Людмила Вячеславовна Федорова
Трагикомедия бродяги любви
Тем более, что у самой Виктории в отношениях о своим супругом, графом Критом, после того, как он узнал об её неверности, начались серьёзные проблемы, и ни о каком настроении и речи не шло, а Генриетта своими счастливыми историями ещё больше злила графиню Викторию.
Тогда графиня решила зло съязвить над молодой подругой:
– Ой, Генриетта, подруга, ты так нежно хвалишь Казанову, рассказываешь какой он, якобы, интересный человек и галантный кавалер, неужели ты так наивна в двадцать лет? Он же куртизан, он не умеет любить, а спать и говорить всякую галантную ерунду в угоду своей даме, это его работа падшего, все они, куртизаны и блудники одинаковы. У него до тебя уже сто женщин было, среди них были и редкие красавицы, что-то он ни с одной под венец потом не пошёл. И всем этим его пафосным речам о любви меньше верь, потому что скажу, как его бывшая пассия, что он всем своим женщинам одинаковые комплименты говорит, одинаково демонстрирует, как он красив и умён, просто это его работа. Не верь ты этому альфонсу из подворотни, чтобы он там тебе ни обещал, это ложь, ты для него просто ещё очередная, сто первая в его списке. Сто до тебя было, и ещё столько после тебя будет! Сама убедишься в этом, когда будете расставаться…
Генриетта слегка побледнела, с негодованием на нежном личике взглянула в сторону подруги и с достоинством истинной леди прошипела на Викторию:
– Что ж, ты отчасти права, и не надо думать, что я глупа и не понимаю, что с его профессией куртизана я, как ты выразилась, сто первая у него. Я всегда точно знаю, на что иду, не надо меня наивным ребёнком считать и поучать. Но, знаешь, ты поймёшь сама, в чём ты сейчас была не права, когда задумаешься над моим вопросом: если для него просто очередная, почему же тогда он уже больше полгода состоит в романе со мной и не собирается говорить пока о расставании, хотя ни с тобой, ни с одной другой он не прожил больше трёх месяцев? Значит, во мне есть что-то особенное, что его привлекает, чего не хватало всем другим его женщинам? Вот, задумайся сама над тем, что во мне такого нового и приятного для него, что такой заядлый ловелас хочет продолжения отношений!
Викторию аж перекосило от такого достойного ответа, графиня демонстративно фыркнула и отвернулась, а Генриетта суховато поблагодарила подругу за гостеприимство, накинула красивый плащ из шоколадного атласа и села в карету, чтобы направиться в усадьбу, но настроение у Генриетты как-то снизилось…
…Когда же она прибыла домой, её вышел встречать радостный Джованни с милой улыбкой:
– Дорогая, здравствуй, полдня не общались с тобой, а я уже успел ужасно соскучиться! А почему ты такая невесёлая? Ты же говорила, что поедешь к подруге, пока я занят работой…
Генриетта внимательно и серьёзно посмотрела на Джовано своими большими глазками-шоколадками, а потом решилась начать разговор издалека:
– Милый, знаешь, я разговаривала со своей давней надёжной старшей подругой, с которой из-за её возраста и жизненного опыта часто советуюсь в жизненных вопросах, и она обронила одну фразу, о которой я раньше не задумывалась, хотя знала этот факт, но сейчас меня её слова немножко смутили и заставили растеряться. Она назидательно подчеркнула, чтобы я не доверяла куртизану, что мужчины такой профессии умеют красиво говорить о любви своим женщинам, но они не искренны, и что я для тебя просто очередная, просто ещё одна, уже сто первая, сто до меня было, и ещё столько после меня будет. И я как-то задумалась: а, правда, что во мне такого необычного и достопримечательного, что наши отношения уже так далеко на эмоциональном уровне зашли. Ты точно уверен, что хочешь продолжать наши серьёзные отношения?
