Алекс смахнул непрошенные слезы. Когда он писал о матери Селении, это было и о его матери. Той, для которой он всегда был целым миром, которая поддерживала, даже когда знала, что он не прав. Но после ее смерти он перестал быть миром, он стал никем – очередной несчастной сироткой. В этих строках он увековечил память о ней. Может, в этом был смысл? Чтобы дать близким людям место в вечности – хотя бы на страницах своей истории?
Он прошелся по следующей сцене – той самой, которую видел во вторую ночь в лаборатории. Все сошлось, он нашел этот путь между приснившимися фрагментами – будто история и правда уже жила в его голове. Или в ноосфере?
Он не решался продолжить. Бессмысленно. Все, что он делал в своей жизни не имело смысла. И в этом романе – тоже не было смысла. Может, стоит на этом и закончить? Любой знакомый, который узнавал о том, чем он занимается, лишь снисходительно качал головой, говоря, что ему стоило бы найти нормальную работу, а не сидеть дома и строчить тексты (его работы на заказ они нормальной работой не считали). Хотя его рассказы все же читали, а большая часть комментариев, оставленных на сайтах самиздата, были положительными. Но все же… что дальше?
Мозг будто разрывало изнутри. Тошнота. Вот, с чем можно было бы сравнить это ощущение: когда что-то хочет выплеснуться, вырваться из плена черепной коробки. Он занес руки над клавиатурой. Пусть это не имело смысла, пусть эта история никогда не найдет читателя. Он писал, потому что просто не мог не писать.
Селения протерла стул от пыли и села. Найл и Адам приехали почти сразу после нее и теперь смотрели на девушку двумя парами недовольных глаз. Селения осматривала устаревшее убранство дома, вывела грустный смайлик на пыли, толстым слоем которой была покрыта лакированная деревянная столешница – что угодно, лишь бы не встречаться с ними взглядом.
– Ты была неаккуратна, – выдавил Адам. В его обычно приятном низком голосе сквозило раздражение. – Как твоя подружка узнала обо всем?
– Не надо было мне давать ту листовку, – буркнула Селения, скрестив руки на груди.
– В следующий раз, когда будем затевать дело, повесишь на дом баннер? – Адам повторил движение за ней. – Хорошо, что у нас был доступ к ее данным, иначе за тобой бы уже пришли.
– Ничего страшного не случилось, – вмешался Найл, – от плана не отклоняемся. Они не знают ни времени, ни места, ни того, что мы планируем делать. Ты же забрала листовку, когда уезжала?
– А надо было? – Селения сжалась, прикрыв глаза.
Найл и Адам издали протяжные разочарованные стоны.
– Твою квартиру наверняка обыскали. И ты хочешь сказать, что они нашли ее? – Адам выдохнул. – Все доносы проверяют, и теперь у них есть доказательство, что он не был беспочвенным. Ты хоть иногда используешь мозг по назначению?
Селения чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. То, что Адам не орал на нее, не повышал голоса и был показательно спокоен, делало только хуже.
– Ну все, довольно, – Найл посмотрел на Адама, ободряюще сжал плечо Селении, – мы придумаем, что делать.
– Что делать? – Адам хмыкнул, – весь план из-за этого может пойти по одному месту. А что будет, если они выйдут на нас? Все, над чем мы работали столько лет, под угрозой. И наша свобода – в том числе.
– Значит, нужно начать раньше, – Найл выдавил подобие улыбки, – пока они на нас не вышли. Либо сейчас, либо никогда.
Адам покачал головой, что-то проверил на своем браслете, громко выругался.
– Во всех сводках только и говорят об инакомыслящей. Даже фотография есть. – Он криво улыбнулся, – особо опасная преступница, ты теперь звезда, Селения.
– Люди сами начали приходить к нам, Адам. У нас уже столько последователей, что мест во всех тюрьмах не хватит, чтобы упечь за решетку. А у людей не хватит терпения, чтобы выбирать каждому сроки.
– Полагаю, они сделают общее коллективное принятие: выбираем, сколько положено сидеть людям из списка. А кого-то из них помилуют, когда они нас сдадут. Вот, чем все закончится, Найл.
– А мы не можем обернуть эту ситуацию в свою пользу? Теперь каждый горожанин знает, что мы вообще существуем.
– Может еще сделаем нашу звезду лицом оппозиции? – Адам усмехнулся.
– Мученицей, ага, – буркнула Селения.
