Вернейший способ быть обманутым – это считать себя хитрее других.
Ф. Ларошфуко
На какие уловки идёт человек, чтобы добиться успеха. Одно дело, если ты честно используешь свой ум и мудрость, но другое – если ко всему прочему примешивается ложь. Тогда ты никого не перехитришь, а обманешь самого себя, и только лишь.
С момента посещения мадам Ро прошло больше недели, но к удивлению Алена и его друга, слух о помолвке так и не дошёл до мадам Изабель. Вероятно, думали они, никто и не обратил внимание на эти слова, а если и обратил, то не поверил им.
Арабель редко попадалась Алену на глаза, они пересекались только во время завтрака или обеда, когда девушка помогала с подачей блюд. В основном она занималась делами в хозяйской части дома, где находились комнаты супругов Д’Амбруазе. Кабинет месье Пьера Ноэля пустовал уже давно, но там необходимо было делать ежедневную уборку, что и было поручено Арабель. В кабинете не было ценных вещей, и мадам Изабель решила, что так у новой прислуги не будет возможности что-то украсть и сбежать с новым добром.
Однажды Ален навещал месье Шавре, который пригласил его, чтобы вместе поехать на могилу дочери в её день рождения. Андре оставался один. Сначала он почитал в библиотеке, затем пошёл в комнату Алена. Не найдя там того, что ему было нужно, он решил поискать это в кабинете месье Пьера.
– Ну, наконец-то! А я думал никогда не найду почтовую бумагу, – обратился Андре к Арабель, когда та пришла убирать кабинет.
– Наверное, месье Д’Амбруазе истратил всё на прошения, касающиеся казни.
– Мадемуазель! Что бы ни делал этот человек, никто не имеет права его осуждать, так же как и я не имею права осуждать вас, или вы меня. Всё в жизни относительно. Вчера это сделал он, сегодня – я, а завтра – вы. Нельзя руководствоваться только законом государственным. Почему вы ополчились на него? Будто он первый, кто преступил закон, завершив дело по совести!
– Я бы никогда не сделала ничего подобного. Моё сердце скорее разорвалось бы на миллионы частей. Я умерла бы, но не стала бы вершить судьбы людей. Я никогда не пойму этого, и не приму, ибо моё сердце и разум никогда не поймут такого жестокосердия, потому что я не честолюбива, и никогда такой не стану
– Не зарекайтесь, мадемуазель, не зарекайтесь! – Андре схватил бумагу и, погружённый в себя, исчез за дверью кабинета.
Он был погружён в своё дело, и в другой раз может быть пообщался бы с Арабель, попытался бы разуверить её в отношении Алена, но сегодня его мысли были поглощены другими заботами. Он писал письмо, которое было необходимо доставить в Геную к началу декабря. Времени было полно, но Андре не хотел, чтобы случились непредвиденные обстоятельства, которые помешали бы выполнить просьбу Алена Жоффруа. Андре также не терпел проволочек, когда наступали ответственные моменты, он любил, чтобы всё было идеально готово.
К моменту возвращения Алена домой, Андре сделал то, о чём его просил друг, и немедленно оповестил его об этом.
– Я отправил письмо, дорогой друг. Не беспокойся, всё будет подготовлено в лучшем виде, и согласно тому, как этого требуют правила.
– Превосходно! Отличная новость, Андре, – похлопал Ален друга по плечу, – первое радостное впечатление за этот день. Месье Шавре так удручён, кажется, он до сих пор не может свыкнуться с мыслью, что Мадлен больше нет. Нет, всё-таки я правильно поступил тогда! Меня терзали гнусные мысли, когда Арабель высказала мне своё мнение по этому поводу, но сейчас я уверен, что сделал всё именно так, как следовало. Им не было бы оправдания. Жаль, что за свои грехи они поплатились лишь смертью. Я бы заставил их мучиться так же, как мучилась она, но это было бы для меня непосильным грузом, под гнётом которого я бы сломался.
– Они были негодяями. Получили того, чего хотели. Нет твоей вины в том, что они были плохими людьми. Ты предупреждал их, предостерегал как мог.
