Литтмегалина
Игра Бродяг
В ответ тихо огрызнулись. Вогт усмехнулся.
– Он приказал запереть вас, потому что от вас никакого толку. Вы ничего не сделали, чтобы остановить дракона.
– И долго вы намерены держать нас в этом унылом домишке?
– Пока не настанет пора сразиться с драконом.
– Вы думаете, после такого вашего отношения мы еще настроены на вас работать? Да пусть дракон хоть все здесь спалит.
– Этот дракон и вас спалит, если вы не убьете его первыми.
Вогтоус отвернулся от двери.
– Им бесполезно что-либо объяснять, – сказал он Эхо. – Они думают только то что хотят думать. «Вы ничего не сделали, чтобы остановить дракона». О, они конечно знают, что нужно сделать. Их тупоголовость убьет их. Но мне все равно.
Эхо грустно посмотрела на него. Если они не разыщут мальчика, случится нечто ужасное…
***
После пары часов осторожных блужданий по деревне Молчун нашел Уголька. Тот, улегшись на бок, грелся в пятне солнечного света.
Молчун приблизился к нему как можно тише – и все же не настолько тихо, чтобы остаться незаметным для тонкого кошачьего слуха. Кот распахнул желтые глаза, взглянул на него и стукнул по земле хвостом, всем своим видом выражая настороженность и недоверие. Молчун потерял всякую надежду сразу поймать кота. Более того – он утратил саму уверенность, что вообще хочет его поймать.
Он скрестил руки на груди (пусть кот видит – Молчун не собирается его хватать) и медленно сел, прижавшись к забору. Подтянув к себе ноги, Молчун занимал совсем мало места, но все равно куда больше, чем имел на то право. Кот смотрел на него круглым ярким глазом, прикрыв другой.
И как только хозяин умудрился назвать его так – Уголек? Когда Молчуну вспоминались руки, бившие его и прижимавшие к полу, ему казалось, что хозяин Сквалог – весь эти руки, больше ничего. Конечно, такой ужасный тип не способен придумать милое имя. Это сделал кто-то другой.
Кот был большой, гладкий – шерстинка к шерстинке, так и лоснился. Молчуну захотелось погладить его, но он и вздохнуть боялся. Хотя шерсть у кота была полностью черная, усы у него были белыми. Почему так? Непонятно. Кот спокойно, ровно дышал, и его плотный, округлый бок ритмично вздымался.
Молчун задумался о жизни этого кота. Должно быть, его никто никогда не бьет (У кого рука поднимется ударить столь важное существо? Впрочем, после хорошей взбучки кот растерял бы большую часть его надменности). Этот кот не станет пить из лужи, он слишком брезглив – а Молчун станет. И еду коту дают просто так – а Молчун вынужден воровать.
Кроме матери, которая умерла, Молчуну никто не давал еду просто так. Разве что та женщина, которая напугала его вчера… Он слушал их разговор, ее и другого, лежа в каменной норе, но не разбирал слова, сосредоточившись на шуме моря. Когда они ушли, он некоторое время выждал, а затем выбрался и увидел сверток. Он не стал разворачивать его, только заглянул внутрь. Внутри были хлеб, яйца и яблоко. Молчун смотрел на еду без радости, без растерянности, без удивления, без вообще каких-либо чувств. Он был очень голоден, но в ту минуту забыл об этом. Молчун ничего не взял и выбросил сверток в море.
Молчун никогда не задумывался, почему то, что ты так долго хотел, о чем безмолвно просил, а тебе не давали, позже (когда перестаешь просить) уже не можешь взять. Не умеешь…
Уголек зевнул, продемонстрировав розовую пасть. Молчун придвинулся чуть ближе. Уголек продолжал спокойно лежать, немного привыкнув к странному ребенку. Может быть, следовало попытаться подозвать кота по имени – но слова были заперты в горле Молчуна.
***
По ощущениям полдень был в самом разгаре, хотя сложно судить, сидя в доме с заколоченными окнами, в котором одна минута идет за час.
– Мы зря теряем время, – прорычал Вогтоус, свирепо марширующий из угла в угол. – Из-за них.
За окном слышались голоса. Вокруг дома слонялась, вытаптывая крошечный огородик, охрана – вероятно на случай, если бродяги как-то просочатся в окно. «Они нас боятся», – с удивлением осознала Эхо.