Джовано тяжело вздохнул со светлой грустью в огромных светло-табачных глазах, он заволновался, что, если у Генриетты появится причина сомневаться в его надёжности и искренности, она ведь и разорвать отношения не побоится, столь самостоятельная и умная леди одна долго всё равно не будет, и стал думать, что же такое сказать возлюбленной, чтобы она не сомневалась в серьёзности его чувств. Признаться в любви и позвать замуж? Ах, Джовано был бы рад, если бы этот план легко реализовывался, но мужества ему сейчас на это никак не хватит, лгать что-то он тоже принципиально не собирался Генриетте…
Любовь – великое чувство, она сама помогла подобрать нужные слова молодому человеку…
– Генриетта, милая, я ни в коем случае не хочу, чтобы ты так говорила. Я бы мог солгать любой другой своей пассии, но только не тебе. Да, ты знаешь мою репутацию Ловеласа и альфонса, и мою работу куртизана, что у меня уже такой список…, ты, конечно, не первая, не единственная, а сто первая женщина, ты это знаешь и сама же так сказала. Но не вздумай считать себя очередной женщиной!!! Ни в коем случае не приравнивай себя, самую благороднейшую и чистую душой, любящую, умную, душевную, самую лучшую, самую удивительную и мудрую, и красивую, уникальную, с этими пустышками в пудре, которым до тебя, как служанкам до королевы. Ты особенная, главная женщина моей жизни! Неповторимая, та, чья неземная красота совпала с неземной широтой души и огромным любящим женским сердцем! Все другие недостойны сравниваться с тобой!!! И я даже не представляю, что буду делать, когда я, бродяга, тебе надоем, у тебя появится боле достойная кандидатура, и мы расстанемся. Я ведь не смогу потом даже быть куртизаном, каждый раз, встречая очередную, я буду вспоминать тебя, главную, настоящий свет моей души, и не смогу больше разделить постель ни с одной другой. Ты меня научила другой жизни, другой любви, более высокой и многогранной. Не слушай Викторию, ты – самая лучшая, а если честно признаться, то несмотря на мой блудный образ жизни, ты – единственная, которую я люблю искренно…
Генриетта нежно улыбнулась, этот ответ сразу развеял все сомнения, что пыталась зародить завистливая Виктория и лишь с тихим смехом спросила:
– Милый, а как ты догадался, что эта старшая подруга – графиня Виктория?
– Дорогая, – заливисто засмеялся Джованни – что ты думаешь, я характер своей бывшей не знаю? Это ж главная язва и сплетница Венеции! С ней нормальный мужчина общаться вообще не может, она все нервы изведёт, а спать с ней можно только с завязанными глазами, чтобы не видеть её неприглядного брюзгливого лица! И, признаться честно, я ведь своих пассий не по красоте, уму или чувствам выбирал, я деньги зарабатывал куртизанством, я богатых выбирал. Поэтому всякие бывали, бывало и ничего, сойдёт, а бывали часто возрастные дамы, подобные Виктории, а бывали и богатые знатные вдовы, которые старше меня раза в два, а то и больше, годились в матери или бабушки даже! Так что жизнь известного куртизана далеко не такая уж приятная, как её некоторые мужчины представляют, очень даже жестока и прозаична…
Генриетта в ответ лишь нежно обняла Джовано и обаятельно улыбнулась, подумав: «И, правда, Виктория мне просто позавидовала, милый Джованни не солгал мне о её несносном характере, и я должна больше доверять ему, ведь сейчас он сам признался в том, как много я для него значу…».
… Влюблённая парочка продолжала жить в своём счастливом мире и не знала, какая гроза на них надвигается…
А тем временем обманутый и разочарованный старый граф Крит мечтал как-то отмстить Казанове за свой позор, за то, что жена обесславила их родовитую семью, по его мнению, «с этим последним продажным жигало, блудником без стыда и совести, Казановой!».