– Да, я давал им шанс, но они не воспользовались им. Арабель я тоже даю шанс, и уж она, а она далеко не глупая, воспользуется тем, что я преподношу ей на золотом подносе.
– Да будет так, друг мой!
Утром следующего дня молодые люди отправились к месье Бегю. Они надеялись погостить у него около недели, поэтому решили взять с собой прислугу, ибо старик бы не справился с гостями один. Ему в помощь взяли мадемуазель Бланкар, которая была ошарашена известием о том, что целую неделю, может чуть больше, может чуть меньше, проведёт в непосредственной близости с Аленом Д’Амбруазе. Она не могла препятствовать своему отъезду в компании молодых господ, у неё не было на это права. Всю дорогу на пути к поместью месье Бегю она думала о том, как алчен и жесток Жоффруа Д’Амбруазе. Пользуясь её крайне удручающим положением, он загоняет её в угол, который превращается в квадрат без выхода и входа. Она не может отказать хозяину, и он знает об этом. Однако, говоря ей, что она должна сопровождать их с Андре, он не был неучтив, он не приказывал, а лишь спокойно оповестил. Это и раздражало Арабель больше всего. Теперь, когда она находится у него в услужении, она не просто должна слушаться его, она находится в его власти. Его чувство такта и учтивость казались ей ничем иным, как лицемерием и надменностью.
За всю дорогу девушка не проронила ни слова, но была восхищена видом, который открывался, когда экипаж подъезжал к поместью. Молодые люди же охотно переговаривались о своих делах, ни разу не упомянув о том, что было поручено Андре.
После вечерней рыбалки на реке, что была в нескольких сотен метров от поместья, молодые люди были приглашены на ужин в беседку в саду. Арабель помогла месье Бегю накрыть на стол, а сама хотела отправиться отдохнуть, а заодно и подготовить постели для месье Робе и Алена.
– Милая мадемуазель, вы так заработались сегодня, помогая мне, – остановил старик девушку, когда та уже откланялась, – отужинайте с нами за одним столом.
На слова месье Андре сделал одобрительный жест, а вот Ален не отреагировал никак.
– Если господа сочтут это уместным, – стеснялась девушка, хотя причина её стеснения была вовсе не в скромности, а в недовольстве тем, что придётся сидеть с Аленом Жоффруа за одним столом, да ещё и добрую половину вечера, так как обычно ужин у месье Бегю проходил очень долго за самыми разными беседами. Арабель вопрошающе посмотрела на Алена, который сидел с абсолютно незаинтересованным видом, но почувствовал на себе взгляд девушки.
– В этом доме не я господин, мадемуазель Бланкар.
– Да, в этом доме вообще нет господ, – прервал его старик, – здесь все, как одна семья. Даже если сейчас ко мне зайдут бродяги, или заедет королевская знать, мы по-прежнему будем все вместе. Этот дом давно не видал хозяйки, не видал радостных лиц, разговоров ни о чём. Ему приятно собирать всех вместе и делать людей разной крови единым целым.
Теперь Арабель засмущалась. Она была тронута благодушием пожилого месье, но в то же время понимала, что ей указали на то, что она не дворянского рода. Она не расстроилась из-за этого, а в глубине души стала сопереживать месье Бегю.
Вечер проходил тихо, беседы тянулись, плавно переходя от одной темы к другой. Арабель чувствовала себя не в своей тарелке, но ей было всё это очень знакомо.
Старик прервал её размышления, когда адресовал ей вопрос о том, есть ли у неё родители.
– К сожалению, месье Бегю, я потеряла их. Лицо отца я даже не помню, но знаю, что он любил меня, а я – его. Мать я помню достаточно, чтобы сделать выводы относительно её характера и образа жизни. Она была замечательной женщиной, талантливой и неудержимой в своих амбициях. Это и погубило её.
– Так ваши родители погибли? – обратился к девушке Андре, которая кивнула ему в ответ. – Очень печально, – задумчиво произнёс юноша.
– Может назовёте их имена? Может, мы знали кого-то из них.
–Ах, месье Бегю, вряд ли вы могли их знать. Они не знатного рода.
