– Вот теперь Годсэнт и Девушка Без Имени были сильно напуганы. Все сто лиц Мудры были страшны и яростны, сто пар глаз вперились в странников свирепым пристальным взглядом. И все-таки Годсэнт решился заговорить: «Мы пришли попросить у тебя помощи, Великий Мудра. Наш путь был долог, сложен и мучителен. Жестоко будет прогонять нас, отказав в своем великодушии».
«Жестокость – это другое, – прорычал Мудра. – Я же просто отправлю вас туда, откуда вы пришли».
«Но ведь ты поможешь птицам, что прилетели к тебе, – сказал Годсэнт. – И ни одному зверю не откажешь в помощи. Почему же нас ты гонишь?»
«Люди не заслуживают помощи. Тем более я не намерен спасать вас от того, что сотворили вы сами!» – прорычал Мудра.
Годсэнт отступил, оглушенный голосом Мудры и его словами.
«Это мы повинны в темноте, опустившейся на землю?» – оглянувшись на Девушку Без Имени, Годсэнт увидел в ее лице ту же тревожную печаль.
«Ваша людская злость убивает мир, все живое и вас самих. Вы совершили столько мерзостей, и они же станут причиной вашей гибели. Я сберегу растения, животных, птиц, но вы, люди, исчезнете, все до единого, и тогда этот мир снова станет светлым, чистым. Слишком многие из вас ненавидели друг друга, проклинали друг друга, желали друг другу погибели – и ваше желание было столь сильно, что исполнилось. Чем вы недовольны? Разве не этого вы хотели?»
Боль и стыд охватили странников, на их глазах выступили слезы. Мудра ощутил их горе так же, как ощущал боль всего, что живо, и, хотя многие из его лиц все еще выражали гнев, остальные взглянули на странников с жалостью. Ведь на самом деле Мудра вовсе не был зол. Его тело было огромно, и сердце – соответственно – тоже.
«Мы – люди, – сказал Годсэнт. – А значит, мы имеем право искупить людские грехи и исправить людские ошибки. Укажи нам, как снять проклятие, которое человечество навлекло на себя».
Все лица Мудры стали печальны, но он ответил:
«Я не уверен, что люди заслуживают спасения, поэтому вы уйдете от меня ни с чем».
Так бы все и закончилось, если б не маленькая пташка, выпорхнувшая из-за пазухи Годсэнта. Мудра протянул руку, и пташка села к нему на ладонь, нисколько не напуганная грозным обликом бога. Приблизив пташку к одному из своих лиц, Мудра выслушал то, что она хотела сообщить ему. Странники не знали птичьего языка и не могли понять ее, но поведала птица вот о чем: как она ослабла и опустилась на ветку, как ждала смерти, и как Странники пожалели ее и взяли с собой, как собирали ей капли дождя и скормили ей последний кусочек хлеба, который могли бы съесть сами, ведь они были так голодны.
Глаза Мудры стали нежны, пока он слушал пташку. Когда пташка умолкла, он накрыл ее ладонью, так что пташка полностью скрылась из виду, а затем подбросил ее в воздух. Полностью излечившись, птица в секунду пересекла зал и вылетела в окно, за которым сиял дневной свет.
«Что ж, – произнес Мудра, спокойно глядя на странников, – если среди людей еще есть такие, как вы, человечество все еще не безнадежно. Я расскажу вам, как снять проклятие, – все его лица стали задумчивыми. – Это невероятно сложно. Вы должны действительно быть особенными. Возможно, вы умрете, так ничего и не добившись. Готовы ли вы пожертвовать своими жизнями не за победу, а даже за попытку победить?»
«Да», – ответили Годсэнт и Девушка Без Имени.
И все лица Мудры улыбнулась.
«Лучше умереть на пути к свету, чем всю жизнь бесцельно прослоняться в темноте. Однако прежде, чем идти, вы должны набраться сил».
Издав краткое рычание, он призвал служек. Мгновенно набежали зеленые ящерки. Они были одеты в короткие разноцветные одежды и двигались на двух лапах. Это для их маленьких когтистых лапок предназначались узкие ступеньки в скале. Ящерки увели усталых путников…
Вогт вдруг прервался.