Виктория очень хотела сейчас как-то загладить свою вину перед мужем и наладить отношения, а то без его денег и подарков ей придётся туго, а завить к Генриетте, которая так счастлива с Джовано, мужчиной, которого Виктория когда-то считала своим воздыхателем, подогревала желание мести…
… В то утро горничная Линда по указанию своей госпожи Генриетты ходила на рынок, прибрести все необходимые в хозяйстве покупки, и в чепчике и симпатичном простеньком бежевом платье с фартучком шла уже с рынка в сторону имения, когда ей перегородила дорогу разнаряженная богатая дама в шёлковом малиновом плаще и золотой маске. Как вы догадались, дорогие мои читатели, это и была графиня Виктория.
– Дитя наивное, ты же ведь горничная леди Риччи, не правда ли? – вкрадчиво начала разговор Виктория.
Линда испуганно протараторила:
– Моё почтение, сеньора. Да, так и есть, но откуда вы знаете?
Незнакомка (а точнее очень хорошо замаскировавшаяся Виктория) ухмыльнулась ядовито со словами:
– Так получилось, что я, вообще, много общалась и хорошо знаю твою госпожу леди Риччи, так что не удивляйся, я прекрасно знаю, что она сожительствует с альфонсом Джовано Казановой, и у меня есть ним личные счёты, в прочем, как и с молодой леди, и мне нужна кое-какая твоя помощь. Я очень щедро уплачу тебе за твои услуги, милое дитя, две тысячи золотых луидоров, задумайся…
Линда покраснела и съёжилась: таких денег она в жизни в руках не держала!!! А с другой стороны это было так низко – предать так легко любимую хозяйку. Линда помнила, как Генриетта всегда уважительно относилась к ней, платила очень хорошее для горничной жалование, всегда шла навстречу, если нужна была помощь, например, дать жалование авансом или повысить жалование, отпустить пораньше домой, и сейчас предать её? А денег хотелось, да и Линда не умела хранить секреты, она и без денег многое смешное и неприглядное из жизни леди Генриетты своим подружкам рассказывала…
– Эм…, сеньора, а что именно я должна сделать? В чём, собственно месть и чем могу помочь я?
– Я хочу сделать так, чтобы леди и её воздыхатель оказались на скамье подсудимых, и я даже знаю, за что их можно туда отправить. С тебя же нужно одно дело: ты должна тайком зайти в кабинет Казановы и стащить там для меня одну папку бумажную , поверх которой написано чернилами: «математические подсчёты доходов лотереи», и передать эту папку незаметно мне, а дальше я уже знаю, что делать, без тебя мне эту папку никак не достать. Поможешь?.. – с той же ядовитой ухмылочкой спросила Виктория, так не назвав глупенькой горничной своё имя.
– Хорошо, сеньора, – согласилась Линда, жадность взяла вверх над добрыми чувствами девицы, – я достану нужную папку так, чтобы никто не узнал, но, где мы увидимся, чтобы я отдала её вам, и когда я получу свои деньги?
– Мы встретимся завтра в час дня на этом же месте, и ты отдашь мне ту папку, а я тебе – деньги. Ясно? Справишься? – последовал ответ.
– Конечно… – не без страха подтвердила Линда…
И, действительно, всё получилось, Виктория на следующий день держала в руках желанную папку, а её муж пошёл сразу же писать местным чиновникам жалобу на мошенников «Джовано Казанову и леди Генриетту Риччи»…
… Спустя два дня Джованни и Генриетта вечером возвращались в свою усадьбу в гондоле, они были в гостях у Ромео, и после дружеского визита настроение у них было чудесное. Нарядный, в сером, вышитом серебряной ниткой кафтане-жюстокоре и напудренном парике, Джованни укрылся сам суконным плащом из-за вечерней прохлады, и Генриетте поверх её пышного богатого платья накинул большой объёмный суконный плащ. Влюблённая парочка мило держалась за ручки и о чём-то щебетала, когда к ним подошли четыре стражника со шпагами, и один из них неприятно громко гаркнул:
– Так, прошу извинить, Джовано Казанова и леди Генриетта Риччи?
Оба влюблённых сразу напряглись, и Джованни немножко робко протянул:
– Да, вы не ошиблись, а что вам нужно от нас?
– У нас приказ арестовать и доставить в зал суда вас и леди Риччи! – гаркнул крепкий высокий солдат в треуголке.