– Мы не знаем, что там происходит, – горько продолжил Вогт. – Может быть то, что приближает нас к поражению.
А их поражения столь болезненны…
– Не понимаю, почему дверь и жалкие дураки за ней все еще держат нас. Я же могу справиться с этим, разве нет?
– Нет, – ответила Эхо резко. – Этого делать нельзя.
Встретив неожиданное препятствие в виде ее несогласия, Вогт рассердился еще больше. Эхо не знала, как объяснить ему то, что тревожит ее, то, отчего перед глазами у нее темнее темноты.
– Не думаю, что следует использовать какие-либо силы, кроме человеческих, – примирительно пояснила она.
– Человеческих сил ни на что не хватает, – возразил Вогт мрачно. Остановившись, он посмотрел на нее. От его пронзительного взгляда Эхо стало не по себе.
– Представляешь, что начнется? – осведомилась она с оправдывающейся интонацией.
– Ты боишься переполоха?
– Нет, я… – Эхо запнулась. Ей хотелось исчезнуть.
– Договаривай.
– Это может быть рискованно. Для них, – вымученно объяснила она. – Ты же не хочешь завершить Игру вот так?
– Завершить «вот так»? – уточнил Вогтоус, медленно бледнея. Его взгляд стал колючим, как разбитые льдинки. – Убить кого-то, ты это хотела сказать?
– Но я же этого не сказала, Вогт… – примирительно произнесла Эхо и прижалась к стене спиной, отчего-то чувствуя себя беззащитной. – Но подумай сам: даже если ты разберешься с этими, как-то умудрившись никого не прикончить, на шум сбегутся другие. В суете, когда все орут и нападают, может произойти что угодно. Ты отшвырнешь кого-то слишком сильно, или…
– Я отлично себя контролирую.
– И тем не менее сейчас ты в бешенстве.
Вогт раскрыл было рот, чтобы возразить, но Эхо подняла руку, прерывая его.
– Просто признайся себе, – попросила она мягко. – Ты стал очень сильным, Вогт, сильнее, чем ты осознаешь. Ты очень рассердишься на меня, если я скажу, что это опасно?
– Какая разница, – перебил Вогт. – Неважно, рассержусь я или нет, ведь то, что ты сказала – правда, – он сел рядом с ней на кровать и обхватил голову руками.
Эхо было грустно, но зато куда спокойнее.
– Я не хочу, чтобы тебе было плохо и не считаю, что ты стал плохим, – мягко сказала она, коснувшись его плеча. – Но в Игре учишься доверять своим предчувствиям. И сейчас я чувствую, что мы движемся по самому краю пропасти. Каждый наш шаг должен быть продуманным и осторожным, иначе мы сорвемся вниз.
– И сколько еще мы продержимся? – спросил Вогт. – Может, лучше сразу прыгнуть? Будь она проклята, Игра. Я уже не хочу победить в ней. Я просто хочу выйти. И для начала я пробью стены этого домишки.
Закусив нижнюю губу, Эхо помотала головой.
– У нас не получится. Внутри этого домика или снаружи, мы остаемся в Игре. А значит, нас продолжат атаковать со всех сторон.
Вогт посмотрел в сторону.
– Тогда мне придется истреблять всех, кто представляет для нас угрозу. Я обращу свои новые силы против них.
– О чем ты говоришь, Вогт? – поразилась Эхо. – И к тому же, над нами все еще довлеет правило. Нам нельзя убивать, помнишь?
– Ты нарушила правило. И ничего, выкрутились.
– Нет, не получится, – покачала головой Эхо. – Ко мне Игра отнеслась снисходительно, да и то на условии, что это был первый и последний раз. Но ты… ты – это совсем другое дело. Если оступишься ты, случится нечто невероятно ужасное. Я даже не могу представить, что именно…
Они замолчали, потому что после ее слов не могли найти других. Потом Вогт глубоко вздохнул и поднял взгляд к балкам потолка.
Эхо проследила за его взглядом.
– У меня есть план, – сказала она, все еще глядя вверх.
– У меня тоже.
– Наверное, у нас один и тот же план.
– Да. Вон то маленькое окошко на крыше. И как мы его раньше не заметили?
– Днем это в любом случае бесполезно. Они нас сразу заметят. Придется дождаться темноты.
– Хотя бы так.
– Но мы не уйдем без мальчика.