– Я устал идти. У меня ноги болят.
У Наёмницы не болели ноги. Но она была куда выносливее Вогтоуса.
– И мне слишком жарко, – капризно добавил Вогт. – Достаточно ходьбы на сегодня.
Наёмница пожала плечами. Устал так устал, хлюпик несчастный.
Они опустились в траву под обширной кроной большого дерева. Вогт расслабленно наблюдал, как сверкает свет в подрагивающих на ветру листьях.
– И что потом, Вогт? – спросила Наёмница.
– Ящерки заботились о них, как о самых почетных гостях, – лениво продолжил Вогт. – Удивительно было гостеприимство древнего бога… Луна исхудала и снова наросла, и вот однажды – на рассвете, когда сверкнул первый золотистый луч – странников разбудили шустрые ящерки. Ящерки облачили странников в пурпурную одежду, потому что им предстояло великое дело, а пурпур – цвет величия и благоволения богов, а после отвели их к трону стоглавого Мудры. У трона ящерки развернулись и поспешно умчались прочь, постукивая по полу хвостами.
Наверное, зрелище было еще то. Наёмница почувствовала, как по лицу расползается улыбка.
– Я устал рассказывать, – воспротивился Вогт. – Я бы предпочел поговорить о тебе.
Наёмница не могла и представить ситуацию, когда она предпочла бы поговорить о себе.
– Что сказал им Мудра?
Вогт вздохнул.
– Странники опустились на колени и низко наклонили головы. Жестом Мудра приказал им подняться и осведомился: не отреклись ли они еще от своего намерения, не желают ли остаться навсегда здесь, в его храме, где проворные ящерки будут заботиться о них? Годсэнт и Девушка Без Имени поблагодарили Мудру за его доброту, но ответили, что не отреклись.
«Что движет вами?» – спросил Мудра.
Странники знали ответ на этот вопрос. Подняв лица и не боясь двух сотен темных глаз, они ответили: «В мире, погрязшем в несчастье, мы не можем быть счастливы».
И Мудра рассмеялся в сотню глоток над ними, всколыхнулся всем громадным телом. Странники зажали уши и упали на пол – им казалось, они не выдержат этот громоподобный смех. Богу потребовалось не меньше минуты, чтобы успокоиться. «Это неправильный ответ, – сказал он. – Скажи-ка, Годсэнт: это река впадет в море или же море впадает в реку?»
«Первое», – ответил Годсэнт.
«Запомни это, – потребовал Мудра, и странники вдруг заметили, как он стар и печален. – В ваших глазах боль после того, что вы увидели в темноте. Хотя ваши страдания никогда не позабудутся, мне бы хотелось, чтобы они были пережиты не напрасно».
Сказав это, Мудра впал в задумчивость, печально рассматривая странников, таких маленьких по сравнению с ним. Некоторые головы Мудры совсем закрыли глаза, углубившись в размышления, а его большое тело оставалось совершено неподвижно, только по длинному хвосту изредка пробегала волна.
Затем Мудра сошел с трона и, поманив, повел странников за собой, неслышно скользя по прохладному каменному полу. Годсэнт и Девушка Без Имени робко ступали следом. От хвоста Мудры шел пар, зрима была его бесконечная тяжесть и пах он морской водой.
«Встаньте здесь», – приказал Мудра, указав на большую круглую платформу, размещенную в центре просторного балкона. Когда Годсэнт и Девушка Без Имени ступили на платформу, бог, подобрав хвост, втиснулся рядом с ними, и вдруг платформа взмыла в воздух. Пару мгновений спустя они оказались высоко надо скалой. Здесь, в небесах, было холодно, а далеко внизу темнела туча, но не она напугала странников, а тьма, окружающая скалу подобием черного бурлящего моря. Темному мареву не было видно конца. Странники вздрогнули, впервые осознав масштабы тьмы, и заплакали оттого, что люди были повинны в ее возникновении. Тоска по утраченному солнцу, стыд и чувство вины раздирали их души. Когда они вытерли свои слезы, они заметили блестящие капли на лице Мудры. Вытянув руку, Мудра указал им на лес, накрытый покровом тьмы столь плотным, что ни один луч не мог проникнуть сквозь.
