Любовь Бортник
Бремя чести
Ален не сдержался и приблизился к девушке, схватив её за руки.
– Да как же ты не понимаешь – я не могу спать, не могу есть, не могу жить спокойно!
Он слегка перевёл дух, чтобы успокоиться.
– Одна вы в моей жизни есть, больше ничего не нужно. Дайте шанс мне – позвольте быть рядом. Избавьте меня от мучений!
– Вы совершаете непозволительное!
Девушка отскочила, но не уходила.
– Простите, я не хочу обидеть вас, но я не могу держать себя в руках. Позвольте мне увидеть вас завтра. Только скажите – куда, и я приду. Нам есть о чём поговорить, есть что рассказать друг другу. Вы изменили мой мир, изменили меня, и только вы можешь сделать меня ещё лучше, чем я есть, только согласитесь.
Девушка была растеряна, но не понимала – почему бы ей просто не закрыть дверь и не уйти? Человек перед ней казался ей таким искренним, ей было жаль его, она не хотела, чтобы он страдал. Она понимала, что на самом деле, он не такой, каким хочет казаться, но не могла прогнать мысли о том, что ему нужна помощь.
– Если это утешит вас, если после разговора мы поймём истинное положение вещей…Встретимся послезавтра, в порту, после того, как я закончу работу. А до того момента – не приходите ни сюда, ни ко мне домой. Но, прошу вас, не обременяйте себя пустыми надеждами – то, что я скажу вам, может вам не понравиться.
Теперь девушка смогла захлопнуть дверь, но долго от неё не отходила – она хотела быть уверенной в том, что Жоффруа ушёл.
Глава 11
Самая большая ошибка – стараться быть более приятным, чем вы есть на самом деле.
У. Бэджот
Мы все хотим сделать первое впечатление о нас наилучшим. В новой компании, на новой работе, перед незнакомцами – мы все стараемся выглядеть лучше других, но только дома, только близкие нам люди знают, какие мы на самом деле. Мы обманываем окружающих, чтобы они не подумали о нас дурно, но суть заключается в возможностях. Когда человек может быть хорошим, но просто этого не хочет – это ложь. Другое дело, когда человек не способен на добро, когда в его жизни никогда не было добра, ему не объяснили, что это такое и как это использовать для себя и других – это заблуждение. Заблуждение в собственной жизни, в собственном «Я». Заблуждающегося человека можно изменить, можно наставить его на истинный путь, лжеца – нельзя.
Ален вернулся домой одухотворённым и воодушевлённым. После завтра, в выходные, он увидит её снова, и кто знает, сколько времени они проведут вместе. Он тщательно строил план своего рассказа, чтобы не быть нудным, но рассказать обо всём, что было в его жизни. Он решил, что о родителях рассказывать не будет, о Годелив тоже. Вдруг он подумал, а о чём же тогда ему рассказывать? О том, как он просаживал деньги в венецианском казино, где был несколько лет назад; или о том, как сутками пил вино в доме Руже; или о том, как всю свою сознательную жизнь, до недавнего времени, передвигался исключительно на карете или лошади, чтобы случайно не встретить на улице грязного нищеброда – уродца морального и физического, как полагал он; или о том, как несколько дней назад от его руки пал старый бродяга, просивший у него на жизнь?
Нет, об этом рассказывать он не хотел – это выставит его не в лучшем свете. «Тогда, -решил он, -я расскажу ей о том, как влюбился в неё. Да, это растрогает её, и она непременно позволит мне видеть её чаще».
Когда Ален пребывал в задумчивости, домработница вырвала его из этого состояния, сообщив, что на его имя пришло письмо. Письмо это было от Андре, давнего друга Алена. Андре уже несколько лет жил в Венеции, куда Ален часто наведывался чтобы отдохнуть от оживленного существования в Марселе. В Венеции он находил тот покой, которого иногда не хватало дома, но привыкнув к весёлой и светской жизни, даже в прекрасной, романтичном, воодушевляющем городе, как Венеция, он не мог оставаться безучастным. Даже там он умудрялся бывать в местах решительно не лишенных светского обаяния и развязности.
