Maria Kowalsky
Легенда северной Пустоши
Жертва
Если бы за прошедшие несколько часов Роун не пережил столько всего и не был бы так потрясен, то он наверняка был бы ошарашен сейчас, когда стоял напротив Тернового короля, а их окружали призраки, намеренные проследить за нужным им ходом поединка. Но слишком много всего с ним произошло, и теперь Роун ощущал скорее опустошенность – лишь где-то глубоко внутри него трепыхалась паника, не находя выхода и собираясь прожечь ему желудок.
Терновый король тяжелыми шагами, медленно подходил к нему, опустив свой меч. Роун с нервным смешком отметил, что ширина лезвия как раз примерно с его туловище. Облаченный в блестящие доспехи и закрытый шлем, главный призрак Пустоши нагонял страху одним своим видом.
«А если бы не было Завесы, мы бы вообще со страху умерли», пронеслось у него в голове.
Легенды гласили, что Терновый король был проклят и обречен влачить существование на границе мира живых и мертвых. Не-живой и не-мертвый, призрак – но не бесплотный: единственный в своем роде.
Роун повернулся к Кариму в поисках помощи. Тот выглядел немного раздраженным, но сосредоточенным, и Роун догадался: это все из-за потери Дара.
Айварс с легкой улыбкой вытащил свой меч, глянул на Роуна:
– Я с вами, мой принц.
– Здесь все и решится, – проговорил Карим очень серьезно. Жестом показал Роуну, чтобы он положил Стейнмунн на землю, и Роун так и сделал. Посмотрел в лицо Королеве, в глубине души отчаянно надеясь, что она очнется, что поможет ему… Но Стейнмунн оставалась все так же недвижима и холодна. И Роун понял, что рассчитывать в поединке ему предстоит только на себя, Карима и Айварса.
Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, собирая всю свою смелость и решимость. Потом решительно кивнул своим мыслям, вытащил Огненную иглу из ножен и выпрямился, глядя на противника. Одновременно он активировал Дар, и над его левой ладонью запорхал синий мотылек.
На призраков эти приготовления не произвели никакого впечатления. Молчаливые, грозные, они окружили группу людей и своего повелителя, и ждали начала поединка.
– Сразу в сердце не попасть, – негромко произнес Айварс. – Целься в прорезь шлема. Надо его повалить.
– Я готов, – быстро сказал Карим, чертыхнулся вполголоса. – Надо же было Стейнмунн забрать мой Дар! Чувствую себя голым…
– Я готов, – эхом откликнулся Айварс, а Роун с тоской подумал, что к такому невозможно быть готовым. И сделал первый шаг к Терновому королю.
Сам себе он казался невероятно маленьким, ни на что не способным мальчишкой, который осмелился выйти на бой с грозным противником. Однако тепло Дара, текущее по венам, не давало упасть в пучину страха. А потом пришло спокойствие.
Айварс, учивший его сражаться на мечах, должен был остаться доволен: так искусно, самозабвенно, и в то же время без погружения в гнев Роун еще никогда не бился. Он словно обрел способность видеть картину со стороны, предугадывать действия противника и отвечать сокрушительным ударом.
Айварс и Карим действовали слаженно, без надобности в пекло не лезли; Карим помогал и магическими атаками, которые отвлекали внимание Тернового короля, позволяя Роуну атаковать снова и снова, используя то Огненную иглу, то Дар.
Это было странное ощущение: чувствовать, как по его желанию окружающая его теплом магия концентрируется, превращается в небольшие огненные шары, которые можно швырять во врага. Терновый король далеко не всегда успевал уклоняться. Он больше полагался на тяжелые удары мечом, после прямого попадания которых от человека мало что осталось бы. К счастью, люди были достаточно везучими и опытными воинами, чтобы до сих пор никого не задело.
Призраки не вмешивались, смотря пустыми глазами. Роун пару раз отправлял в их сторону огненные шары, но свита Тернового короля не реагировала, даже когда их товарищи исчезали во вспышке и пропадали.
– Не стань самоуверенным, – на выдохе посоветовал Айварс, когда они оказались рядом. Роун кивнул и снова атаковал противника.