– И что? – возразил Ален, – я знаю людей, которые были не из знатного рода, но многого добились благодаря своим собственным усилиям, и положили начало роду, который гордо носит фамилию «Дюбойс» вот уже десятки лет. У многих из тех, с кем я общался ранее, род был не старше ста лет. Предки многих из них были простыми рабочими, но заслужили право относится к благородным людям. Ничего не начинается из неоткуда. Всему есть начало, мадемуазель Бланкар.
– Ах, Бланкар! – вдруг воскликнул месье Бегю,– Патриция Бланкар не ваша родственница? Знал я такую актрису. Играла в бродячем театре, но как талантлива была! Посещала города со своими постановками, и все диву давались, какой она была красивой и одарённой. Говорили, что она потом бросила этот свой театр, и подалась в столицу, на профессиональную сцену, так сказать. Давно я о ней ничего не слыхал…
Девушка подумала пару секунд.
– Нет, уважаемый господин. Мою мать звали Люси. Она была художницей, – выпалила девушка, покраснев.
– Ах вот как! Жаль. Ну а ваш отец?
– Его звали Жан. Больше я ничего о нём не знаю.
– Да, тяжело это – не знать о своём роде, – задумался Бегю, – но здесь вы всегда найдёте пристанище, если вдруг месье Д’Амбруазе вас выдворит, -улыбнулся старик.
– Пока она справляется со своими обязанностями. Я уверен – так будет и впредь. Мне не к чему придраться, поэтому счастлив видеть её у себя дома.
– Благодарю за доверие и признательность, месье Д’Амбруазе. Месье Бегю, позвольте мне покинуть вас. Мне нужно подготовить комнаты для сна, чтобы молодые господа не разочаровались во мне, – в тоне девушки проскальзывала ирония, но она тщательно пыталась скрыть её, и то недовольство Аленом, которое испытывала, чуть услышит его голос.
– Нет, мадемуазель, – вдруг остановил её Ален, когда она уже хотела уйти,– сегодня мы можем позаботиться о себе и сами. Вы идите отдыхайте. И не спорьте, пожалуйста. Вам нужен отдых после такого тяжёлого дня.
Арабель поклонилась и покинула мужчин, но она явно была озадачена. Весь вечер Ален делал безучастный вид. Как только она заговаривала, он чуть ли не отворачивался, а теперь такая забота! «Вот и хорошо. Не пеняй на меня, если что-то будет не так. Ты прилюдно разрешил мне не выполнять своих обязанностей. Ты обязательно сделаешь ошибку, которая выведет тебя на чистую воду, – размышляла Арабель, пока добиралась до своей комнаты, – завтра, я уверена, он будет бранить меня за то, что я не делаю того, что требуется. Оно и к лучшему. Может мне удастся добиться того, что он отстранит меня, и я останусь в этом прекрасном доме»
Девушка переоделась и опустилась на мягкую кровать с балдахином. Комната была прекрасная, не такая, в какой она живёт у Д’Амбруазе. Большая просторная кровать позволила Арабель вытянуть ноги, которые гудели после беготни на кухне и последующих занятий. Она предалась размышлениям.
«Как бы я хотела остаться в этом чудесном месте навсегда. Я уверена, весной здесь просто неотразимые пейзажи. Да в любое время года здесь красиво, свежо, просторно. Здесь такая свобода и лёгкость. Я бы помогала месье Бегю, как когда-то помогала отцу. Хорошо, что я не выдала себя. Этот Ален не отстал бы от меня, если бы я сказала правду» – думала девушка, и потихоньку погружалась в сон.
Проснулась она, когда солнце было уже высоко в небе. «Никто не разбудил меня! Сейчас я точно схлопочу от Алена!» – пронеслось в её голове.
После того, как умылась, она спустилась вниз, но никого не было дома. Тогда она прошла на улицу, затем в сад к беседке – но нигде не было видно людей. Она присела на скамейку у входа и наслаждалась солнечными лучами. Она не успела как следует привести себя в порядок, её волосы растрепались после сна и так и свисали на плечи. Приоткрыв рот она упивалась солнцем, но вдруг светило заслонила тень.