Андре перебрался в Италию ещё ребёнком, когда мать его заболела, а врачи порекомендовали ей больше находиться у воды, вдыхая её свежий воздух. Конечно, врачи подразумевали как можно чаще выезжать на природу, но супруг мадам Робе расценил слова лекарей слишком серьёзно. Так всё семейство перебралось в Венецию. Ален и Андре были знакомы давно, но общались не так часто, как это следовало бы делать настоящим друзьям.
Письмо от Андре, датированное первым октябрём 1718 года содержало следующее:
"Дорогой Ален, как бы не прискорбно это звучало, но моя дорогая матушка, так долго болевшая вот уже больше восьми лет, скончалась. Я не прошу приехать тебя, так как понимаю, что письмо моё будет получено через достаточное время после печальных событий. Я вполне могу рассчитывать на то, что узнав об этой трагедии, ты будешь соболезновать мне. Мне хватит и этого. Я не буду расписывать как, где и каким образом смерть настигла мою дорогую матушку, но лишь скажу, что скончалась она не от того, от чего лечилась. Причину её смерти можно обозначить как «безалаберное отношением к пищи и застольному этикету». Но пусть это не тревожит тебя.
Сейчас я хочу подойти к истинной причине своего письма. Ты знаешь, что в зимнее время в Венеции очень много людей, в связи с тем, что климат нашего города благоприятен для многих. Мне же, как любителю маленьких компаний, тяжело находиться в местах, где количество приезжих втрое превышает местных, хоть я и сам прибыл сюда не так уж и давно. Однако, смею тебя заверить, что я уже считаю себя местным.
Дорогой друг, вот уже четыре года я не видел тебя. Мои приветствия передай мадам Д’Амбруазе и месье Д’Амбруазе. Я уверен, что ты не будешь против нашей встречи, поэтому взял на себя смелость предпринять поездку к тебе. Из Венеции я выезжаю десятого октября, с расчётом на то, что к Рождеству я уже вернусь в родную Венецию. 10 октября я отправлюсь из Венеции морем – мои знакомые согласились взять меня с собой до Генуи. Оттуда я прибуду сушей.
За моего отца не переживай, хоть он и немного лишился здравого мышления, у него много прислуги, которая следит за ним как подобает.
Я очень надеюсь, что моё письмо не ошеломит тебя.
Как говорят в Италии, Addio7!
Твой друг, Андре Робе."
Ален быстро пробежался по первой части письма, а вот вторую читал жадно и внимательно. Приезд друга обрадовал его, но то, что письмо пришло так поздно, вывело Алена из себя. Он спустился вниз, где его мать давала наставления прислуге по поводу цветов.
– Почему письма, датированные первым октябрём, приходят ко мне двадцать второго октября?! Что это за безалаберность! А если бы это было жизненно важным письмом?!
– Месье, это же не зависит от нас. Это почта, -смущенно объяснила служанка.
– Ален, дорогой, ты же знаешь, как в мире все медлительно. Хотя это и правда очень большой срок для письма. Кто написал тебе? Какие-то важные вести?
– Андре Робе прибудет к нам в гости. Десятого октября он собирался отправиться в путь, с расчётом на то, что к Рождеству он уже будет дома. Его матушка скончалась. Он сказал, что приезд объясняется его нелюбовью шумных компаний в зимнее время в Венеции, но я думаю, он устал, и хочет отдохнуть от печальных событий.
– О, бедная мадам Робе! Прелестная женщина была, хоть и весьма занудная. Уж очень любила она плакать о своей судьбе, – тут женщина поняла, что такие разговоры нельзя вести в присутствии прислуги, – Сходи-ка на кухню, пусть приготовят чай с бергамотом, но только зелёный,-поспешила она отдать приказ.
– Все, кто её знал, говорили, что она очень давно болела. Ну не будем об этом. Нужно подготовить комнату для гостя, ведь судя по датам, он прибудет уже вот-вот.