Чтобы попасть в прорезь шлема, нужно было остановиться хотя бы на секунду, а это было опасно. Роун каким-то чутьем ощущал, что ему следует использовать магию, а потом уже, когда Терновый король будет повержен на землю, добивать его ударом Огненной иглы.
– Он нас вымотает, – проговорил Карим, и Айварс мрачно кивнул:
– Надо придумать что-то.
Терновый король был против того, чтобы против него кто-то что-то придумывал, и замахнулся мечом, наклонившись к земле. Чтобы уйти от удара, Айварсу и Кариму пришлось высоко подпрыгнуть… и вот тут король распорол воздух кулаком второй руки.
Роун, который в этот момент оказался за спиной короля, с ужасом и гневом увидел, как Айварс безжизненной куклой валится на лед, а Карим изворачивается прямо в воздухе и едва успевает опуститься на одно колено.
Ощущая бессильный гнев, он крикнул:
– Я твой противник, так повернись ко мне!
Роун разбежался, подскочил к ноге короля и забрался ему на спину. А затем, повинуясь чутью, бросил Огненную иглу Кариму, а сам активировал Дар в полную силу и обеими руками схватился за виски противника. Тот неожиданно взревел и попытался стащить человека со своей спины.
Но Карим успел первым.
Он подхватил меч поудобнее, обеими руками, и не успел еще Терновый король упасть на колени, сжигаемый болью, как Карим нанес ему сильный удар в сердце.
Ряды призраков всколыхнулись единой волной, словно пораженные болью. Роун, ошеломленный тем жаром, что опалял его руки и лицо, едва не ослепший от ослепительного сияния, упрямо продолжал прижимать ладони к вискам Тернового короля, даже когда тот рухнул набок, едва не похоронив под собой и принца. И только когда Карим положил руку ему на плечо и устало выдохнул:
– Мы его сделали, – Роун, наконец, осмелился открыть глаза и посмотреть вокруг.
Реальность потрясла его. Терновый король, самый грозный противник в Пустоши, лежал без движения, а его собственные руки все еще горели. Карим выглядел совершенно обессиленным, но помог ему спуститься на землю и заметил:
– Вот примерно так я себя и чувствовал. Но ты не беспокойся: так всегда бывает в самом начале.
Роун бестолково закивал, и тут заметил Айварса.
– Айварс! – Он, пошатываясь, побрел туда, где лежал верный командир, по пути вспомнив и Стейнмунн.
Мысли путались: они с Каримом прошли через такое, что и не снилось большинству. Теперь нужно было добраться до дома.
Дом… что-то там сейчас происходит?
Стейнмунн, к его удивлению и радости, уже пришла в себя, сидела на земле и даже, кажется, видела окончание поединка. Когда Роун, прихрамывая, дошел до нее, Королева подняла голову и одно мгновение смотрела на него ищущим, тоскливым взглядом. И этот взгляд настолько совпадал с ощущениями Роуна в тот момент, что принц едва не задохнулся. Но сразу же ее взгляд стал презрительно-равнодушным.
Он остановился рядом с ней, устало улыбнулся:
– Почти выбрались…
Стейнмунн медленно оглядела ряды призраков, что их окружали и неожиданно усмехнулась:
– Трусливые порождения Пустоши, – произнесла она нараспев, поднимаясь на ноги. Роун помог ей. – Вечные рабы Духов, у которых не было смелости ни при жизни, ни после смерти. Что вы будете делать теперь, когда ваш король повержен?
– Может, не надо их провоцировать? – тихо заметил Карим. Роун пожал плечами. Он не понимал, чего Стейнмунн добивается – и на чьей она вообще стороне.
Айварс хранил мрачное молчание, не отходя от Роуна. На Королеву он не смотрел, словно та была каким-то отвратительным слизняком, не стоящим внимания.
Воинство Тернового короля заволновалось; кто-то из призрачных воинов выступил вперед с оружием наготове, другие, напротив, отступали. Стейнмунн засмеялась пронзительным смехом:
– Вы можете считать себя всесильными, но без повелителя вы ничего не стоите!
– Стейнмунн… – начал Роун встревоженно. Королева не обратила на него ни малейшего внимания и шагнула вперед, обозревая ряды призраков высокомерным взглядом.
