Марат Александрович Чернов
Почти всё о зомби
– Когда я был здесь в последний раз, пруд был полон рыбы, – сообщил Эрнст.
– Что ж, это радует. Ещё один способ добыть провизию. Я кстати где-то во дворе видел пару удочек.
– А я люблю рыбачить! – оживилась Иветта.
– Тогда я составлю тебе компанию, – сказал Стаменов.
– А вы, ребята, – Ефим окинул взглядом Панка, Эрнста и Вязова, – надеюсь, составите компанию мне. Можем сделать первую пробную вылазку в лес хоть сейчас.
– Ну, и я с вами, – заявила Настасья.
– Куда же без тебя? – улыбнулся Молич.
– Ребята, пока этого психа здесь нет, – произнёс Эрнст, немного понизив голос, – я должен вам кое-что сказать. У меня есть серьёзные подозрения насчёт него. Не исключено, что он опасный тип…
– Мы все опасные, – заметил Вязов. – Впрочем, продолжай!
Эрнст немного помедлил, прежде чем ответить:
– Может быть, я и ошибаюсь, но есть вероятность, что он – серийный маньяк.
Параграф 21. Простейшие требования к владельцам топоров, ножей и бензопил.
Несмотря на то, что мы постоянно уделяем внимание разнообразию видов холодного оружия, которое редко отказывает в эффективности, просим внимательных и добропорядочных граждан не забывать о том, что любое орудие самообороны или нападения требует присмотра, ухода и уважения. Цените своё холодное оружие, но помните о том, что лезвие топора, меча или мачете, равно как и цепь бензопилы или диск болгарки нуждается в постоянной чистке и заточке. Это позволит вам отражать атаки зомбированных орд практически без серьёзных проблем и усилий, повышая вашу репутацию как ответственного истребителя зомби и привлекая попутно на вашу сторону ещё больше не менее добропорядочных граждан в жестокую и бескомпромиссную эру Армагеддона.
Громкий шум, внезапно донёсшийся со стороны центрального проезда, был уже хорошо знаком новым обитателям посёлка. Над крышами коттеджей пронёсся сильный вихрь, поднявшийся от лопастей военного вертолёта, медленно спускавшегося над лужайкой неподалёку от особняка Настасьи и Молича. Это новое вторжение коменданта застало всех врасплох. Рыжий, Лика и Цибела застыли как вкопанные посреди улицы, когда с зависшего в десяти метрах над землей вертолёта неожиданно по канату сдесантировал уже знакомый им грубоватый спецназовец из челяди генерала Ломова. Лихо приземлившись и отцепившись от каната, он тут же нацелил на них свой АК-74, в то время как винтокрылая машина спокойно приземлилась на лужайке.
Из раскрывшегося проёма сдвижной двери вертолёта вывалилась туша генерала, который, сильно хромая, направился к троице, стоявшей с поднятыми руками под прицелом автоматчика. За ним вышагивал второй спецназовец со снайперской винтовкой в руках, второй пилот остался в кабине за приборной панелью, не выключая двигатель. Судя по всему, комендант не собирался задерживаться здесь надолго, и эта мысль напугала клоуна больше всего.
Приблизившись к застывшей троице, он с ухмылкой посмотрел на Лику и пробасил сквозь шум лопастей:
– Ну вот мы и снова встретились, малышка! А ты не так проста, какой кажешься, умеешь и зубки показать, молодец, девчонка! Совсем как моя Настя в детстве!..
Он перевёл взгляд на Рыжего и добавил:
– Мне нужна только малышка. Я всегда беру, что хочу, думаю, так будет и на этот раз. Не советую спорить и выводить меня из себя, потому что ваши никчёмные жизни мне ни к чему. Не сегодня-завтра вас порвут зомбари, их в этой местности тоже хватает. Так что прощайтесь с девчонкой, и на этом всё. А ты, крошка, держи мою руку, я забираю тебя с собой в город. Мы отыщем тебе медведя покруче, чем этот рваный мишка с секретом, – генерал осклабился, мрачно глянув на плюшевую игрушку Лики.
Девочка, побледнев, замотала головой, ещё крепче сжав руку Рыжего.