Джовано заметил, как сразу побледнела и покачнулась Генриетта, быстро поставил её за себя, загородив своим надёжным плечом, и уточнил с волнением в огромных светло-табачных глазах:
– Эм, извините, здесь, должно быть, ошибка! Наверное, вам отдали приказ арестовать только меня, Джовано Казанову? Вы уверены, что упоминалось имя леди Риччи?
– Никакой ошибки, у нас точный приказ арестовать двух молодых особ, которые обвиняются в денежном мошенничестве, афёре, Джовано Казанову и его помощницу, леди Генриетту Риччи! Так что прошу за нами! А там судья разберётся, виновата леди или нет! – грубо крикнул крепкий солдат в треуголке.
Джованни обернулся к возлюбленной и ласково прошептал:
– Не волнуйся, милая, всё будет хорошо, я сделаю всё возможное, чтобы тебя как можно скорее оправдали и отпустили, так что тебе ничего не угрожает, защитить тебя – моя обязанность…
Генриетта же своими нежными изящными ручками ещё крепче вцепилась в руку Джовано, чтобы чувствовать себя под его защитой, и стражники повели их в судебный зал…
… Скоро они сидели в зале суда, а важный судья начал заседание с обвинения. И Джовано, и Генриетту винили в денежном мошенничестве с поддельными лотереями (да, именно та афёра с «безвыигрышной» лотереей, что незадачливый авантюрист провёл сначала с полным фиаско в Париже, а потом пытался и в Венеции).
Свидетелями обвинения умело выступили как и сам граф Крит, так и его жена, интригантка Виктория, а неоспоримым доказательством вины Джовано Казановы была эта старая папка, где Джованни тогда записал себе все свои денежные вычисления, связанные с этим мошенничеством.
… А несчастный Джованни сидел, взявшись за голову, бледный от переживаний и думал только обо дном: как ему сейчас доказать невиновность Генриетты, как помочь ей скорее быть оправданной и снова оказаться в безопасности…
Генриетта же, хоть и была напугана, глазки-шоколадки расширила по-детски, но, посмотрев на создавшуюся тяжелую атмосферу в зале суда, твёрдо для себя решила, что ей всё равно виноват Джовано или нет, она не хочет ещё больше страданий любимому человеку и, если надо, возьмёт его вину на себя, лишь бы помочь как-то…
Она сама ещё не понимала как именно, но всем любящим сердцем хотела облегчить сейчас переживания, выпавшие на долю её любимого Джованни…
От размышлений её вывел заботливый голос Джовано:
– Не волнуйся, милая, ты ни в чём не виновата, это я наивно четыре года назад натворил глупостей, я и буду отвечать, сейчас объясню судье, что мы на тот момент ещё и знакомы не были, и тебя отпустят…
Генриетта нежно взяла его за руку и с сочувствием в огромных шоколадных глазах изрекла:
– Дорогой, я прошу тебя, не делай так, я хочу взять на себя вину, как будто ты только продавал, а организатором лотереи была я и отвечать самой, я очень боюсь, что тебе, как мужчине, могут вынести суровый приговор, и на помост отправить, ударов много назначить, к женщине же будут боле лояльной, пороть меня не имеют право, так что мне только тюремный срок может грозить. Будет лучше и легче нам, если отвечать буду я…
Джованни только с тяжёлым вздохом ответил возлюбленной:
– Генриетта, милая, даже не вздумай так сделать! Во-первых, ты-то тут причём? Мы не были знакомы, когда я с этой лотереей, я виноват, а почему здесь, вообще, должна быть ты? Несправедливо, ты ведь ни в чём не виновата. Во-вторых, не вздумай строить сейчас из себя героя и Ангела милосердия, и даже ещё волноваться из-за меня. Ты – женщина, твоя женская обязанность просто морально поддерживать, а отвечать за свои ошибки – это уже чисто моя задача сейчас…
Генриетта, тихо шмыгая своим маленьким вздёрнутым носиком, попыталась настоять на своём:
– Джованни, милый, да, ты тогда натворил, но мне всё равно, я хочу солгать взять вину на себя, просто потому что мне жаль тебя. Ты и так за жизнь настрадался, хватит уже с тебя! Пойми ж ты, что нельзя жить постоянно на нервах, как ты, а я… я же женщина, меня на помост не отравят, только в тюрьму имеют право засудить…
Но молодой человек, хотя было видно, что волнуется: и побледнел, и осунулся, и слезинка пробежала, всё равно спокойно и уверено повторил:
– Нет, Генриетта, милая, такого никогда не будет. Я очень дорожу тобой, и не позволю тебе идти на такие жертвы. И, ещё раз скажу: я – виновен, я и буду значит отвечать, а ты никак не должна быть осуждённой, потому что ты – женщина, я должен обезопасить тебя, твоя женская задача просто преданно ждать меня дома и всё, всё остальное – мои проблемы!