– Возможно, ее история была бы более убедительна для людей, чем голые факты, – Найл нахмурился. – У людей есть такая черта, сострадание называется. А еще – привычка все переносить на себя, ставить себя на место другого человека. Ты же хотел взломать билборды и динамики для общих оповещений? Пустим видео с Селенией, где она расскажет о том, почему оказалась там, где оказалась.
– Слезливая история о том, как она потеряла мать, потому что та не смогла получить своевременное лечение? – Адам изогнул бровь. – А потом пару слов о том, что творится в совете, как наши положения не проходили в общее голосование, хотя положено по закону…
– Я не стану использовать смерть мамы, чтобы разжалобить кого-то, – Селения вспыхнула, – вы со мной посоветоваться не хотели, м?
– Для тебя важнее гордость или возможность сделать так, чтобы больше ни одна мать не умерла из-за врачебного невмешательства? Тебя в любом случае найдут рано или поздно. Но перед этим ты либо станешь символом нового будущего, либо останешься преступницей. Тебе решать, конечно, но, по-моему, выбор очевиден.
Селения прохрустела суставами, чтобы успокоиться. Адам был прав, хоть и играл на ее чувствах. Пусть у нее не вышло помочь матери, но, возможно, у нее выйдет помочь всему миру?
– Надеюсь, сделаешь так, чтобы я нормально смотрелась в кадре?
Алекс выдохнул. С последней написанной строчкой зуд в голове прошел, будто мозг наконец вытошнило. Прекрасное ощущение чистоты, пустоты. Свободное место для продолжения.
Алекс прикончил пятую кружку кофе. Последние несколько дней он почти не спал: мозгу все чаще требовалось освобождаться от скопления чужих слов, образов и мыслей. Он даже почти не думал об Алании, от которой все еще не было ни звонков, ни сообщений. Иногда он злился на себя, что так и не осмелился взять ее номер, но злость отступала, стоило ему сесть за роман. Реальная жизнь отходила на второй план перед его второй жизнью – в Полярисе.
История близилась к завершению. От этого было одновременно и волнительно, и грустно. За все это время герои его книги стали такими родными, такими… живыми. Оставалась последняя сцена, и все закончится. Он перешел к главе с названием «Новое начало», прокрутил полотно написанного текста. Прикрыл глаза, и перед внутренним взором привычно замелькали картинки.
Селения стояла на площади, наблюдая, как на билбордах и главном экране лицо советника сменяется ее лицом. Толпа неодобрительно загудела. Подождать до дня единения было хорошим решением – почти весь город собрался в одном месте.
Голос в записи звучал странно – будто и не ее вовсе. Селения опустила козырек кепки. Адам настоял на том, чтобы она хоть как-то «прикрыла свою физиономию», раз собралась ехать с ними. Сам он напряженно стоял рядом, тыкая на экран браслета.
Она слушала слова, на запись которых ушло много дублей и еще больше – нервов. Когда она начала рассказывать о матери, толпа притихла. Мелькнули яркие листовки: все их люди были задействованы в сегодняшнем, раздавали их горожанам, пока транслировалось сообщение.
«… и этого могло бы не случиться, если бы соблюдалось наше право. Право на то, чтобы выдвигать собственные позиции к общему голосованию…»: разносилось над площадью. Люди возбужденно перешептывались.
«… совету это было невыгодно. Доступ к необходимой помощи получают лишь те, у кого есть заслуги перед обществом. Есть ли они у вас? А у ваших близких? А есть ли у вас средства на то, чтобы обеспечить лечение себе или своим близким, если что-то случится? А может, у вас есть средства, чтобы оплатить получение заслуг советнику Краймсу?»
Люди переглядывались, продолжали шептаться.
– Это правда, можно просто купить себе судебную неприкосновенность и льготы?
– Какой вздор! Как такое возможно?
«… и вы убедитесь в этом, если перейдете на сайт по коду из листовок. Там есть все доказательства, список всех, кто прибегал к этой возможности…»: люди принялись рассматривать листовки, переходить на сайт, отовсюду послышались возмущенные возгласы.
«… вместе мы сможем это изменить. Участвуя в коллективных принятиях решений, я не раз задавалась вопросом: почему это вообще решаем мы? Те, кто не разбирается ни в судебных тонкостях, ни в том, что нужно городу, ни в том, куда следует пустить общий бюджет. Почему это не решают те, кто действительно понимает в этом? Я – простая официантка, откуда мне знать, нужна ли новая объездная дорога?..»
