Максим Сергеевич Макаров
Взмокинские истории
Тогда он так наслушался умных речей, что уже не мог их забыть. Правда, далеко не все было Гониденеку понятно в словах мудреца, он часто путал начала и концы мудрецовых высказываний, но достаточно точно мог их воспроизвести.
Этой мудростью тоже торговали.
Гониденеки и Гониденек шли, шли; занимались «серьезным делом», где-то тащили, причем не только у других но и у своих же. Собирали прибыль – тут же тратили на всякие мелочи, касавшиеся вкусной еды или развлечений; кое-что из приобретенного волокли за собой и теряли. А другие гониденеки находили потерянное. Но ведь если гониденек что-либо найдет – он ведь никому не скажет!
Гониденек всегда был настороже; впрочем, ему не привыкать, а кроме того, ему нравилось такая деятельность.
Нравилось обогащаться без страха быть побитым, нравилось быть в компании, где все тебя понимают, ибо думают точно также. Только вот карманов нет – это плохо.
Гониденек терпел это, терпел, да и начал приставать к Спазгону:
– Слушайте, почему мы не можем сохранить свое благополучие? Мы же все тратим… противно даже. Вы же говорили, все мое ношу во мне. Или как его там?
– Дело в том, милый, что для длительного сбережения нужна особая аппаратура – своего рода кошелек – который похож на энергию… в нем все и сохранится.
– Так вы же говорили, что он у вас был – напомнил Гониденек.
– Ничего я такого не говорил.
– А вот говорили! В самом начале, еще до пустыря!
– Ни в пустыре, ни в другом месте я такого не обозначал! Это тебе в уши ветер попал.
– Нечего трогать мои уши! – Гониденек обиженно задергал головой, тем более что Спазгон действительно двинул его по ушам. – Это вы врете! Как не стыдно своим же врать…
Спазгон чем-то щелкнул и хвататели, не сговариваясь, навалились на Гониденека.
– Слушайте, я же не сказал ничего такого… – растерянно произнес Гониденек. Груда тел над ним вибрировала.
«Ой, как мне сейчас навешают… или распрендобят… интересно, бить меня будут сейчас или потом? Хорошо, если потом, можно успеть смотаться…».
Спазгон вертел носом, не говоря ничего. Но тут вмешался еще один «хвататель» – Обтай.
– Постойте, прекрасные – у Обтая глуховатый, но вместе с тем приятный голос – вы чего-то не то делаете. Зачем вы навалились на нашего приятеля? Разве ему нужна помятая шерсть?
Шустрые тела, как по команде, сползли с Гониденека.
Спазгон опять ничего не сказал, лишь сидел в стороне и придирчиво считал свою часть дохода.
– Легко управлять простыми умами, правда? – сказал Обтай.
– А как оно выходит?
– Волны. Волны действуют на разум. Вот из этого рожка – под мышкой Обтая был зажат мелкий, похожий на клык, предмет. – Ты даешь приказ ему, а он дает приказ чужим сознаниям. Если, конечно, они слабо развиты.
– А Спазгон?
– У Спазгона есть такой же. Думаете, легко набирать компанию?
– А вы…
– А у меня тоже.
– А на меня не действует! – гордо сообщил Гониденек.
– Да – удивленно согласился Обтай. Он погладил Гониденеку хвост. – Ты, приятель, какой-то особенный… Ты мне очень нравишься.
«Еще чего, – обиделся Гониденек – разбежались!».
Он не знал, хорошо это или плохо – нравиться гониденекам.
Поэтому насторожился.
«Вот подвох, так уж подвох! Или это еще не подвох?… А когда же он будет, будет же он когда-нибудь?»
Гониденек не верил в судьбу, поскольку вообще не привык верить; однако он допускал, что бывают события неотвратимые, которых нельзя избежать – вроде затмения или метеоритного дождя. Однако небо над головой было ясным, даже без облаков. Оно тянулось во все стороны, сходилось со степью на горизонте.