– Вы, мадемуазель, оказывается любите поспать, как барышни высшего света. Кто знает, может вы одна из них, или ею когда-нибудь станете. Тогда вам будет ни к чему так спешить вставать по утрам, – улыбался Ален, а в ответ ему последовало то, чего он совсем не ожидал. Арабель улыбнулась.
Глава 16
Самое большое счастье в жизни – это уверенность, что тебя любят.
В. Гюго
Как же женщина счастлива, когда уверена, что мужчина влюблён в неё страстно и бесконечно. И главное – сохранить эту любовь, ответить на неё так, как она того заслуживает. Но если женщине эта любовь не нужна, она будет испытывать такие же сильные чувства, только жалости и сожаления. Если женщина возгордилась после того, как ей поступило признание – она изначально желала этой любви, и как бы ни старалась всем доказать, что ей эта любовь не нужна сейчас и не будет нужна в будущем, в душе она ликует. Главное – найти ту грань, которая разделяет самолюбие и женскую гордость.
Вот уже несколько дней прошло с тех пор, как Ален и Андре вернулись из поместья Бегю. За то время, что они там провели, Алену несколько раз удалось поговорить с Арабель без стеснений, без неприязни, которую раньше он чувствовал в её голосе и глазах. Они говорили о погоде, обменивались впечатлениями после прогулки в девственном лесу близ поместья, бросали друг другу короткие, но многозначительные реплики, так или иначе выражавшие признательность и малую долю симпатии. После возвращения домой Ален надеялся, что план его не только прекрасно воплотится в жизнь и будет иметь успех, но и станет настоящим долгожданным чудом для них с Арабель.
В начале декабря Ален оповестил свою мать, что собирается поехать в Венецию вместе с Андре, и пробыть там как минимум до весны. Отъезд их был назначен на десятые числа декабря.
Десятого декабря дом Д’Амбруазе принимал гостей. В честь Андре Робе, и по случаю его отъезда, был организован светский приём с танцами, прекрасными угощениями, и, конечно, развлекательными играми, в том числе карточными.
Ален не хотел выходить в общество, его съедала мысль о том, как сказать Арабель, что она должна поехать с ним. За всё время, прошедшее с того момента, когда дата отъезда была назначена, он так и не смог оповестить её об этом. Когда было решено организовать приём, девушка была слишком занята, и Ален не смог поймать её даже на секунду, а во время отдыха тревожить не хотел.
Когда все гости уже изрядно поели и повеселились, все разбрелись по разным углам, организовав тем самым небольшие группы, связанные меж собой теми или иными интересами. Мадам Д’Амбруазе проводила остаток вечера в обществе мадам Буаселье, мадам Анжерон и мадам Ро и её дочерью.
Ален проскочил мимо зала так, что его никто не заметил, и отправился в ту часть дома, где жила прислуга. Он постучался к Арабель, и девушка почти сразу же открыла.
– Извините, мадемуазель Бланкар, что я так поздно пришёл к вам и помешал вашему отдыху.
– Когда сверху доносится такая музыка, столько смеха и шума…Вы ничуть не помешали мне. У вас есть какие-то указания?
– Вы правы, отдохнуть в такой атмосфере не представляется возможным. У меня нет для вас поручений. Я пришёл поставить вас перед фактом: завтра я и месье Робе отправляемся в Венецию, и вы едете с нами.
Девушка вытаращила глаза, и заёрзала на ровном месте.
– Но как же, месье? Разве позволительно такое? – зарделась девушка, и её лицо стало гореть ещё сильнее, когда Ален подошёл к ней ближе.
– Ты состоишь у меня в услужение. Я беру тебя как помощницу. В дороге нам понадобится женская рука, и твоя будет как никогда кстати. Да и у Андре дома мне нужен будет свой человек – от этих итальянок можно ожидать чего угодно, да и итальянский я знаю не так хорошо, как хотелось бы.
– Почему вы не сказали раньше, месье? Я ведь не собрала вещи…
– Возьми самое необходимое, если что-то понадобится – мы можем купить по дороге, – теперь Ален был намного решительнее, ведь он ожидал отказа Арабель, её возмущения и полного неповиновения.
– Как прикажете, месье. Надеюсь, я и вправду буду вам полезна в пути, и там, куда мы приедем.