– Уходите, – приказала она, и ее голос далеко разнесся в наступившей тишине. – Уходите в долину, где ваши хозяева и по сей день зализывают раны, и не смейте возвращаться. Таков мой приказ.
Раздался чей-то скрипучий смех. Карим нахмурился, Роун недоуменно огляделся. Стейнмунн выглядела самую чуточку обеспокоенной.
Из круга призраков вышел, хромая и опираясь на кривой посох, седой старик в балахоне. Он засмеялся снова, глядя на Стейнмунн, и произнес издевательским тоном:
– Такого ты о нас мнения, а, Стейнмунн? Думала, мы настолько слабы, что не сможем вернуть свою силу? Или что мы настолько глупы, что позволим тебе и дальше править Пустошью?
– Ты – всего лишь осколок прошлого, – процедила Стейнмунн ненавидяще. Роун стоял совсем близко к ней, почти касаясь ее плеча своим, и почувствовал, как подрагивает ее рука. – Прошлое не страшит меня.
– А как насчет будущего? – поинтересовался второй странный гость, появляясь справа. На сей раз это был крепкий бородатый мужчина средних лет в роскошной одежде. Стейнмунн сжала губы. – Маленькая принцесса, что возжелала абсолютной власти, но никогда не умела смотреть в будущее достаточно пристально.
– Я отправлю вас обратно в вашу долину, – сквозь зубы проговорила Стейнмунн. – Всех, до единого. Как тогда.
– Ты никак не хочешь понять, что условия изменились, – старик сокрушенно покачал головой. – Нас больше, моя Королева, – он издевательски поклонился, – и мы сильнее.
– Так чего вы хотите-то? – вклинился в беседу Карим, которому надоело ждать. Старик кинул на него недовольный взгляд, пробормотал:
– Жалкий мальчишка, как смеет он прерывать меня?
Старик сделал неуловимое движение, и в сторону Карима полетела маленькая молния. Карим был готов: он вскинул руку, и перстень Далии отразил заряд, направив его обратно в старика. Тот уже смотрел на Стейнмунн, поэтому молния прожгла дыру в его балахоне, а потом он вспыхнул.
Карим обидно рассмеялся:
– Великие Духи, ну надо же!
– Убить их, – приказал старик, кое-как потушил огонь. – Всех людей.
– Хоть бы какое-то разнообразие, – вздохнул Карим, готовясь к бою.
Роун глянул на Стейнмунн: как она? Королева выглядела разгневанной, и даже если парой минут раньше была напугана, то теперь от страха не осталось и следа.
– Чего они хотят? – спросил Роун. Призраки медленно надвигались со всех сторон, закрыв Духов. – К чему все это представление?
– Хозяева Пустоши понимают, что баланс нарушен, – почти задумчиво отозвалась Стейнмунн. – Теперь, чтобы остаться в этом мире, они должны восстановить баланс.
– Баланс… это из-за того, что ты почти умерла?
– Ваше путешествие. То, что вы добрались до замка. Смогли достать цветок. Моя… смерть, – она чуть запнулась, продолжила: – Один из вас потерял свой Дар – но второй обрел. Что-то еще, чего мы не видим. Все это – звенья одной цепи. Цепи, позволявшей Духам хозяйничать в Пустоши. Теперь все иначе.
– И если мы умрем, баланс будет восстановлен?
Стейнмунн кивнула:
– Пустошь получит свою жертву, и весы придут в равновесие.
– Звучит так себе, – заметил Карим. – Роун!
– Что?
– Ты можешь связаться со своими и узнать, как они там? – В голосе Карима звучала едва слышная тоска, и Роун каким-то образом понял: Кариму остро не хватает его Дара и способности чувствовать родных.
Айварс тут же заслонил Роуна собой, давая тому возможность на короткое время выпасть из реальности. Роун растерялся:
– Но я никогда не пробовал…
– Главное – очень сильно захотеть. Представь маму…
Роун глубоко вздохнул и закрыл глаза. Представил маму, стараясь отрешиться от страхов. Позвал ее.
«Мама. Мам, ты здесь? Ответь, пожалуйста»
Он словно парил посреди великого множества звезд – песчинка в огромном мире. Потом его начало притягивать к одному из звездных скоплений, все быстрее и быстрее, и вот Роун уже – не одиночка, а часть скопления.