– Разумеется.
***
Уголек вроде бы смирился с его присутствием. Впрочем, Молчун ничем не мешал ему, просто сидел, прижавшись к забору. Молчун выглядел таким маленьким, жалким, испуганным, что даже кот не видел в нем опасности.
Глаза Уголька совсем закрылись. Кот дремал, обвив хвостом свое гладкое совершенное тело.
Молчун смотрел на него. Подобраться и схватить. Думать только об этом, не о том, что дальше. Он придвинулся ближе.
Уголек вздрогнул во сне. Молчуну захотелось погладить его, дотронуться до его белых жестких усов – только один раз, чтобы кот не рассердился. Но вместо этого он вдруг прыгнул на кота. Выдало ли Молчуна шумное неспокойное дыхание, или же виновата была кошачья интуиция, или же кот был не такой сонный, как он это показывал, но Уголек мгновенно вскочил и, как стрела, выстрелил прочь от него. Молчун успел-таки вцепиться в заднюю лапу Уголька, но из лапы выпростались когти, и жгучая боль в оцарапанном запястье заставила Молчуна отпустить.
Кот исчез в конце улицы. Молчун, дрожа с головы до ног, слизывал быстро выступающую из царапин кровь. Не поймал. Все. Не удалось, его месть провалилась. Драгоценный хозяйский кот теперь не подпустит Молчуна и на сто шагов. В тот момент, когда Молчун попытался поймать его, понял ли Уголек, что его хотят убить? Впрочем, Молчун даже не знал, как бы он это сделал, да и решился бы сделать вообще. Даже окажись он более удачным ловцом, дело могло закончиться точно так же – удирающим прочь нагловатым блестящим котом.
Все бессмысленно. У Молчуна защипало глаза. Он закрыл лицо руками и заплакал, но слез было немного. Там, внутри, их скопилось целое море. Они отравляли его своей горькой солью, переполняли его грудь, так что дышать было больно, но уже не могли выйти из его глаз, освободить его.
Молчун не сразу почувствовал прикосновение чего-то мягкого. Когда он убрал руки от лица, он увидел Уголька.
– Что случилось? – мяукнул Уголек. – Почему тебе так плохо? – он потерся о Молчуна.
Молчун осторожно дотронулся до черной шерсти. Она действительно была гладкой, густой. Сквозь шерсть ощущалось тепло нежного кошачьего тельца. Кот выгнул спину, отвечая на его прикосновение всем телом, как это умеют только кошки.
– Будем считать этот маленький сомнительный эпизод недоразумением, – продолжил Уголек. – Ты находишься в отчаянном положении, а если ситуация сильнее тебя, она начинает в значительной мере определять твое поведение, не так ли? Любой кот, любая кошка, даже котята у нас знают это.
Молчун не понимал его, хотя бы потому, что некоторых слов из длинной фразы Уголька не знал вовсе. Вероятно, теперь, когда его утешали, ему должно было стать лучше, но не становилось.
Кот вился вокруг него, но ничем не мог помочь. Молчун ослаб и лег на землю, больше не заботясь от том, что его могут увидеть. Хуже быть уже не может, чтобы бы ни произошло. Молчун потерял себя в своей боли, полностью растворился в ней. Его движения были бессмысленны, как движения лягушки, обезглавленной, но продолжающей двигаться. Молчун вжимался в землю, как будто она еще могла спасти его.
Молчун умирал – не только сейчас, а все эти дни, недели и месяцы. Он был бессилен изменить что-либо в своей судьбе, и, наблюдая его исчезновение холодными глазами, никто не захотел помочь ему.
Он лежал на земле, вытянув бесчувственные, онемевающие руки и ноги. Теперь время шло для него на убывание.
***
Эхо ходила из угла в угол. Вогтоус сидел на кровати, свесив ноги, и наблюдал за ее перемещениями.
– Ты волнуешься из-за него? – спросил Вогт.
– Да. У меня какое-то странное, гнетущее ощущение. А ты чувствуешь что-нибудь?
Вогт покачал головой.
– Ничего кроме раздражения и нетерпения.
– Если ты не чувствуешь того же, что я, это не должно быть правдой, да? – спросила Эхо осторожно.
– Не знаю.
– Проклятье! – выкрикнула вдруг Эхо, пнув ножку стола.
Вогтоус усмехнулся и запрокинул голову.