Ален окинул девушку и комнату оценивающим взглядом, кивнул и безмолвно ушёл прочь. В душе он торжествовал: его дело скоро свершится, и препятствий для этого теперь нет решительно никаких.
Девушка ещё с минуту стояла, глядя на дверь. Она пыталась понять помыслы Алена, но у неё это не получалось. Вот уже больше месяца, как она работает у него в доме, но ей так и не удалось распознать его натуру. Для неё он всё ещё оставался не просто загадкой, а настоящим ребусом. Она не могла распознать, какие черты присущи его характеру и в чём они проявляются. Его забота казалась ей честолюбием, его обходительность – лишь лицемерием, и только. В то же время, она видела, как он изо всех сил пытается подавить свой гнев или недовольство, когда кто-то, в том числе и она, выводит его из себя. И, опять же, она наблюдала напускную доброжелательность и неподдельную открытость. Она считала его человеком искренним, и тут же думала, что всё, что он говорит и совершает, является проявлением гордыни. Она колебалась в принятии решения относительно его характера, и решила, что эта поездка в Венецию, где она, как ни крути, проведёт рядом с ним достаточное количество времени, покажет, что она чувствует к нему. Ей очень не хотелось, чтобы чувства эти были лишь отвращением и ненавистью. Она понимала, что до порядочного человека ему далеко, но всё же питала надежду, и решила дать ему шанс на исправление ошибок.
Ален прошёл в зал, но гости уже не были так веселы, как в начале бала. Многие сидели и просто курили трубку. В углу зала он заметил Андре, который сидел в обществе мадемуазель Атталь Ро.
– Ты не теряешь времени даром, мой друг. Ты не забыл, что в Италии тебя ждёт невеста?
– Ален Жоффруа! Никогда не ставь под сомнение мою преданность сеньорите Романо. В моём сердце живёт лишь она. Я был счастлив повидать тебя в Марселе и познакомится с новыми людьми, но дома, в Венеции, мне всё же лучше.
– Месье Д’Амбруазе, – обратилась Атталь к Алену, – месье Робе рассказывал мне о своей невесте, и могу вас заверить – он питает к ней самые нежные и искренние чувства. По словам месье Робе, мадемуазель Романо очень красива и прекрасна нравом. Вот было бы прекрасно, если бы они как-нибудь приехали вместе, не правда ли? Вам, наверняка, тоже интересно, какие девушки ценятся в Италии.
– Сеньорита Романо, – поправил Ален девушку, которая, кивком в ответ, извинилась за свою невнимательность. – К великому счастью, скоро я увижу сеньориту Романо своими собственными глазами.
– Но как же это? Она прибудет сюда?
– Нет, мадемуазель, это я отправляюсь в Венецию. Рассказы Андре воодушевили меня посетить этот город ещё раз. Давненько я там не был…
– Но как же это?? А ваша свадьба? Вы ведь говорили, что помолвлены. Хотите отпраздновать свадьбу весной? И кто та счастливица, что станет вашей супругой? Вы так и не рассказали о ней.
– Удивительно, мадемуазель, никто кроме вас об этом уже и не помнит.
– Мне не составляет труда запоминать вещи, связанные с дорогими мне людьми, – девушка смутилась и потупила взгляд. Андре заметил, что девушка застеснялась и лицо её горело огнём, поэтому, решил оставить друга наедине с ней, потому что знал, что в такой ситуации необходимо объясниться раз и навсегда. Ален понял намерения Андре, и поклоном поблагодарил за тактичность и деликатность.
– Мадемуазель Ро, вы смущены, я вижу. Вы питаете ко мне какие-то неопределённые чувства, но знайте, что ни на какие чувства, будь то привязанность, симпатия или любовь, я вам ответить не смогу. Вы так юна, так прекрасны, а ваша мать задурманила вам голову разговорами о том, что я – самая подходящая партия для вас. Дослушайте же, – прервал он девушку, когда та хотела возразить. – Вы слишком ветрены и легкомысленны для меня. Ваша непосредственность делает вас неинтересной для меня. В моих глазах вы робкая, но в то же время, взбалмошная девчонка, не более. Ваш бесхитростный образ мыслей не привлекает меня, вы слишком примитивны, наивны и предсказуемы.
