей светлости, любые средства хороши.
–
Вот как? Ну что же… Я, пожалуй, поверю вам и дам возможность оправдаться. Вы получите задание весьма деликатного характера. На нем-то я и проверю вашу преданность.
–
Я знал, несравненная леди Мортимер, что здравым смыслом и обаянием одновременно из всех известных мне знатных дам обладаете только вы.
–
Вы слишком смелы, мой друг, и, к тому же, умелый льстец. И мне это по душе. Но, повторяю, я проверю вас в деле.
–
Весь внимание, ваша светлость.
–
Надеюсь. Задание связано с дурными наклонностями моего супруга, раз уж вы сами о них заговорили.
–
Но, ваша светлость…
–
Успокойтесь. Его пристрастие к хорошеньким служанкам беспокоит меня только в случае, если оно выходит за рамки приличий. Но чтобы я полностью поверила вам, придется все же выяснить, кто автор записки и кому она предназначена.
–
Слушаюсь, миледи.
–
Это все. Ступайте.
Дело шло к вечеру, когда Фостер смог заняться приватным поручением графини. Он должен был оправдаться во что бы то ни стало. Леди Мортимер не потерпит в замке слугу, нарушившего ее запрет на фривольное поведение. Он, правда, не женат и вполне мог ухаживать за горничной леди Лонгфильд с серьезными намерениями, но он не хотел терять преимущества холостого человека, на которого может обратить внимание знатная дама.
Кучер Джек вместе с конюхом Генри чистили конюшню. Последний был давно женат на кухарке Кэт, и вряд ли вел переписку с горничной из соседнего поместья. Поэтому Фостер решил поговорить наедине с Джеком.
Конюшня представляла собой длинное, недавно выкрашенное желтое здание. Внутри резко пахло навозом и конским потом. Видимо, коней еще не чистили и помещение не убирали. Лошади негромко ржали в предвкушении вечерней трапезы. Несколько свечей освещали полутемное пространство. Фостеру также почудился запах самокрутки, которые обычно курили работники. Джек, завидев секретаря хозяйки, стремительно потушил бычок о подошву ботинка.
– Джек, – позвал кучера Фостер, – выйди, поговорить надо.
Тот поспешно вышел из конюшни вслед за Фостером.
– Простите, господин секретарь. Я только разок курнул, очень уж душа просила.
– Разговор будет не об этом, хотя это и нарушение. Скажи, тебе серьезно нравится Жаннет – служанка леди Лонгфильд?
– В каком смысле?
– Ты собираешься на ней жениться?
– Что вы, господин, и в мыслях нет. У меня совсем другие планы.
– А зачем она тебе пишет любовные записки? Леди Мортимер одну из них нашла.
– Это ошибка, господин. Она мне ничего не писала. Может, подшутить захотела?
– То есть вы с ней о свидании не договаривались?
– Нет, конечно. Я за Эммой ухаживаю, жениться на ней хочу.
– Смотри, леди Эстер не потерпит никакого разврата в своем имении.
– Я знаю. Клянусь вам…
Фостер не стал дослушивать испуганного кучера. Старшая горничная, девушка положительная, сразу отказала бы парню, позволь он себе роман на стороне. Ясно, что к записке он отношения не имеет. Секретарь развернулся и пошел в сторону флигеля около ограды, где жил садовник Билл вместе с сестрой и больной матерью. Сестра садовника Бетти помогала кухарке Мортимеров и вносила свою часть в бюджет семьи, а мать была парализована и проводила время в кресле, куда сын сажал ее каждое утро.
В окошке горел огонек. Семья молилась около образов в углу перед началом ужина. Не хотелось их прерывать, но Фостер негромко постучал в окно. Билл выглянул наружу.
– Это вы, господин секретарь?
– Я, Билл. Извини, что не вовремя. У меня к тебе дело.
Поговорив с садовником, Фостер понял, что не он является адресатом, которому была написана записка с приглашением на свидание. Больше мужчин в поместье не было. Помощника садовника Тома можно не считать – он еще мальчишка, а женатого конюха – тем более.
Стало ясно, что письмо предназначалось для сэра Джорджа. Только как убедить в этом хозяйку? Нужно, чтобы Жаннет сама призналась, кому писала записку. Как это сделать? Она же не дурочка, и не захочет по своей воле получать неприятности. А если записка не от Жаннет, а от ее госпожи? Единственный способ – заполучить образцы почерков леди Лонгфильд и ее служанки. Еще неизвестно, обучена ли Жаннет грамоте. Если нет, то и почерки сличать незачем. Фостеру и так уже стало ясно, что скорее всего злосчастное послание написала Джулия Лонгфильд и адресовала сэру Джорджу.