– Занимайтесь этим вы, мама. У меня слишком много дел. Когда Андре приедет, я непременно уделю ему время, но сейчас мне не до этого.
Ален не стал возвращаться в комнату, а вышел на балкон. Прохладный ветер освежил мысли молодого человека, и вскоре Ален снова придался размышлениям об Арабель. Он грезил о встрече, прокручивая все предвосхищающие, попутные и последующие события. Он мог представить разный ход событий, и готовился к любому из них.
По его мнению, события могли развиваться в следующих ключах: Арабель примет со смирением его чувства; она также может пасть в замешательство и попросить время чтобы все обдумать; и, наконец, она может ответить категорическим отказом.
Первые два варианта сулили Алену надежду, последний же навсегда убил бы все его ожидания. Он знал, что варианта всего три, и другого быть не может, поэтому обдумывал их всех.
При принятии Арабель его чувств, ему оставалось бы лишь сохранить их до определённых моментов, когда он бы нашёл смелости сделать ей предложение. При втором варианте ему нужно было бы изрядно потрудиться, чтобы она приняла его, и всеми способами стараться сделать впечатление о нём наиболее приятным. В третьем случае он мог либо развернуться и уйти, и никогда больше не встречать Арабель, либо сделать предложение в ту же секунду, но и из этого вытекали разные обстоятельства, поэтому он решил не думать о последнем варианте и обдумать первые два.
Он немного постоял на балконе, но сильно продрог. Сказав прислуге, чтобы та подготовила для него ванную, он спустился вниз и стал наблюдать, как его матушка бегает по всему дому, подгоняя служанок. «Эта женщина всегда печётся о чужих людях больше, чем о родных» – подумал Ален, но не хотел говорить это матери. Остановив её, он спросил:
– Матушка, получали ли Вы известия от своего мужа? Вот уже как полгода мы не видели его в нашем доме. Не случилось ли с ним что?
– Полно тебе, а то накличешь беду! У него всё хорошо. С неделю назад приходило письмо. Дела в экономике не важно идут, писал он. Ещё бы мне было до этого дело!
– Пока у Вас, матушка, много денег – Вам нет дела, а что будет, когда все сбережения обратятся в пыль? Тогда Вам станет интересна экономика?
– Ну посмотрите на него! Ты и вправду хочешь беды для нашей семьи? – говорила женщина вслед уходящему Алену, которого уже оповестили, что ванная для него готова.
«Эта женщина даже не удосужилась сказать мне, что от отца пришло письмо. Да кому есть дело до того, что я есть? Возможно, мне действительно нужно всё подготовить к приезду Андре. Хоть кто-то не забывает о моём существовании» – размышлял молодой человек, погружаясь в горячую воду.
Тепло и умиротворение успокаивало его, и он всё больше отвлекался от сего мира, и переходил в мир грёз. Он мечтал о встрече со своей возлюбленной, которая, сама того не ведая, захватила сердце и душу Алена в безжалостный плен. Чем больше Ален находился в тихой и тёплой ванной, тем больше его стало убаюкивать спокойствие этого места.
Перед сном Ален возжелал прочесть пару томиков стихотворений. Окрылённый словами любви на страницах книг, мужчина уснул как младенец.
Проснулся он позже обычного – скопившаяся усталость и хорошо проведённое время перед сном сделали своё дело. После пробуждения Ален долго ворочался в кровати, но знакомый голос, доносившийся с первого этажа, быстро поднял его на ноги. Одевшись наспех, он опрометью кинулся вниз.
– Андре! Никому я ещё не был так рад, как тебе! А ну-ка, дай я вырву тебя из коварного плена цепких рук моей матери.
Мадам Д’Амбруазе действительно стояла ухватившись за локоть молодого человека. Ей хотелось выразить свои соболезнования, но ещё больше ей натерпелось разузнать всё о светской жизни в Италии. Ален же не хотел оставлять друга в обществе своей матери, ибо знал, что «она отравит разум милого и доброго человека своими язвительными сплетнями» – так думал он.
Ален немедленно выхватил руку друга из-под тонких пальцев своей матушки, и повёл его к себе в комнату.