После чего Джовано выпрямился и со слезами на глазах обратился к судье:
– Ваша честь, это – несправедливый суд, юная леди Риччи ни в чём не виновна, она никак не могла быть моей помощницей в этой афёре, потому что, когда я занимался этим мошенничеством, мы не были даже знакомы, тем более мы никак не могли состоять в отношениях. У нас разница в возрасте три года, а как вы видите по всем документам, я увлекался этой незаконной деятельностью четыре года назад, когда мне было двадцать лет, соответственно, леди Риччи тогда даже не исполнилось полных семнадцати лет. Так что несправедливо в чём-либо обвинять её, я прошу оправдать её и освободить из-под стражи, судить меня одного. Графине Виктории было выгодно оклеветать леди Генриетту из оскорблённого женского самолюбия, ведь перед тем, как завести роман следи Риччи, я состоял в отношениях с графиней Викторией, что и послужило причиной их ссоры, подруг, не поделивших внимание одного мужчины. Что же касается только меня, я сознаюсь, что в юности этот проступок за мной числился…
… Кое-кто и доброжелателей подтвердили, что Джовано Казанова сейчас сказал судье правду, леди никак не могла участвовать в афёре по той причине, что тогда они даже не были знакомы и они в отношениях меньше года. Виктория вместе с мужем просто сгорали от злости, что Джовано хотя бы Генриетту выручил, да ещё с каким достоинством, а над супругами Крит многие посмеялись, что сама графиня виновата, мужу изменяла, нечего злиться на них, пусть за своей жизнью смотрят.
Суд удалился на совещание, в зале суда сразу повисла тяжёлая тишина, Генриетта и Джованни нежно прижались к друг другу…
… И, вот, наконец, вышел судья и громко объявил:
– Приговор суда почтенных сенаторов таков: Леди Генриетту Риччи признать невиновной и освободить из-под стражи в зале суда, Джовано Казанову признать виновным в денежном мошенничестве и приговорить к публичной порке на помосте розгами, положить пятьсот ударов завтра на главной торговой площади в одиннадцать утра!
Расстроенная Генриетта нежно прижалась к любимому со слезами на глазах, её сердце просто разрывалось от сочувствия, ей так хотелось как-то помочь Джованни, но она не понимала как.
Молодой человек, конечно, сдрейфил и испуганно съёжился, он не ожидал столь сурового вердикта, думал, что за такие незначительные суммы ему больше ста ударов не назначат, но быстро смахнул слезинку, бегущую на бледном личике и как можно спокойнее постарался сказать юной леди:
– Не переживай, дорогая, ничего, я – не последний задохлик, обыкновенного для молодого мужчины телосложения, справлюсь, ничего, состояние неважное сначала будет, но заживёт всё, а ты лучше купи мази, что я тебе написал на листочке, одеяло приготовь после помоста принимать, да возьми с собой Ромео, чтобы он забрал меня после наказания. Он крепкий мужчина, поможет тебе…
– Всё сделаю, милый, хороший мой… – нежно ответила Генриетта, и Джовано увели в камеру.