Секретарь направился домой. Неосвещенный солнцем сад пугал темными движущимися тенями деревьев, ветви которых шевелил ветер. В ближайшем по ходу крыле замка Фостер почувствовал запах свежей выпечки: там находилась кухня.
Этот запах напомнил секретарю детство. Когда отец – викарий Колин Фостер – приходил вечером домой, мать пекла к ужину вкуснейшие пироги с вареньем. Они пахли точно так же. Викарий получал совсем маленькое жалование, и семья кормилась с небольшого огорода. Мать сажала огурцы и картошку, а по утрам ходила в ближайший лес за малиной. Она знала, где расположены самые богатые малинники. Днем она варила варенье, а вечером пекла пироги.
Потом отец одряхлел настолько, что не мог уже вести службы, и в приход назначили нового викария. Родители переехали в маленький домик в деревне, но вспоминал Энтони именно дом викария, в котором прошло его детство.
Хорошей одежды у Энтони Фостера никогда не было, зато он никогда не голодал. Отец научил его грамоте и счету. Когда графиня Мортимер стала искать подходящего секретаря, то священник, которому подчинялся викарий, рекомендовал леди Мортимер сына Колина. Энтони не в чем было даже пойти к леди Эстер для знакомства, но священник и тут помог – дал ему одежду своего сына, который служил в королевской армии и ходил в военной форме.
Получив первую зарплату, Энтони поехал в город и купил себе новую одежду, матери пуховый платок, а отцу крепкие ботинки. Хоть он никогда в жизни не держал в руках столько денег, сколько выдала ему экономка Мэри Талбот, оказалось, что потратить их все в городе достаточно легко.
Фостер слегка улыбнулся – каким он был наивным! Предел мечтаний – работать у графини и получать плату за работу каждый месяц. Сейчас у него совсем другие желания. Денег, конечно, стало больше – ему уже несколько раз повышали жалование, но этого теперь было мало. В мечтах он становился любовником знатной дамы и правил большим поместьем и людьми наравне с госпожой.
Лиля очнулась в парке. Осенние листья ковром устилали землю. Она сидела на траве. Среди кустов и деревьев возвышался средневековый замок. Она читала о таких в приключенческих книжках. Интересно, как она сюда попала? И куда это – сюда? Место казалось совершенно незнакомым. Может быть, это задняя стена франглийского музея? Наверное, экскурсантам здесь находиться нельзя. Чтобы сразу не выгнали, она решила найти укрытие.
Девушка спряталась за цветущим кустом. Было уже почти темно. Пожилой человек с седыми волосами и бакенбардами, в панталонах до колен и сюртуке, напоминавшем по покрою одежды восемнадцатого века из музейной экспозиции, вышел из парадных дверей замка и неторопливо пошел по аллее, в конце которой виделась ажурная деревянная беседка. Как странно! Может быть, здесь снимают фильм?
Лиля осторожно двинулась следом за мужчиной прямо по газону, прячась за стволами вековых деревьев. Она не смогла бы объяснить, зачем преследует незнакомца. Но любопытство гнало ее вперед. Вдруг она услышала скрип гравия позади.
Молодой мужчина, высокий и стройный, но в видавшей виды старинной шляпе и широкой накидке без рукавов торопливо приближался с другой стороны. Сначала девочке показалось, что он идет прямо на нее. Но человек прошел мимо, не заметив ее за старым дубом, и так же, как и первый, направился к беседке. Лиле показалось, что он следит за пожилым. Она опустилась на корточки, стараясь отдышаться и унять дрожь в коленях.
Где она, и что здесь происходит? Не похоже на киносъемку. Минут через десять девочка решилась выглянуть из своего убежища.
Тот, что в накидке, похожий на разбойника из старых рыцарских романов, вдруг бесшумно раздвинул кусты и скрылся с аллеи. Второй, не оглядываясь, вышел из беседки и остановился в раздумье.
«Может, подойти к нему? Спросить, где я?» – девочка поднялась, но не успела сделать и шага.
«Кто вы? Что вы здесь делаете?» – спросил ее по-франглийски мужской голос. Лиля обернулась и встретилась глазами с «разбойником в плаще».
Голова у нее закружилась, и она в первый раз в жизни потеряла сознание.
«Кажется, она упала в обморок! Чудеса, да и только», – подумал обескураженный Фостер, – «Кто эта девушка? Если она – любовница хозяина, то почему так странно одета? Юбка не закрывает щиколоток – лишь слегка ниже коленей, кофточка с застежкой впереди, корсета явно нет. И отчего потеряла сознание? Пожалуй, отнесу ее в дом. Это отвлечет леди Эстер от неприятных вопросов».