Генерал выразительно покосился на спецназовца, и тот щёлкнул затвором автомата, не сводя холодных глаз с клоуна. Осознавая, что совершенно бессилен что-то предпринять, но в то же время не может выпустить ручонку Лики, отдав её на растерзание этому неадекватному воинственному негодяю, Григорий закрыл глаза. В этот момент раздался какой-то хлопок, похожий на выстрел. Рыжий покачнулся, так и не разжав своей руки, однако не упал и открыл глаза снова. Он увидел, как, скорчившись от боли, на землю завалился автоматчик. Второй охранник коменданта испуганно озирался по сторонам, когда со стороны соседнего дома прозвучало ещё два выстрела. Спецназовец со снайперкой вскрикнул и, уронив свою винтовку, рухнул неподалёку от напарника. Комендант быстро выхватил из кобуры пистолет, но направил его прямо на Лику. Цибела бросилась вперёд, заслонив собой девочку за секунду до того, как генерал нажал на спусковой крючок. Он оглянулся, махнув рукой пилоту, но тот продолжал наблюдать за происходящим из-за блистера своей кабины, не предпринимая попыток прийти на выручку главарю.
Ещё один хлопок – и рука коменданта, сжимавшая пистолет, разлетелась на мелкие ошмётки. Ломов взвыл от боли, осев на землю и продолжая отчаянно жестикулировать пилоту оставшейся здоровой рукой. У Рыжего перехватило дыхание, когда он увидел Цибелу, схватившуюся рукой за пробитую пулей с близкого расстояния грудь. Девушка беззащитно посмотрела на клоуна, попыталась вымученно улыбнуться Лике и упала на асфальт с каким-то наивным и добродушным выражением лица, которое было зачастую присуще ей и прежде. Она осталась неподвижно лежать, с умиротворением глядя в небо, положив руку поверх глубокой раны, из которой хлестнула ярко-алая кровь.
Вертолёт неожиданно оторвался от земли и взмыл в воздух, быстро поднявшись над верхушками сосен и скрывшись из виду в мгновение ока. Из-за двери ближайшего дома появился Кинский. Поигрывая пистолетом в руке, он приблизился к осевшей фигуре коменданта, с перекошенной от боли физиономией придерживающего остаток своей раздробленной пятерни, и хмуро ему ухмыльнулся. Тот в ярости посмотрел на Кинского и что-то невнятно процедил сквозь зубы. К тому времени вокруг собрались остальные обитатели посёлка. Глаза Настасьи и её отца на мгновение пересеклись, тот простёр к ней ладонь здоровой руки, также перепачканной в крови, но она быстро отвела взгляд. На несколько минут воцарилось гнетущее молчание, был слышен только плач Лики, склонившейся над недвижимым телом Цибелы.
В течение короткого времени небо сменило свой цвет на свинцово-серый, сильный порыв ветра неизвестно откуда принёс грозовые тучи, внезапно грянул гром, и над посёлком пролился насыщенный солнечным теплом, ласковый дождь. Долгожданные потоки воды со снизошедших до милости небес спустя несколько месяцев аномальной катастрофической жары наконец-то одарили землю упоительной влагой, смывая с асфальта следы крови, словно оплакивая ещё одну из случайных жертв этого безумного мира.
– Они скоро оживут, – обронил Эрнст, занося топор над головой бездыханного автоматчика.
– Так делай, что должен, – сказал Кинский, не сводя испепеляющего взгляда с коменданта.
Вязов в свою очередь левой рукой поднял топор над обмякшим туловищем снайпера. Они ударили своими топорами почти одновременно.
– Дочь… – прохрипел генерал, моляще глядя на Настасью.
– Я тебе больше не дочь.
Она равнодушно повернулась и направилась обратно в дом, закинув на плечо обрез.
Расправившись с автоматчиком, Эрнст подошёл к телу Цибелы и, переглянувшись с Рыжим, сказал:
– Я думаю, медлить не стоит.
Тот кивнул, с силой оттянул всхлипывающую Лику от тела и прикрыл ей глаза, прижав к себе.
