Макс Бутт
Кто в доме хозяин?
Увидев соседа в подобном состоянии, я взволновался не на шутку и посоветовал Олегу обратиться в больницу самому. Но тот лишь вяло отмахнулся, сказав, что за последнее время почти не спал из-за болезни Анны. Тогда я рассказ Олегу про Алексея, про его поведение, про обезглавленных на мусорке голубей. Но и здесь Романенко просто выслушал меня и не сказал ни слова, просто опустив глаза. Мне стало понятно, что от этого разговора ничего не добиться, но решил все-таки сказать все до конца, раз уже начал. Я пожаловался на звуки, раздающиеся по ночам, рассказал, что вызывал милицию. Сказал, что доводить ситуацию до подобного нельзя. Нужно брать себя в руки, не смотря на потери. Мне ведь было понятно, что означало потерять любимого человека. Я сказал Олегу, что он хозяин в доме, и что с этим надо решать что-то, пока все не обрушилось в тартарары. И тут внезапно Романенко старший посмотрел на меня. И я увидел в его глазах то же выражение, что видел до этого во взгляде Алексея. Мне стало не по себе, и я у меня едва ноги не подкосились. Едва удалось удержать равновесие. Так сильно повлиял на меня этот взгляд в этот раз. Олег смотрел на меня так секунд десять-двадцать, а потом закрыл дверь. Но перед тем как захлопнуть ее, отворачиваясь, бросил через плечо одну фразу. И эта фраза до сих пор не дает мне покоя, как вспомню этот момент. Олег сказал: теперь не я дома хозяин. И в тот момент я не понял смысла этих слов. Посчитал отговоркой. И лишь спустя годы я мне пришло озарение.
Но сейчас не об этом.
Следующим вечером эта история достигла своей трагической развязки.
Как сейчас помню, я сидел дома и клеил модели. А потом услышал какие-то стоны, раздающиеся на лестничной площадке. Я посмотрел в дверной глазок и увидел женщину, скребущуюся в дверь 145-ой. И, как наверно уже стало понятно, этой женщиной была Анна. Откуда она вдруг взялась на лестничной площадке, я не знаю. Поговаривали, что она сбежала из клиники и пересекла полгорода в октябре, в одном больничном халате. Но теперь я видел ее в дверной глазок и, естественно, решил поговорить с ней. Почему-то мне показалось, что так поступить будет правильно. И я открыл дверь.
Анна выглядело скверно. Изможденная, перепачканная в грязи. Ее пальцы были изодраны в кровь, ногти сломаны. Складывалось такое ощущение, что эта женщина позабыла человеческий язык, ибо ни одного членораздельного звука я так от нее так и не услышал. И только тогда мне стало казаться, что открыв свою дверь, я поступил опрометчиво. И кто ж знал, что это окажется правдой? Увидев меня, Анна взбесилась. Она взвыла подобно волчице и кинулась на меня. Своими грязными окровавленными пальцами она пыталась задушить меня, пыталась выковырять мне глаза. Я собрал все остатки силы и оттолкнул Анну. Но в нее будто бес вселился и подпитывал своей бесовской энергией. Я едва справился с этой обезумевшей женщиной. Она продолжала кидаться на меня, а я как мог, отталкивал ее, отступая обратно в свою квартиру. Пару раз эта сумасшедшая едва не укусила меня. Мне с трудом удалось увернуться. Но даже когда я закрыл дверь, Анна продолжала биться в нее и реветь. Именно реветь. Как оголодавший хищник.
Я пытался перевести дух и понять, что мне делать дальше. Я поглядывал в дверной глазок за тем, что делает Анна. И тут внезапно дверь в 145-ую открылась. На площадку вышел Олег. Он просто сгреб свою жену в охапку и увел ее обратно в квартиру. И она даже не сопротивлялась. Эта женщина, которая за минуту до этого едва не поборола меня, пусть в возрасте, но все-таки мужчину.