– Приготовления к твоему приезду почти завершены. Извини, что не смогли сделать всё как подобает – твоё письмо пришло к нам только вчера. Рассказывай же, как прошло твоё путешествие, ничего ли не случилось в дороге?
Андре был на несколько лет моложе Алена, но это не вызывало трудностей в их общении. Этот молодой человек относился к тем, кто являлся полной противоположностью Алена Д’Амбруазе – он не ходил по увеселительным заведения, не принимал участия в шумных приёмах, не водил не долгосрочные отношения с девушками, полагая, что ещё молод, и свою единственную даму сердца он найдёт тогда, когда придёт время.
Юноша начал свой рассказ. В начале его путешествия всё складывалось хорошо. Путь, что он прошёл морем, оказался на удивление быстрым и спокойным. За несколько дней до поездки ожидалась небольшая непогода, но эта напасть обошла его стороной, и Андре благополучно добрался до Генуи. Прибыв в Геную он не обнаружил своего экипажа, который заказал письмом за неделю до поездки. В поисках свободного экипажа, который мог бы доставить его в Марсель, он провёл двое суток, и лишь тогда отправился в путь. Но и это не было концом. Во въезде на территорию Франции у него возникли проблемы с бумагами, хотя и эта беда была пережита. А вот на пути в Марсель он столкнулся с полнейшим безобразием – не доезжая до города, кучер остановил карету, и попросил молодого господина сойти, ссылаясь на то, что лошади его продолжать путь не могут. Андре являлся парнем нерешительным, скромным, терпеливым, но в этой ситуации его терпение не выдержало.
– Господь простит мне те слова, что я наговорил этому извозчику! Я в жизни таких слов не произносил! Но, Боже правый, это было действительно безобразие!
Слушая историю Андре, Ален всецело отвлёкся наконец от своих мыслей и рассуждений. Он искренне смеялся там, где это было уместно, и искренне сочувствовал там, где это требовалось.
– Какими люди становятся податливыми, когда ты помашешь перед ними деньгами!
– В этом ты абсолютно прав, друг мой.
«Какая прекрасная мысль! – подумал вдруг Ален, будто просветление снизошло на его голову, – Я ведь всегда могу пообещать ей золотые горы, и это не будет неправдой! Ай да Андре! Какое счастье, что он приехал именно сегодня!»
Молодые люди провели весь день дома, болтая о насущном. Андре несколько раз упомянул о своей почившей матушке, болезненном отце, за которым хорошо следят, и поинтересовался у друга, что изменилось в Марселе за те годы, что его тут не было.
– Изменилось многое, дорогой Андре. Даже сам Ален Жоффруа Д’Амбруазе стал другим.
– Боже правый, что же случилось, что ты отступил от своего привычного уклада?
– Случилось то, что может случиться с каждым, при чём ты не знаешь, когда именно это случиться. Я влюбился, друг мой! Окончательно, бесповоротно, и самое страшное, что по собственной воле.
– Что же в этом страшного! Я поздравляю тебя, ведь любовь это то, чего все мы ищем в этом мире, то, чего мы с нетерпением ждём, и то, что мы не хотим, чтобы нас покидало.
– Да, но на какие жертвы нужно идти, если бы ты только знал. Если бы я знал…!
– Уж уволь, мне это не понаслышке знакомо. Грядущей весной я сочетаюсь браком с сеньоритой Грацией Джудиттой Романо. Её семья готовит немалое приданое. Это будет весьма выгодным брак, однако я не могу не сказать, что к этой премиленькой особе я питаю весьма нежные чувства. Будь она самой нищей на свете, я бы был глупцом, откажись от неё. Настолько она хороша! Красива, мила, скромна, умна и безгранично великодушна. Её нрав мне по душе.
– Так значит, ты считаешь, что если любишь, можно жениться и на бедной? А как же семья, что если они против?
– Друг мой, неужели ты кого-то из служанок себе приглядел?!