– Ты не задумывалась, почему тебя так заботит этот ребенок?
– Нет, я не думала об этом, – неискренне ответила Эхо.
– То, что с ним происходит, очень напоминает произошедшее с тобой.
– Возможно, – признала Эхо, зажмурившись.
– Но ты говорила, что это не было ужасным. И что тебе не требовалась помощь. Почему тогда ты стремишься помочь ему?
– Вероятно, я врала, – отрывисто сказала Эхо.
– Почему ты солгала, что это не ужасно, если это было ужасным?
– Я не знаю, – сказала Эхо, отвернувшись. – Может быть, я… – она замолчала.
– Что? – спросил Вогт. – Повернись и посмотри на меня.
– Прекрати, Вогт, – сказала Эхо и все-таки повернулась. – Ты заставляешь меня, ты это понимаешь?
– Иногда лучше заставить, – сказал Вогт. – И что же?
– Когда это происходило со мной, мне было легче внушить себе, что это не ужасно, чем осознать, что это ужасно, а я ничего не могу изменить.
Вогтоус спокойно и пристально смотрел ей в глаза. Эхо хотелось закрыть свои, но она не могла.
– Зло, которому не мешают расти, растет, а вовсе не вянет.
– Наверное. Но нет никого, кто способен вырвать его из земли. Некоторые чувства невозможно ощущать долго. Легче умереть. Или обмануть себя. Это так удобно. Если тебя унижают, и ты не находишь в себе сил терпеть это и не находишь сил победить это, настолько просто сделать вид, что унижения нет. Это то, что ты сейчас делаешь, – огрызнулась Эхо. – То, что ты делаешь: унижаешь меня!
– Не я, – возразил Вогт. – Правда унижает тебя. Подойди ко мне, – он протянул к ней руки.
Эхо приблизилась, чувствуя себя неловкой и беспомощной. Вогтоус притянул ее к себе и обнял.
– Я не хочу обижать тебя, – сказал Вогтоус, поглаживая ее спину. – Ты главный человек в моей жизни. Если у меня не будет тебя, все остальное потеряет значение. Весь мир станет ничем.
Эхо закрыла глаза, пытаясь отыскать успокоение в бархатной темноте.
– Правда унизительна для всех. Чистых людей нет. Если я и был когда-то чист, это время прошло.
– Я начинаю бояться тебя, Вогт.
– Тебе я не опасен, – он погладил ее волосы, заплетенные в косу. – Ты стала такой красивой теперь, когда тебе не нужно устрашать кого-то. Такой, какой я тебя и представлял вначале. Ты еще разозлилась на меня, когда я сказал об этом, помнишь?
– В прошлом я все время на тебя злилась.
– Притворялась, что злилась, – возразил Вогт. – Только скажи мне, и я расшибу в щепы проклятую дверь. Я постараюсь сдерживать себя. Я тоже не хочу, чтобы кто-то пострадал. Во всяком случае от моей руки.
– Нет, – отказалась Эхо, не открывая глаз. Осторожно, осторожно – пульсировало в ее голове.
– Хорошо, остаемся здесь. А если явится дракон и все спалит… что ж, иногда проще сломать и отстроить заново, чем ремонтировать то, что построено с фатальной ошибкой.
«Я боюсь его, – подумала Эхо, – но уже не могу быть без него».
– Ты постоянно ищешь доказательства, Вогт, – сказала она. – И твои чувства притупляются, потому что ты полностью сосредоточен на поиске.
– Доказательства чему? – спросил Вогт.
– Я не знаю.
***
Молчун заметил хозяина и с колотящимся сердцем вжался в землю. Он лежал, слушал… и слышал шаги. Его заметили. Некоторое время он еще прятался в траве, словно кролик, обманывая себя, а затем встал.
Хозяин смотрел на него. В руке он сжимал сучковатую палку.
– Вот ты где, маленький гаденыш. Попался. Что ж, сегодня я сделаю так, чтобы ты никогда больше не приходил в деревню. Боишься меня?
– Нет, – сказал Молчун. Он сам не понял, как это получилось. Он просто вдруг услышал свой безразличный тихий голос.
Хозяин выкатил глаза,
– Так ты умеешь… Стоп!
Молчун бежал так быстро, словно его пятки горели. Хозяин Сквалог тяжело затопал за ним.