День-ночь-день-ночь-утро… Сквозь застывшее полотно воздуха порой проносится ревущий смерч – ракета или иной космический аппарат, созданный разумными существами, транспорт для умных, но не достаточно великих. Поистине велик тот, кто может перемещаться в разные концы Вселенной без особых устройств, движимый лишь собственной мудростью. Такая мудрость есть у Коша, есть у Вор-Юн-Гака, у любителя пустоты Ничтова, у кого-то еще… Неопытные умы будут считать их богами или, по крайней мере, сверхъестественными созданиями; но Гониденек по опыту знал, что никто не лишен слабостей – из тех, кого он видел.
– Ой, как мне все надоело… все болит, что просто ужас… как бы эти типы, что кружат над головой, не полезли сюда вмешиваться… это их слабость – вмешиваться, да… а еще они любят организовывать… противно! Не люблю, когда приказывают или учат.
Несмотря на инцидент, наш герой продолжал идти вслед за «хватателями». Они теряли и тащили, тащили и теряли.
Желая сохранить хоть что-то, Гониденек проглотит пару мел- ких изумрудов – большие носить тяжело, и кроме того, он боялся ненароком разбить свои быстросферы. Гониденеку не хотелось остаться здесь навсегда.
После удачного набега хвататели хвастались друг перед другом. Они прыгали выше головы.
Вертится, вертится лохматый хвост, поднимаясь над пыльной землею. Так гониденеки показывают свое мастерство и ловкость.
Гониденек тоже любил прыгать, но с недавнего времени ему сделалось скучно. В компании единомышленников… он не чувствовал себя каким-то особенным, а ведь именно ощущение особенности помогало ему всегда, по крайне мере, в тех случаях, когда он был в сознательном состоянии. Бьют –потому что особенный, удача – потому что особенный, неудача – тоже особенный, но несчастный… Теперь было даже как-то неинтересно. Пропадал внутренний азарт. Впрочем, если впереди богатство, можно и потерпеть.
…Из далекий миров прилетел зонд и сбросил аппарат – синтетическую бочку. Едва бочка ударилась оземь, как из нее полезли во все стороны ручки, ножки, тоненькие, словно иглы; бочка встала и зачирикала:
«Осмотр на местности… осмотр на местности… анализ»
Ножки затормошили пыль.
«Анализ в движении… анализ в движении…»
Бочка двигалась кругами, но не могла обнаружить никаких живых существ, даже микроскопических. Пока не наткнулась на гониденеков.
Гониденеки, прячась за камнями и песчаными насыпями, давно заприметили странную конструкцию.
– Посмотрите-ка, кастрюля с лапами! Подмигивает! Давайте ее возьмем.
– Да зачем она нам нужна, – отмахнулся Спазгон, – материал-то у ней дешевый…
– Ну так, вообще… на ней ездить можно, а то все ногами, ногами…эй, ты куда поехала, ехалка? Не уезжай, кастрюля!
Гониденеки облепили «кастрюлю» со всех сторон.
– Поезжай туда… ну поезжай, поезжай, ты же только что ездила… ездилка… ходилка… скажи ей, чтоб не дергалась… как я скажу, надо же секрет знать… а в ней нету ничего такого?… она не открывается…
Аппарат хотел сделать анализ биологической сущности, но при всем своем мастерстве не мог даже фотографировать.
Гониденеки вертелись стремительно.
«Примитивные существа… примитивные существа…анализ»
Аппарат изловчился и ухватил-таки один хвост за самый кончик.
Хвататель (рыже-серый, точно лис) подскочил от удивления.
– Ой, сиделка моя!!
Аппарат выдрал два крохотных волоска.
Гониденеки застыли. Это позволило аппарату выдрать волоски еще из двадцати хвостов.
Отлаженным движением он запустил биохимический анализ.
Но хозяева хвостов уже рассердились:
– Ах, кастрюля подлая… бить нас собралась?! Наших бить! Драться?! С-е-ейчас мы тебя намажем!!
Кричащая и воющая толпа навалилась на аппарат. Гониденеки били по пластиковым бокам – руками, ногами, хвостами, плевались, кричали, пытались укусить. Аппарат не проявлял неудовольствия и лишь сосредоточенно пикал.
Пробить его было невозможно, в нем не было ни трещинки, ни лишней щели. Аппарат был целиком искусственный, лишь его разум включал немного биологического материала.
Связанного с передачей наследственности.
