bannerbannerbanner
полная версияИгра Бродяг

Литтмегалина
Игра Бродяг

Полная версия

– Не понимаю, какой такой бой может быть, – продолжил Вогт. – Я не ударю человека. Никогда этого не делал и не сделаю.

Рваное Лицо не то чтобы сомневался в его словах. Он вообще не воспринимал их всерьез.

– И откуда ты взялся такой, Кролик? Жил на цветущем лугу? А, точно – тебя же воспитали в монастыре. Лучше б ты там и оставался, среди прочих пушистых крольчишек. А в нашем грязном людском мире ты ударишь человека. Ты поймешь, как это легко. Ударить или дать себя покалечить, убить или умереть – вот и все твои варианты. Но когда первый настолько перевешивает второй, то второго, считай, нет вовсе. Вот сейчас я убиваю тебя и не уверен, что делаю это по собственной воле. Но у меня нет другого выбора.

Вогтоус не улыбался явно, но уголки его губ чуть приподнялись.

– Есть, – глаза его засияли. – Вот только ты не увидишь его, пока на него не решишься.

– Говоришь загадками?

– Нет. Просто не знаю, как понятнее объяснить. Порой мысли куда сложнее, чем то, что мы способны высказать.

– Мне знакомы твои иллюзии. Мои иллюзии. Уж я так о них пекся. Я лежал растерзанный, кровоточа отовсюду, но до последнего момента пытался сберечь их. А что в итоге: я выжил, а они умерли. Так должно было случиться. Их не сохранишь в любом случае. Они как песок, сыплющийся сквозь пальцы.

Глаза Вогта были прозрачны и чисты.

– Я бы хотел, чтобы ты пошел с нами. Помоги мне отыскать мою подругу. А потом сбежим из этого города, вместе.

Рваное Лицо покачал головой.

– Нет. Я продам тебя за жалкие сто пятьдесят ксантрий. Если я не вижу выбора, так, значит, его и нету. И сейчас ты идешь со мной.

– Это неправильный путь, – возразил Вогт.

– Я знаю. Но он один. И не надейся в последний момент улизнуть. Побежать ты можешь только вперед – туда, куда и так придешь со мной.

Рваное Лицо распахнул дверь, пропуская Вогта вперед. Тот слегка ссутулился, протиснувшись в низкий дверной проем. За дверью обнаружился темный коридор, впереди смутно просматривались ступеньки. Действительно, путь только один – вперед.

– Шустрее, к арене, – поторопил Рваное Лицо.

Вогтоус оглянулся на Рваное Лицо. Тот держал перед собой нож в последней тщетной попытке убедить себя, что Вогт представляет для него опасность, однако глаза держал плотно закрытыми. Хотя волосы Рваного Лица еще сохраняли свой темный цвет, его молодость давно миновала, и тонкая кожа на веках высохла, сморщилась. У Вогта возникло странное ощущение. На мгновенье он как будто проник под эти веки, чтобы увидеть то, что так не хотели видеть глаза Рваного Лица – тень на стене, обрамленная дрожащим светом факелов, веревка, стянувшая чьи-то заведенные за спину запястья так туго, что выступила кровь. За этими образами последовали и другие, словно призраки чей-то неуспокоенной боли – вот как ведешь человека на смерть. Вогт закрыл свои глаза, позволяя глазам Рваного Лица оставаться невидящими, и, слепой, испуганный, несчастный, вышел на посыпанную песком арену.

– КРОЛИК! – выкрикнул кто-то, представляя его публике, и сердце Вогта как будто остановилось.

– Открой глаза, – прошипел Рваное Лицо, ударив Вогта в спину.

Вогт подчинился. Он находился в небольшом амфитеатре. Вокруг песчаной арены кольцом размещались места для зрителей. Почти все они были пусты, и только в первом ряду напротив себя Вогт увидел небольшую группку из нескольких десятков человек. В верхнем ряду в полумраке смутно просматривался еще один наблюдатель. Завернутый в фиолетовый плащ, он напоминал спящую под сводом пещеры летучую мышь. Вогт скользнул взглядом по лицам, пытаясь найти того, к кому можно обратиться за помощью, но не увидел ничего в этих глазах, кроме жадного интереса. «Плохие люди», – понял он и сжался в комок.

– Кролик! – снова отрекомендовал стоящий на арене низенький здоровячок, одетый в нечто оранжевое, с фалдами и золотистыми кисточками, а затем умчался прочь, оставив лишь цепочку следов на песке.