На длинной улице стоял человек, нескладный и растрепанный, как чучело. В тот момент, когда Молчун пробегал мимо, чучело вытянуло длинные руки и попыталось схватить его. Молчун увернулся. Если бы у него были силы, он бы остановился, разорвал бы чучело в клочья, убил бы хозяина, но сил у него не было, и все, что он мог сделать – это бежать к дыре в заборе, которая отделяла страшный мир от безлюдного.
Хозяин отстал, его пыхтение слышалось все дальше за спиной. Молчун был ослаблен голодом и потрясениями, но его заставлял бежать тот самый голос, что всегда, даже в самые темные и промозглые дни, предостерегал его: «Не стой у края слишком близко».
Трава; он бежал по жухлой осенней траве, путался в ней, спотыкался. Спасение так близко. Хозяин уже далеко; значит, он не узнает, где нора. Он никогда не поймет, как Молчун скрылся от него.
Молчун продирался сквозь заросли, растущие вдоль частокольной ограды…
И вдруг встал как вкопанный. Хозяин приближался. Молчун не двигался. Он вдыхал кисловатый запах умирающей травы, вбирал в себя ее бледный цвет. Возле забора трава была смята, заметил он краешком сознания. Как будто бы кем-то большим и тяжелым…
Пыхтение хозяина раздавалось все ближе… и рядом… и прямо над макушкой… Молчун увернулся от удара палкой и, бросившись на четвереньки, как зверь побежал к дыре. Ликующий вопль подтолкнул его сзади. У него уже не было времени разобраться, что здесь не так. Он взвизгнул от боли и попятился назад, затем снова вперед, потому что, как бы неприятно это ни было, то, что преследовало его, было еще хуже.
***
Свет, проникающий в тонкую щель меж ставень чердачного окошка, был по-прежнему яркий.
– Скорее бы, – сказала Эхо. – Мне не по себе, Вогт. Мысли мечутся в моей голове, как испуганные мыши.
Она сцепила дрожащие руки и попыталась успокоиться.
***
Молчун всхлипывал без слез и хрипло дышал от боли. Он сел, дрожа, и вытянул перед собой руки. В правой ладони торчал глубоко вонзившийся обрезок жести. Молчун осторожно подцепил его и, помедлив секунду, вытащил. Из ладони струйкой потекла кровь. Он закрыл глаза, чувствуя порезы и кровь, покрывающие все его тело.
– Нравится тебе это, уродец? – закричал хозяин из-за ограды. – Нравится? Утром я разыскал твою нору, ублюдок. Думал, ты самый умный?
Молчун трясся от боли. Он не понимал, что в случившемся так изумляет его, почему, ожидая от хозяина чего угодно, он не мог предсказать такую подлость, как заостренные куски жести, торчащие сначала из земли, а теперь из его тела.
– Каждый твой порез воспалится, – издевался хозяин. – Сомневаюсь, что это убьет тебя, крысеныш, но что не закончил я, то доделает зима. Ты не вернешься к нам больше, понял? Я разорву тебя, если посмеешь!
Молчун, шмыгая носом, нащупал кусочек жести, торчащий из живота. Обхватив его дрожащими, скользкими от крови пальцами, он зажмурился и дернул, одновременно весь подавшись вперед. Хозяин ничего не говорил больше. Неужели ушел? Молчун осторожно заглянул в дыру (несколько погнутых треугольников жести торчали из земли; чтобы Молчун не заметил их сразу, хозяин Сквалог прикрыл их травой) и сразу отпрянул.
Хозяин вернулся. У него был молоток, гвозди и несколько досок, которые он принес еще утром и спрятал поблизости. Молчун сидел и слушал, как брешь в заборе забивают досками. Они все-таки прогнали его.
– Не хочешь что-нибудь сказать напоследок, говорун? – спросил Хозяин.
– Да, – ответил Молчун. – Ты умрешь за это.
Хозяин рассмеялся.
– Лет через сорок умру.
– Сегодня, – сказал Молчун и, поднявшись, тяжело побрел к скале.
***
Тот голос молчал в его голове, и его собственные мысли молчали, и сам воздух умолк, только море шумело внизу, билось о скалы, звало к себе, обещало немного боли и бесконечный покой после. Время остановилось для Молчуна, и он вышел из его потока.
Он стоял на краю, и в его жизни остался один шаг вперед, и ничего больше. Молчун раскрыл руки, как крылья, и шагнул. Он не думал, что этот последний день какой-то особенный в его жизни. Просто один из многих.