Эрнст молниеносно обрушил топор на шею Цибелы, но промахнулся. Возможно, его ошибка крылась ещё и в притупившемся лезвии. Ему удалось закончить начатое грязное дело лишь со второй попытки, вызвав отвращение на лицах остальных свидетелей этого действа, напоминающего средневековую экзекуцию.
– Ну что, – проговорил комендант, – теперь, может быть, так же грохнешь и меня, мясник?
– Мы не беспредельщики, генерал «мёртвая голова», – презрительно ответил Кинский. – Нет, сначала тебя расстреляют по закону военного времени. Если честно, я бы вывесил твою башку на частоколе у главных ворот в назидание всем остальным.
– И кто будет моим палачом?
– Надеюсь, кто-нибудь из этих бравых молодцов. С меня на сегодня хватит! Мне кажется, что лучше всех это сделает Эрнст.
Антон пристально посмотрел на него, скрестив руки на груди.
– Нет, – раздался возглас Молича. – Позвольте, это сделаю я. Только не из пистолета.
Неожиданно для всех Ефим бесстрастно занёс над головой генерала своё тяжёлое орудие. Лицо коменданта исказил непередаваемый ужас, когда Молич обрушил молот на его голову с такой силой, что она сорвалась с шейных позвонков и покатилась, как мяч по асфальту центрального проезда в сторону раскрытых ворот.
Параграф 36. Опасность бездействия.
Изредка до нас всё ещё доносятся слабые выкрики отдельных скептически настроенных субъектов, дескать, бороться с упырями бессмысленно, зомби-изгои всегда окажутся коварнее и хитрее, а зомби-бегуны – быстрее, и большинство попыток противодействия заранее обречено на провал. Мы ответим этим предателям одним: нашей волей к сопротивлению и окончательной и безоговорочной капитуляцией многочисленных орд кровожадных упырей. И добавим, что бездействие равносильно предательству, ибо самую большую опасность представляют не зомби, а сложившие оружие без борьбы и смирившиеся со своей участью.
Предоставив троим палачам самим разбираться с трупами, Кинский незаметно для всех вернулся в дом, из-под прикрытия которого и устроил столь успешную стрельбу по живым мишеням и продолжил прерванный осмотр двухэтажного коттеджа. Обстановка оказалась на редкость скупой, но этот минимализм его устраивал. Он зашёл на кухню и уставился на огромный мясницкий нож, лежавший на столешнице. Нож был будто только что из магазина, на свету поблёскивала безукоризненно отточенная сталь. Проверив кухонные шкафчики, Антон не нашёл больше ни одного столового прибора, равно как и провизии. Взяв нож, он некоторое время с интересом разглядывал его гладкую пластмассовую рукоять и широкое лезвие. Так же, как и повсюду, на нём лежал толстый слой пыли, возможно, осевшей в течение пары месяцев. Пренебрегать лишним оружием не стоило, и Кинский заткнул его за пояс.
Выглянув из окна, он некоторое время наблюдал за тем, как Вязов, Молич, Эрнст и Панк грузят обезглавленные тела и головы спецназовцев, коменданта и Цибелы на военный грузовик Настасьи. Затем грузовик скрылся за воротами посёлка. Кинский не почувствовал никаких угрызений совести из-за того, что решил не участвовать в захоронении останков – по его мнению, он сделал и так слишком много, обезвредив стразу троих опасных противников. Так же, как и Рыжему, ему претила одна мысль о том, что комендант мог силой отобрать у них Лику, и он не задумываясь открыл прицельный огонь. Его расстроила лишь гибель Цибелы, но теперь он чувствовал настолько сильную усталость, что ему не хотелось ничего, кроме как отключиться и забыть о реальности хотя бы на несколько часов.
Спрятав под подушку пистолет, Антон развалился на диване и вскоре громко захрапел. Он не слышал, как несколько часов спустя из лесу вернулся грузовик с измотанными после раскапывания огромной ямы для беспредельщиков и отдельной могилки для Цибелы, четырьмя мужчинами. Все они, включая клоуна с Ликой и медиков, снова собрались в доме Настасьи и, помянув самоотверженную, безвременно ушедшую девушку, переключились на жаркое обсуждение всех достоинств и недостатков Кинского, так что если бы он бодрствовал, то ему непременно икнулось бы не раз, но он спал крепким сном, иногда хмурясь и сердито бормоча что-то неразборчивое в адрес Рыжего. Эрнст снова напомнил всем о своих подозрениях, и о том, что лучше изгнать Кинского из их новой коммуны как можно скорее, не дожидаясь «ненужных» инцидентов. В довершение своей убедительной речи, он швырнул на стол перед собеседниками увесистый мешок с только что подстреленной им в лесу парой диких уток.