«Мама!»
«Роун?» – Голос мамы словно прозвучал у него в голове, полный растерянности, недоверия – а потом радости. «Роун!»
«Мам, это я» – Роун с трудом сдержал слезы. «Я теперь Одаренный. Мам, как вы? Что происходит?»
«Роун, какое счастье, что ты жив!»
«Мам, я обязательно вернусь, и мы поговорим. А сейчас расскажи, что у вас там?»
Далия ответила не сразу, и Роун заподозрил, что она тщательно выбирает, что именно рассказать.
«Мама, говори все, как есть. Мне нужно знать правду, чтобы все исправить»
«Мы проигрываем» – В голосе Далии отчетливо прозвучала горечь и страх. «Из-за предательства Каида вторая Завеса пала, так что великаны почти добрались до города»
«А папа?»
«Они с Джинаном ушли, чтобы сразиться с великанами, но еще не вернулись»
«Мам» – Роун прервал ее, чувствуя, что узнал самое важное, и больше не может терять время. «Мам, я вернусь. Береги себя»
«Роун!»
Но он уже вернулся в реальность, оборвав связь, и какое-то время приходил в себя и собирался с мыслями. Айварс, Карим и Стейнмунн уже сражались с призраками, закрыв его собой.
Принять решение оказалось легко – и сложно в то же время. Все, что Стейнмунн рассказала о балансе, о звеньях цепи складывалось в единую картину. Духи одерживали верх, и чтобы изменить это, нужно было дать Пустоши что-то, способное уравновесить положение.
Жизнь? Дар? Что-то еще?
Он с трудом перевел дыхание, закусил губу до боли. Потом опустился на колени и дотронулся ладонью до земли. Не нужно было ничего говорить – Пустошь понимала все без слов и была готова принять жертву.
Карим, словно почувствовав что-то, резко обернулся – как раз когда Роун опускал ладонь. Кратко выругался, подскочил к Роуну и повторил его движение. А потом мир внезапно потемнел – и рассыпался ледяными осколками.
Вангейт проигрывал в сражении. Бьерн не возвращался, вторая Завеса пала благодаря предательству Каида, и защитникам города приходилось туго. Призраки ринулись вперед, за ними спешили гоблины. Ледяные великаны перешли реку.
Далия смотрела вниз, до боли сжимая перила, закусив губу. Бранд и Азиза были рядом с ней, хотя Бранд и рвался в бой.
– Так и наступает конец эпохи, – прошептала Далия. Ледяное воинство входило в город, и некому было помешать этому. Бьерн и Джинан сражались с армией на другом берегу реки. Одаренные умирали в жестоких схватках, и третья Завеса, наспех устанавливаемая то здесь, то там, рвалась.
Далия смотрела на Бранда и Азизу, и ее сердце сжималось от жалости. Эти дети так мало повидали в своей жизни…
– Пойдем вниз, – произнес Бранд уверенно. – Нужно защитить женщин и детей, прикрыть их отход.
Далия хотела сказать, что так они и поступят – но в этот момент острая боль кольнула ее в сердце. Королева ахнула, прижала руку к груди. Боль не проходила, и Далия знала, что это.
Связь с Роуном, который только что обрел свой Дар, была разорвана.
– Смотрите! – потрясенная Азиза указывала в сторону реки.
Пустошь словно разрывало на части: снежные вихри беспорядочно рыхлили ее поверхность, сталкиваясь друг с другом и рассыпаясь. Поднялся такой ветер, что даже Завеса не могла защитить от него. Ледяное воинство, всего мгновение назад настроенное убивать, вдруг завыло, заверещало тысячами разных голосов… а потом огромная снежная волна накрыла Вангейт.
– Роун… – прошептала Далия, осев на пол. Бранд широко раскрытыми глазами смотрел на нее. Азиза плакала, уткнувшись в плечо тете.
Пустошь приняла жертву. Баланс был восстановлен.
Эпилог
Как он добрался до берега, Карим не помнил. Пришел в себя уже на южном берегу Меревинд, чувствуя себя безмерно уставшим и опустошенным. С удивлением обнаружил, что может встать, и побрел к городу.