***
– Разбей эту проклятую дверь! – закричала Эхо. Беспокойство сводило ее с ума. – Мне уже все равно, что будет…
Она подошла к двери и сказала:
– Предупреждаю: вам лучше отойти. Я серьезно.
За дверью молчали.
– Мне надоело, – жестко сказал Вогт и, подняв руку, направил ее на дверь.
Эхо зажмурилась, в ее ушах тихо зазвенело от напряжения, однако же ничего не происходило. Она осторожно открыла глаза. Вогтоус с удивление рассматривал свою ладонь.
– Ты передумал? – спросила она.
– Ты права, – сказал Вогт. – Опасно использовать эти силы, – он посмотрел на нее, и Эхо увидела в его глазах остывающую ярость.
Снаружи лязгнули засовы, дверь распахнулась, и в проеме возник краснолицый толстяк. После бега он едва дышал.
– Выходите!
– Мы свободны? – недоверчиво уточнил Вогт.
– Дракон! – завопил толстяк так пронзительно, словно дракон уже запустил в него когти.
– И что? – холодно осведомился Вогт.
– Вот теперь идите и убейте его!
– Почему мы?
– Вы же охотники на драконов!
– Возможно, мы и охотники на драконов, но точно не самоубийцы, – возразил Вогтоус.
Толстяк оскалился.
– Живыми отсюда вы не уйдете.
– А вы не останетесь здесь живыми.
Вдали раздался вопль, вибрирующий от боли. Толстяк бешено закрутил головой.
– Бежим! – выкрикнула Эхо.
В ее груди, выплескиваясь из сердца, разливался обжигающий огонь. Она выскочила из дома первой. Вогтоус предпочел бы остаться, но не мог отпустить ее одну.
Впереди над домами вздымался дым, доносились вскрики и звериный рев. «Дракон, – подумал Эхо. – Дракон». Она замедлилась, ощутив слабость в коленях, и Вогтоус с разгона налетел на нее. Мимо пробегали люди. Все спасались как могли.
– Что мы будем делать? – пробормотала Эхо, лихорадочно озираясь. – Нам нужен хоть какой-то план.
– Предлагаю не делать ничего, – предложил Вогт. Его взгляд устремился на что-то позади Эхо и затем поднялся к облакам. – Ох… – только и сказал Вогт.
Взлетевший дракон показался над крышами и взмыл высоко в небо, с силой хлопая широкими кожистыми крыльями. Он был больше любого известного им существа.
– Нужно спрятаться, – Вогтоус дернул Эхо за руку. – Да очнись же ты!
Но Эхо как будто оцепенела.
Все в драконе: его огромные крылья; уродливая голова, покрытая множеством рогов и рожек; черные загнутые когти на его мощных лапах – все обещало боль, увечья и смерть. Он был порождением ненависти, закованным в красную чешую. Он зачаровал Эхо. Она знала о нем, множество раз слышала хлопки его крыльев поблизости, но еще никогда не видела его воочию. Она не могла и представить, что он будет настолько страшен.
– Эхо! – Вогтоус схватил ее за руку и утянул ближе к стене.
Эхо послушно вжалась в стенку. Ее глаза продолжали следить за драконом.
– Он настолько настоящий, – сказала она.
– И весит, должно быть, как целый дом.
Дракон сложил крылья и упал вниз, в гущу разбегающихся от него людей. Эхо зажмурилась, когда дракон подцепил одного человечка и с ним воспарил в небеса. Вогтоус не прекращал смотреть. Он выглядел сосредоточенным и лишь немного взволнованным.
Человек вопил, извиваясь в когтях, хотя даже сумей он вырваться, он бы не пережил падения с высоты. Бродягам этот человек был неизвестен, а Молчун узнал бы его: Сквалог. Когда дракон запустил когти в его бока, Сквалог закричал еще громче, раскрывая рот так широко, что все его лицо превратилось в зияющую брешь, и брызнувшие капли его крови упали на землю возле Эхо.
– Вогт, он убивает его! – воскликнула Эхо.
– Знаю, – ответил Вогтоус неестественно спокойно.
– И ты никак не попытаешься это остановить? – поразилась Эхо.
– Нет, – ответ Вогта заглушил очередной вопль раздираемой в клочья жертвы, поэтому Эхо не столько услышала, сколько считала по губам.