– Нам неадекваты ни к чему, – подытожил он. – Кстати, сегодня вроде бы полнолуние, а психи активизируются именно в такие ночи. Отдадим ему его зомби-кар и пусть валит! Или кто-нибудь считает по-другому? Может, проголосуем? Кто за, и кто против?
– Голосование это хорошо, – заметил Панк. – Но ведь он нам так помог. Да, он, прямо скажем, не подарок, но если уж мы решили создать что-то вроде коммуны, нам пригодятся любые рабочие руки.
– Ну, Кинский скорее жуткий ленивец, чем работяга, – усмехнулся Рыжий и, почувствовав на себе пронзительный взгляд Лики, добавил:
– Хотя водила он и неплохой.
– А мы хотим остаться здесь надолго? – спросил Стаменов.
За это время они с Иветтой осмотрели несколько коттеджей и, говоря откровенно, не остались довольны ни одним. С одной стороны, это можно было свалить на скупость обстановки, но сама атмосфера, царившая в этих пустующих домах, подействовала на них обоих как-то угнетающе. Наверное, хорошо было одной летучей мыши, бодро попискивающей в клетке, предчувствуя наступление сумерек. К вечеру тучи разогнал сильный ветер, и на буйные зелёные лужайки и подъездные площадки теперь падали лучи заходящего солнца, торопившегося скрыться за верхушками окружающего посёлок хвойного леса. Но даже эти последние лучи не могли рассеять ожидание какой-то опасности, казалось, нависшей над этими однообразными домами со скудным интерьером и стандартными кухоньками. Была ещё одна деталь, на первый взгляд хоть и незначительная, которая вызвала у Игоря и Иветты смутную тревогу. Эти огромные тесаки, лежавшие на столешнице на кухне каждого дома, где они побывали. Обстановка домов могла незначительно отличаться, например, цветом обоев, расположением комнат и мебели. Но только не расположением ножей! Они лежали всегда почти на одном и том же месте, по центру столешницы, пугающе мерцая холодным металлом в подступавших сумерках.
Стаменов упомянул об этой странности на собрании, и оказалось, что такие же ножи из хорошей нержавеющей стали находятся на «своём» месте и в других домах. Панк и Вязов, воспользовавшись предложением Молича и вселившись в его дом, не нашли подобный тесак на кухне лишь потому, что его забрал сам Ефим.
– Действительно, огромный нож для рубки мяса лежит на кухне и у меня, – задумчиво, сообщил Эрнст. – И, возможно, у Кинского тоже. Когда я был здесь в последний раз, я не придал этому значения просто потому, что не имею привычки менять дома, как перчатки.
– Ну ладно, будем считать, что сам посёлок или его бывший управляющий помогает нам вооружиться от зомбарей, – весело заметил Рыжий.
– А что вас не устраивает в нашем намерении основать здесь коммуну? – спросил Вязов у Стаменова. – Конечно, не считая загадки с ножами?
– Нет, в вашем намерении нет ничего предосудительного, – ответил Игорь. – Но есть одна вещь, которая, к сожалению, в ближайшее время заставит нас покинуть ваш замечательный отряд, – он посмотрел на Иветту и встретил её доброжелательный взгляд.
– У меня появилась надежда на успешное создание вакцины. Но мы с Иветтой не сможем работать над ней здесь, в таких спартанских условиях. Нам нужна полноценная лаборатория. Создать её здесь практически невозможно, но есть вариант – воспользоваться услугами уже существующей, и в ближайшем мегаполисе, насколько я знаю, такая лаборатория есть – в местном вирусологическом институте. Конечно, скорее всего, этот институт в заброшенном состоянии, но вряд ли в разграбленном.