Девушка оказалась совсем тоненькой и легкой. Энтони без труда подхватил ее на руки и пошел к парадной лестнице замка Мортимеров.
Вверху, как всегда безупречно одетая, в элегантной меховой накидке из хорьков, его поджидала хозяйка дома.
Гнев на лице обычно сдержанной аристократки поразил ее секретаря.
– Вы совершенно потеряли совесть, Фостер! Таскаете своих подружек по парадной лестнице моего дома! Как вы смеете?!
– Но, миледи, эту девочку я вижу в первый раз! Я нашел ее в саду близ главной аллеи парка. Она, видимо, без сознания и нуждается в помощи.
– Да? Ну что ж, несите ее в гостиную и дайте мои нюхательные соли. Я попробую привести ее в чувство и узнать, кто она и зачем пришла. Подождите, я посмотрю на ее лицо, – пару минут леди Эстер задумчиво смотрела на девушку, – нет, я никогда раньше ее не видела. А как странно она одета! Вы обратили внимание, Фостер?
– Безусловно. Может, девушка специально так оделась, чтобы ее не узнали, когда она будет тайно пробираться к своему воздыхателю?
– Вы, конечно, имеете в виду моего супруга? Нет, мой милый! Такие худышки вовсе не в его вкусе. Я слишком хорошо знаю сэра Мортимера. Думаю, это – отставшая от своей труппы бродячая артистка. Ну, что же вы стоите? Делайте, что вам приказано! А затем распорядитесь, чтобы кухарка подогрела остатки бульона, который подавали к обеду. Бедняжка, несомненно, в голодном обмороке.
Фостер, довольный, что его хозяйка ничего не спросила о результатах слежки за мужем, почти бегом отнес девушку в гостиную и положил на кушетку.
После нюхательных солей и нескольких глотков горячего бульона непрошенная гостья пришла в себя.
– Кто вы, дитя мое? – неожиданно ласково спросила ее леди Эстер, склонившись над кушеткой.
– Я не знаю, – тихо пролепетала Лиля, и из ее глаз покатились крупные слезы.
– Как странно вы произносите слова! Видимо, вы очень устали, деточка. Не плачьте. Я распоряжусь, чтобы для вас подготовили комнату. Отдохнете несколько дней и все вспомните.
Энтони слушал и не верил своим ушам. Таким ласковым, почти материнским тоном, насколько он мог помнить, его хозяйка разговаривала в первый раз.
Покормив девушку, леди Мортимер приказала Фостеру отнести незнакомку в комнату кухарки Кэтти, поскольку та пока в лазарете, и распорядиться, чтобы горничная Эмма за ней ухаживала.
Лиля не понимала, что происходит. Люди вокруг говорили по франглийски, носили странную одежду. Все выглядело так, будто она попала в вымышленную реальность. Но такого не может быть на самом деле, только в кино! Человек не может переместиться в какой-то другой мир. Как объяснить то, что с ней произошло?
Она не хотела ни о чем думать. Надо проснуться! Наверное, надо крепко зажмуриться и открыть глаза. Тогда все вернется на свои места. Ребята из ее класса, музей, учительница…
Конечно, все, что ей привиделось – просто сон. Как могла она оказаться в таком странном месте? Ведь если это правда… Ее сознание отказывалось смиряться с тем, что она никогда не вернется домой, не увидит своего Генку, родителей, подружек.
Наевшаяся Лиля неожиданно для себя уснула – видно, на нее так подействовал стресс. Она спала, и ей снился Генка. Когда она первый раз посмотрела на него влюбленными глазами? Они же знакомы с детского сада, а потом пути их как-то разошлись. Но однажды, когда ей поставили по математике двойку, и она плакала во дворе, поскольку это было несправедливо – она болела и не могла подготовиться к контрольной, а учительница ничего не стала слушать, Генка увидел ее из окна и пришел утешать. Он предложил заниматься с ней математикой, хотя в этом не было нужды – Лиля прекрасно справлялась сама, но она с радостью согласилась. Ведь это значило, что она будет встречаться с ним несколько раз в неделю. С тех пор Копейников взял над ней шефство, чему девушка была несказанно рада. И вот снова разлука. Неужели это навсегда?
На следующее утро Лиля проснулась в маленькой пустой комнатушке. Она лежала на кровати с выпирающими пружинами, которые сквозь старенький матрас впивались в спину. Одеяло сползло на пол. На ней была ночная сорочка, когда-то белоснежная, а теперь посеревшая от времени и частых стирок. Около подола виднелась аккуратно заштопанная дыра.
