Литтмегалина
Игра Бродяг
Вогтоус даже не попытался возразить.
– Моя подруга убила вашего градоправителя.
– Что?! – у Цветок рот распахнулся от удивления. – Это та самая сумасшедшая, о которой говорит весь город?
– Ну да, – покорно согласился Вогт. – Но она не безнадежно сумасшедшая. Немного доброты и терпения, и она придет в себя.
Цветок скептически фыркнула.
– Вот только сначала мне нужно освободить ее из тюрьмы, – вздохнув, признал Вогт.
– Однако нехилые у тебя планы, Кролик. Как ты планируешь ее вытащить?
Вогт удивился ее непонятливости.
– Будет суд. Я приложу все усилия, чтобы ее оправдать.
– Кто из вас безумнее? – прыснула Цветок. – Ты. А она просто дура. Только настоящая тупица могла все это затеять, когда у нее был ты. Если бы у меня был ты… – в ее голосе проступила откровенная зависть, – …я бы не ввязывалась во всякие рискованные глупости, я бы проводила время с тобой.
– Так получилось, – печально качнул головой Вогт. – Я просил ее никого не убивать. Но она такая импульсивная.
– Ее казнят. Ты ничего не сможешь с этим сделать, – заявила Цветок с плохо скрытой надеждой. – Она спрыгнула с крыши одного из зданий, окружающих площадь. В ее руке был сверкающий кинжал. Она исчезла за занавесями паланкина и спустя мгновение спрыгнула на мостовую, обронив кинжал, клинок которого больше не сверкал, потому что был в крови. Ну какое тут оправдание?
– Подожди-ка, – оживился Вогт. – Ты была на площади во время происшествия? Хочешь сказать, ты свидетель?
– Да, я была там. Градоправитель на рассвете покидал город – уж не знаю, куда он намылился, да только дворец всю ночь стоял на ушах, готовил проводы. Мой благоверный был при деле, вечером накануне даже пожрать не пришел. Я расслаблялась без него: встретилась кое с кем, погуляла, выпила вина, а под утро пошла ко дворцу – башку проветрить, воздухом подышать, а заодно и моего хмыря прихватить домой. Во дворец меня, конечно, не пропустили бы, так что я встала дожидаться снаружи. И да, я все видела собственными глазами.
– Ты просто находка для моего расследования! – возликовал Вогт. – Что же, ты полностью уверена, что она пырнула его ножом?
– Абсолютно.
– Что делал градоправитель? Он пытался отбиться?
– Как я могла это увидеть? Все скрыл паланкин. Хотя не думаю, что он вообще успел сообразить, что происходит. Уж слишком быстро все случилось.
– Градоправитель вскрикнул, когда она ударила его?
– В тот момент завопили все, кто был на площади. Даже ори он во всю глотку, я бы не услышала.
– Почему его везли в паланкине? Так всегда?
– Обычно – нет. Но в то утро ему нездоровилось. А что?
Вогт быстро соображал что-то. Теперь он уже не винил себя в том, что заснул. После отдыха в голове прояснилось, и мысли летали, как стрелы.
– Нездоровилось?
– Я знаю об этом, потому что мне рассказывал тот кретин, которому ты двинул по башке. Он сам видел, как градоправителя вели к паланкину под руки, почти тащили.
– Странно.
– Что странно? – уточнила Цветок.
– Куда он направлялся?
– Придурок рассказывал, что все держалось в такой тайне, что даже он, старая дворцовая крыса, не смог разведать цель и направление поездки. Известно лишь то, что подготовка заняла многие месяцы. Из дворца вывозили огромное количество провианта. Группа солдат из войска градоправителя отбыла шестью неделями ранее. Ходили слухи, что на пристани градоправителя ждет лодка, готовая доставить его на корабль.
– Зачем же он отправился в далекое путешествие, если ему нездоровилось? Почему не отложил выезд?
– Не знаю. Не захотел. Или не смог – после таких-то масштабных приготовлений.
– Вот это как раз и странно. Какой смысл от тебя в «очень важной» поездке, если ты так болен, что едва можешь ходить? Эдак помрешь на корабле.
– Видать, он надеялся на лучшее. Что его от морского воздуха попустит, быть может.