Я попытался взять себя в руки и позвонить в милицию, заявить о нападении. А пока они ехали по адресу, произошло то, о чем я уже говорил.
Шум, крики, стоны.
Приехавшая милиция обнаружила уже три трупа.
И я думаю, теперь после всей этой истории нет сомнений, что ни Олег, ни Анна не могли совершить то зверство. Убил всех Алексей. А потом сам себе перерезал горло.
– Чтобы маленький мальчик совершил такое? это невозможно.– я сидел глядя на своего собеседника, не желая верить в рассказанное.
– Почему же.– возразил старик.– Потому что он ребенок? Потому что он маленький? Или потому, что он не мог взять нож и нанести кучу ранений своим родителям?
– Я думаю, тут уместны все три варианта.
– А как же история с обезглавленными голубями? Как быть с тем случаем, когда он провел лезвием по горлу? Как быть с тем нечеловечески злобным взглядом? Алексей мог сделать это. Ибо родители позволили ему сделать это.
Я замолк, пытаясь придумать, что сказать в ответ. Логика в том, что я услышал, была. Но это была чудовищная, абсолютно безумная логика. Как можно позволить своему же ребенку убить себя? Это надо быть окончательно свихнувшимся. Либо надо быть фанатиком какого-то неведомого культа. При желании можно было придумать кучу вариантов, но не один из них я так и не озвучил вслух.
– Что ж, это была прекрасная история.– проговорил я, наконец, после долгого молчания.– Она идеально подойдет для подростковых посиделок возле костра.
– Не веришь?– старик разочарованно покачал головой.
Мне было неудобно видеть его реакцию. Но мне казалось глупым доверять всяким нелепым россказням. Ведь у всего случившегося всегда есть простое и логичное объяснение.
– Почему же, верю.– я поспешил успокоить своего собеседника.– Наверняка если покопаться, то можно найти материалы об этом происшествии. Оно ведь действительно было, если верить вам. Просто, если бы вы сказали, что всех убил сошедший с ума отец, то я бы вел себя иначе. А так, все это выглядит слишком нереалистично. Будто вы и действительно, просто ищете повод, чтобы отговорить меня от этой покупки.
– В том то все и дело, что хочу!– воскликнул старик.– И не из шкурных интересов. Не из вредности. Из добрых побуждений. Не бери, эту квартиру, мужик, потому что все рассказанное мною, правда. Все так и было. Того, чего я не знаю, я тебе рассказывать не стал. Только то, что слышал сам. Только то, что видел сам. Только то, до чего дошел своим умом.
Я снова ничего не стал говорить. Здесь можно было спорить бесконечно. Я посмотрел на часы на стене. Было уже семь часов вечера. За окном почти стемнело.
Как же незаметно пролетело время.
Мне надо было ехать домой, и поспешил встать из-за стола.
– Постой еще немного.– крикнул мне вдогонку старик.– Прислушайся.
Повинуясь чисто машинально, я прислушался. В тишине, царившей вокруг, я внезапно уловил какие-то слабые шорохи, постукивания и возню. И еще больше я удивился, когда понял, что они доносятся из-за стены, со стороны 145-ой квартиры.
– Хозяева ушли уже давно.– произнес старик, заметив мою реакцию на звуки.– Я слышал, как стукнула железная дверь, пока мы с тобой говорили. Живя в одиночестве столько лет, я стал очень внимателен к происходящему вокруг. Романенко умерли. И с тех пор постоянно в их квартире никто не живет. А вот звуки, о которых я тебе рассказывал, никуда не делись. Стали тише, незаметнее. Но они есть. Первое время это пугало меня, но постепенно ко всему привыкаешь.
Я приблизил ухо к стене, чтобы удостовериться в том, что мне все не послышалось. И я готов поклясться, что шорохи и постукивания стали слышаться мне отчетливее. И, кроме того, стали различимы какие-то невнятные нашептывания, завывания и даже слабое рычание. Далекие звуки, будто доносившиеся не из-за стены, а откуда-то издалека, из бездны.