Ален засмеялся в ответ на риторический, но шутливы вопрос друга, делая вид, что спросил просто из интереса. На самом же деле ему было очень важно знать мнение друга по поводу той, с которой он хотел обручиться. Мнение семьи его почему-то не особенно волновало, ведь он и раньше не чувствовал, что кому-то интересна его судьба, а вот мнение друга он выслушал бы с любопытством.
– Андре, мне нужно рассказать тебе об одной вещи. Только выслушай меня, не перебивай. Это важно для меня, поверь.
Андре кивнул и уселся по удобнее в кресле, которое ему было предложено хозяином комнаты.
– Если бы ты знал, что стряслось со мной, и как я от этого не сплю ночами…Друг, я влюблён! Да так, что теряю рассудок. А всё началось с её руки!
Ален рассказал свою историю от начала и до конца, так, как это было описано у нас с самых первых строк.
– Завтра я встречусь с ней, но я так боюсь! А что, если она оттолкнёт меня и даже не захочет выслушать?
– Не переживай понапрасну. Если эта девушка твоя судьба – что бы она ни ответила, вы будете вместе, а если нет, то даже её согласие не удержит вас рядом. Но подумай ещё раз, правильно ли это. Кто она и кто ты. У вас слишком большая разница в положении в обществе. Что скажут твои родители, дадут ли согласие на брак? Да и её родственники, наверняка они есть, нужно будет их разыскать и попросить благословления…Всё очень сложно. Подумай, прошу тебя, друг. Мало тебе проблем? Стоит она того?
– Она стоит любых страданий, друг мой. Сколько уже я вынес от этой любви, и сколько придётся вынести…Ох, не знаю! Что касается моей родни…Моя матушка даже не известила меня о письме, которое прислал отец, будто я не сын им вовсе, а садовник какой-то! Им не интересна моя жизнь и моё будущее, и я не вижу смысля зря тратить силы на пустые разговоры с матушкой.
– Господь даст тебе сил, Жоффруа. Только прошу, не печалься сильно, если встретившись с возлюбленной, ты разочаруешься.
– Главное – мне не разочаровать её.
– А ты действительно без ума от этой мадемуазель! Ох, как бы я хотел увидеть её, посмотреть, стоит ли она всей этой суматохи, будто нас военные расстреливают.
– Друг мой, она стоит и мира, и войны.
Глава 12
Нет ничего хуже притворной доброты. Притворство доброты отталкивает больше, чем откровенная злоба.
Л. Толстой
Человек всегда старается угодить другим. И как он изгаляется перед всеми, лишь бы его заметили, оценили, полюбили. А стоит ли минутная слава и привязанность тех жертв, на которые человек идёт, не осознавая сам? Ведь каждый раз при мнимой доброте, проявляя которую мы ждём от окружающих похвалы и любви, мы теряем часть своей незапятнанной души, оскверняем её лицемерием и подлостью, и часть эту уже никогда не вернуть – она бесследно пропадает в череде напускных добродетелей, которые отягощают наше сердце и отравляют наш разум.
И как часто человек, который способен даже на самую низкую подлость ради своей выгоды и своего самолюбия, получает то, чего хочет, совершенно безобидным, пусть и не всегда справедливым, путём.
Ален тешился мыслью о том, что даже если Арабель не сможет принять его предложение, она наверняка не откажется от большого состояния, которое было у Алена за плечами. Хоть оно и давало ему практически безграничные возможности, всё же лежало на его плечах тяжёлым грузом. После смерти отца, всё его состояние и все дела должны будут перейти к сыну, который совершенно не хотел обременять себя скучной работой, да ещё и связанной с экономикой и финансами.
Просидев до полудня в компании Андре, да распивая изысканный чай, молодой человек решил прогуляться. Предложение Андре по поводу посещения месье Руже было Аленом отклонено. Тогда молодые люди просто решили совершить выездную прогулку в поместье Бегю8, которое славилось своими роскошными садами и живописными видами природы.
Прибыв к месье Бегю, а он был человеком дружелюбным, и даже к незваным гостям проявлял уважение и добродушие, они первым делом отправились к пруду, где Ален часто сиживал за книгой. Место у пруда было оборудовано наилучшим образом. В таком месте стоило бы совершать признания в любви и делать предложения руки и сердца, но Ален находил это место идеальным для занятия чтением.