– Говоришь, его атаковали на рассвете. Почему же на площади столпилось такое количество народу? Его всегда так провожают?
– Вообще да. Там только свиты было немеряно. К тому же Правитель Полудня ввел традицию по особым случаям раздавать горячую еду. Вот народ и понадеялся набить брюхо на халяву.
– Вот как. Мило с его стороны.
– Да, он у нас был ничего на фоне прочих. Даже жалко, что его того, – Цветок выразительно провела по горлу пальцем.
– И что же, в то утро кормили?
– Нет, облом. Ну хоть убийство посмотрели.
– Ясно, мне все ясно, – Вогтоус сдернул со спинки стула свою непросохшую рубашку и поспешно натянул ее на себя. – Спасибо тебе. Ты оттерла все пятна, просто не верится.
– Уж что-что, а кровищу отстирывать я умею – жизнь научила, – вздохнула Цветок. – Так куда ты собрался?
– Я должен проникнуть во дворец.
– Что? – поразилась Цветок. – Это опасно.
– Наверное. Все равно.
Пряча эмоции, Цветок мысленно пожелала безумной подружке Кролика задергаться в петле. Первое время Кролик будет переживать, но постепенно забудет о ней – уж Цветок найдет способ его утешить, и даже не один. Она хотела его себе.
Вогт выскочил за дверь прежде, чем она успела его хотя бы приобнять. Бросившись за ним в узкий коридор, Цветок выкрикнула:
– Только вернись, я буду тебя ждать!
Одна из дверей приоткрылась и показалось чье-то опухшее заспанное лицо.
– Ну и дура же ты, совсем тупая. Если он говорит, что заплатит, когда вернется, это значит, что он никогда не вернется.
Цветок ушла к себе и заперлась на засов.
***
Как легко заплутать среди серых невзрачных домишек, на петляющих тесных улицах. Но Вогтоус не мог позволить себе заблудиться – у него не осталось на это времени. «Меня могло бы озарить и раньше», – упрекал он себя. Утешало лишь то, что будь уже поздно, он бы это почувствовал. Ощутил бы, как лопается ниточка, протянувшаяся между ним и Наёмницей. А чтобы этого не случилось, он постоянно просил за нее, сам не понимая, к кому или к чему обращается. Одно он знал наверняка – нечто внимает его просьбам.
Он пробежал бы весь путь бодрым галопом, но ему мешали женщины. Они хватали его за руки и притворно ласковыми голосами предлагали прогуляться. Вогтоус не понимал, почему им всем вдруг разом приспичило прогуляться и почему, если уж они так хотят гулять, они не погуляют друг с другом. Он также не понимал, почему на их лицах заискивающее и жалкое выражение, тогда как в глазах блестят жадность и злоба. Женщины предлагали прогуляться и другим мужчинам на улице, и те либо грубо отталкивали их, либо (не менее грубо схватив за руку) куда-то уводили.
Вогтоусу это все не понравилось. Почему эти женщины терпят грубость мужчин? «Они голодны», – догадался он чуть позже. И все равно происходящее оставалось для него смутным. Жаждущие прогулок женщины были одеты в яркие платья, такие же, как у Цветок. И так же, как у Цветок, как у Наёмницы, их волосы струились вдоль лиц, скрывая знак, выжженный на нежной коже виска. «Непонятно», – думал Вогт и смущенно отдергивал руку, когда женские пальцы касались ее – снова. Может, они рождаются с ним, с этим знаком? Ему было жаль этих женщин, потому что он любил Наёмницу и ему нравилась Цветок, да и в любом случает он пожалел бы их – ведь отчаяние сочилось сквозь их кожу, как пот. Однако то, что они делали, было ему глубоко неприятно. И Наёмница тоже когда-то?.. Он постарался не думать об этом. Чем бы она ни занималась в прошлом, сейчас ее требовалось спасти.