Откуда-то сверху, с потолка, падал свет, обливая арену дрожащим желтым сиянием, но Вогту этот свет казался самой тьмой.

– Как песок, – пробормотал Рваное Лицо, и Вогт сжал руки в кулаки, услышав его слова.

– Вот так, – сказал Рваное Лицо. – Именно это тебе и нужно сделать.

– Есть же другой выбор, – прошептал Вогт, по-детски широко раскрывая глаза.

– Твой противник, – Рваное Лицо толкал его на арену.

Тот, с кем Вогту предстояло сразиться, вышел из темноты в центр освещенного круга и поднял мощные руки, приветствуя публику. В ответ раздались истерично-бурные аплодисменты. Никогда прежде Вогту не доводилось видеть человека таких размеров. Почти голый – на нем были лишь красная набедренная повязка да такого же цвета короткий плащ, свисающий за спиной, – громила весь состоял из раздутых, перевитых веревками жил мышц. И лишь бородатая голова с выбритым черепом выглядела непропорционально маленькой.

Громила издал воинственный клич, и на фоне второй волны ответных выкриков голос Вогта прозвучал едва слышно:

– Он убьет меня!

Впервые запретное слово вырвалось у него с такой легкостью. Отныне все сложности произнести его были устранены – безвозвратно.

– Никто из них в этом не сомневается, – мрачно кивнул Рваное Лицо. – Рог еще ни разу не проигрывал. Когда-нибудь это случится. Но совершенно точно не сейчас.

Вогтоус ощутил жжение в глазах.

– Тебе жаль меня?

– Да, – тихо ответил Рваное Лицо. – Но это ничего не меняет. Ты умрешь.

Вогт смотрел в его лицо, изучая шрамы.

– На твоем лице все твои обиды?

– Нет, только сотая их часть.

Вогтоус почувствовал опустошенность. Отвернувшись от Рваного Лица, он сделал три шага навстречу своему врагу.

– Подожди, – позвал его Рваное Лицо. Он что-то искал в карманах. – Вот, возьми.

Это были два плотных кожаных кольца с выступающими из них железными шипами.

– Зачем это?

– Нацепи на пальцы. Вот так, – показал Рваное Лицо. – И сожми руки в кулаки.

Вогт, бледнея, кивнул. Он был благодарен даже за эту уродливую заботу.

– Прощай, – хлопнул его по плечу Рваное Лицо и отступил в темную нору коридора. Глаза его блеснули, и он потупился, пряча их. Он вдруг развел руки, как крылья, и на какой-то отчаянный миг Вогтоусу показалось, что Рваное Лицо зовет его за собой – бежать из этого страшного песчаного круга, впитывающего кровь и слезы, от пустых глаз людей, пришедших поглазеть на смерть, от великана, зовущего себя Рог. Но Рваное Лицо только сомкнул двойные двери. За ними лязгнул засов.

Вогт всегда верил, что ничего по-настоящему плохого с ним не случится. Возможно, эта иллюзия защитила его в тот день, когда Ордену пришел конец, но уже тогда она была ранена. Сегодня ей было суждено погибнуть. Хотя теперь его руки были вооружены, он держал их опущенными. Рог надвигался на него, огромный, как гора, неотвратимый, как лавина.

Вогтоус даже не осознал первого удара – просто его тело вдруг отбросило назад, с шумом ударив о двери позади. Вогт быстро сообразил, что более невыгодное положение только под огромными ступнями этого чудовища, и метнулся в сторону. Жесткий кулак впечатался в дверь точнехонько в том месте, где только что была его голова, оставив вмятину в дереве. «Хорошо, что меня там уже не было», – успел обрадоваться Вогт, но следующий удар достиг своей белой растерянной цели. И оказался… чрезмерно чувствительным.