В комнате, кроме кровати, на которой она лежала, кто-то поставил табурет с тазом, наполненным водой. Около кровати стоял колченогий стул, на спинке которого была аккуратно развешена ее одежда. На подоконнике стояла погашенная свеча в старинном подсвечнике. Другой мебели в комнате не было. Только на стене на вбитых хозяйкой комнаты гвоздях висели чьи-то платье и фартук.
Стены, выкрашенные светло-зеленой краской, кое-где уже облупились. Давно не ремонтированный потолок потерял первоначальную белизну, но был украшен старинной лепниной. Окошко, высокое и узкое, выходило в сад. Небо казалось бледным, как осенью. Странно. Лиля приподнялась на локте. Начинающие желтеть листья на верхушках деревьев явно указывали на начало сентября. Но она же помнила, что пошла в музей с классом в начале апреля! Может, она все лето провела в беспамятстве?
«Не буду об этом думать», – решила девушка.
В комнате чем-то неприятно пахло. Спертый воздух заставил Лилю закашляться. Дверь в комнатушку тут же открылась, и внутрь вошла женщина в чепце с пришитыми сверху кружевами, в поношенном коричневом платье и в переднике. Она ласково поглядела на Лилю и спросила по-франглийски:
– Вам уже лучше, юная леди?
– Да, благодарю вас, – ответила Лиля. Не понимая еще толком, в чем дело и куда она попала, девушка порадовалась, что училась в школе с углубленным изучением франглийского языка.
– Вы, наверно, не местная? Говор у вас нездешний. Откуда вы?
– Я не помню.
– Ну ничего, успокоитесь и вспомните. Как вы нас напугали! Мы подумали, что вы серьезно больны. Но видно, все не так уж страшно.
– Куда я попала? – спросила Лиля.
– Вы попали в поместье Олдоакс. Тут живут граф и графиня Мортимер. Мы нашли вас в саду вчера вечером. Вы лежали на дорожке без сознания.
– Это Франглия?
– Видно, вы еще не пришли в себя. Конечно, это же замок Мортимеров.
Руки девушки немного дрожали, то ли от слабости, то ли от переживаний. Лиля откинула одеяло и попыталась встать. Ноги не держали ее, и она осторожно села обратно на постель. Она больше не могла обманывать саму себя. Каким-то фантастическим образом она попала в другой мир. Это не только другая страна, но и другое время. Отсюда нельзя вернуться домой.
– Вам еще нельзя вставать, мисс, – сказала незнакомая женщина в средневековом костюме служанки.
– Как вас зовут?
– Зовите меня мисс Смитсон, или просто Эмма.
– Хорошо, мисс Смитсон. А меня зовут Лиля.
– Лежите, мисс Лили. Я сейчас принесу вам горячего бульона. Вы его вчера не доели. А еще я принесу вам цветы. Вы любите розы? Наша хозяйка, леди Мортимер, выписывает из Амстердама розы, которые цветут до глубокой осени. Хорошо, что климат у нас довольно теплый. Леди Эстер разрешает мне срезать время от времени несколько цветков.
Женщина вышла из комнаты.
«Как это случилось?» – испуганно думала Лиля, – «надо вспомнить, что произошло. Утром мы с классом пошли в музей. Там была еще такая приятная женщина – экскурсовод. Она интересно рассказывала о жизни франглийской аристократии восемнадцатого века. Потом мы подошли к витрине с украшениями. Все девчонки ахнули от необыкновенной красоты колец, браслетов и брошей. А мне больше всего понравился перстень с серым камушком. Я даже потрогала стекло витрины в том месте, где он лежал.
Эта женщина, экскурсовод, подошла ко мне, но не стала ругаться. Только сказала, что с этим камнем связана старинная легенда. Точно не вспомнить, но суть в том, что кто посмотрит на камень при определенном освещении, пропадает навеки. Не умирает, а именно пропадает.
Жуть какая! Ладно, а что было потом? Колька Петров кинул в меня жвачкой. Она попала прямо в волосы. Я страшно разозлилась. Потом почему-то я оказалась в парке. Там увидела каких-то подозрительных типов, их было двое… После этого ничего не помню. Наверно, я уснула. Но мне снилось, что женщина, очень похожая на ту, в музее, только одетая в средневековое платье, поила меня бульоном. Теперь я тут. Что же произошло?»
Лиля машинально посмотрела на свои волосы. Ее конский хвост был теперь заплетен в косу, а место, куда приклеилась жвачка, было чистым. Осталось только жирное пятно, как от керосина. Да и непонятный запах теперь стал понятен – явно пахло керосином.