Еще были другие женщины. Без клейма, в блеклой одежде. Они не выставляли напоказ свои плечи, их волосы, сплетенные в тугую прическу, не падали спутанными прядями вдоль спин, а их лица не были накрашены – и все же Вогту отчего-то казалось, что их положение несколько лучше тех, других, отмеченных знаком. Они хотя бы не мучились от сжирающего их желания погулять с кем-нибудь. «Блеклые» женщины смотрели на «ярких» с презрением, и те отвечали им взглядами, полными ледяной ненависти – но от того лишь выглядели беззащитными и слабыми. Вогтоус подумал, что обычные женщины просто не замечают, каково приходится женщинам с клеймом – что дыры на их нарядных платьях зашиты грубыми нитками и что на их усталых лицах синяки, скверно прикрытые пудрой. Иначе, конечно, проявили бы сочувствие.
Он совсем было увяз в мыслях о клейменых женщинах в общем и об одной клейменой женщине в частности, но тут улица развернулась шире, и яркие женщины исчезли, словно их не пускала сюда невидимая граница. Так оно и было, хотя Вогтоус ничего не мог об этом знать.
Теперь он шагал уже по главной мостовой, по ее гладким булыжникам. Дворец светлел вдалеке, похожий на мерцающую скалу, и Вогт волновался – чуть-чуть. Он успел устать от Торикина – ни деревьев, ни цветов, сквозь мостовую не пробьется и травинки. Поскорее бы Наёмница снова оказалась рядом с ним. Он возьмет ее за руку и уведет прочь отсюда. Пусть Торикин исчезнет из его настоящего и его мыслей.
Четверка стражников, караулящая у ворот, была приодета франтовато – надо же соответствовать своему привилегированному положению. Начищенные шлемы украшал плюмаж из фиолетовых перьев, поверх кольчуг красовались сюрко, перечерченные наискось фиолетовыми и желтыми полосами. «Главное – помнить, что я гонец, а не хитрец, – напомнил себе Вогт, решительно устремившись к стражникам. – Хотя, конечно, ничто не мешает совмещать одно с другим».
Разговор был привычно неприятен, но вот затянулся дольше обычного. Стражники осмотрели его помятое, опухшее, разбитое лицо и усомнились, так ли должен выглядеть гонец, даже доставляющий очень плохие вести. Сам же Вогт не мог отделаться от ощущения, что, несмотря на все украшательства, эти стражники ничем не отличаются от тех, с кем ему довелось пообщаться ранее – те же страхолюдные рожи, те же пропитые голоса, да и шрам, вертикально пересекающий губы одного из них, выглядит знакомо.
– Так что с мордой-то?
– В этом городе легко попасть в неприятности, – уклончиво объяснил Вогт. – Камни под водой.
Забрав медальон, они долго пробовали его на зуб, как монету.
– А где же твое письмо, гонец?
Вогт похолодел, осознав, что ни разу не вспоминал о письме с тех самых пор, как очнулся со связанными руками в каморке при амфитеатре. Он похлопал себя по бокам, но толку от этого не было никакого – хотя бы потому, что теперь на нем была другая одежда. Письмо безнадежно потеряно. Вогт устыдился, но не слишком, и причину своего безразличия понимал только он сам.
– У меня устное сообщение, – заявил он.
– Кому?
– Градоправителю, конечно.
– У нас их два. Живому или мертвому?
Вогтоус задумался. Он просто не знал, какого из них выбрать.
– Обоим.
Его допрашивали еще с четверть часа, то ли стремясь запутать и выведать правду, то ли просто издеваясь от нечего делать.
– Иди, – наконец разрешили стражники, расступившись, и Вогтоус вздохнул.
Он прошел через просторный мощеный двор, украшенный статуями неизвестных ему людей, и шагнул в темнеющий проем меж приоткрытыми дверями дворца. Двое стражников из тех, что стояли у ворот, следовали за ним попятам. Вогтоус удивленно оглянулся.
– Думаешь, мы позволим тебе безнадзорно шляться по дворцу? – усмехнулся один из стражников. – Вперед, мы проводим тебя к градоправителю. Говоришь ему что положено – и сразу обратно.
Вогтоус совершенно точно предпочел бы отказаться от сопровождения, но притворился, будто вовсе не против. Стражники пыхтели ему в затылок. Вогт напряженно думал. Если он попытается сбежать от них, они поднимут тревогу. Если позволит отвести себя к градоправителю, то придется срочно придумать что-нибудь, надеясь, что сообщение сойдет за подлинное и ему позволят покинуть дворец – однако второго шанса пробраться сюда и что-то разведать у него не будет. А вот если его разоблачат… что ж, это будет тот случай, когда главное – не терять головы. Во всех смыслах.