У месье Бегю он бывал не реже трёх раз в год, и особенно ему нравилось приезжать сюда весной, когда природа благоухает в самой большой степени.
Жасминовые заросли, которые стали почти дикими, и за которому месье Бегю никак не уследить одному, раскинулись за огромным каменным старинным домом. Именно весной вся долина наполняется ароматом цветов и, словно горная вершина, издали приманивает к себе все проезжающие мимо экипажи своим белоснежным сиянием.
Месье Бегю никогда не отказывал в просьбах показать дом и всю усадьбу целиком, даже если человека он видел впервые. Жил месье один, слуг не держал, полагаясь лишь на свои силы. Иногда, когда Ален приезжал чтобы отдохнуть от городского шума, молодой человек помогал месье Бегю, который вечно отказывался от любой помощи.
В этот раз Алену было просто необходимо единение с природой, чтобы привести свои мысли в порядок и устранить волнение. Не меньше он хотел и поговорить с другом весьма откровенно, и заручиться его поддержкой, если всё для самого Алена сложится удачно.
Ален находил Андре копией месье Бегю, только лет на сорок моложе. Парень был так же отзывчив, особенно если дело касалось благополучия его друга.
Вечером Ален должен был встретиться с мадемуазель Бланкар, поэтому пробыл в поместье у старого друга совсем не много времени. Опечаленный старик не стал вдаваться в расспросы, от чего молодому господину нужно так спешно его покидать, и удерживать его не стал, а только мило и заботливо попрощался и сказал, что ожидает скорейшей встречи с ним, но уже более продолжительной.
К тому моменту, как солнце уже начинало заходить за горизонт, Ален и его друг уже были дома. Как же Алену не хотелось прерывать нахождение на лонах природы, да ещё и в прекрасной компании, и как же ему не хотелось, чтобы по приезду, дома его ждало бремя назойливых подруг его матери.
Таковой являлась мадам Буаселье, никогда не упускавшая возможность посплетничать о последних событиях.
Пройдя в холл и отдавая верхнюю одежду служанке, Ален услышал нечто его заинтересовавшее.
– …И зачем я только ходила туда, Изабель? Он не иначе как что-то подмешивал в тесто, раз люди как сумасшедшие скупали всё с полок. Ты бы только видела эту толпу! Они готовы были разорвать друг друга ради какой-то булочки, – женщина закатила глаза и возмущённо вздохнула, однако, её лицо быстро засеяло лёгкой улыбкой, – хорошо, что жандармерия наша бережёт нас. Если бы не они, не знаю, удалось ли хоть по кусочкам кого-то собрать! Хорошо, что этот лавочник теперь никого не потревожит, – и женщина откинулась на спинку дивана, с видом опустошённым и усталым.
«Что за слухи вечно собирает эта мадам? Какая трагедия настигла Марсель, что о ней нужно так горевать…» – недоумевал Ален, которого Андре уже ждал в комнате наверху.
– Эти женщины, что приходят к моей матери, всюду наводят тоску. Делают трагедии из мелочей, а больших бед не замечают. Никому сейчас не интересно финансовое положение страны, однако, хорошо жить хотят все.
– Ты прав, Жоффруа. А не боишься, что и твоя тайная возлюбленная станет вот такой, вечно брюзжащей мадам?
– Ты что?! Если бы она могла быть такой в перспективе, я бы разглядел это, и подсознание оттолкнуло бы меня от неё. Она не похожа на тех, кого я встречал. Она так непосредственна, так смела, но в то же время я вижу, что ей нужна какая-то помощь, что она устала, но от чего – пока не могу понять…
– Может сегодняшний вечер расставит всё по местам? Если ты не возражаешь, мой друг, я займу твою библиотеку на этот вечер. Не хочу проводить время в обществе твоей матери и её гостьи, уж прости. Разговоры подобного рода, какие ведут они, мне не по душе.