… А Генриетта вышла из зала суда с этим листочком, где Джовано написал, что нужно сделать, и расплакалась, так сильно она переживала за любимого,и первую очередь скорее купила нужные мази, потом дома нашла какое-то мягкое одеяло пуховое. Лишь затем вспомнила о Ромео, и несмотря на то, что уже было поздно и темно, сама, без чьей-либо помощи, решила найти друга…
…Ромео насторожился и испугался, когда увидел юную леди в таком растрёпанном заплаканном виде, ведь сегодня днём они с Джовано так весело гостили у него, поэтому сразу спросил:
– Генриетта, что такое случилось? Что у вас там за драма разыгралась? У тебя такой вид, будто ты долго рыдала…
Юная леди с неимоверной болью и переживаниями во взгляде заплаканных огромных глаз-шоколадок пояснила всё:
–… Я не знаю, почему Виктория так жестоко предала меня и как у неё оказалась какая-то папка Джованни, но её муж, граф Крит написал жалобу, будто бы мы оба занимались продажей поддельной лотереи. Милому Джовано удалось доказать мою невиновность, но его приговорили к помосту, пятьсот ударов, вот я к тебе за помощью, завтра в одиннадцать само наказание, надо будет его потом забрать и домой привести…
Ромео тоже огорчился и, с нервно потирая своей крупной рукой грубоватую переносицу, серьёзно задумался, а потом резко прервал тишину:
– Слушай, Генриетта, у меня родилась неплохая идея, неуверен полностью, что сработает, но риск стоит того. У тебя же денег полно, давай пойдём вместе, возьмём у тебя хорошую сумму денег, и подкупим стражника, чтобы он отпустил тайком Джовано, так бы он избежал наказания! Главное, чтобы нам со стражником повезло, человек добросердечный, солжём, что ты невеста ему и ждёшь ребёнка, чтобы разжалобить солдата, а то есть очень принципиальные люди, что никогда взятку не возьмут, а так, может, разжалобим, лишь бы Господь помог, на нужного нам солдата наткнулись…
Генриетта обрадовалась возможности спасти любимого от помоста, и вместе друзья взялись выполнять свой план. Генриетта дома у себя взяла денег, под платье подложила диванную подушечку, а лицо скрыла вычурной шляпой яркими перьями и вуалью, и вдвоём с Ромео они отправились в тюрьму с одной мольбой к Господу: хоть бы стражник согласился взять взятку…
В тюрьме их встретил стражник, крепкий мужчина средних лет, от которого пахло табаком. Ромео быстро пригладил свой смешной куцый хвостик из каштановых волос и тихо начал разговор, ловко сочиняя, что Джовано, яко бы брата Ромео, подставили завистники, а его невеста в интересном положении, одна очень знатная богатая дама, они готовились уже к венчанию, но в таком положении даме никак нельзя нервничать. И что они готовы предложить за свободу Джовано Казановы большие деньги, лишь бы он не угодил на помост…
Стражник слегка насупился и закряхтел от такого рассказа, с одной стороны, не хотелось ему брать взятку, а с другой стороны такие большие деньги так бы пригодились его семье, да и невесту этого Казановы… жалко, видно, любит его, переживает сильно, а ей ведь нельзя…
После продолжительного молчания стражник просипел:
– Ладно, я обычно взяток не беру, но в семье деньги такие не лишние будут, семью-то свою я люблю, и сеньору молодую, невесту очень жалко, так что вам я сделаю исключение. Бога благодарите, что я один, при других бы соратниках не стал бы принимать деньги! Пойду, отпущу вашего Джовано Казанову, скажу завтра начальству, что сбежал он, когда я спал, только смотрите, будьте благодарными людьми, сохраните мою тайну…
– Что бы! За сохранение тайны дворянской честью ручается сама сеньора! – заверил стражника Ромео, передавая ему мешок с деньгами.
… А тем временем Джовано и не знал, что происходит у Генриетты и Ромео, он и не подозревал, что они могут как-то выручить его, готовился завтра идти на помост, конечно, нервничал сильно, мысли уж явно невесёлые были. Старался настроить себя, что трудный момент переживётся, раны заживут за какое-то время, и всё опять благополучно вернётся на свои места…
… Сильно переживал, конечно, сил никаких уже не осталось…
…Вдруг дверь камеры с грохотом открылась. Джовано удивился, что разве пора? Ещё же темно?..