Обдумав все, Вогт решил, что самое разумное – попытаться сделать так, чтобы стражники не преследовали его и не поднимали тревогу в течение некоторого времени. Нарочито неторопливо поднимаясь по широкой каменной лестнице, Вогт все косил глазами, высматривая что-нибудь подходящее. Массивный, изысканной формы светильник, подвешенный на крюк в стене, показался ему подходящим.
Резко развернувшись, Вогтоус посмотрел поверх голов стражников и завопил, раскрыв глаза и рот так широко, как только мог – уловка глупая, но вполне действенная. Как только лица стражников сменились затылками, Вогт сдернул светильник с петли и, уже вполне привычным движением, треснул им по затылку стражника слева. Тот упал и сполз на животе по лестнице, звякая кольчугой о ступеньки. Оглянувшись, правый стражник изумленно уставился на Вогта и сразу получил светильником по физиономии. Удар получился сильнее желаемого – Вогтова загадочная сила успела разгореться, так что стражник подлетел и загрохотал по лестнице, догоняя первого.
Вогт скромно улыбнулся и повесил светильник на место. Перед ним возник третий стражник, прибежавший из дворца на шум. На этот раз Вогтоус обошелся без бытовых предметов, приложив его кулаком. После он подождал немного, ожидая, не объявится ли еще кто-нибудь, но никого не было. Спустившись, Вогтоус небрежно отволок стражников под лестницу и складировал их в темном углу. Недоуменно оглядев свои белые руки, полные взявшейся невесть откуда силы, он перевел взгляд на груду бессознательных тел и констатировал:
– Я становлюсь опасным.
Поднявшись по лестнице на верхний этаж, он скользнул меж приоткрытыми дверями, разрисованными золотыми узорами, и беззвучно зашагал по мягкому ковру дальше. Вогтоус понятия не имел, что он должен разыскать во дворце и что вообще ему следует делать, но полагал, что сообразит по ситуации. Просто нужно быть внимательным и собранным.
Двери, все до единой, были заперты. Вогтоус прижимался к ним ухом и прислушивался, но различал одну лишь тишину. Стражников тоже не было слышно, хотя в любом момент один из бедолаг под лестницей может очухаться и позвать на помощь. Когда Вогту уже начало казаться, что он вечность будет брести по этому полутемному тихому коридору, одна из дверей поддалась. Сердце Вогта радостно стукнуло, и он шагнул в темноту.
Ощупью он пробрался к окну, наткнувшись при этом на кресло и едва не опрокинув его. Он ухватился было за тяжелые непрозрачные занавески, намереваясь раздвинуть их и впустить дневной свет, но что-то подсказало ему, что лучше этого не делать. Вогтоус подчинился предчувствию, и лишь единственный луч проскользнул меж дрогнувшими занавесями, пересек комнату и тускло вспыхнул на озерной глади зеркала.
Вогтоус пробрался к зеркалу и встал, вглядываясь в серебристую поверхность. Когда он двигался, его глаза, уже привыкшие к темноте, улавливали соответствующее движение в зеркале. Вогтоус надеялся, что зеркало расскажет ему о чем-то, что произошло в этой комнате (а он чувствовал, что здесь произошло и до того множество раз происходило нечто жуткое), но зеркало молчало. Приложив к нему ладони, Вогтоус ощутил засасывающую пустоту – стены позади зеркала не было. Там длинный коридор, пахнущий поднимающейся с глубины затхлостью, и длинная лестница, круто спускающаяся вниз. Кажется, Вогтоусу было известно, куда ведет этот путь.
Вогт так глубоко погрузился в размышления, что лишь в последний момент расслышал шаги – весьма неосторожно с его стороны. Он заметался, приглушенно взвизгнул от боли, сослепу налетев животом на столик, и, приподняв край тяжелой бархатной скатерти, нырнул под него.
В комнату вошли двое.
– Хватит тянуть с этим, – решительно заявил один. Его голос звучал холодно, глухо и как будто бы знакомо, хотя Вогт не сумел вспомнить, где слышал его ранее.