«Вот туда вам предстоит отправиться. Вглядитесь. Что вы видите?»
Присмотревшись, они различили нечто, что люди могут рассмотреть лишь с помощью бога – бога, что рядом с ними, или того, что внутри. Если, конечно, они не прогнали одного и не убили в себе другого.
Голос Вогта стал очень тихим. Наёмница очнулась, возвратившись в реальность.
– Что же они увидели? – нетерпеливо уточнила она.
– Пламя – одинокую, слабеющую искорку, захлестываемую волнами тьмы. Пламя заворожило странников. Отразившись в их зрачках, оно навсегда запечатлелось в них маленькими огоньками. «Что это? – спросил потрясенный Годсэнт. – Что?»
«То, что способно осветить самый беспросветный мрак, либо же омрачить твой свет. То, что ищут по одиночке, но находят лишь двое. То, что способно спасти твою жизнь… или разнести ее в щепы. Сейчас оно почти угасло. Вы должны сделать так, чтобы оно разгорелось с новой силой и прогнало тьму. Проклятие будет снято, темнота не вернется… если вы не призовете ее снова».
«Я не понимаю, о чем идет речь, и что именно мы должны сделать», – признался Годсэнт.
«Узнав ответ заранее, ты навсегда утратишь шанс разгадать загадку. Ну что ж, – тут все головы Мудры вздохнули. Вздох унесся, как ветер, – отважитесь? Или откажетесь?»
Девушка Без Имени подошла ближе к Мудре и впервые открыто и прямо посмотрела на него. «Мы идем».
«Вперед, смельчаки. Если вы вернетесь, мой дом станет вашим домом. Идите, ничего не взяв с собой. Только помните, что тонкая река превращается в море».
И Мудра исчез, вдруг сжавшись в маленькое темное пятнышко и испарившись, как росинка под солнцем. Платформа опустилась, глухо стукнув о каменные плитки балкона. Примчались маленькие ящерки и сопроводили странников к выходу. Некоторое время ящерки следовали за ними, но едва они увидели границу света и тьмы, поляны и леса, как вскрикнули от страха и умчались прочь, в безопасность дома Мудры. Дальше странники отправились одни. А я закончил с моей историей на сегодня.
– Что ты пытаешься мне сказать, Вогт? – спросила Наёмница, задумчиво морща лоб. – И почему не скажешь прямо?
– С чего ты решила, что я пытаюсь?
Отступив на шаг, Наёмница посмотрела на него с кривой ухмылкой.
– Ты выглядишь простачком, Вогт, ты глядишь так наивно. Но у тебя всегда есть план, всегда есть некое намерение, даже если ты сам их не понимаешь.
– Да, – в глазах Вогта вспыхнули искорки довольства.
– Мне никогда не стать богом, – усмехнулась Наёмница. – Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что у меня карие глаза.
Она встала, и не понимая, отчего ей стало так грустно, ушла к воде.
Темнело.
***
Окруженная вязкими сумерками, Наёмница прилежно размышляла над загадкой, но так ничего и не надумала. То, что ищет один, но находят лишь двое. Что это может быть? А ведь она сама долгие годы искала что-то, сама не понимая, что именно, но остро ощущая нехватку…
Темнеющее небо отражалось в реке. Вода мчалась так быстро, что от этого зрелища голова начинала кружиться… как будто уже было такое, что она смотрела на быструю воду, ощущая растерянность и дурноту… Воспоминание мелькнуло – и скрылось. А Наёмнице стало страшно.
– Вогт, – окликнула она, но он не ответил. – Вогт! – позвала она громче и вскочила на ноги, озираясь. – Вогтоус!
Страх сделал ее голос неуверенным и тонким. Она скулила, как маленький щенок.
– Вогт!
Внезапно руки Вогта обвили ее со спины. Наёмница вскрикнула и развернулась, оказавшись притиснутой к нему. Она посмотрела в его глаза, которые впервые видела так близко, глубокие и темные в сумраке, и слабо рассмеялась:
– Я думала, что… я такая глупая, – она уже ощущала неловкость, но Вогт продолжал ее удерживать. – Хватит, Вогт. Отпусти меня.