– Это уж точно, какому идиоту придёт в голову грабить вирусологические боксы? – рассмеялся Панк. – Нам будет жаль проститься с вами, но… держать вас силой здесь я точно не стану.
– На мой взгляд, это лишнее геройство, – сказал Вязов, – но вы, ребята, молодцы! Вы совершите подвиг, не больше и не меньше.
Он встал и с силой пожал руку смущённому медику.
Сообщение Стаменова о его намерении добраться до города и создать вакцину от болезни столетия, которую многие считали уже укоренившейся в их образе жизни, казавшейся чудовищным проклятием, снять которое уже не под силу никому, подняло всем настроение, и все решили провести время в гостиной за праздничным обедом, совсем забыв про Кинского, более не возвращаясь к теме его изгнания из новой коммуны и дав ему возможность спокойно храпеть на своём диване до самой глубокой ночи. Он продолжал мирно спать, даже когда полная луна засияла в небе, слегка рассеяв тьму и обволакивая серебристым сиянием сумрачный лес и сам посёлок.
Кинский проснулся то ли от привидевшегося ему жуткого кошмара, то ли от какого-то тревожного предчувствия, закравшегося в его мозг. Он подскочил на кровати, озираясь по сторонам. Комнату заливал лунный свет, какие-то причудливые тени плясали на стенах, создавая иллюзию присутствия неких чужеродных враждебных сил. Рука Кинского машинально потянулась к выключателю, но свет так и не включился. Антон пожалел, что накануне поленился и не проверил, подключён ли генератор к электросети. Теперь оставалось «куковать» в кромешной темноте, и в этом не было ничего хорошего, ведь в любой момент в дом могли прокрасться никогда не дремлющие зомби.
Кинский с пистолетом в руке прошмыгнул ко входной двери, но, как и следовало ожидать, она оказалась заперта. Никаких следов взлома Антон также не заметил. Вздохнув с облегчением, он направился обратно в гостиную, намереваясь продолжить прерванный на последнем сумбурном эпизоде сон, как вдруг застыл на месте, холодея от ужаса. Проходя по коридору мимо большого овального зеркала, висевшего на стене почти напротив входа в гостиную, ему показалось, что в его отражении промелькнул силуэт человека.
– Кто здесь? – крикнул он, наугад целясь пистолетом в полутьму комнаты.
– Спокойно! Это я, – донёсся из темноты голос Эрнста.
– Ты?.. Какого чёрта?!
– Дело не в чёрте, Антон, а во всех нас, – усмехаясь, ответил незваный гость.
Неожиданно Кинского ослепил направленный на него луч карманного электрофонарика.
– Опусти ствол, – сказал Эрнст. – Неужели ты будешь стрелять?
Прикрываясь рукой от яркого света, Антон выругался и рявкнул:
– Опусти фонарь!
– Хорошо, приятель! Может быть, тебя устроит более интимный свет?
Эрнст чиркнул спичкой, зажигая огарок свечи, стоявшей в стеклянном подсвечнике на журнальном столике посреди комнаты. Этот более тусклый, неровный, но спокойный свет осветил фигуру Эрнста, сидевшего в кресле в трёх метрах от дивана. На его лице играла странная отталкивающая ухмылка, в глазах застыл какой-то холод и напряжённая сосредоточенность охотника. Кинский побледнел, заметив на столе в мерцании свечи, которая должна была уже скоро погаснуть, окровавленный нож вроде того, что он нашёл на кухне.
– У нас беда, – сказал Эрнст, указав на тесак, с лезвия которого капала свежая кровь. – Кто-то только что прикончил Вязова. Вот этим самым ножичком полоснул его по горлу. Ты случайно не знаешь, кто бы мог это сделать? По-моему, кто-то из наших, других вариантов нет.
Кинский замотал головой, даже не зная, что ответить на столь бредовый вопрос.
– Я так и думал, – продолжил Эрнст. – Но дело в том, что все дорожки ведут к тебе. Я говорил с Рыжим насчёт тебя, и он рассказал, что у тебя иногда бывают припадки буйства. По ходу, ты тот ещё перец! Я понимаю таких, как ты. Времена изменились, мы все стали жёстче и злее, мы все стали бесчеловечны. Порой даже зомби выглядят не так жутко по сравнению с некоторыми из нас, по крайней мере, они честнее. Поэтому я решил дать тебе шанс. Уходи по-хорошему, оставь нас тут одних. Мы создадим коммуну, в которой не будет места для бесправия и лжи, как в Кербере. Но ты будешь только мешать. И опусти наконец пистолет!