– Оборванку будут судить завтра, господин, – примирительно заверил второй.
– Судить? Почему бы не вздернуть ее без этих проволочек? – недовольно отозвался первый.
– Это преступление городского значения, господин. Мы обязаны провести публичный суд. Осуди мы голодранку поспешно, без соблюдения положенной процедуры – и по городу пойдут слухи. Они уже идут – ведь кому, как не вам, его смерть была наиболее выгодна, и все это понимают. Правитель Полудня обладал поддержкой народа, да и войско его не сгинуло вместе с ним. Не стоит давать солдатикам повод обратить против вас мечи. Так что мы должны действовать крайне осторожно. Эта озлобленная сумасшедшая оказалась для нас величайшим подарком. Грех, если мы не сумеем им воспользоваться, чтобы справиться с последствиями вашей… – голос осекся.
– Да, – с нервной злобой согласился первый. – Последствия моей необдуманности могут быть очень серьезны. Стоит кому-то что-то узнать, как на меня обрушатся разом все шавки. Мое положение висит на волоске. Ты столько лет сопровождаешь меня и знаешь, что я не люблю рисковать. Ты также знаешь, что я не относился к нему как к врагу. Я даже называл его другом, что, впрочем, мало значит в наше время. В любом случае нам приходилось работать вместе, и это у нас неплохо получалось. Но Камень Воина я искал в одиночестве, он же лишь смеялся надо мной, утверждая, что все это сказки, и даже если Камень и существовал когда-то, то давно уже сгинул, как и старый колдун, его сотворивший. А затем объявился тот странный бродяга… Он несправедливости произошедшего у меня все жжет внутри, так и разъедает. Это была моя мечта, моя целиком. Так почему же половина ее упала Полудню прямо в ладонь?
– Если бы вы настигли его в дороге, за пределами города, это было бы лучше, господин. Время опасное. По стране ходит огромное количество сомнительного сброда. Нам было бы куда проще объяснить его гибель.
– Нет, никому нельзя доверять. Я должен был сделать это сам.
– Но в итоге вы ничего не добились.
– Да, я пока не нашел карту, – тяжело вздохнул первый. – Но она наверняка запрятана где-то во дворце, и теперь никто не мешает мне искать ее. Я уже начал разбирать его вещи.
– Вы пошли на такой риск, даже не будучи уверенным, что карта является подлинной. Тот бродяга мог быть обычным проходимцем, и, я убежден, им он и являлся. Его рассказ кажется абсолютно невероятным, господин.
– Нет, на этот раз я на верном пути, – твердо возразил первый. – Скоро, совсем скоро Камень Воина окажется у меня.
– То же самое вы утверждали и в прошлый раз, господин… и во все предыдущие…
– Не напоминай мне о прошлом, – зарычал первый.
– Ваше отчаянное желание отыскать его заставляет вас доверять проходимцам, господин.
– Да, мои надежды уже не раз оказывались пусты, но сейчас это не надежда, это уверенность. Камень Воина близок, ближе, чем я могу предположить. Я чувствую это.
– Мне хочется доверять вашей интуиции, – неуверенно произнес второй. – Главное, чтобы вы успели отыскать его до того, как на вас начнут затягивать узлы.
– Камень Воина поможет мне разобраться с происками врагов. Навсегда.
– Однако пока что его у вас нет, господин. Чего не скажешь о врагах. К тому же ситуацию усложняет вмешательство посторонних людей… Уличная девка, воришка-карлик… Они могут доставить вам неприятности.
Вогт под столом едва дышал. Его тело совершенно задеревенело от напряжения. Он не мог поверить, что все получается настолько легко.
– Впрочем, о карлике можно не тревожиться, – подумав, решил второй. – Если он еще не умер, то уже издыхает. Его язык так распух, что он еле дышит, и уж тем более он не способен говорить. Учитывая, что грамоте он не обучен, никаких способов донести на вас у него нет. Все же жуткое зрелище.
– Ему не стоило красть со стола господ, – небрежно откликнулся первый. – Даже если речь идет недопитом вине. Так что его кара вполне заслуженна.
– С этим я не могу не согласиться, господин.