– Мне нравится и так, – возразил Вогт.
В этот момент Наёмница отчетливо поняла, что он сильнее. Она бессильно посмотрела в его глаза, пытаясь казаться сердитой, но вид у нее был скорее беспомощный.
– Вогт, отпусти меня.
– Нет, – он покачал головой.
Наёмница задрожала. Ей стало так же страшно, как в ту минуту, когда она заподозрила, что Вогт ушел, оставив ее одну. Или еще страшнее. Вогт потянулся к ней лицом, и она злобно забилась в его руках.
– Перестань! – закричала она, ударив его в плечо так сильно, как только смогла.
Вогт отпустил ее; от неожиданности Наёмница упала на траву. Вогт наклонился, чтобы помочь ей подняться. Наёмница отшатнулась. Она словно обезумела, в ее несчастной голове потемнело, и она обхватила макушку ладонями.
– Не приближайся ко мне! – взвизгнула она. – Я больше не буду заниматься этим, никогда!
Вогт поднял ладони в примирительном жесте.
– Сейчас все совсем по-другому, – попытался объяснить он. Он выглядел несчастным и столь же не понимающим происходящее, как и Наёмница. – Ты же знаешь – ты не должна меня бояться.
– Ничего я не знаю, – заявила Наёмница и заплакала.
Вогтоус не рискнул подойти и тихо сел неподалеку, осторожно наблюдая за ней. Наёмница горестно всхлипывала. Спустя час они все еще сидели каждый на своем месте и молчали. Потом Наёмница осторожно, на четвереньках, подобралась к Вогту и устроилась рядом с ним, обхватив колени руками.
– Прости, – виновато попросила она. – Я не знаю, что на меня нашло.
Поколебавшись, Вогтоус медленно обнял ее. Если он и ожидал протеста, то его не последовало.
– Я все равно тебя люблю, – ответил он.
Они долго сидели, прижавшись боками, на берегу реки, синей, как ночь.
– Во мне тоже темно, – пробормотала Наёмница, закрывая глаза. – Кромешный мрак.
– Почему же. Я отчетливо вижу яркую искорку.
Наёмнице было то ли очень хорошо, то ли очень плохо. Все так перемешалось с тех пор, как ей встретился Вогт, с тех пор, как он принял ее, лохматую и злую, взял с собой, словно ту птицу, съежившуюся на ветке в ожидании смерти.
***
Свет. Он сверкал меж ее сомкнутых ресниц. Наёмница улыбнулась, не открывая глаза, и услышала голос Вогта:
– Поднимающееся солнце так красиво. Кто этого не замечает, тот, наверное, вообще ничего не замечает.
Наёмница задумалась на секунду: видит ли Вогт ее сны, окружающие ее в черноте ночи и исчезающие перед рассветом, и, если видит, то что он узнал из них?
– Я раньше не замечала, – она зевнула и, неуклюже приподнявшись, села.
Уже стояла потогонная жара. Небо привычно ослепляло синевой. С тех пор, как Наёмница встретила Вогта, дни были такие многоцветные, что она каждый раз сбивалась, начиная считать их. Но эти жара и сухость… как в самый пик лета, предшествующий его угасанию… Да и трава огрубела, обнаружила Наёмница, ощупав травинки. Хотя на фоне всех прочих событий уже ничего не кажется странным, даже если лето действительно заканчивается…
Широко зевая, Наёмница постояла у реки, щуря глаза от блеска воды и слегка покачиваясь под порывами несущего жар ветра.
– Давай со мной! – позвал Вогт, бегом врываясь в реку.
Преодолевая сопротивление воды, он прошел глубже и нырнул. Вот его голова снова показалась из воды, но лишь наполовину. Поблескивающие, как поверхность воды, глаза смотрели на Наёмницу. Затем Вогт коснулся ногами дна и встал, явив красные, обожженные солнцем плечи. «Мы как будто не уследили за ходом времени, – рассеянно подумала Наёмница. – Как будто часть наших дней пронеслась мимо нас».
Как все странно… ну и ладно.
Она вошла в реку, оттолкнулась ото дна и поплыла.