– От чего? Вдруг ты узнаешь что-то новое? Быть может, мадам Попьюи наконец прекратила затворничество и вышла в свет! Ты же её не видел? Вдруг, увидев её, ты позабудешь о своей сеньорите Грации!
Разговор в шутливой форме продолжался ещё несколько минут, пока Ален заканчивал свои приготовления к первому настоящему свиданию, не только с Арабель, но и вообще за всю жизнь.
Закончив, он спустился вместе с Андре, и отвёл друга в библиотеку. Когда он хотел было выйти на улицу, он от чего-то остановился, и решил поинтересоваться у мадам Буаселье, о чём шла речь минутами ранее.
– О, милый мальчик мой, ты не слышал?! Лавку месье Бенуа прикрыли. Уж слишком много шума и недовольства он производил. Весь Марсель жил не спокойно, когда у него появились эти новые булочки! Теперь-то будет на улицах нашего города тишь и порядок, никто не будет никому отдавливать ноги, стоя в очереди за очередной сладостью…
Дальше Ален слушать не стал, а, лишь слегка улыбнувшись и поклонившись, ушёл, ведь ему хватило и того, что он услышал.
К слову, мадам Д’Амбруазе всё же вытащила Андре из плена книг, и весь вечер, пока Ален отсутствовал, донимала его расспросами о жизни в Италии, где не была уже более двух лет, а когда услышала о грядущей свадьбе, стала рассказывать о своих прожитых временах, когда она «была так прекрасна, глупа и невинна».
Преодолев расстояние до порта, Ален не мог дождаться, когда же покажется знакомый силуэт. Солнце уже было за горизонтом, многие зажгли свои лампы, но в порту было достаточно светло и шумно, ибо прибыл корабль с тканями с востока, и рабочие шныряли туда и сюда, отрабатывая свой хлеб и надеясь на щедрое вознаграждение за товар, привезённый издалека. Мужчины тягали на себе по пять-шесть связанных рулонов с тканями и разносили по телегам, каретам, а кому-то отдавали прямо в руки, и тот уже, с добычей, тащился по мостовой, что бы поспешить занять удачное место на рынке, где продаст ткань втридорога.
За всеми этими действиями наблюдала кучка цыган, некоторых из них Ален узнал. Всё тот же толстяк, скрипач и слепой. Вокруг них сидело ещё несколько цыган – парней и девушек, разодетых как на ярмарке. Ален стал рассматривать эту толпу, надеясь увидеть знакомое лицо, но кто-то одёрнул его за плечо.
Повернувшись, он увидел Арабель, расстроенную и явно куда-то спешившую. Она мигом схватила его за руку и потащила подальше от причала, где стоял корабль. Вся эта неожиданность застала Алена врасплох, и он позабыл все слова, которые приготовил для Арабель.
Остановившись в укромном месте, девушка быстро начала разговор:
– Ну что, месье Д’Амбруазе, вот она я, говорите, что хотели, и уходите. У меня нет времени на ваши пустые разговоры, но лишь из вежливости к тому что вы меня ждали, я проявлю милость и выслушаю вас в полной мере.
«Да что она позволяет? Из вежливости видите ли она выслушает меня. Какая баронесса!»