– Знаешь, что самое забавное? В ту ночь Полдень почувствовал, что я намерен… что-то предпринять. Вероятно, заметил, что я так и киплю от злобы. Он не имел права претендовать на то, что я искал годами. Однако же он хотел избавиться от меня так же сильно, как я – от него. Мы опостылели друг другу до смерти. Не должны двое быть там, где полагается быть одному.
– И что же он сделал?
– Да посмотрел на меня с такой усмешечкой. Выпей, говорит, из того кубка, что ты передо мной поставил, а я возьму твой. Я подчинился и опустошил его кубок до дна. Удивленный тем, что со мной ничего не случилось, он схватил мой кубок и отпил до половины. В его глупую голову даже не закралась мысль, что я могу предугадать его действия – яд изначально находился в моем кубке. Ему повезло больше, чем карлику, проглотившему последние капли. При такой доле яда он умер почти мгновенно. Но даже той минуты, что он провел, извиваясь на полу, мне хватило, чтобы я в ужасе осознал, какую глупость сделал…
– Вам следовало посоветоваться со мной, – упрекнул собеседник. – Совершить такое во дворце… тем более самолично… где был ваш здравый смысл?
– Его заглушили обида и гнев. Я действовал в порыве.
– Что ж. Зато мне – после вашего поступка – пришлось соображать за двоих, – собеседнику едва удавалось сдерживать рвущееся из глотки раздражение.
– А разве это не твои прямые обязанности? К тому же тебе не долго пришлось ломать голову, прежде чем ты надумал рабочий план. Я едва сдерживал смех, пока ты объяснял свите, что Полудню нехорошо и только крепкий сон позволит ему восстановиться, а посему его категорически нельзя будить.
– А мне едва удавалось подавить нервный стук зубов, господин, осознавая всю хлипкость нашего плана.
– Да ладно тебе. Они бы успели отойти далеко от города, прежде чем обман бы вскрылся. А уж там бы подосланные нами люди их бы всех и перебили. Чик-вжик-красота. Время, как ты сказал, опасное, кто теперь их разыщет, этих бандитов. Правитель Полудня навсегда останется в наших сердцах, а что касается покойной свиты, так какая же это удача: погибнуть, защищая своего повелителя. Такая честь. Их семьи плакали бы от умиления.
– Даже если. Но каждый лишний человек, вовлеченный в тайный план, повышает риск его раскрытия. Тем более если эти люди – члены банды головорезов.
– Уже нет смысла переживать. Сумасшедшая деваха избавила нас от этих треволнений.
– Рано расслабляться, господин. Мы должны оставаться бдительными.
– А что свидетельствует против нас? Карлик утратил голос, Полдень тем более.
– Однако его рот, стоит только заглянуть, сам поведает историю его гибели. Признаки отравления не скроешь, господин.
– Еще четыре дня, по требованию закона, его тело хранится в склепе, потом его спрячет земля. Но и в склепе оно укрыто не менее надежно. Склеп заперт. Никто без моего личного разрешения туда не войдет.
– Остается бродяжка… Сейчас она под охраной в одиночной камере, даже мышь не прошмыгнет. Но вот если она сболтнет на суде…
– Так, может, и ей дать яду?
– Нельзя же травить всех подряд, господин, кто только связан с этим делом! Это подозрительно, – напомнил второй. – Будет лучше, если этой ночью ею убьют при попытке бегства.
Они собираются убить Наёмницу? Вогт в ужасе прижал ладони ко рту, удерживая себя от вскрика.
– Как же она сбежит, если ее так хорошо охраняют?
– Это уж моя забота, господин. Вне зависимости от ее собственных намерений, этой ночью она попытается сбежать. Придется пожертвовать одним-двумя тюремщиками для достоверности.
– Ничего страшного. Они сложат головы, останавливая опасную преступницу. Их будут славить как героев. Завидная судьба.
– Именно, господин. Суд назначен на полдень, завтра. Но он не состоится.
– Наконец-то все будет так, как я всегда хотел, – голос первого повеселел. Вогтоус уловил в нем знакомые нотки жадности. Он вспомнил бы, где слышал этот голос, если бы все его мысли не занимала Наёмница и нависшая над нею опасность. – Почему мы разговариваем в темноте? Раздвинь занавески.