– Я тоже не раз задавался вопросом, зачем мы тратим время на это, – пробурчал кто-то из толпы.
– А разве может быть по-другому? – Донесся голос с другой стороны.
«… Единственный выбор, который нам нужно сделать – выбрать тех, кто решит это за нас. Кто сможет грамотно выстроить управление, распределить бюджет туда, где это действительно нужно. И я уверена, что если мы не будем каждые пару лет ремонтировать и без того отремонтированные здания, средств хватит и на то, чтобы обеспечить бесплатную медицину для всех, кто в ней нуждается…»
– Она предлагает вернуться к тому, что было раньше? – Послышался недоумевающий голос.
– Но ведь раньше и правда было лучше, – ответил кто-то, – я читала об этом.
– Последнее, конечно, было полной импровизацией, но я рад, что решил это оставить, – усмехнулся Адам, и Селения почувствовала его прикосновение к своей ладони.
Когда видео кончилось и экраны погасли, над площадью повисла тишина. Несколько мгновений тягучей, как патока, тишины. А потом Селения услышала звон металлического браслета, падающего на мощенную плиткой площадь. А после воздух наполнился шумом ударов тысяч браслетов о камень – будто начался град в летний день.
Адам сжал ее ладонь. Он улыбался, наблюдая, как люди избавляются от своих оков.
– У нас получилось, – шепнула Селения.
– У тебя, – усмехнулся Адам.
Когда Алекс поставил точку, он будто вынырнул из-под толщи воды: на него обрушился реальный мир. Он неотрывно смотрел на последние строчки. Подумал, дописал еще один абзац, ставший завершением. Это был совсем не тот финал, который приходил ему изначально. Он смог изменить то, что было в ноосфере, смог дать Селении хороший конец ее истории. Он мог это контролировать, и от этого было спокойно.
В его жизни счастливого конца не предвиделось, как, скорее всего, у многих людей в мире. И он мог дать им что-то хорошее, тем, кто все же прочтет историю Селении. Может, он бы мог вдохновить кого-то, дать им надежду? Надежду на собственное новое начало?
Месяц редактуры, корректуры, вычитки и переписывания. Алекс терпеть не мог этот этап работы с текстом, но это было необходимо. Но то, чем он не хотел заниматься еще больше – искать издательство. Поэтому он до последнего читал и переписывал, добавлял и убирал, лишь бы оттянуть этот момент. Но он хотел, чтобы эта история все же дошла до читателя.
Первый отклик пришел через месяц – слишком быстро для ответа по самотеку. Он не удивился, прочитав сообщение: «К сожалению, ваша рукопись не подходит. Желаем дальнейших творческих успехов!»
За ним последовали и следующие – похожего содержания. Скорее всего, они даже не открывали рукопись, ограничившись синопсисом. Или просто формировали автоматический отказ, видя, что рукопись – авторства никому неизвестного писаки.
Алекс открыл очередное сообщение с заголовком «Рукопись рассмотрена». Грустно усмехнулся. На этот раз они потрудились написать, что его история – неформат. Прекрасно. Это было последнее издательство в списке.
Он полагал, что опустошение придет, когда он закончит писать, но оно пришло много позже – сейчас. Хотя он даже не достиг своей цели. Он прикрыл глаза. Это не должно было так работать.
Самым тяжелым было то, что в его сознании уже рождался новый замысел. И он не мог его оставить, не мог игнорировать. Не мог не писать. И потому писал. Он уперся головой в сцепленные руки. Писать, но никогда не быть прочитанным – что это, если не проклятье? Он решил, что ему нужно взять перерыв. Возможно, снова взяться за заказы?
Но не сегодня. Он бесцельно бродил по сайтам, читал какие-то научные статьи в надежде, что встретит знакомое имя. Ничего не было. Неужели ни Агатов, ни Алания не опубликовали ни одного результата? Прошло уже много времени, у них определенно было, чем поделиться.
Он не сдержал смешок, все же наткнувшись на знакомое имя. С небольшого баннера в углу сайта улыбалась девушка с волосами цвета розовой сладкой ваты. «Выставка картин Николь Санни. Грани будущего» гласила небольшая подпись. Алекс перешел по рекламе, прочитал адрес и время проведения. Открытие было сегодня. Хоть у кого-то получилось.
Вечером он вошел в здание экспоцентра. Звук голосов множества людей, смесь парфюмов, буйство красок. После долгого время затворничества такое количество людей почти вызывало панику. Алекс прошелся по залу, рассматривая картины. В каждом мазке, в каждой линии читалась сама Ника. Но ее самой нигде не было видно.