Встретили его недоверием и готовностью атаковать, приняв за сбежавшего из Пустоши Духа. У Карима не было сил что-то доказывать, и он готов был согласиться со всем, измученный и продрогший.
Кто-то из стражников, раздраженный спокойствием «Духа», обнажил меч и направил его на Карима:
– Последний шанс признаться во всем, отродье Пустоши! Как ты выжил?
– За меня отдал жизнь мой брат, – честно ответил Карим. Говорить было трудно, и больше всего на свете хотелось лечь на землю и уснуть.
– А теперь правду! – потребовал стражник. Карим усмехнулся с закрытыми глазами. В горле стоял комок.
– Я его убил.
Когда потащил в Пустошь, беспокоясь только о своей безопасности.
Когда позволял рисковать собой ради его, Карима, спасения.
Когда не успел вырвать из пасти Пустоши.
– Это я виноват…
Уже не требуя от него никаких объяснений, его грубо заставили упасть на колени, заломили руки за спину. Начали решать, что с ним делать – убить на месте или отвести на допрос – вдруг еще кто-то из призраков выжил, и надо бы узнать, как именно. Карим оставался совершенно безучастным – насколько он был вымотан. Будущее представлялось затянутым непроницаемой пеленой…
– Карим!!!
В звонком голосе было столько отчаяния, что Карим невольно поднял голову, пытаясь понять, почему это его так беспокоит. В следующий миг на него налетел кто-то, обнял крепко-крепко и утопил в кудряшках и слезах. Карим осторожно обнял девочку, все еще не совсем понимая, что происходит.
А потом Азиза взяла его лицо в ладони, посмотрела в глаза – и все встало на свои места.
– Карим! Ты… ты живой!
Карим моргнул несколько раз, стряхивая морок, и неотрывно глядя на сестру. Ее ладони грели щеки, напоминая ему, что он потерял свой Дар. Азиза искривила дрожащие губы в улыбке:
– Ты выбрался…
– Я многое потерял, – выговорил Карим с трудом и, не в силах больше сдерживать слезы, уткнулся лицом в плечо сестры. Азиза понимающе гладила его по спине и ничего не спрашивала.
За ее спиной Бранд, успевший успокоить стражников, смотрел, как на реке ломается лед, и в его глазах читалась та же бесконечная печаль, которая терзала Карима.
Теплый весенний ветер шумел среди пробивающихся трав. Безоблачное небо огромным куполом простиралось над Пустошью… над Пустошью такой, какой ее не видели много веков.
Стейнмунн не знала, как долго она простояла на коленях вот так, без движения, с неестественно прямой спиной и закрытыми глазами. Обеими ладонями она касалась свежей травы, жадно впитывая энергию земли. Ветерок ласково гладил ее лицо, путался в распущенных волосах, и это было приятно. Стейнмунн давно забыла, каково это – чувствовать себя живой, и теперь спешила вспомнить.
«Ведь мое время уходит. Все то время, которое Пустошь дала мне, а теперь отбирает. И это заслуженно. За все то, что я сделала».
Она почти неслышно вздохнула, позволила себе чуть расслабить плечи. Потом открыла глаза и посмотрела на тело юноши, лежавшее на траве.
Роун. Принц Вангейта. Наследник, которому не было пути на трон без Дара. И он рискнул всем, ради того, чтобы получить этот Дар, придя в Пустошь.
Стейнмунн вспомнила их первую встречу. Да, тогда ее сердце было заморожено, и она не придавала значения человечности, а потому не могла оценить храбрость и великодушие Роуна. А теперь, увы, было слишком поздно. Пустошь забрала свою плату.
Этот мальчик с чистым сердцем не стал смотреть, как Духи Пустоши разрушают его родину, и принес себя в жертву, чтобы остановить ледяных великанов. С ним был и другой, но Роун не позволил ему умереть.
Роун лежал на спине, закрыв глаза и раскинув руки. Стейнмунн взяла его за руку, осторожно сжала холодные пальцы. Повинуясь внезапному порыву, склонила голову и прикоснулась губами к тыльной стороне ладони Роуна.