***
– Небо над ними могло быть ясным или пасмурным. В любом случае странники не могли его видеть, ведь его отделял от земли плотный слой тьмы. Их ноги зажили в доме Мудры, а глаза забыли, как ослепляет темнота, которая была особенно непроглядна здесь, в этой части леса. Странники старались не думать о темноте и о том, что она привносит. Угрюмые деревья протягивали к странникам плешивые ветки, царапали их кожу, окропляли ее мутными каплями.
Если бы странники оставили себе возможность повернуть назад, страх заставил бы их сделать это. Но они лишили себя такой возможности, отказавшись заодно и от страха. Их звал угасающий огонь, тусклая искорка далеко впереди. Ветви тянулись, преграждая путь. Тем самым они замедляли странников, но не могли остановить их. Те были готовы к преградам, хотя о главной преграде они еще не знали.
Но огонь не близился.
В погибшем лесу не осталось ни пищи, ни свежей воды. Странникам приходилось довольствоваться горькими каплями, что стекали по склизкой коре деревьев. Вскоре странники начали слабеть. Но огонек не приближался, сколько бы они ни шли!
Наёмница, внимательно слушающая историю, ощутила гложущее беспокойство.
– Почему он не приближался? – спросила она.
– Если б они знали, то, наверное, сделали бы что-то, чтобы он приблизился, – резонно заметил Вогт. – А между тем в их душах зародилось отчаянье, о чем один не признавался другому. «Зачем мы пошли в этот лес? – думала Девушка Без Имени. – Почему не остались в доме Мудры? Какой смысл умирать здесь?»
– И вовсе она так не подумала, – резко возразила Наёмница. – Она не была какая-то нюня, которая сдается при первых же сложностях.
– К ее оправданию, это были отнюдь не первые сложности.
– Не нужны ей твои оправдания, – категорично отрезала Наёмница. – Она была тверда как кремень.
– Хорошо, – кротко согласился Вогт, бросив на Наёмницу задумчивый взгляд. – Она так не подумала. Тем не менее, между странниками возникло отчуждение, потому что они ощутили, что, возможно, пожертвовали своими жизнями зря, а ведь Мудра предупреждал их, что такое может случиться. Однажды они заметили, что крошечная искра потускнела, почти угасла…
Все это время Годсэнт и Девушка Без Имени не встречали в лесу никого живого – вплоть до того момента, когда, прорвав остаточную листву, на них бросился с дерева огромный зверь. Он был когтист, темен, лохмат, с единственным желтым глазом. Злобно зарычав, зверь вцепился в Девушку Без Имени. Годсэнт бросился на зверя, но размеры их были столько неравны, что у Годсэнта не было бы и шанса на победу, если б зверь вдруг не пал, бездыханный. Его бешено вращающийся глаз остановился и потух.
Годсэнт со страхом прикоснулся к зверю и обнаружил, что густая шерсть липка от крови. Нащупав торчащую из брюха зверя рукоять кинжала, Годсэнт выдернул кинжал. Без сомнения, рана причиняла зверю невероятные страдания. Обезумевший от боли и ярости, зверь потратил последнюю частицу своей жизни на то, чтобы попытаться отнять жизнь у другого живого существа. Ему удалось сильно поранить Девушку Без Имени, и она не могла идти дальше. Плача, Девушка Без Имени попросила Годсэнта оставить ее, продолжив путь без нее. Однако Годсэнт любил ее и не мог бросить на растерзание темному лесу. Он поднял девушку на руки, намереваясь нести ее. Бросив взгляд на огонек, Годсэнт обнаружил, что тот приблизился. И с тех пор становился ближе и ближе с каждым шагом…
Вогт вздохнул, оттерев стекающий по щекам пот. Они шли вверх по уклону. Жара была мучительна. Наёмница, привыкшая ко всему, не выражала дискомфорта.
– На протяжении всего пути Годсэнт ощущал оттягивающий его карман кинжал, с лезвием тонким и черным, разъеденным кровью чудовища. Годсэнт осознавал, что поступает неправильно, забирая кинжал с собой, но его страх перед тем, что еще может поджидать их в темноте, был слишком велик.
– Зря он это сделал, – угрюмо пробормотала Наёмница.