– Но почему? Почему?!
– Уверен, он заслужил своей участи. Они все заслужили.
Эхо посмотрела в безжалостное, непроницаемое, упрямое лицо Вогта и не узнала его. Это действительно Вогт? Разве он сказал бы так?
– Все? – прошептала она. – Ветхие старики, давно забывшие свои имена? Младенцы, дремлющие в колыбелях? Кто – все?
– Нам надо выбираться отсюда, – напомнил Вогт.
– Нет, – возразила Эхо. – Мы еще не нашли мальчика!
Вогтоус рассмеялся и затем закашлялся от дыма, который стелился от пылающих домов, воспламененных огненным дыханием дракона.
– Полагаешь, он жив?
– Нет, – сказала Эхо, пятясь от него. – Нет, он не мог умереть!
– Пока ты берегла их от меня, они убили его! – выкрикнул Вогт. – Ты еще сомневаешься в том, что происходящее – это самое прекрасное, что только может быть для них? – он снова удушливо закашлял.
– Самое прекрасное? – тихо повторила Эхо. – Да это похоже на конец света!
Дракон кружил над ними, охотился на людей, как сова на мышей, однако брал куда больше, чем мог съесть. Люди пытались найти укрытие в домах, но, слетая к крышам, дракон выдыхал огонь, и деревянная кровля воспламенялась. Когда люди, напуганные пожаром, выбегали наружу, дракон хватал одного или сразу нескольких и, поднимаясь с ними высоко в небо, бросал. Тот, кого Молчун называл хозяином, надоел ему и лежал на земле, изломанный, страшный, с лицом, залитым кровью.
Эхо услышала хруст ломающихся костей, когда еще одно тело ударилось о землю, превращаясь из живого в мертвое, и почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Неподалеку, едва не хлестнув Эхо крылом, дракон подцепил женщину и почти сразу бросил. Еще живая, женщина упала на крышу, пожираемую огнем. Эхо зажимала уши ладонями до тех пор, пока вопли не затихли.
– Считаешь – это правильно, это хорошо? – спросила она, чувствуя, как по лицу стекают слезы.
– Это – кара, – сказал Вогт и холодно посмотрел на нее. – Бежим к воротам.
Дракон пролетел прямо над ними, заставив их умолкнуть и сжаться. Тень его крыльев была прохладной, как ночь.
– Осторожно, – прошептал Вогт. – Это не наш дракон, но теперь он опасен для всех, потому что его распирает пламя гнева.
Они побежали, и в спины им ударил поток огня. Вогт, на секунду остановившись, похлопал Эхо по спине, погасив огонек, взбирающийся по кончику ее косы. Улица впереди была вся застлана дымом. Дом старосты будто окунули в пламя, деревянная крыша его пылала, не угасая; каменные стены почернели. Повсюду валялись убитые. Пригнувшись, бродяги побежали вдоль частокольной ограды. Сквозь завесу дыма они различили кого-то у ворот: невысокий, грузный, стоит сгорбившись.
– Майлус, – опознал Вогт, приблизившись. – Как мы рады вас видеть. Но вы, кажется, намереваетесь оставить нас, не распрощавшись? Как нехорошо.
Майлус вздрогнул и выронил ключ.
– Что вы здесь делаете? – визгливо осведомился он, наклонившись и подобрав ключ.
– А что вы здесь делаете? – спросил Вогт и встал, прислонившись спиной к воротам.
Майлус снова уронил ключ и снова поднял его.
– Вы должны были избавить нас от него! – завопил он.
– А кто помешал нам это сделать? Кто приказал запереть нас? – огрызнулся Вогт.
– Не думайте, что после всего этого мы позволим вам уйти!
– Не думайте, староста, что во время всего этого мы позволим вам уйти, – невозмутимо отозвался Вогт.
Майлус зашелся в ругательствах. По его красному лицу тек пот, глаза выпучились; он казался сумасшедшим. Он сделал шаг от Вогта, затем другой, как будто что-то в Вогте пугало его.
– На меня-то что ругаться? – усмехнулся Вогтоус. – Все происходящее – это ваша вина, не моя.
– Как мы можем быть виноваты в том, что нас атакует проклятый злобный дракон?! – затряс кулаками староста.