Как-то так случилось, что энергия, исходящая от гониденеков, перебросила часть их природной информации внутрь аппарата, в его электронное сердце. Сердце отразило энергию в мышцы, мышцы – в ноги, а ноги – в разум. И разум стал наполняться всякими пустяками, сбоями, противоречиями. Гониденеки не были венцом природы; некоторая часть их наследственности, явно неразумная, проникла в логические цепи.
Произошел сбой. Разумное попало под неразумное.
Гониденеки принюхались:
– Чем это так пахнет? Мертвой рыбой, что ли?
Аппарат пытался стереть неразумную информацию, но она лезла отовсюду – от всех гониденеков, от их рыжей, серой, желтой шерсти, от худеньких тел, из ушей и из умов. В искусственном мозгу рождались междометия.
«Иатро-бла-сло-да-строя… вщ-щ-щ-щ…. сбой-сбой-сбой… абсолютный сбой…»
Аппарат затрясся, в нем запустилась внутренняя борьба, но борьба трагическая – из пластикового бока выбилось странное зеленое пламя. Гониденеков как ветром сдуло.
Пламя нехотя охватило всю поверхность аппарата, и стало голубым. А затем черным. Повалил дым.
– Прекрасные, кого скрючит, я не виват! – кричал Спазгон, изо всех сил сгибая ноги. Он был умный и начал отступать раньше остальных – Оно горит?
– Горит-горит!– отзывались гониденеки, бежавшие следом.
– Ну хорошо…
И аппарат сгорел, не оставив даже пятен. Гониденеки этого не видели, поскольку успели уже далеко удрать. Они возмущались:
– Ходят всякие и ходят, словно у себя по полю… чего он притащился к нам… ходил бы в другом месте…Ходилка несчастная!
Они шли, шли, шли вперед. Спазгон, словно в забытьи, бормотал о великой тайне, открывающей дорогу к благу; или же ласковыми словами привлекал новых соратников, убеждал старых. Гониденеки слушали, верили. Только Обтай, судя по хвосту, не очень верил. Но тоже шел.
Земли, земли, новые земли… Царство каменных плит. Царство стеклянных исполинов. Земля сфер. Из чего только не делают дома разумные создания. У каждого своя фантазия.
Число «хватателей» продолжало расти; из разных краев прибегали гониденеки – побитые, взъерошенные, решительные. Толпа увеличивалась.
«Сколько народу, – думал Гониденек, – не слишком ли много? Никакого добра не хватит.»
Куда ты ведешь их, Спазгон?
Есть ли на лице мира место, где богатство делается бессмертным? Есть ли место, где материальное благо становится невещественным, невидимым, и наполняя тебя, может
храниться вечно? Имеет ли Вселенная такую мудрость, или она – лишь плод дикого, необузданного воображения, простенького ума? Экое дымное наваждение…
Спазгон вдруг велел всем курить – скрученные в трубку фрагменты корешков и листьев. При горении от них исходит сладкий дурман.
Гониденек не очень умел курить; самокрутка проваливалась между пальцами, а держать ее в кулаке было неудобно.
Наконец он исхитрился – изогнул голову как цапля.
– Ну и что тут такого…ой-ей-хр… апчхи… нос режет, смотреть… апчхи, смотреть нельзя.
Над толпой повисло облако. Стояла ночь.
Гониденек видел, как дым от самокруток поднимается выше, выше, к самому небу. Немного погодя, с неба опустилась звезда, потом еще одна, еще и еще; звезды сливалась в блестящее облако. Из него плавно вырастал город. Настоящий город, не придуманный. Его дома смыкались под крышами. Вместо улиц глядели лабиринты, покрытые чем-то искусственным.
– Прекрасные! – закричал Спазгон. – Наконец-то мы достигли желаемого! Наконец-то мы достигли цели! В этом чудном месте каждый отыщет что хочет…
«Превращение добра! – мелькнуло в Гониденеке. – Невещественные вещи! Чтоб золото носить в голове!»
Толпа, визжа от восторга, понеслась на город. Недолго думая, Гониденек тоже побежал.
«А то еще разберут мои… сокровенные идеи!»
Внутри городской лабиринт оказался гораздо сложнее, чем выглядел издали; впрочем, никого это не смущало.