Дышать стало трудно, и это тоже удивило ее – потому что она даже не задумывалась, дышит ли вообще. Но сейчас в горле словно застрял какой-то комок, который не получалось сглотнуть, а в груди начало жечь. Стейнмунн открыла рот, пытаясь захватить воздух, прижала ладонь к груди. Легче не становилось.
– Прости меня, – прошептала она. Слезы душили, но чтобы смахнуть их, пришлось бы отпустить руку Роуна, а этого Стейнмунн не могла сделать. Она должна была отдать дань жертве, которую принес юный принц – хотя бы так. – Прости меня, Роун… Ты спас всех, спас мою душу. А я не смогла спасти тебя…
В памяти оживали картины далекого прошлого – настолько далекого, что Стейнмунн терялась при попытке вспомнить, когда же именно она все это видела. Когда же Пустошь была такой? Цветущей, яркой, сияющей без всякой магии? Нет, не зачарованная долина Духов, а ее родина Энедгейт. Погубленное ею же королевство.
Только ее гордыня и амбиции стали причиной, по которой Энедгейт был уничтожен, а его бесстрашные и великодушные жители превратились в уродливых гоблинов. Только из-за ее жажды абсолютной власти Духи Пустоши получили то, что хотели. А она убила отца, и была за это проклята.
Стейнмунн с изумлением осознала, что в ней еще осталось достаточно смелости, чтобы признать: все эти чудовищные злодеяния совершила именно она. Не Духи, не их прислужники, а она сама выбрала этот путь, и погубила тысячи жизней.
– Простите меня, – прошептала она, закрыв глаза и не пытаясь сдержать или вытереть слезы. Ничто уже не имело значения, кроме этой беспомощной просьбы о прощении. Но имела ли она вообще право на это прощение? Стейнмунн не знала, и пустота внутри стремительно расширялась. – Простите…
Вечность спустя словно что-то толкнуло ее, и Стейнмунн открыла глаза. И не поверила в настоящее.
Роун смотрел на нее.
Стейнмунн заморгала от неожиданности, и хотела убрать руку, но Роун не захотел отпускать ее пальцы. Бледный, слабый, но он нашел в себе силы улыбнуться ей и едва слышно произнес:
– Ты меня чуть слезами не залила.
– Она… тебя отпустила? – Стейнмунн не могла поверить своим глазам. Пустошь не щадила никого, исправно забирая плату за свои дары, и как же было поверить в то, что сейчас все по-другому?
– Видать, я даже Пустоши не по нраву пришелся, – заметил Роун с усмешкой, попытался встать, но тут же бессильно опустился на траву и закрыл глаза, переводя дыхание. Посмотрел на нее, улыбнулся устало: – Не поможешь, Великая Королева?
– Стейнмунн, – поправила она, помогла ему сесть. Роун сжал ее пальцы, вздохнул и заметил:
– Красивое имя. Так что же это, мы выжили? А где Карим? – спохватился он, начал оглядываться. – Где Айварс?
– Они уже в Вангейте, – успокоила его Стейнмунн. Она ощущала радость и печаль одновременно, и это было тяжело. Слишком тяжело для той, кто отвык что-то чувствовать за века. – Ты спас свой народ, Роун. Ты станешь великим королем.
– А, да, – с трудом вспомнил Роун, – инициация… Ты придешь? – внезапно спросил он, посмотрел на Стейнмунн с тревогой. – Ты ведь придешь? Не растаешь?
Стейнмунн не удержалась от улыбки, покачала головой:
– Не растаю. И приду.
Роун покивал, глядя куда-то вдаль. Кажется, только сейчас он начал осознавать, что случилось – и это его напугало. Принц судорожно вздохнул, сжал пальцы Стейнмунн и кинул на нее беспокойный взгляд, но ничего не спросил.
Стейнмунн его понимала. Она поднялась на ноги, улыбнулась Роуну:
– Пора возвращаться, Роун. Тебя уже заждались дома.
Стейнмунн наконец поняла, что случилось. Пустошь приняла отданную добровольно жертву – только вот желающих принести ее было трое, а потому и выжили все трое, при этом лишившись чего-то ценного для себя.
Роун без колебаний пошел на смерть ради спасения своей страны – и в качестве оплаты Пустошь взяла часть его жизни. Какую именно, Стейнмунн не знала.