– Его сердце ожесточилось, – невозмутимо указал Вогт.
– И все же ему не стоило этого делать.
– Не стоило, – согласился Вогт. – Но он это сделал.
– Но…
Вогт поднял руку, обрывая поток возражений Наёмницы.
– Вскоре они наткнулись на тело того, кто поранил зверя. Человек лежал, вытянувшись, на выступающем корне дерева. Бой со зверем оказался смертельным и для него. Годсэнт увидел, что лицо человека покрыто отросшей шерстью, что его ногти удлинились, искривились, почернели и теперь больше напоминают когти. Убив чудовище, человек сам начал превращаться в чудовище. И все же Годсэнт не нашел в себе смелости выбросить кинжал. Сколько еще нам топать в гору? – осведомился Вогт.
– Хватит ныть, – потребовала Наёмница.
Вогт оттер пот.
– Так я только начал.
– Вот сразу и закончи. Рассказывай давай.
– Вода, стекающая по почерневшей коре, была отравлена. Прежде чем странники это осознали, в их телах успело скопиться изрядное количество яда, вызвав болезненное состояние. Они оба дрожали от слабости, но Девушку Без Имени куда больше мучила ее рана, незаживающая и воспаленная. Девушка то металась в горячке, то затихала и бессильно лежала в руках Годсэнта, словно спящая. Или мертвая. Теперь, когда боль начала забирать Девушку Без Имени, погрузив ее сознание в пучину страдания, Годсэнт ощутил бесконечное одиночество, которое не испытывал раньше, несмотря на окружающие их ужас и темноту.
Наёмница нахмурилась, но, против обыкновения, ничего не сказала.
– Годсэнт нес девушку столько, сколько мог, а потом положил ее на землю и упал рядом, не способный ступить и шагу. А огонь был так близок… Годсэнт ощущал его тепло или же ему казалось, что он ощущает. В любом случае, этого было недостаточно, чтобы согреть его и Девушку Без Имени, объятых холодом смерти. Так хотелось жить, снова увидеть солнце, услышать шорох зеленых листьев, прижаться носом к распускающемуся цветку – но не было сил двигаться дальше. Это было абсолютно ужасно. Годсэнт закричал бы от всепоглощающей тоски… но она выходила только как слезы.
Огонек горел за деревьями.
Чувствуя боль Годсэнта, Девушка Без Имени открыла глаза и впервые за долгое время взглянула на него. Ее слова прозвучали крайне жутко, но они были произнесены потому, что она хотела помочь тому, кто был ей дороже всего на свете. Она сказала… – Вогт запнулся.
– Что она сказала? – не выдержала Наёмница. – Почему ты опять замолчал, Вогт? Так что она сказала?
Вогт вдохнул горячий воздух и провел ладонью по мокрому лбу. Его лицо, красное и мокрое от жары, страдальчески сморщилось.
– Да что за… – пробормотала Наёмница. Она подняла взгляд к небу и увидела, что оно бледно-голубое, почти бесцветное, как будто солнце выжгло его синеву добела.
– Она сказала: «Я знаю о кинжале, который ты прячешь при себе. Вонзи его в мое сердце. Я отдаю тебе мои кровь и плоть и вместе с ними те силы, что еще остаются в моем меркнущем теле. Утоли мною жажду и голод и иди к огню, потому что только так ты сумеешь добраться до него. Я хочу, чтобы ты спасся, даже если ты спасешься без меня».
Наёмница встала столбом. Рот ее раскрылся так широко, что в него без проблем залетела бы птица средних размеров.
– Она попросила, чтобы он съел ее? – выдохнула она пораженно. – Съел?
– Ну… если это сформулировать так, то… да, – промямлил Вогт.
– Я раньше подозревала, что у тебя с башкой не все в порядке, Вогт. А теперь я точно это знаю!
– Моя история не более странная, чем твоя, – обиженно надул щеки Вогт.
– Правда? Если ты так считаешь, то ты еще более двинутый, чем я считала!
– Так ты хочешь узнать, чем все кончилось?