Всю жизнь Вогта окружала невидимая защитная оболочка. Подобно невылупившемуся цыпленку, окруженному скорлупой яйца, он никогда в полной мере не ощущал саднящего прикосновения внешнего мира. Однако если бить достаточно сильно и часто, то способность сопротивляться слабеет… и стоит пробить в защите первую трещину, как дальнейшее разрушение происходит поразительно быстро, и вот ты уже стоишь на осколках, мягкий, как персик, чья кожа способна лопнуть под ударом, а мякотная плоть с легкостью отделяется от кости…

Под радостные подбадривания публики Рог швырял Вогта по всей арене, не встречая ни малейшего сопротивления. Вогтоус никогда не испытывал сильной боли, и она потрясла его. Оказалось, что нестерпимая боль действительно нестерпима – даже если ты все равно ее терпишь, так как деваться тебе некуда. Ему хотелось свернуться в клубок, покрыться жестким, непробиваемым панцирем, но ничего не менялось – все та же мягкая, уязвимая плоть. Вскоре Вогт перестал что-либо соображать, остались лишь инстинктивные, судорожные движения. Он то прикрывал ладонями окровавленное лицо, то сгибался пополам, когда кулак Рога, такой огромный, какого не могло быть у человека, если только в его крови нет примеси монструозной крови, врезался в его беззащитный живот. Вопли и выкрики зрителей, вторя вспышкам боли, казались их частью.

Вскоре Вогт начал падать и с каждым разом ему требовалось все больше времени, чтобы подняться. Лежа на песке, он увидел, как Рог смеется над ним. Его лицо, окаймленное снизу кудрявой бородой, теперь было такое же красное, как его плащ. Хотя из Вогтовых носа и губ обильно текла кровь, какая-то часть его сознания все еще отказывалась верить в реальность происходящего и само существование Рога. Этого ужасного гиганта, созданного для убийств, просто не могло быть в мире, где небо порой бывает таким синим. Впрочем, никакого неба здесь не было, а был только Рог. Рог наклонился, схватил дрожащее, объятое болью тело Вогта, поднял его над головой, удерживая на вытянутых руках, а затем бросил оземь. Он хотел выбить из Вогта дух, и это ему удалось. Все почернело…

Потом Вогт открыл глаза. Сколько прошло времени? Он не смог бы даже предположить. Он лежал на песке. Рог не спешил к окончательной победе. Он знал, что не следует заканчивать представление слишком быстро. Нет ничего хуже разочарованной знати. Разве только разозленная знать. Вогт слышал, как они кричат, утратив свою сдержанность, эти обычно ко всему безразличные люди, чьи глаза давно утратили блеск. Они что-то выкрикивали, но Вогт не разбирал ни слова. Он встал, но снова упал. Рог ухватил его за плечи и поставил на ноги.

 

– Спасибо, – сказал Вогт привычно-бездумно. Его трясло, ноги подламывались.

Рог снова обхватил его за плечи, но в этот раз толкал вниз. Вогт опустился коленями на холодный песок. Он поднял лицо и сквозь текущую по лицу кровь посмотрел в глаза Рога, крошечные и тусклые, прикрытые густыми бровями, такими низкими, как будто верхних век у Рога совсем не было, а сразу начинались брови. В этих глазах не было понимания, сострадания, ничего.

Почтенные зрители умолкли. Все до одного. И тогда в наступившей тишине тихий голос выдохнул:

– Просто убей его.

Порой Вогту становились известны вещи, которые он не мог знать в принципе. Вот и сейчас он осознал, что вплоть до этого момента человек в фиолетовом плаще отмалчивался, терпеливо дожидаясь среди крикливой толпы сладкой возможности произнести именно эти слова, выговорить их с болью, дрожью и жадностью, которая никогда не будет утоленной. Ради этих слов он пришел сюда, ради них влачил дни и ночи, изнуряя себя в ожидании. Его белое лицо реяло в черноте позади Рога, высоко, под самым потолком. Глаза и перевернутый месяц приоткрытого рта походили на дыры, и Вогт видел сквозь них то, что в его голове – темнота, глубочайшая тьма.

«Вот для чего я пришел сюда, – подумал Вогт в озарении. – За ним, по его душу…» Но далее он думать не мог. Он был измучен. Он ждал, когда Рог нанесет смертельный удар. Его глаза заволокла туманная пелена из крови, испещренная мельтешащими вспышками. Он не видел, но ощутил движение Рога, его опускающийся кулак, и замер.

***

Если смотреть на собственные согнутые ноги из положения лежа, то они похожи на две скалы. Впрочем, Наёмница давно перестала что-либо видеть, ослепленная темнотой. Проведя ладонями по коленям, она ощутила шероховатость заживающих ссадин. Эх, она бы все отдала сейчас за то, чтобы просто уснуть (это особенно легко обещать, когда у нее ничего нет), забыть всю эту тоску на время… Однако глаза отказывались закрываться. В конце концов, она человек, а не кошка, и больше двенадцати часов в сутки спать не может. Суставы, не привыкшие к долгой неподвижности, противно ныли. Прогулка – шесть шагов до одной стены, шесть до другой и обратно, пока не осточертеет – не могла утолить потребность в движении.