Карим был готов умереть за брата, вместе с ним – Пустошь забрала и у него часть жизни.
Стейнмунн же рассталась с бессмертием и обрела надежду получить наконец покой. Но нужно было сначала приветствовать будущего короля и снять проклятие с Вангейта.
Весна в этом году пришла неожиданно, сразу и уверенно отвоевав позиции у затянувшейся зимы. Вангейт расцветал с каждым днем: зазеленели луга южнее города, тянулись к солнцу цветы и побеги растений в садах. Не ждавшие прихода весны так скоро, люди спешили использовать это время и начали работу на полях.
Дни становились все длиннее. И никогда еще Карим не ощущал такой неприязни к солнечному сиянию и птичьему щебету. Слишком уж ярким получался контраст с пережитым за прошлую неделю… и слишком не хватало ему легкомысленного и вспыльчивого кузена.
Стоило только вспомнить, что случилось в Пустоши, и наваливалась тяжелая тоска. Карим не мог себя простить за то, что не успел схватить Роуна за руку, что не успел спасти его. И от того, что кто-то начинал жалеть его и оправдывать, становилось тошно. В поисках спасения от сочувствия он уходил на берег Реки и подолгу сидел там в одиночестве.
Он был безумно рад, что Бьерн и Далия ни словом не дали ему понять, что считают его виновным в гибели Роуна – и в то же время это неимоверно тяготило. Иногда Кариму казалось, что если бы король с королевой обвинили его и прокляли, стало бы легче. Потом приходила горькая мысль: будь так, он бы себя возненавидел еще больше.
Карим закрыл глаза, глубоко вздохнул. Камень холодил спину, свежий ветерок с реки трепал волосы.
Кто-то встал рядом, закрывая солнце. Карим негромко и спокойно попросил:
– Не мог бы ты отойти в сторонку?
Незваный гость помолчал, потом фыркнул и опустился на корточки. Карим вздохнул и повернулся к нему, намеренный попросить уйти уже более жестко. Но стоило ему встретить насмешливый взгляд синих глаз, как он оторопел.
Гость теперь улыбался так широко, что у Карима почему-то защемило сердце. Он сглотнул, медленно поднялся на ноги, так что теперь смотрел на юношу сверху вниз. Сердце на миг остановилось, а потом понеслось вскачь.
– Вот уж не ожидал такого теплого приема, – притворился обиженным синеглазый, покачал головой и тоже встал. Карим пересохшими губами выговорил:
– Это ты? На самом деле ты?
– Ага. Я – это на самом деле я, – со смешком отозвался Роун. – Кем же мне еще быть?
Карим быстро шагнул вперед и заключил Роуна в крепкие объятия. Тот сдавленно охнул:
– Эй, больно!
– Я думал, ты погиб, – Карим не ослаблял хватки. Роун пах речной водой, травой и самую чуточку – снегом. – Думал, Пустошь тебя забрала.
– Ну, если ты все это время лил горькие слезы, то я тебя, так и быть, прощу, – великодушно заявил Роун, смеясь. Карим отстранился, вгляделся в лицо кузена. Роун похудел, выглядел усталым, но в целом здоровым. И у него были теплые руки.
– Мне жаль, что она забрала твой Дар, – Роун словно читал его мысли, и говорил серьезно. Карим затряс головой:
– Плевать! Это такие пустяки.
Он с трудом перевел дыхание, пытаясь избавиться от комка в горле. Роун улыбнулся – мягко и понимающе, сжал ладонями его плечи и кивнул:
– Мы выбрались. Мы это сделали.
– И ты станешь королем.
– Думаешь, я достоин?
– Думаю, это не мне решать, – отозвался Карим с улыбкой. Груз на сердце начал таять, как залежавшийся в тенистых ущельях снег. – Наверняка, Дар уже сообщил твоим родителям, что ты жив. Пойдем быстрее.
Действительно, король с королевой уже знали о возвращении сына. Далия не стала ждать, пока Роун придет к ней, и сама выбежала ему навстречу. Не успели Роун с Каримом дойти до дворцовых ворот, как оказались лицом к лицу с королевой. Плача и смеясь, Далия обнимала сына, целуя его куда придется; Роун делал вид, что пытается отбиться, но в конце концов крепко обнял маму и затих, уткнувшись лицом ей в волосы. Бьерн присоединился чуть позже.
