Макс Бутт
Кто в доме хозяин?
– Успокойтесь. Этого уже не исправить. Что случилось, то случилось.
– Я понимаю. Достаточно пожил уже на белом свете. Но в то, что это нельзя было исправить, и было самое страшное, мужик. После этого всего поменялось.
Смерть младшего сына очень больно ударила по семье Романенко. Особенно по Анне. Я был на похоронах и видел ее состояние. Бедная женщина. Матери всегда больнее всего переносят потерю своих детей. У нее подкашивались ноги, мужу приходилось постоянно быть рядом. Олег разве что на руках ее не нес. Так плохо было этой безутешной бедняжке. Нелегко было и Олегу. А вот с Лешкой продолжали твориться непонятные вещи. Я еще на похоронах заметил, как он неадекватно реагирует на происходящее. Мальчишка не раз злорадно ухмылялся глядя на то, как рыдает его безутешная мать, как плачут пришедшие проститься с Мишкой родственники и друзья семьи Романенко. И я бы счел это помутнением рассудка, вызванным горем и потерей брата, но Алексей меняться еще до этого. Я уже говорил об этом ранее.
Но как-то раз произошла одна вещь, после которой я понял, что мальчишкой точно не все в порядке.
Однажды вечером, а это случилось, наверно через пару недель после похорон, я пошел выносить мусор и уже на мусорке заприметил чей-то невысокий силуэт за контейнерами. Это был Алексей. Он сидел на корточках, спиной ко мне и что-то делал. Я окликнул его, но он даже не обернулся. Я подошел поближе, чтобы поговорить с ним. Ведь детям не следовало играть на мусорке в одиночку в такое время.
Зачем я это сделал?!
Приблизившись вплотную, я смог разглядеть, с чем так увлеченно возился мальчишка. В руках у него был складной нож. Даже в сумерках я смог разглядеть кровь на лезвии. Эта была нечеловеческая кровь. Ибо рядом с Алексеем, у его ног лежали несколько обезглавленных голубей. От увиденного я впал в ступор, и некоторое время не мог сказать не слова. За это время Алексей успел вскочить и пуститься наутек, оставив в полном одиночестве.
Да, семья Романенко стала меняться на глазах. Про Алексея я уже рассказал. Отец семейства, Олег, стал замкнутым, неразговорчивым. Порой он даже не здоровался. Просто смотрел на тебя отсутствующим взглядом и шел дальше по своим делам. Кстати, вскоре я узнал, что Олег потерял работу. И мне было понятно почему. Не каждый мужчина способен такое выдержать: потерю сына.
Анна, в свою очередь, редко выходила из дома. Я ее почти не видел. Мне лишь рассказывали старухи, что едва не круглые сутки сидели на скамейке во дворе. Они говорили, что Анна иногда показывалась на улице. Но тогда она, скорее, напоминала собственную тень. Молчаливая, бледная лицом, с взглядом, смотрящим в никуда. Она просто ходила по двору, наблюдала за играющими на площадке детьми. Должно быть, она невыносимо тосковала.
Но, черт возьми, у них же еще оставался Алексей. И с ним явно было что-то не так. Нельзя же поступать подобным образом со своим, живым, ребенком.
Вскоре я стал замечать еще кое-что. То, что меня не на шутку встревожило. Вечерами я слышал через стенку стоны и крики Анны. Это были не мольбы и не ругань. Это были именно звериные, нечеловеческие стоны. А по ночам я стал слышать нечто пострашнее. И от этого у меня временами начинала стынуть кровь в жилах. Я слышал, будто кто-то царапал стену с той стороны, постукивал по ней, слышал какое-то урчание, будто за стеной, у Романенко поселился лев, или какой другой крупный хищник. Временами, едва мне удавалось уснуть, раздавался грохот, словно нечто тяжелой бросили в стену. Первое, что я тогда подумал, что мои соседи совсем того, умом тронулись. Естественно я ходил и стучался в двери. Хотел разобраться с этим. Однако каждый раз мне открывал дверь Олег, и лицо у него было явно заспанным. На мои вопросы, что за звуки я слышу из их квартиры через стенку, Романенко-старший лишь пожимал плечами и говорил, что ничего подобного не слышал. Хотя мои попытки зайти в 145-ую он всякий раз пресекал. Отчасти именно из-за этого я решил сделать именно то, что считал нужным. Я позвонил в скорую и пожаловался на неадекватное поведение соседей.