У каждого была цель. Гониденек мчался, сразу потеряв из виду остальных, летел шибче ветра; он попал в какую-то комнату, из нее в зал, а оттуда – опять в комнату. Внезапно он оказался в небольшом помещении, покрытом квадратными бугорками, похожими на клавиши. На каждом бугорке были символы, знакомые и не очень. Стояла полутьма, но дышалось бодро.
Гониденек с разгону чуть не врезался в клавишную стену.
И тут ему кто-то сказал:
– Для исполнения ваших мыслей изобразите фигуру, гармония которой отражена сама в себе, и каждая ее часть видит такую же дважды.
Гониденек насторожился, но голос больше не говорил.
Стало тихо-тихо.
– Что-то я ничего не понял… Это что, загадка, что ли? Надо ее решить? Как мне надоели эти загадки, просто ужас. Здесь загадки, там загадки… Вся жизнь из загадок… А что оно сказало?… фигура, гармония два раза… или три раза?… нет, вроде два… Слушайте, но я ведь не имею соответствующей подготовки!
Действительно, математику Гониденек не учил никогда. Но по опыту он знал, что если перебирать все подряд, то среди множества комбинаций найдется верная, которая и станет решением; правда, обычно комбинаций мало, вроде «влево-вправо», а здесь ему предлагалась огромная куча символов. Значит, надо действовать быстро.
Гониденек смело стал давить подряд все кнопки.
– Давай, давай! Эту, эту, эту, эту… устроили тут состязание по вычислениям… будто я об этом думал… ничего я не думал, я просто…
Гониденек нажимал, нажимал – вдруг комната озарилась непривычным светом.
«Ошибка! Ошибка» – произнес прежний голос.
– Ну и что…– начал было Гониденек, но Голос был повсюду. Он наполнял и эту комнату, и другую, и вообще весь город. Повсюду слышалось противное слово «ошибка». Наверное, все остальные гониденеки тоже нажимали кнопочки.
Комната дрогнула и стала вворачиваться в себя…
– Караул! – завопил Гониденек – Кошмар!!! Это западня! Это… нас… расплющат!! Мясорубка!!!
Он выскочил из комнаты. Бежать! Куда бежать? Прочь отсюда!
Под лучами утренней зари город таял и сжимался.
Гониденек, не видя и не слыша, стрелой летел по лабиринтам улиц, терялся, спотыкался; все же он очень быстро добежал до выхода.
Степь пылила, от камней шел холод. Гониденек лизал их яростно.
Кругом было полно других гониденеков – все они успели выскочить, решительно все; только Спазгон куда-то делся. Гониденеки – маленькие, дрожащие – с ужасом смотрели, как громадная глыба города слилась с утренним светом, дернулась и пропала.
Что это было? Мираж? Сон? Ночной призрак? Но ведь гониденеки не спят.
Пушистые тела сбились в кучи.
– Что ж теперь-то нам делать, а-а-а?… – жалобно спросил один паренек.
– А откуда я знаю, – сказал Гониденек – думать надо было… Прямо бред какой-то, кошмар полный, вот подвох, так подвох… Дождик, что ли, будет?
«Спазгон – завел всех сюда, а сам смылся. С денежками! Стоило ожидать…»
Со стороны запада на них надвигалась серебристая туча. Гониденек подумал, что это очень кстати – попить дождевой влаги, а то рот полон песка; но из тучи пошел не дождь, а туман. Гониденеков заволокло.
Туман пролез повсюду, а потом он превратился в кольцо – и все «хвататели» оказались заперты в нем. Бежать наружу не хотели, думали, что кольцо ядовитое, хотя от него не чувствовалось ни запаха, ни других воздействий. Гониденеки решили переждать: кое-кто уже знал про подобные выкрутасы Мира. Такой туман пропадет сам собой, бормотал Гониденек. Бывают же в небе самые разные события, и на земле тоже… Туман должен рассеяться.
Пушистые тельца вжались в землю и старались не замечать ничего. И ни о чем не думать. Ведь неправильные мысли могут навредить – это Гониденек знал твердо.
Они ждали весь день и весь вечер; наконец, ночь пришла.
На короткий момент стало очень темно – ну просто глаз выколи, абсолютно ничего не видно; а потом вдруг посветлело, и можно было отчетливо разглядеть все в пределах пятисот шагов. Туман исчез. Гониденек – никуда не глядя – помчался вперед, преодолел, как ему казалось, область страшного «кольца», прыгнул – и застыл.