Эрнст нетерпеливо встал, и теперь Кинский заметил на его правой щеке свежий кровоподтёк, будто от удара чем-то тяжёлым. Он подумал о Вязове, который был на редкость сильным парнем, и ему показалось, что в словах Эрнста что-то не вяжется.
– Я уйду, – сказал он, не спуская с ночного гостя прицела пистолета, – но хочу сперва взглянуть на Вязова. Надеюсь, вы позаботились о его голове?
Эрнст хмуро посмотрел на Кинского исподлобья, затем покосился на нож, лежавший на столе.
– Я всегда забочусь об этом. Выполняю за всех вас грязные дела, рублю головы направо и налево, как будто я машина для убийства, ходячая гильотина! А вы хотите оставаться чистыми и не при делах. Разве это честно?
– Так значит, кто-то грохнул ночью Вязова? – произнёс Антон, с любопытством глядя на Эрнста.
Дрогнуло пламя затухающей свечи, заставив встрепенуться причудливые тени на стене.
Эрнст взял в руки окровавленный тесак и ответил:
– Да, именно этим ножом.
– Какому же кретину придёт на ум убивать членов новой коммуны в те дни, когда мертвяки оживают. Какому идиоту надо создавать себе ещё больше проблем?
– Только полному психу! – заявил Эрнст.
– Согласен, – ответил Кинский. – А вернее, отмороженному маньяку, привыкшему махать топором, когда надо и не надо. Сдаётся мне, что есть ребята, которые без топора уже никуда!
Он с издёвкой засмеялся, встретив недружелюбный взгляд холодных глаз Эрнста.
– У меня создалось впечатление, что это нужно только мне, – произнёс Эрнст, повысив голос. – Мне было необходимо прекратить существование любимой жены Сильвана, исключительно мне нужно было отнять жизнь у него самого. Только мне одному необходимо было отсечь красивую головку бедняжки Цибелы, потому что у других просто чего-то не хватает!
– А сколько ещё было таких необходимостей до них? – с интересом спросил Кинский.
– Должен сказать, что их было немало. А у тебя? Когда сегодня ты открыл стрельбу по мародёрам, мне показалось, что для тебя шмальнуть в человека всё равно что выпить стакан воды. Ты убиваешь так просто, почти не глядя, безо всякого уважения к своей жертве.
– А ты своих жертв уважаешь? – прищурившись, спросил Антон. – Ты часом, не извращенец вообще? Что до ублюдков мародёров, а ты уверен, что они откинулись? Стрелять я действительно умею, Хильштейны это знали. Мне довелось поработать под их руководством, пока меня не достали их грубые методы, и я решил вывести из строя несколько их самых отъявленных головорезов. Но могу тебе со всей ответственностью сказать, что порой достаточно всего лишь покалечить выродка, чтобы он задумался о том, стоит ли продолжать. А вот твоя привычка шарахать всех топором меня действительно удивила. Помнится, толстяк из харчевни упоминал какого-то маньячилу, это случайно не ты?
Внезапно Эрнст сжал кулаки и сделал быстрый шаг в сторону Кинского.
– Эй, без шуток! – крикнул тот, отступая.
– Ты боишься? – ухмыльнулся Эрнст. – У тебя же пистолет. Давай, шмальни и в меня!
– В коленку, без проблем. Ты и не представляешь своих мучений после такого ранения, так что поосторожнее с просьбами на будущее.
Эрнст стоял, с ненавистью глядя на Антона.
– Я предлагаю компромисс, – сказал Кинский, держа дуло пистолета на уровне ноги ночного гостя. – Мне тут, в общем, понравилось, поэтому будет лучше, если уйдешь ты.
Эрнст покачал головой.