– Кажется, уже нет…
– Годсэнт ужаснулся этому предложению, – тем не менее продолжил Вогт. – А огонь был так близок, и ему так хотелось жить… и тогда он…
– Почему именно она должна быть съеденной? – возмущенно возопила Наёмница, отпрыгивая от Вогта на три шага. – Почему не Годсэнт? Ведь он был гораздо пухлее…
– Девушка Без Имени была ранена. Она все равно умирала.
– А Годсэнт был отравлен и, ты сам сказал, не мог идти дальше. Да и что там в ней есть? Кожа до кости, даже падальщикам будет нечем поживиться. Все это неправильно! Это дурацкий финал! Он мне не нравится!
Наёмница протестующе замахала руками. Порыв ветра приподнял ее волосы, и только в этом момент она осознала, что, увлеченная спором с Вогтом, даже не заметила, как они поднялись до самой вершины холма. Встав перед Вогтом, она попыталась заставить его посмотреть в ее сердитые глаза, но он смотрел куда-то вдаль над ее плечом. Его глаза расширились.
– Вогт, ты должен… да куда ты смотришь? Что там? – она развернулась. – Туман… туман?
Она неосознанно попятилась и врезалась спиной в Вогта.
– Это как-то… странно, да, Вогт?
– Странно, – согласился Вогт и, рассеянно обняв Наёмницу, прижал ее к себе.
Туман лежал в долине за холмом, как в чаше. Он походил на маленькое серебристое озеро – невозможно рассмотреть сквозь густую пушистую дымку, что затаилось на дне. На первый взгляд в тумане не было ничего тревожащего. Если только не считать тревожащим сам факт наличия тумана в столь неподходящих для этого погодных условиях.
– Там что-то движется? – Наёмница прищурилась, пытаясь рассмотреть. – Там, внутри… видишь? Проклятье! – взорвалась она. – Проклятье, проклятье, проклятье! Мы туда не сунемся, Вогт, даже ты с твоим сумасбродством должен понимать, что…
– Мы не пойдем в туман. Игра, наверное, хочет, чтобы мы туда направились. Но мы этого не сделаем. Я не хочу. У меня… плохое предчувствие.
Наёмница, облегченно вздохнув, высвободилась из рук Вогта и отступила от него.
– Ты даже не успел завершить свою дурацкую историю, а опять что-то начинается…
– Может, еще не начинается. Может, это просто туман, – возразил Вогт, что противоречило его собственному заявлению про плохое предчувствие.
– Так куда нам теперь идти? Назад, вперед?
– Вперед, конечно.
– Но не в туман.
– Не в туман.
Они спустились с холма и сместились левее, к реке. Здесь на берегу не росло ни единого дерева, лишь поднималась высокая, до пояса, трава. Не прикрытые зеленой лиственной крышей, бродяги ощутили себя неуютно. Наёмница, чуть поворачивая голову, бросала на туман настороженные взгляды. Он был далеко, но лучше бы еще дальше. А еще лучше, чтоб его не было вовсе.
– Давай-ка ускоримся.
– Я не могу ускориться. Я устал. У меня ноги отваливаются. Мне нужен привал.
Наёмница уже открыла было рот, чтобы выдать поток недовольства, но внезапно смягчилась.
– Ладно, давай отдохнем. Сама не понимаю, почему я так взвинтилась. Туман там, мы здесь. Не побежит же он на нас, – Наёмница уселась на траву и с облечением сняла ботинки. Ботинки уже почти развалились, но это было не так плохо, потому что сквозь прорехи опухающие от жары пальцы овевало ветерком. – Так чем все закончилось?
– Ой, – как-то невпопад ответил Вогт. – На самом деле у этой истории нет завершения.
– Что-о-о? – вспыхнула Наёмница, дочерна опалив траву вокруг. – Ты столько дней трепал мне уши своей сказочкой, а в итоге сам не знаешь, как она завершается?!
– Я не говорил, что не знаю, – возразил Вогт. – Я сказал: неизвестно, как она завершилась. Может, она и вовсе еще не закончилась.
– О, Вогт… – тоскливо застонала Наёмница. – Ты просто… просто…
– Хорошо, – смилостивился Вогт. – Я попробую угадать, каков был финал.