– Эй, парень, давай выходи, за тебя выкуп заплатили невеста и брат, иди к своим… – просипел солдат, а обрадованный Джованни, который уже тут совсем от волнения обессилил и скис, как молоко, соскочил и с лучистой улыбкой поспешил к Ромео и Генриетте. Конечно, он сразу догадался, что это они назвались братом и невестой и спасли его.
Этот неожиданный поворот событий вызывал и бурную радость, и, когда переживания кончились, ощущения сильной усталости и недомогания. Он обнял своих близких и начал благодарить, они вместе искренне ликовали, а потом обессиленный Джованни повис на Ромео, и бывалому другу пришлось его тащить на себе до самой усадьбы Генриетты…
… Уже у себя дома Генриетта и Джовано пришли в порядок, умылись, переоделись в домашнюю одежду, перекусили и легли спать, им нужно было восстановить силы хорошим сном…
А Линда уволилась уже наследующий день, испугавшись, что госпожа может догадаться…
Скоро Джованни и Генриетта уже благополучно забыли о данном инциденте и продолжали привычный образ жизни, так уже подходил к концу девятый месяц их отношений, но перемен ни в плохую, и в хорошую строну не намечалось…
Глава «Леди и бродяга против интриг графа Коломбо, или главное испытание для любви ещё впереди…»
… Новые испытания этой обаятельной парочки пришли совершенно не с той стороны, откуда они могли ожидать, и, вообще, слишком неожиданно, именно в тот момент, когда они были такие счастливые, наивные и влюблённые…
… В тот вечер влюблённая весёлая парочка решила посетить маскарад. Праздник и впрямь, удался: они весело танцевали вальсы, полонезы, мазурки и галопы, кушали сладости, играли и в фанты, и в ручеёк, и в буриме со всеми гостями маскарада, кругом всё пестрело от шикарных венецианских масок, ярких маскарадных костюмов кавалеров и роскошных помпезных платьев дам.
И молодому человеку, и его юной спутнице шикарный маскарад оказался по душе.
– Дорогая, очень милый праздник, я рядом с тобой так все краски жизни узнал! Никогда не думал, что могу радоваться таким простым вещам! Однако, ты меня так скоро приручишь, я стану таким домашним и семейным, а ещё поправлюсь, не соблюдая эту свою мужскую диету, и буду таким полненьким и смешным главой семейства, как Пальпучино в комедиях! – подшутил над собой Джовано Казанова, сняв между танцами венецианскую маску.
– Милый, право, что за глупости по поводу того, что ты поправишься! Ты – стройный, спортивный, обыкновенный для своих юных лет молодой человек, вовсе не смешной Пальпучино! И, между прочим, если говорить без шуток, ты – умный и статный мужчина, если бы женился, ты был бы прекрасным главой семьи. И разве тебе не нравиться состоять в длительных отношениях? Разве ты сам не хотел изменить свою жизнь? И у тебя пока успешно получается… – мелодичным голосочком, кокетничая взглядом шоколадных глаз из-под маски с перьями…
… Тут милое щебетание влюблённых прервалось, Джованни застыл в полном молчании с таким напряжением и серьёзностью на бледном аристократичном лице, даже несколько испуганно, что Генриетта тоже заволновалась и стала оглядываться, пытаясь найти причину этого напряжения.
… Тут юная леди заметила, что к ним приближается старый друг её родителей, граф Коломбо. Его было сложно не узнать при такой характерной внешности: очень высокий, сухощавый, с по-старчески морщинистым лицом, всегда с ухмылкой высокомерия, одетый в парчу, бриллианты и модный напудренный парик мужчина, вдовец шестидесяти лет.