– Нет, Антон, это – моя коммуна. Я стану её новым лидером, уйти придётся тебе. И только потому, что ты мне немного симпатичен. Да-да, серьёзно! Ты напоминаешь мне себя самого, ну просто моё собственное отражение в зеркале. Ты такой же окончательно двинутый псих, как и я. Я вспоминаю тот день в библиотеке… Мало кто знал о первой вспышке зомби-вируса. Возможно, этот день был началом. Я был одним из последних посетителей. Один тип бранился с библиотекарем, я так и не понял из-за чего. Меня взбесило это хамство. Ты пришел сюда почитать и слышишь… хамство! Твою мать, грязное хамло, ты кто вообще такой?! Я подхожу к столу библиотекаря и спрашиваю Гофмана, этот автор мне нравится больше всех. Быдло поворачивается ко мне, дыша перегаром, и начинает тупо ржать. Надо сказать, это переполнило чашу моего терпения. Дело в том, что мой топор всегда со мной. И что я делаю? Всаживаю топор ему в хамоватую башку, и тот падает на пол, по пути каким-то макаром треснув по моей чем-то тяжёлым вроде бутылки. Я теряю сознание на несколько минут. А когда поднимаюсь, еле понимая, где нахожусь, библиотекаря уже и след простыл, а передо мной, покачиваясь, стоит это самое хамло, брызжа во все стороны кровищей и пытаясь выдернуть мой топор из своей головы. Я как полупьяный подхожу к окну и вижу бегущих матерящихся людей, за которыми несутся какие-то человекоподобные отродья. Начинался Армагеддон, и я столкнулся с ним воочию. К счастью, до меня быстро дошло, что нужно делать. Я выдернул топор из головы шатуна и немедля снёс её с плеч. Как оказалось, это единственный способ прикончить зомби, других вариантов попросту нет.
– Интересная история, – сказал Кинский. – А теперь брось нож и уходи.
– Не для того я привёз вас всех сюда, чтобы уйти, – мрачно ответил Эрнст. – У каждого из вас есть отличное оружие самообороны, я об этом позаботился. Два месяца назад я покинул этот посёлок, вычищенный до блеска. Я собирался привести сюда хороших людей, как минимум с дюжину. Отличное начало для захватывающей игры, скажем, на выживание. Но ты бы этого не оценил, верно? Ты ведь такое же хамло, как тот кретин в библиотеке. Такие, как ты меня бесят, до безумия бесят… И ты меня просто выводишь из себя!..
Лицо Эрнста исказила гримаса ярости, когда он внезапно, смахнув огарок свечи со стола, с каким-то звериным рёвом набросился на Кинского. Быстро уклонившись от прямого выпада, тот успел выстрелить наугад, когда раздался остервенелый вопль незваного гостя. В тот же момент Антон почувствовал удар немного выше предплечья. Клинок Эрнста настиг его, просвистев совсем близко от шеи и уйдя глубоко под кожу плеча, причинив невыносимую боль. Эрнст попытался всадить нож глубже, поворачивая лезвие вокруг своей оси, но Кинский перехватил его руку, выдернув нож и ударив им противника. Хватка Эрнста ослабла, он со стоном упал на пол, и в тишине раздался его сдавленный возглас:
– Ты… победил!
Над посёлком медленно вставало солнце, заливая багрянцем серое небо. Первые лучи дневного светила проникли в гостиную, разогнав ночные сумерки и озарив фигуру связанного по рукам и ногам Эрнста, лежавшего на спине на полу, и Кинского, клюющего носом на диване с пистолетом в руке. Когда солнце поднялось ещё выше, окончательно разогнав полутьму и загнав предрассветный туман подальше в лесные дебри, в двери раздался громкий настойчивый стук. Кинский нехотя поднялся, подошёл к двери, открыл и ничуть не удивился тому, что видит. Шестеро обитателей их нового лагеря целились в него из шести стволов. Не вооружена была только Лика, она смотрела на Кинского испуганно и недоверчиво, прячась за спину Рыжего. Позади всех стоял Вязов с перевязанной рукой и свежими ссадинами на лице.
– Антон, – сказал клоун, застыв с автоматом в руках и на редкость суровым выражением лица, – у нас к тебе есть один вопрос.
– Заходите, – устало ответил Кинский. – Ответ на него в моей гостиной.