– Где же ты пропадаешь, Вогт? – спросила Наёмница. – Уже давно пора спасти меня… – она глубоко вздохнула. – Ведь это из-за тебя я влипла во всю эту историю – если бы ты меня послушался, если бы мы не пошли на звуки той музыки… Так что мы оба виноваты! Это несправедливо, что все беды, все оплеухи и затрещины достаются мне, мне одной! А с тебя как с гуся вода! Где бы ты сейчас ни был, уверена, тебе получше, чем мне! – выпалила она с раздражением.

Некое смутное чувство подсказало ей, что она может быть неправа насчет Вогта, поэтому она добавила почти виновато:

– Наверное.

***

Вогт сам не понял, как это случилось: ему было больно, жутко, его убивали, и он ударил, все еще стоя на коленях, куда-то в живот Рогу, который совершенно не ожидал сопротивления от своей покорной жертвы. То, что произошло после, Вогт помнил совершенно отчетливо, но предпочел бы забыть: Рог дико взвыл, хотя кривоватый, неумелый удар Вогта даже кот не воспринял бы всерьез, и, пролетев по дуге, со страшным грохотом приземлился на противоположной стороне арены. Кровь хлестала из него, как вино из разбитого бочонка.

Пошатываясь и едва удерживаясь от падения лицом в песок, Вогтоус поднялся на ноги и с невыразимым ужасом уставился на свои руки, вооруженные устрашающими шипами. Он с омерзением сбросил кожаные полоски, срывая их так яростно, что чуть ли не с собственной кожей. В криках, расцветших над ареной, он расслышал удивление и досаду, а также предвкушение и жадность.

Он вскинул голову – и вовремя: Рог, по-бычьи наклонив голову, мчался на него. В первый момент Вогт тоже бросился бежать – разумеется, в противоположную сторону, но затем, приняв неизбежное, развернулся и с отчаянной решимостью ударил снова. Массивная туша Рога в очередной раз подлетела в воздух и тяжело шмякнулась о песок. Вогт не мог в это поверить. Он был сильным! Невероятно сильным! Вогт рассмеялся. Он поднял ладони, и крики зрителей стихли. Вогт окинул их взглядом, ощущая то напряжение, что сковало их в неподвижности. Он контролировал это напряжение. Ему принадлежала власть.

Он перевел взгляд на противника. Охая и ухая, тот пытался подняться с песка. Теперь Вогтоус слишком хорошо знал, что испытываешь после подобного приземления. Однако, когда это происходило не с ним, а с его обидчиком, его обезумевшая душа ликовала. Наконец поднявшись, Рог двигался уже не так решительно. Даже, можно сказать, неохотно. Все это уже куда как менее весело, чем трепать того, кто ничем не может тебе ответить… Вогт усмехнулся, наблюдая его приближение.

Возможно, Рог осознал в какой-то момент, что одними кулачищами с этим противником не совладать, но, поскольку он был туп и начисто лишен смекалки, только кулаки у него и оставались. Рог нападал и отлетал. Нападал и отлетал. Нападал… иииии… отлетал.

Вогт никогда не думал, что способен делать такое. Рваное Лицо был прав – действительно, человека, который до этого причинял боль тебе, легко ударить. Легче всего, что только можно сделать. Вогт смеялся, но из его глаз текли слезы. Его переполняла сила. Даже если бы на него набросилась вся почтенная публика, он отбился бы без особых усилий. Если бы перед ним была скала, он ударил бы по ней, и она разлетелась бы надвое.

Рог выдохся. Его тело горело от ударов, бледная морда исказилась от мук. Никогда с ним не случалось такого, чтобы он был побежден, уничтожен – и кем?! Кролик швырял его без малейших усилий, как если бы Рог совсем не имел веса. Рог не мог ударить его в ответ, вообще ничего не мог сделать. Наскребая силы для последней попытки, он знал, что уже проиграл. Будь Рог способен чувствовать хоть что-то, кроме бешеной ярости, он впал бы в отчаянье.

– Достаточно, – сказал Вогт.

Он только слегка шлепнул Рога по лицу, но Рог откинулся назад и, с неловко подвернутыми ногами, повалился на арену, оставшись лежать. Нет, он не умер – грудь его вздымалась и опадала в судорожном дыхании. Но он был либо не в состоянии, либо просто не хотел подняться.