Азиза не желала отпускать брата и держала его за руку. Бранд стоял чуть поодаль, пока Азиза не потянулась к нему, нашла его пальцы и сжала. Может, сделала она это, только чтобы он не чувствовал себя одиноко, но Бранд очень смутился, особенно когда заметил, что Карим все видит. Однако вырывать руку у принцессы не стал. Карим только улыбнулся и отвел взгляд.
Из-за недавних событий церемонию инициации проводили позже, чем это случалось обычно. Карим язвительно заметил, что законы, выдуманные Духами, теперь ничего не значат. Ведь если инициация королей и в самом деле была связана с неким давним законом Духов, которые таким образом получали неразрывную связь с будущим правителем и узнавали его слабые места, то теперь они, если и остались еще в мире людей, вынуждены были скрываться в долине на самом краю света, зализывая раны.
Роун, на первый взгляд, относился к предстоящей церемонии достаточно легкомысленно, предпочитая пропадать в городе и помогать убирать улицы и дома. На увещевания, что пора готовиться и учить слова приветствия, он только отмахивался и сбегал. Далия волновалась, что все пойдет не так, как надо, а Бьерн, сдерживая улыбку, успокаивал ее: «Наш сын вернулся из Пустоши, моя королева, а ты беспокоишься за него, как будто ему пять лет».
Однако Бранд, который по-прежнему сопровождал принца практически во всех его вылазках в город, замечал, что Роун сильно изменился. Прежде он избегал любой ответственности и раздражался, когда ему нужно было сделать что-то, не входившее в его собственные планы. Теперь же Роун стал спокойнее, рассудительнее – и хотя все так же мог влезть в спор или драку, отстаивая свои убеждения, но делал это заметно реже.
Весть о том, что это принц Вангейта вместе с кузеном из Арифы сразился с Духами Пустоши и Королевой Вечных снегов, облетела королевство, и в одночасье Роун с Каримом стали живыми легендами. Роуну не нравилось, что его теперь узнают на улицах и он не может притвориться простым охотником, но вместе с тем он не скрывал, что доволен.
Карим же привлекал внимание девушек: то и дело рядом с ним какая-нибудь горожанка подворачивала ногу, поскальзывалась на ровном месте или делала вид, что несет ужасно тяжелую корзину. Карим уже наловчился предсказывать такое, и ему почти всегда удавалось сбежать. Однако несколько раз претендентки на его сердце и руку оказывались быстрее, и принцу не оставалось ничего другого, кроме как помочь. Роуна это веселило, и он отпускал ехидные шуточки, когда кузен наконец отделывался от поклонницы. Карим отвечал непечатным словом и отказывался обсуждать эту тему.
К Бранду Роун относился, как и всегда: подтрунивал, дразнил, подначивал на драку – и доверял самые важные секреты. Бранд высоко ценил подобное доверие и любил кузена. И когда он заметил, что теперь Роун делит свою дружбу между ним и Каримом, то сначала почувствовал что-то вроде ревности, и это было немного обидно. Но он все-таки признал, что Карим имеет такое же право на симпатию и дружбу Роуна, как и он, Бранд. В конце концов, принц Арифы тоже был его кузеном.
Сам Бранд неожиданно даже для себя сдружился с Азизой, и это безумно смущало, но и нравилось ему. После возвращения брата из Пустоши Азиза стала веселее, реже капризничала и раздражалась, и почему-то именно Бранда чаще всего выбирала в сопровождающие, когда отправлялась в город на прогулку. Она была младше на три года, но любила вести себя, как взрослая. Бранд, тоже привыкший к такой роли, не желал казаться младше, и это выливалось в бесконечные споры. Азиза, когда понимала, что проигрывает, или ей надоедал спор, завела привычку поступать так же, как тогда, в первый свой день во дворце: поднималась на цыпочки и смотрела прямо в глаза Бранду; еще и за руку иногда брала. Он сразу же терялся и замолкал, а принцесса с озорной улыбкой легко убегала прочь, оставляя Бранда в тщетных попытках понять, что с ним такое происходит, и почему сердце так странно себя ведет.