Алекс застыл перед картиной с изображением девушки с мелкими острыми чертами лица, напоминающими птичьи. Но глаза ее были хищные, будто бы неподходящими ей. На руке – массивный браслет с яркими всполохами, которые переходили в призрачных птиц. Грачи.
– Селения, – выдохнул Алекс.
Он не мог отвести взгляда от девушки из своей головы. Ника тоже видела ее? Это казалось невозможным, но завораживало. У них получилось открыть доступ не только к ее разуму, но и к его? Невозможно.
– Вы сильно похудели, – знакомый голос заставил его вздрогнуть.
Алания стояла рядом – ее едва можно было узнать. Возможно, потому что он привык ее видеть в белом халате? Сейчас на ней было строгое нежно-голубое платье с открытыми плечами, а черты лица изменились из-за макияжа, стали более выраженными, яркими. Или он просто начал забывать, как она выглядит? Теперь они вдвоем рассматривали Селению.
– А вы так и не позвонили, – Алекс усмехнулся.
– А вы ждали?
Глупый вопрос, на который он отвечать не стал.
– Агатов не даст опубликовать результаты, – Алания хмыкнула.
– Но это ведь ваше исследование, – Алекс не заметил, как начал хрустеть суставами, – какого хрена он распоряжается данными?
– Договор, который я подписала при приеме, – Алания нервно рассмеялась, – все результаты, полученные в стенах лаборатории, являются собственностью лаборатории.
– А как же… – он покачал головой, – степень, помощь миру, все, за что вы боролись все это время?
– Агатову не нужна помощь миру. За эти наработки и он, и лаборатория получат неплохие деньги. Естественно, если результаты не будут обнародованы.
– Вы пришли, – Ника налетела на них со спины, обняв.
– Ника, – Алекс улыбнулся, развернувшись к девушке.
На ней было платье в цвет волос, обильно украшенное кружевом. Теперь она вся была похожа на сладкую вату – такая же мягко-воздушная.
– Знаешь, Агатов был прав, – она сияла, – когда все получилось, провели еще несколько сеансов. И в каждом из снов я видела то, что будет на картинах. Это потрясающе! И до сих пор вижу, хотя больше в эксперименте не участвую.
– А это? – Алекс кивнул на картину.
– О, это одна из последних, – Ника гордо улыбнулась, – хороша, правда?
– Знаешь, я тоже ее видел, – Алекс рассмеялся, – это главная героиня моего романа.
– Да ладно! – Ника стукнула его по плечу, – я должна это прочитать. Просто обязана. У меня был лишь образ, но не то, что стоит за ним. Ты ведь закончил? – Алекс кивнул в ответ. – Пришлешь экземпляр книги, когда выйдет из печати?
– Она не выйдет, – он усмехнулся, – это неформат. Никто не взялся за эту историю.
– Знаешь, мне сказали то же самое, когда я решила организовать первую выставку. – Она слегка поморщилась. – Я выставила картины в сети, надеясь, что найдется покупатель. На них наткнулся сам Паркер Тарт, представляешь?
– Я понятия не имею, кто это, – Алекс улыбнулся.
– Известный ценитель искусства и меценат. – Ника пожала плечами. – Он связался со мной и предложил сотрудничество, сказав, что работы гениальны. Так что, – девушка усмехнулась, – что для одного неформат, то для другого – гениальность и выход за рамки. Так что, пришлешь хотя бы рукопись? Жуть как интересно.
– Да, – он протянул ей телефон, – запиши свой адрес электронки, я пришлю вечером.
Ника быстро набрала, перепроверила, протянула телефон обратно. Ее кто-то окликнул, и она, извинившись, оставила их с Аланией наедине.
– Героиня романа, значит? – Алания улыбнулась, впервые за весь их разговор. – Любопытно.
– Что вы планируете делать?
– С Агатовым? Ничего. Мне предложили внушительную сумму в обмен на отказ от притязаний, так что…
– И вы согласитесь? – Алекс тихо рассмеялся.
– А есть еще варианты?
– Опубликуйте результаты. Их нельзя будет продать, если они будут обнародованы, так?
– Меня привлекут к ответственности, если я это сделаю. Мне не нужны проблемы, Алекс.
– Запрещено ведь публиковать лишь те данные, которые вы получили в лаборатории? А что, если кое-что я вам не рассказывал?