Вогтоус снова слышал эту звонкую тишину, предваряющую финальный удар, но человек в фиолетовом плаще молчал, и уголки его рта, похожего на черный разрыв в белой ткани, ползли вниз, вниз, вниз. Вогт знал, что человек хотел бы, чтобы он добил Рога, и ощутил подступающую рвоту. Его затрясло от злости.

– Я бог! – закричал он сердито. – Я бог! – и задохнулся от своих слов.

В прокатившихся по толпе воплях он различил ужас. И здесь отчаянье обрушилось на него, захлестывая с головой, и он стал глух, слеп, бесчувственен и нем. Кто-то набросил на него веревки и стянул их, прижимая руки Вогта к бокам. Его обступили со всех сторон – пять, семь, десять человек. Они схватили его и поволокли по темному коридору, по которому столько людей прошагали к арене и почти никто не прошел своими ногами обратно. Кровь Вогта бурлила, обжигая изнутри.

Вот снова та каморка с низкой продавленной койкой (ха-ха, какие засовы удержат его теперь?). Шесть зверских рож, среди них пораженный, замкнувшийся в себе Рваное Лицо, который, кажется, полностью осознает, что Вогта сумели приволочь сюда вовсе не благодаря численному перевесу, а лишь потому, что он не сопротивлялся. Еще никто не произнес эти слова, но они раздавались в голове Рваного Лица, опережая время: «Новый боец». И для него это звучало по-настоящему страшно, даже страшнее, чем: «Иди и найди еще одного. Сегодня».

***

Вогт ходил из угла в угол. Впервые в жизни он был в бешенстве и, не имея никакого опыта, не умел загасить пожар. Гнев лишь усиливался осознанием, что точно так же из угла в угол по этой темной подвальной комнатушке ходили другие люди или, может, безразлично лежали на этой койке, жесткой, как камень – и теперь Вогт отлично знал, что с ними сталось потом.

Кровь на разбитом лице подсохла, превратившись в зудящую корочку. Вогт попытался соскрести ее, но лишь украсил ногти красной каемкой. Боль уже изрядно досаждала ему, но многоопытная Наёмница присвистнула бы и сказала, что завтра, когда все ушибы распухнут, будет еще хуже. Уж она-то разбиралась в таких вещах.

Нельзя сказать, что Вогтоус жалел, что отказался убить Рога. Вот только… где-то в глубине его души зрело осознание, что убей Рога кто-то другой, он не сумел бы искренне осудить убийцу. Потому что хуже Рога нет ничего. Вернее, он пока не встречал никого хуже. Мир ничего не потеряет, избавившись от такого человека.

Вогт не знал, что будет дальше. До этой ночи собственное будущее представлялось ему долиной, идущей ровно и прямо, где лишь несколько деревьев заслоняют горизонт. Все изменилось, когда он понял, что человека можно ударить. Иногда это приходится делать. «Когда тебя бьют – ты бьешь в ответ. Или же тебя просто убивают», – рассуждал его враждебный друг (или дружественный враг, Вогт ни в чем теперь не был уверен; на его долину опустилась ночь). Нет никакого выбора. Душеспасительные беседы не помогут, вежливые просьбы не будут услышаны.

Вогт злился, думая об этом, но в его глазах злость являла себя как смесь отчаянья, неуверенности и страха. В сердцах он пнул стену – очень осторожно, так как боялся, что под его новоприобретенной силой она разлетится на куски. Похоже, божественная сила действовала только на таких мерзавцев, как Рог, и каменная стена осталась каменной стеной – то есть непреодолимой преградой.

Когда злость выгорела, будто костер, и осталась одна зола, Вогт сел на койку и заплакал. Никто никогда не объяснял ему, что плакать нельзя, даже в одиночестве. Наёмница, получившая воспитание получше, не одобрила бы. Она бы объяснила, что страдать без слез – это лучший способ сохранить гордость. Вогт не был обременен поверхностными представлениями о гордости и плакал, потому что его переполняла невыносимая тяжесть.