Когда-то родители Генриетты крепко дружили с его сиятельством и мечтали, чтобы их прелестная доченька вышла замуж за него, ведь Коломбо был очень богат и знатен, вдобавок занимал один из видных постов, был министром финансов в Венеции и главным судьёй светского суда. Граф тоже усердно добивался внимания юной особы, но Генриетта оказала, считая его сиятельство слишком старым для себя и недалёким человеком…
Но её очень удивило поведение Джовано и старого графа: граф с высокомерной брюзгливостью на лице шёл явно к Джовано, а не к ней, а молодой человек явно побледнел, сильно напрягся, будто приготовился к тяжёлому разговору. А как они могут быть знакомы? Генриетта, постояв в замешательстве, решила уточнить у самого Джованни:
– Эм…, милый, что случилось? Почему ты заволновался? Разве вы знакомы с графом Коломбо?
У Джовано в огромных светло-табачных глазах слёзы застыли, и он почти шёпотом объяснил:
– В том-то и дело, дорогая, что, когда ты вскользь упомянула о каком-то графе Коломбо, которому ты отказала, я и предположить не мог, что это мой давний очень неприятный знакомый, один из мужчин моей матери, куртизанки Дзанетты, отец моей сводной сестрёнки Фаутины. Эх, милое дитя, младше меня на три года была, а всё равно жалела. И очень любила, когда родной отец с деньгами приезжал проведать, мы тогда часто виделись. А потом виделись, когда я совсем юным, мне было лет шестнадцать-восемнадцать, работал в борделе, тоже часто сталкивались. Ведь здание, где жили мы, куртизаны было в двух шагах от здания, где жили куртизанки, и он был частым клиентом у них, выбирал самых красивых женщин. И они потом жаловались нам, друзьям по несчастью, на его несносный характер и скупость, не говоря уж о том, что его постоянные измены тяжело переживала жена, которой сейчас нет в живых. Главное, чтобы он сейчас не узнал меня, а то здесь точно назреет скандал…
… Генриетта, чтобы не закричать от шока и разочарования, прикрыла личико своей изящной нежной ручкой: оказывается, она чуть не вышла тогда замуж за такого пошлого и нечестного человека! А она ещё думала, права ли, считала другом родителей, а, оказывается, он первой жене изменял, внебрачных детей имеет, а теперь собирался и её жизнь в такой же ад превратить!!!
Конечно, юная леди была разочарована графом и шокирована такими новостями, но не успела высказать своих мыслей, когда граф возвысился над Джованни и ехидно начал разговор:
– Ах, какие люди! Кого я вижу! Это ж Джовано Казанова, сынок этой продажной дешёвки Дзанетты, пошедший по её стопам! Ну, вылитый мать! Такой же красивый и безнравственный, готовый, как и она, разделить постель с любым человеком, у кого медный грош водится! Да в каком обществе! Рядом с прелестной юной леди Риччи, которая по неопытности не испугалась запятнать свою честь всего лишь мелкой интрижкой с таким падшим бродягой! Но я думаю, такой образованной и воспитанной дворянке быстро надоест бродяжка…
Джовано бойко и резко ответил с мужественным серьёзным видом:
– Так, ваше сиятельство, прошу пропустить нас и прекратить оскорбления! Во-первых, вы не имеете права так пренебрежительно отзываться о знатной уважаемой особе, как моя спутница леди Генриетта, такая благородная во всем смыслах слова дама никогда не станет заводить интрижку, раз мы с ней сейчас в паре, значит, она видит во мне определённые положительные качества, которые нужны для создания крепких отношений. Возможно, даже со временем законного брака и семьи. Во-вторых, если вы истинный благородный человек, вы не должны отзываться на людях так скверно о даме, с которой имели роман, и, между прочим, общую дочь! Вам легко смеяться над Дзанеттой, да потому что вы никогда никого не любили и не жалели, а что оставалось делать ей, если, как актрисе, платили ей мало, на жизнь не хватало, муж не просыхал от алкоголя, а надо было ещё и на детей заработать? Так что куртизанкой не от хорошей жизни стала, так же, как и я в отрочестве пошёл за этим ремеслом тоже, чтобы прокормиться, вам, граф, это кажется смешным, а, между прочим, это жестоко и не смешно…