– Я ведь спрашивал – не сделали ли вы что-то плохое. И вы не смогли мне ответить, потому что не считаете плохим ничего из того, что вы делаете. Ну да расплата все равно вас настигла.
– О чем ты? – спросил Майлус, помаленьку продолжая отступление.
Вогтоус не смотрел на него, устремив взгляд выше – в небо белое, как простыня.
– О ребенке, конечно, – невозмутимо объяснил он. – Вы лишили его возможности выжить, он отвечает вам тем же. Вам не кажется, что это высшая справедливость? Чаши весов наконец-то выровнялись. Справедливость – страшная вещь. Вместо одного одноглазого становится двое.
– Замолчи, – сказал Майлус. – Проклятье, проклятье, проклятье, кто ты такой?
Вогтоус всматривался в белое чистое небо и улыбался.
– Вот и он.
До этого Эхо не отрываясь смотрела на Майлуса, оценивая малейшие его реакции, но тут ее взгляд взметнулся вверх. Дракон приближался с каждой секундой. Теперь они отчетливо слышали мощные хлопки его крыльев. Майлус окоченел. Ему было страшно оглянуться на дракона, но и бежать тоже страшно.
– Майлус… – попыталась предупредить Эхо.
В следующий миг черные когти чиркнули по плечам старосты, и тот лицом вниз повалился на землю. Возле него невесомо, почти грациозно опустился дракон. Майлус застонал и попытался отползти. Дракон поднял тяжелую когтистую лапу и с силой прижал Майлуса к земле.
Бродяги вжались спинами в ворота. Ворота были заперты на огромный замок, ключ от которого, нагретый рукой Майлуса, сейчас лежал в пыли в шаге от дракона. Стоит ли рискнуть и попытаться схватить ключ? Или же затихнуть и надеяться, что они не привлекут внимание дракона? Казалось, дракон целиком сосредоточился на Майлусе, все сильнее вжимая его в землю, пока ребра старосты не начали хрустеть.
Эхо видела ярость, стеклянно поблескивающую в красных глазах дракона. Но под ней, в темноте его зрачков, она заметила что-то еще… Ее рот приоткрылся. Да, она определенно это видит.
– Это… ты? – спросила она. – Это – ты?
Дракон поднял голову и посмотрел на нее.
Эхо выпрямилась и шагнула к нему.
– Нет, – сказал Вогт. – Не приближайся!
– Я пойду, – сказала Эхо.
Вогт вцепился в нее.
– Нет! – повторил он с ужасом, и из его глаз брызнули слезы. – Нет, нет, нет! Он уже не помнит, кто ты! Он может… может… только подумай, что тогда будет со мной!
– Вогт, он не причинит мне вреда.
– Ты не знаешь наверняка!
– Отпусти меня, – попросила Эхо. – Пожалуйста.
Вогтоус разжал пальцы. Эхо чувствовала его страх, но все же медленно пошла к дракону. Застывший, дракон походил на красную скалу. Пристально глядя на Эхо, он только тихо выдыхал, и из его ноздрей вырывались завитки пара.
– Пусть это будешь не ты, – безнадежно сказала Эхо. – Пусть.
Но под гневом и ненавистью она по-прежнему видела испуганный взгляд ребенка.
***
Молчун раскрыл руки, как крылья. Он почувствовал, как болит его кожа, превращаясь в чешую. Он шагнул вперед и полетел к воде – полет вниз, вниз. Это было то, чего он хотел. Но его мысли исчезли, замещаясь чужими.
Удар о воду не причинил вреда его телу, одетому в плотную шкуру ненависти, и, расправив крылья, он по дуге воспарил в небо. Молчун потерялся навсегда; обратное превращение стало невозможным, когда злость заполнила его душу целиком, вытеснив все остальное. Мысли дракона были короткими и однообразными: «Убить, убить». Впрочем, и они вскоре исчезли.
***
Стоя так близко, Эхо видела то, чего не замечала раньше: красные раны, едва заметные на красной шкуре. Они были во множестве на груди дракона и на его лапах. Из некоторых все еще сочилась кровь.
– Кто это сделал? – спросила Эхо. – Тебе больно? Я не хотела, чтобы все закончилось так ужасно…. Я надеялась помочь тебе!
Возле ее ног хрипел Майлус.
– Отпусти его, – попросила Эхо. – Разве что-то изменится, если ты убьешь его? Пусть убирается.