Слезы текли потоками, и соль в них раздражала поврежденную кожу. В подобные минуты всегда кажется, что больше не сможешь жить с таким горем – никогда-никогда. Растравляя себя, Вогт вспоминал каждый шрам на теле Наёмницы и ту тень пережитых страданий, что иногда замечал в ее глазах, но никогда не понимал полностью. Сама мысль о том, что такая ужасная боль существует в мире, бесконечно огорчала его. Сейчас каждый человек казался ему измученным, изломанным деревцем наподобие тех, что росли в Городе Рабов, как Вогтоус мысленно обозначил то место. Несмотря на его возмущение и протест, Вогт не мог сделать так, чтобы сломанные ветви вновь выросли, а шрамы на коре затянулись. И все же…

Есть кое-что, что ему по силам. Пусть он не способен полностью излечить Наёмницу, он все еще может помочь ей. Хотя бы избавить от будущих страданий. Стоило Вогту задуматься об этом, как его словно окружило облако тепла. Слезы перестали течь. Вогт снова взбодрился.

Вот только сначала нужно выбраться отсюда…

Он подошел к двери. Она была крепкой. Его волшебная сила иссякла, будто ее и не было. Впрочем, даже сумей он выломать дверь, это сопровождалось бы таким грохотом, что сюда сбежались бы со всей округи. Нет, ему нужно просто незаметно исчезнуть, ускользнуть, как полагается бродяге. Но как выбраться из комнаты, крепко-накрепко запертой снаружи, лишенной окон, находящейся под землей?

Вогтоус думал до тех пор, пока у него не разболелась голова. А в итоге надумал только одно: при тех его навыках, которыми он обладает сейчас, побег невозможен.

Не-воз-мо-ЖЕН.

С другой стороны, драться он тоже не умел, однако же научился. После того, как вина и горечь растворились в слезах, Вогт ощутил решимость.

***

Может быть, Рваное Лицо действительно хотел, чтобы Кролика прикончили на арене – такой святой невинности не место в этом грязном мире. Или же он пытался проверить? Ведь были же у него сомнения, ведь подсказывало ему что-то: Кролик так легко не пропадет…

Люди метались по амфитеатру, как встревоженные крысы, и только Рваное Лицо, укрытый тенью, неподвижно стоял возле стены. Новый боец! Тот, кто сменит Рога. Последние три года Рог был постоянным победителем, превратив относительно честный поединок в пустое истребление. К счастью, Рваному Лицу не довелось побывать под его кулачищами: еще до появления Рога он сменил сомнительную карьеру бойца на постыдную карьеру торговца. В отличие от прочих, Рога не завлекли обманом. Он пришел сам.

Рваное Лицо уловил ярость и злость в ранее безобидном Кролике. Он будет сопротивляться, но в итоге они найдут способ заставить его. Новый боец… нет уж, пусть лучше Кролик умрет, чем станет бойцом. Потому что тогда он будет мертвее мертвого.

Рваное Лицо бесконечно устал от этого тягостного чувства, что сейчас расплывалось в нем привычным холодком. Он устал уничтожать. Из всех занятий это самое бессмысленное и простое, но с каждой жизнью, что была смята и выброшена с твоей подачи, ты уничтожаешь и себя. Истекаешь кровью чужих ран, но эта кровь все же твоя собственная. Он не мог объяснить, почему, он просто знал, что это так. В какой-то момент он совершенно кончился.

 

Он тихо проскользнул за двойные двери, в темный коридор, привычный до ненависти. Наконец-то разрешились все его противоречия, он освободился от своего главного греха. Сейчас он честен с собой и делает то, что велит его душа.

Рваное Лицо сдвинул засовы, один за другим. Он прислушивался, но из-за двери не доносилось ни шороха. Он представил Кролика, съежившегося на узкой койке.

В каморке стояла кромешная тьма. Рваное Лицо посветил той свечой, что принес с собой. Свеча еле чадила, и в ее слабом свете ему не удалось обнаружить пленника. Шагнув внутрь, он тихо прикрыл за собой дверь.

– Не бойся. Я пришел, чтобы вывести тебя отсюда, – прошептал он.

Кролик не отозвался. Рваное Лицо прошелся по каморке, заглянул в каждый угол, убеждаясь в очевидном: Кролика не было. Он исчез. Рваное Лицо сел на койку и закрыл глаза, о чем-то крепко задумавшись. Когда он заговорил, в его голосе звучала твердая уверенность:

– Ты разрушишь этот город, будь он проклят, Кролик. Он просто не выстоит, если ты в нем.

Он вышел из комнаты и тщательно задвинул засовы. Когда позже он придет сюда с другими чтобы проведать удивительного пленника, вот тогда он будет потрясен его загадочным исчезновением. А на данный момент ему ничего не известно.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42 
Рейтинг@Mail.ru