По степи бродили странные создания. Как будто вовсе без тел, одни лишь силуэты. И они были везде.
Тень – прозрачная, бесформенная тень подошла к Гониденеку, посмотрела и произнесла лишь одно слово:
– Жадный – в голосе слышалось удовлетворение. – Жадный.
Тень отползла.
– Ко-о-о-шм-а-а-а-а-р-р какой…
Тени – повсюду! Они подходят к гониденекам, смотрят, иногда щупают; потом каждого – подталкивают к черному шатру. Шатер был черный как пустота.
«Нас взяли в плен! – сообразил Гониденек. – Ой что будет… »
Он не читал книг о войне, но по опыту знал, что с пленными не церемонятся. С ними делают все что угодно. Пленных могут побить, продать и даже ликвидировать.
«А помирать-то мне рано – подумал Гониденек – я еще совсем не вредный… и не старый… я бы даже мог кого-нибудь произвести… лучше б я тогда играть пошел… со Взмокиными… нас про′дали, нас пре′дали … нет, нас прода′ли, нас преда′ли…».
Он не заметил, как тени мягко тянули его к шатру.
Гониденек захотел вырваться, но не было сил. Ноги не слушались. Хвост тоже.
– Ребята!! Пускай все знают! Я всегда стремился к… хорошему! У меня были высокие цели, и то, что они не сбылись, в этом не моя вина! Была! Я хотел достичь…
Его втолкнули в шатер
– Победы разума… или не хотел я этого достичь, это вранье, неужели жизнь моя вранье… ужас просто…
С перекошенным ртом Гониденек замолк.
Внутри шатра стояла Тень – старшая из всех теней, что были рядом; рядом с ней стоял – Обтай!
Гониденек опешил. А потом как закричит:
– Ах ты хвост такой! Ты нас предал! Ты нас предал, чтоб тебя…
– Когда? – удивился Обтай. – Кого? Милый, не трясись! Я вас вовсе не предавал, ибо когда предают, делают нечто нехорошее, неприятное… А все наши будут целы!
– Рассказывай! – проворчал Гониденек. Но, действительно, всех гониденеков отпускали, лишь слегка пометив – чем-то невидимым.
Обтай посмотрел на Гониденека.
– Я лишь заключил небольшой договор с силой, которая неизмеримо выше нас. Выше нашей природы, выше нашего ума. Эта сила бесконечна. Она даст нам возможность жить бесконечно долго, а возьмет…
– Сущие пустяки – сказала Тень. – В сущности, почти ни- чего. Я возьму с вас обещание быть такими, какими вы и так всегда были. Живите по своей природе, не меняясь с ходом времени.
«Где я слышал этот голос» – подумал Гониденек. И выдохнул:
– Сговорился с мертвецами! Все за нас решил!
– А я разве решал? – поразился Обтай. – Вы же, милые мои, добровольно сами решили… относительно своих мечтаний. Все хотели стать богатыми! Вот ты разве не хотел?
– Откуда ты знаешь, чего я хотел! – рассердился Гониденек. – Привязались: хотел, не хотел! Ну, допустим, хотел, но совсем по-другому, без этих вот грандиозных подвохов, совершенно не запланированных, от которых голова полна страданий, узурпаторы инопланетные нагляделся я на вас еще в царстве Вор-Юн-а-а-а…
– Какой говорливый птенчик – прошептала Тень.
«Сама ты птенчик» подумал Гониденек, но сказать уже не смог. Он замерз изнутри.
Он понял, что это за Тень, каковы ее истинные цели. Это не призрак ночи, не инопланетный захватчик земель; все гораздо хуже.
Гирза-Мара!
Опять она, эта Алчущая! Но как изменилась ее внешность! От прежнего демонского вида и следа не осталась; ничего не осталось и от дремовны, с красотой ослепительной и лживой. Облик Гирза-Мары походил на дым от костра, слабый, чахлый, с маловыраженной формой. Энергии в ней тоже было немного. Гирза-Мара сильно выдохлась после битвы с Зергером и Ведей Взмокиным. Ей требовалось подпитка чувством, жестоким, лукавым…
Гониденек, ничего не соображая, вдруг сказал:
– Гирза-Мара дура! (пропадать так пропадать…)
– Откуда взялся этот болтун? – спросила Тень Обтая.