Он задумался на минуту, рассматривая красные пыльные пальцы на ногах Наёмницы. Когда он заговорил, его голос звучал печально:
– Годсэнт отпрянул от Девушки Без Имени, отказываясь принять ее жертву. Он понимал, как драгоценна их цель и как возрадуется все живое, если проклятие будет снято и тьма отступит. Но он слишком любил Девушку Без Имени и не мог убить ее. Эта стена была совершенно непреодолима. Годсэнт рассмеялся горьким смехом, в котором ничего не осталось кроме отчаянья и любви. Он взял кинжал, но вонзил его не в ее тело, а в свое, потому что хотел умереть рядом и одновременно с ней. И тогда он разгадал загадку.
Страшный грохот раздался над лесом – будто обрушились все мировые скалы, а огонек стал близок, ближе и внезапно вокруг них. Огонь расширялся, черпая силу из странников. Вскоре он захватил весь лес и расширялся дальше. Люди повсюду замерли, с удивлением озираясь, и их души пробудились от кошмарного сна, в который были погружены долгое время. Пламя лечило, не обжигая. Мрак трясся от злобы, скрываясь в недрах сердец человеческих, но огонь отыскал его в них и выжег, не оставив следа. Когда весь мир очистился от черноты, огонь не угас совсем. Он стал частью крови, частью солнца, он остался в земле, и зеленая трава начала стремительно подниматься из почвы.
В крови Странников теперь не было яда, но они умирали от своих ран. Они лежали на поляне в оживающем лесу. Птицы пели о возвращении света, но они их не слышали. Распускающиеся цветы дышали сладостью и тянулись к солнцу, но они их не видели. Тем не менее им было хорошо и спокойно умирать на мягкой травяной постели.
Примчались ящерки, бережно подняли их и унесли. Никому не известно, что случилось с ними потом. Как-то одинокий путник набрел на скалу Мудры, прикрытую белым облаком. Но его глаза не увидели тропинки, изломанной, как молния, потому что ее завалило камнями, осыпавшимися с вершины.
– Они умерли? – спросила Наёмница.
– Нет, я не сказал, что они умерли, – мягко возразил Вогт. – Вот только в привычный человеческий мир они уже не вернулись.
– Хм, – только и сказала Наёмница. – А Годсэнт в итоге отыскал Вита?
– Неизвестно.
– Хм, – повторила Наёмница. – Концовочка сильно так себе. Есть другой вариант?
– Годсэнт оставил Девушку Без Имени и пошел дальше один. Но у него не хватило сил, и он умер, глядя на тусклый огонек, гаснущий далеко за черными деревьями.
– Но он не…
– Нет, – убежденно возразил Вогт. – Такой финал невозможен.
– Уж лучше тогда чтобы все закончилось так, как ты сказал вначале, – решила Наёмница. – Хотя этот мотив жертвоприношения мне определенно не нравится.
– Возможно, так оно и случилось, – пожал плечами Вогт. – А может, и нет.
– Если они умерли, ничего не добившись, то вся история оказывается совершенно бессмысленной.
– Так бывает. Мы предпринимаем попытки. Но ничего не добиваемся. И все наши усилия в конечном итоге оказываются бессмысленными.
– Я не разгадала загадку. Я вообще ничего не поняла.
– Я сказал все, что мог.
Они посмотрели друг на друга. По позвоночнику Наёмницы пробежал холодок. Она обняла себя руками, затем огляделась и рассеянно заметила:
– Мы совсем потеряли счет времени. Смотри: уже темнеет.
Темнело стремительно, даже слишком стремительно. Наёмница встала и потерла покрывшиеся мурашками предплечья. Вогтоус тоже поднялся и напряженно прислушался. Принюхался, как животное.
– Что происходит, Вогт? – шепотом спросила Наёмница и, развернув зеленый плащ, набросила его на плечи.
Вогтоус посмотрел на нее. Белки его глаз ярко белели в густеющей темноте.
Они услышали непонятный монотонный гул. Глаза Вогта широко распахнулись.
– Бежим! – прокричал он шепотом, схватив Наёмницу за руку.
Но они не успели и шевельнутся: мертвое дыхание овеяло их, и они замерли, скованные страхом, застывшие в нем, как в льдине.