Приехала скорая, приехала милиция. Семью Романенко осмотрели, поговорили с ними. Олега и Алексея оставили, а вот Анну забрали в клинику с нервным припадком. Какая же это была жуткая картина! Это видеть надо было, ибо словами такое описать сложно. Молодая женщина, изможденная, растрепанная, неистово металась, привязанная к носилкам и громко кричала. Хотя скорее ревела подобно раненому зверю. Она проклинала врачей, умоляла оставить ее в квартире, говорила, что умрет, если ее заберут. Весь подъезд и окрестности сбежались, чтобы посмотреть на это.
Я лично сопроводил врачей до их машины, но возвращаясь обратно заметил, что Олега среди провожавших не было. Он попросту вернулся в квартиру. Вообще, пока Анну пеленали и уносили вниз, он вел себя необычно спокойно. Его лицо было таким непроницаемым, лишенным каких-либо эмоций. Но еще больший "сюрприз" ждал меня на лестничной площадке. Там стоял Алексей. И выражения лица у него было не по-детски злым. Взгляд был таким тяжелым и ненавидящим. Ребенок вряд ли способен смотреть подобным образом. У меня тогда сложилось ощущение, словно в теле Алексея был вовсе не Алексей, а кто-то другой. Не человек, иное существо.
Но тогда мне показалось это лишь мимолетным помыслом. Нелепостью, возникшей сиюминутно в моей голове. Я просто прошел мимо мальчика и зашел к себе в квартиру. Но закрывая дверь, я почему-то решил обернуться. Алексей все еще смотрел на меня тем же взглядом, только теперь в его руке появился тот самый нож. Оскалившись, ребенок провел тупым краем лезвия себе по шее и побежал прочь, вниз по лестнице, оставив меня оторопевшим, прямо на пороге своего дома.
Что это могло значить? Тогда я подумал, что это просто жест чрезмерно распустившегося ребенка. Хотя даже тогда у меня не укладывалось в голове, как из нормального воспитанного ребенка, Алексей мог превратиться в такое обозленное существо, тем более за столь короткое время. Тогда я по-прежнему считал, что все это вызвано внутренними проблемами в семье Романенко и гибелью Мишки.
Ночью меня вновь разбудили странные звуки, доносившиеся из-за стены. Стук, скрежет, вой и стоны. Я слышал это уже не в первый раз. Но все равно, это наводило ужас и вселяло в сердце тревогу. Ибо теперь кое-что было по-другому. Анна была в больнице. А дома оставались только Олег и Алексей. Выходило, что все эти жуткие звуки издавала не жена Романенко, а он сам и его сын? В это верилось с трудом. Слишком уж нечеловеческими были все эти стоны и завывания. Однако я не мог так все оставить. Я вновь встал и постучался в 145-ую. Но на этот раз мне никто не открывал. Я вызвал милицию и пожаловался на беспокойных соседей. Но и приехавшему посреди ночи участковому, никто не открывал. А когда они решил зайти ко мне и послушать те самые звуки, то, как назло, все прекратилось. Бьюсь об заклад, милиционер считал в тот момент, что я сам начал сходить с ума на старости лет. Но я-то знаю, что и тогда, как и сейчас, мой рассудок был в полном порядке.
Наутро я решил снова постучаться к Романенко и поговорить. Просто так, по-соседски, по-человечески. И в этот раз мне открыл Олег. Вид у него был такой, словно он уже неделю пил не просыхая. Однако запаха алкоголя не было. А я бы почувствовал, если кто-нибудь выпил даже половину рюмки, так как сам бросил пить после смерти жены. Но тут причина была явно в другом.