«Хорошо, что она меня не помнит!» подумал Гониденек.
Обтай пожал плечами.
– А-ах – прошелестела Тень, – это же приятель Взмокина…
«Какой я несчастный!»
– Не пугайся, маленький – говорила Тень шепотом, она не могла говорить громко – страхи неоправданны… Я вовсе не хочу тебе вредить. Наоборот, я хочу, чтоб ты жил долго-долго, делая все то, что привык делать… Это же так приятно.
Она приблизила к нему голову без лица. В этот момент Гониденек вспомнил все свое прошлое, и ощутил (против воли) острый приступ радости… Радость исходила от воспоминаний об успешно провернутых делишках. Радость ощущалась явно, и вместе с тем казалась горем. В животе заерзало.
…Жил, жил; как мог, так и жил, не задумываясь. Выходит, это очень полезно Гирза-Маре. Гирза-Мара довольна теми, кто живет лишь для себя.
С Гониденеком стряслось нечто странное. Он замер и стал кричать – не своим голосом:
– Ну да! Конечно тоже! Разбежались еще! Чтоб я стал дружить с такой… чтоб я жил… так как жил?! Приятное тебе делать?! Да ни за что!!! Чтоб ты, ведьма… Кош-ма-ар!!! Пустите, я хочу выйти!!!
Только сейчас Гониденек понял, что его никто не держит.
Что же – бежать? Да, пожалуй, бежать; он хотел еще сказать что-нибудь очень обидное Гирза-Маре и Обтаю, но ноги работали совсем в другом направлении. Бежать!
– Глупый, – прошелестела Гирза-Мара – разве от жадности убежишь? Жадность – она преследует повсюду.
Гониденек несся вдаль на двух ногах, на трех и на четырех. Тени медленно плыли следом – растягивали удовольствие, ведь простой природный зверь не уйдет от Гирза-Мары. Всюду она найдет несовершенство. Гониденек об этом не думал – он бежал, а быстросферы в животе бились и бились друг о друга.
– Не хочу быть с Гирза-Марой! Не хочу! Действовать хочу! Хочу, чтоб было интересно! Хочу чтоб что-то новое… даже хорошее производилось…
Быстросферы стучали друг о друга. Но они работали!
В быстросфере сходятся нити прошлого, настоящего и будущего. Но сойдутся они лишь тогда, когда есть сильный стимул перемен. Прошлое? – Гониденек ругал сам себя; он страшно боялся Настоящего, а в Будущем хотелось чего-то нового…
Тени повисли над хвостом.
– Чтоб я жил! – прошептал Гониденек. – От добра все зло!
И пропал.
Тени сжались в кулак. Но под ними не было никого –лишь песок, глина, камни и россыпи алмазов. Никого живого. Быстросферы сработали!
– Ничего! – прошептала Гирза-Мара, Алчущая Зла. – Счет будет на моей стороне. В мире полно других гониденеков. И существ, слабых духом. В каждом из них сидит такой – гониденек.
Ночь кончалась. Да что ночь – гониденеки ведь не спят.
Они бегают и тащат, следуя своей природе. Все они – неисправимые авантюристы. Или не все?
Гониденек стукнулся о землю.
Он был на том самом месте, откуда его утянуло в мир «исторического начала».
Ничего не изменилось, разве что тень на стволе слева поднялась от пятого пятна на шестое, и орнамент листвы казался еще причудливее в лучах раннего вечера. Над головой вились осы, но не жалили.
Гониденек так устал, что не мог даже разговаривать. Он еле-еле приподнялся на передних лапах, сморщил лицо, как перед чиханием, поднатужился, поднатужился – и выплюнул.
Быстросферы – два матовых яйца – покатились по мягкой хвое, рядом зеленели два темных изумруда. Гониденек их тоже когда-то проглотил, но совсем забыл. Теперь они казались недостаточной платой за все пережитое.