Девушка тихо плакала, но, так как лицо она опустило очень низко, подбородком прижавшись к груди, ни Ален, ни кто-то, кто был рядом, не заметил её слёз. Она подняла красные глаза на Алена и вскрикнула:
– Вы чёрствый, бессердечный и бесчестный человек! У вас ведь нет никакой невесты, я права?
Мадам Д’Амбруазе сразу же подоспела на вопли Атталь.
– Ален Жоффруа, о какой невесте говорит мадемуазель Ро? Что случилось между вами, молодые люди? Я всегда думала, что между вами есть взаимопонимание.
Мадам Ро принялась успокаивать дочь.
– Матушка, – еле сдерживая себя, начал объясняться Ален, – я был вынужден солгать, иначе бы меня поженили на той, кого я не люблю, и никогда не смог бы полюбить.
– Ален! – одёрнула его мать, – Ален! -но он уже не слушал её, и вообще покидал зал, горя от злости и недовольства.
Весь вечер он был спокоен и терпелив, а мысли его были об Арабель. Этот приём, все эти люди, и в особенности чета Ро, вывели его из равновесия. Он закрылся у себя в комнате и, после того, как приготовил необходимые для отъезда вещи и уложил их у двери, лег спать, не обращая внимания на стук в дверь его комнаты.
Он долго не мог уснуть: его мучали то радостные, то грустные мысли. Он думал и представлял то, как они с Арабель будут проводить время в Генуе вместе, но тут же смутился. «А что, если она будет возмущена? А что, если всё сорвётся? Я почему-то уверен, что ничего не получится. Но Андре же отослал письмо, предупредил, значит, всё готово, и там ждут только нас! Да, мне не о чем беспокоится. А что, если Андре не послал письмо, или послал, но ошибся адресом, или именем, да одной буквой! Это будет катастрофа! Нет, он очень внимательный человек, он такой ошибки не допустит, тем более, зная, что это я прошу его, а не кто-то другой. Боже! Как же мне пережить это время. Пока длится эта ночь, я сойду с ума. А ещё дорога! Хорошо, что она будет рядом. Глядя на неё, мне хочется жить дальше, хочется делать хорошее. Как же я люблю её, Господи, один ты знаешь…»
Ален не заметил, как уснул, и ночь, в не таких уж и мучительных мыслях, прошла быстро, и долгожданное утро принесло Алену воодушевление. В предвкушении чего-то особенного, чего-то прекрасного, он начал собираться в путь. Он проснулся раньше всех, возничему и дворецкому приказал отнести вещи в экипаж, а сам отправился к Арабель.
Она тоже уже не спала, а приводила себя в порядок, расчёсывая прекрасные кудри, когда Ален вошёл к ней в открытую дверь. На девушке было одето такое прелестное платье, видимо одно из тех, что мать Алена подарила ей недавно. Мадам Д’Амбруазе была женщиной хрупкой, стройной, но всё же её платья были Арабель немного великоваты. Девушка сама ушила их под свою фигуру, и выглядела не хуже тех леди, которых Ален видел на светских приёмах, а даже лучше них. Она была чиста, от неё веяло искренностью и кротостью.
Погода стояла замечательная: солнце светило, а небольшое похолодание убрало грязь и сырость. Ближе к Италии погода становилась всё лучше и лучше, всё теплее и теплее. Арабель не переставала любоваться природой, и только она начинала поражаться красоте какого-нибудь поместья, как она уже была удивлена природными просторами и их красотой. Она, как ребёнок, улыбалась, глядя на проскальзывающие мимо виды. Реки, озёра, деревушки, имения, особняки и замки, сады, горы, равнины, овраги – всё восхищало её и завораживало.
Ален смотрел на неё с восхищением, предвкушая грядущие события. Он не мог оторвать глаз от её светящегося улыбкой лица, и был рад хотя бы тому, что дал возлюбленной возможность посмотреть на другую сторону жизни и ощутить себя более счастливой. Он видел, что в эти моменты, когда она была поглощена пейзажами, она чувствовала себя более свободной, она не задумывалась о прошлом и настоящем, и видел, как она не хотела, чтобы это путешествие не заканчивалось.