– Дорогая Ара…мадемуазель Бланкар, – начал Ален, не зная, как начать, тем более что в нём бушевало недовольство вызванное пренебрежением к его персоне, – не поймите меня неправильно, но встречи с вами я желал как воскресения. Именно воскресения, ибо всю свою сознательную жизнь я был словно мёртв, а ваша благословенная рука вырвала меня из того чёрного мира, где прозябала моя душа…
– Месье, послушайте, что я вам скажу: я не мессия, я не богиня, я простая девушка, которая хочет покоя и мира. Я знаю, что вы неоднократно пытались разыскать меня, что не гоже вашему имени. Вы не понимаете, чем занимаетесь? В первую очередь вы подвергаете опасности меня. Но, хотя, какое вам может быть дело до моих интересов, если вы близких друзей отправили на казнь, да ещё и не постыдились это дело донести до Парижа, будто здесь у нас своего суда нет. Мне, так же как и вам, не безразлична нравственная жизнь нашего города, и я бы тоже пыталась сделать его добрее и целомудреннее, но, увольте, не такими способами. Вы решаете дела не думая о том, какие будут последствия, будто эти дела сугубо ваши, личные. Я откровенно признаюсь, что вы мне не приятны. Я так же признаюсь, что нахожу вас человеком, лишённым всяких моральных устоев и принципов. Человеком, лишённым добра и сострадания к другим. И хотя положение моё в обществе весьма скромное, всё же я не желала бы и близко видеть себя рядом с вами. Ни ваши деньги, ни ваша фамилия не сделает вас источником добра, пока вы не начнёте уважать и любить других людей, и думать о них в первую очередь, а потом о себе. Мне совершенно не интересно от чего вы стали таким, ибо человек сам выбирает, каким ему быть. И никто, слышите? И никакие обстоятельства не могут заставить человека быть безжалостным, грубым и бессердечным. Он будет таким, только если сам изберёт такой путь. И если человек поддался порокам, их из него не убрать – они как червь будут грызть вас изнутри, пока смерть не закончит существование вашей жалкой души.
Огонь, горевший в глазах девушки, по сравнению с тем, что бушевало в Алене Жоффруа, был просто мимолётной искрой. Каждый раз, когда девушка заканчивала предложение, Ален хотел возразить, но не мог – она говорила без остановки, как трещотка, пробегая по словам. Её речь была внятной и понятной, и Ален улавливал каждый ход её мысли.
– Если вы выслушаете меня, я был бы вам очень признателен, – старался он сохранять спокойствие.
Девушка кивнула, но явно нервничала и была очень нетерпелива.
– Мадемуазель, я бы не хотел, чтобы вы судили обо мне по одному моему поступку. Не предавайтесь предубеждению – оно может обмануть вас. Как бы вы поступили, если бы была затронута честь вашего близкого друга? Молчали бы вы, когда на ваших глазах разыгрывалось бы бесчинство? Сидели ли бы и обдумывали законные и справедливые пути решения проблем, пока виновные уходят от ответственности? Поверьте, всё, что я делал в последние недели, было исключительно защитой достоинства моего почившего друга, к которому, скорбно признаюсь, я относился не должным образом. Вот об этом мне стоит горевать – о том, что я не сберёг друга, не оказался рядом в трудный момент. Но что сделано – того не воротишь.
Секундная пауза повисла в воздухе, а лицо Арабель приняло иной вид – девушка сменила нахмуренные брови и быстро бегающий из стороны в сторону нетерпеливый взгляд, на внимающее каждому слову выражение лица, глаза которого с грустью впивались в лицо говорившего молодого человека.
– Я не буду оправдываться перед вами. Я знаю, что жить, как я это делал раньше, просто недопустимо для приличного и уважающего себя и общество человека. Но на то есть кое-какие причины, о которых, быть может, вы когда-нибудь захотите узнать. Но, мадемуазель, моё положение сейчас плачевное. В один прекрасный миг меня озарило яркое солнце. Незабываемый образ вашей руки, которую вы так благородно протянули мне в момент отчаяния, не только поднял меня на ноги в прямом смысле, но и возвысил мой дух. Каждый раз, когда я грезил о встречи с вами, я боялся показаться вам именно тем, кем вы меня видели, или желали видеть. Я знаю, что не должен обманывать, хотя бы вас, поэтому от чистого сердца говорю – я болен вами! Я не встречал ещё в своей жизни человека, который более глубже мог бы проникнуть в мой разум и изменить его. Ещё никому не удавалось изменить моё существо, но с появлением вас в моей жизни я чувствую, как меняется не только моя душа, но и моё тело. Нет больше презрения во мне, меня больше не пугают виды улиц, кишащих бедняками, я больше не отворачиваюсь, если вижу неприятное мне лицо. И знаете, теперь я с большим терпением переношу мадам Буаселье! – Ален попытался улыбнуться, чтобы казаться искреннее и проще.