– Ох, как меня… – он вдруг вспомнил всю длинную цепь приключений: дыня, старикашка, мертвый лес…, историческое начало, родственники несчастные… поход за «великой тайной», Гирза-Мара и разговоры, разговоры, разговоры…
Гониденек даже удивился тому, как долго и причудливо он разговаривал, ведь он совсем не привык говорить много текста сразу. Ему даже захотелось написать об этом историю.
Тут он опять вспомнил про быстросферы.
– Мудрость битая!… – Гонеденек не глядя нащупал нечто твердое (это был изумруд) и изо всех сил врезал по матовому яйцу. Быстросфера рассыпалась в прах, словно сухой песок.
Другую он запулил в чащу.
Быстросфера полетела и тут же хлопнула во что-то.
– Охти мне! Это кто тут яйца сыплет!
Лесная чаща задвигалась, и на дорогу вылез Сокол Авужго – приятель Веди Взмокина. Большой и добродушный.
– А, здорово, Гониденек, а я тут думаю, кто тут трещит… Слышь, на меня тут круглое свалилось… словно будто драгоценное. Я думал, может тебе надо, ты же вроде собираешь.
Авужго разжал кулак, но треснутого яйца там уже не было. Оно рассыпалось вслед за первым. Кончились быстросферы.
– Ты смотри, лопнуло! А я думал, оно искусственное…
– Да ну его! – произнес Гониденек. Его шатало. – Ну его, все это, золото, богатство… то есть оно, конечно, необходимо, но порой слишком тяжело дается … и не стоит затраченных усилий.
– Золотые слова – сказал Авужго.
Гониденек подскочил:
– Как ты говоришь? Слова? Но слова не могут быть золотые, они же просто колебания воздуха… или могут?! Слушай, тогда выходит я открыл секрет невещественности вещественного! Ну чтобы золото носить в себе… хотя, я не понимаю, как это слова могут быть добром…
– Золото не в словах, а в делах! – сказал Авужго и постучал по животу. – Вот когда есть в тебе что-то хорошее, хорошие качества – ну там ум, доброта, смелость, и когда ты их пускаешь на хорошее дело – это и есть настоящее добро. А когда добро просто вещи, это что же… это не добро, это так… Да. Я и сам, признаться, не очень все это понимаю, но так говорил Ведя Взмокин, и дядя Взмокин, и дядя Зергер. Да.
– Неохота мне с Зергером связываться – признался Гониденек, – потому что он Отец Смерти и слишком любит грандиозное… но, видно, без него нельзя. И без Веди Взмокина тоже. Внутреннее золото… Сокол, а ты учиться любишь?
– Не, не очень.
– Я тоже. А они знаешь какие подлецы, учить меня вздумали. Учить, значит, всему плохому, чтоб им от этого приятно было… такая наглость… я тогда думал как жить, а тут родственники поналезли и как начнется…
По вечерней тропе шли Сокол Авужго, толстенький, здоровый и добродушный парень, покрытый шерстью, а рядом прыгал Гониденек, тоже покрытый шерстью, прыгал, крутил, хвостом, рассказывал… Он с плачем говорил про все те ужасы, что довелось ему пережить, негодовал по поводу всеобщего лицемерия и с гордостью показывал, как он побеждал врагов. Сокол Авужго все слушал (ему было интересно), вздыхал и вытирал пот с мохнатых щек. Все рукава были мокрые.
– Да, – говорил он – бывает же такое… Прямо история настоящая.
Эту историю потом записал Ведя Взмокин. Он же разрешил ту страшную задачку:
– По всей видимости, они имели в виду равносторонний треугольник, где каждая сторона «видит» две такие же стороны. Хотя, конечно, там мог быть некий подвох.
– Конечно – согласился Гониденек. – Обязательно. Именно что подвох, и не только в городе, но и везде… Там сплошная гониденековщина. Своих грабят! Не нравятся мне эти гониденеки, кого ни возьми – все обманщики, все, кроме меня…
И остался Гониденек в мире Взмокиных; а когда Взмокины разработали двигатель для космических перелетов, он стал путешествовать между мирами. Гониденек побывал во многих местах, и повсюду его природа оставляла о себе память. И нельзя сказать, что эта память, сугубо биологическая в основе, была только плохой; от нее в природе порой прибавлялось разнообразия, возникало что-то необычное, новое.
Гониденеку нравится новое.
Он проникает туда, где его еще не было. А вам он не встречался?