Антон поднял перепачканного в собственной крови Эрнста и швырнул его в кресло. Затем он вкратце рассказал о том, что случилось накануне и спросил обескураженного Вязова:
– Ну, а что случилось с тобой?
– Кто-то напал на меня ночью в темноте. Мы с Панком договорились стоять на стрёме по очереди на случай нападения шатунов. Я дежурил в одной из комнат, когда кто-то прокрался в дом и попытался пырнуть в меня ножом. В общем, мне повезло, что удалось отбиться… Но тот, кто на меня напал, скрылся в темноте. Мы все ломали голову, кто бы это мог быть?
– И, конечно, подумали на меня? – насмешливо резюмировал Кинский.
– Только не я! – воскликнула Лика. – Я знала, что это не ты.
– Вязов, ты ведь левша? – спросил Кинский.
– Вообще-то, да, – кивнул Ян.
– Тогда ты узнаёшь свой хук на его правой щеке? А группу крови вот на этом ноже мы уже проверять не будем, ясно, что она твоя.
– Вот ублюдок! – воскликнул Вязов, замахиваясь на Эрнста левым кулаком.
– Толстяк из каннибальской харчевни что-то рассказывал о некоем Гофмане, которого возвёл в культ, – заметил Кинский. – Это ведь ты, Эрнст? Скажи при всех!
Эрнст молчал, сверля взглядом невидимую точку в пространстве.
– Кажется, я что-то припоминаю, – сказал Стаменов. – Незадолго до Апокалипсиса, до всей этой чертовщины в прессе промелькнул ряд статей о серийном убийце. Он отсекал головы своим жертвам топором. Его поймали случайно, когда он решил сдаться сам после очередного покушения в библиотеке. Он читал книжку Эрнста Гофмана, дожидаясь группы захвата, а рядом лежал обезглавленный труп. После этого к нему и прилепилась кличка: «Гофман».
– Какой ужас! – охнула Иветта.
– Его посадили в какой-то централ, но ему удалось сбежать незадолго до первой вспышки Z-вируса, – добавил Игорь. – Неужели это он и есть?
– Да, это именно он, – уверенно ответил Кинский. – И теперь нам надо решить, каким образом нам его казнить: распять на дыбе, четвертовать, посадить на бочку с порохом?
– Сволочь! – с ненавистью проговорил Эрнст. – Я ведь мог прикончить всех вас по очереди, если бы не ты…
– Отдадим его шатунам, – предложил Рыжий. – Этот старый способ – самый верный. Это страшная кара!
Страх впервые появился в глазах Эрнста, когда он это услышал. Он извивался, как змея, несмотря на свою простреленную из пистолета Кинского ногу, и только силами троих мужчин его удалось затолкнуть в кунг военного грузовика Настасьи. Молич сел за руль, рядом с ним в кабину забрался и Кинский.
Они молча с полчаса тряслись по шоссе, пока вдалеке не показалось несколько угловатых прихрамывающих фигур – голодных шатунов, скитавшихся по степи в поисках съестного. Как известно, в их рацион входило всё, включая внутренности их жертв. Когда от своры упырей отделились несколько скоростных «бегунов», Молич и Кинский поняли, что медлить не стоит. Ефим быстро открыл дверь кунга, Антон выпихнул из него пытающегося яростно сопротивляться Эрнста. Из побуждений милосердия, проснувшегося некстати и, можно сказать, с серьёзным опозданием, Кинский разрезал верёвку, стягивавшую руки пленнику и швырнул к его ногам топор.
Они не стали дожидаться приближения голодных упырей и запрыгнули обратно в машину. Молич отжал педаль газа, и они помчались по шоссе, оставив далеко позади одинокий силуэт человека с топором в руках, ожидающего своей участи.
Эрнст не мог сбежать от быстро настигших его упырей из-за своей раненой ноги. Он отбил топором несколько выпадов агрессивных монстров, таращившихся на него голодными жёлтыми глазами, пока другие подоспевшие шатуны не задавили его своей массой, вцепившись руками и зубами в его руки, ноги и шею. Вскоре его тело исчезло под горой из туловищ множества ненасытных упырей, и его последний пронзительный вскрик заглушило их утробное яростное рычание.