– Да, господин.
Сквозь вспыхнувший во мраке белый треугольник хлынул свет, но за секунду до этого Вогтоус бесшумно выскользнул за дверь. Еле переставляя ноги, он брел к лестнице и отчетливо понимал: если ему не удастся остановить их, Наёмницу просто убьют…
Троица, сраженная им ранее, все еще валялась там, где он их оставил. В его унынии Вогта не порадовал даже тот факт, что их до сих пор не обнаружили, а значит, причин для беспокойства нет. Вогтоус замер в задумчивости возле одного из стражников. Он собирался защитить Наёмницу в суде… но все идет к тому, что ему будет некого защищать. От этой мысли ему стало до того мерзостно, что аж затошнило. Стражник пошевелился, приходя в себя.
– Сволочи вы все здесь, – услышал Вогт собственный голос и не сразу узнал его, так угрюмо и холодно он прозвучал. А затем нога Вогта, как будто сама по себе, пнула стражника под ребра. Стражник заскулил, но не посмел огрызнуться, уже зная, что этот лупоглазый пухляк горазд на неприятные неожиданности. На полу возле лежало несколько монет, вывалившихся из чьего-то кармана при падении с лестницы. Сквозь дымку страха и тоски о Наёмнице Вогт вспомнил о Цветок и подобрал монеты. – И не вздумайте помешать мне уйти, – добавил он.
Вогтоус вернулся назад тем же путем, что и пришел.
На выходе из дворца отчаянно скучали стражники. Вероятно, Вогту следовало им посочувствовать, ведь, работая в таком месте, они находились под постоянной угрозой невероятного везения. Однако он не сочувствовал.
– Ну что, передал свое сообщение? – спросил один из стражников («…остатков стражников», – подумал Вогт).
– Да, – ответил Вогт с ленивой злобой. Он поднял взгляд к флагам, установленным на башнях дворца, желтые – слева, фиолетовые – справа. Желтые все еще были приспущены, фиолетовые дерзко развевались – день выдался довольно ветреный. Вогт не сомневался, что скоро они исправят это досадное нарушение симметрии, заменив все фиолетовые на желтые. Или, может, приспустив и фиолетовые. – И мое сообщение так не понравилось градоправителю, что он пообещал казнить всех стражников, вас в первую очередь.
Лица стражников перекосились от страха.
– За что? – закричали они удаляющемуся Вогту.
– За то, что пропустили меня к нему, – ответил он и бросился бежать.
***
В сизых, как голубиное крыло, сумерках Вогтоус бродил и бродил возле каменной стены тюрьмы. Он клал на стену ладони, но не мог проникнуть сквозь нее, так как не мог позабыть о своей тоске по Наёмнице, а значит и о разделяющей их преграде. И сумерки казались ему еще темнее, чем были на самом деле. Он разбил себе костяшки, стучась в тюремные ворота, но никто так и не подошел.
Вогтоус сел возле стены и заплакал, совершенно измученный беспокойством.
– Ты пришел спасать ее? – раздался чей-то тихий голос.
Вогтоус убрал руки от мокрого лица и увидел человека – серого и невыразительного, почти растворяющегося в блеклом вечернем свете.
– Да, – ответил Вогт.
– И как же ты намерен это сделать?
– Не знаю, – признался Вогт.
Серый незнакомец призадумался.
– Ты так боишься потерять ее?
– Да.
– А ведь ты способен дойти до конца и без нее.
– Когда я один, мне не хочется двигаться с места. Даже победа уже не кажется важной.
– Этот мир тебе чужой. Ты не можешь застрять в нем навсегда.
– Наверное. Мне все равно. Без нее даже в лучшем из миров мне будет хуже, чем здесь с ней.
– Ты откажешься от Игры ради глупой девчонки?
– Да, если это такая жестокая Игра, что не позволит мне сохранить ее.
– Она сама виновата, – бесстрастно возразил блеклый. – Она нарушила главное правило, она и до этого нарушала правила. Она ничему не учится.
– Я знаю ее лучше, – резко возразил Вогт. Он встал и сердито отряхнул зад от дорожной пыли. – Она умная. Если она иногда и поступает как… дура, то это еще не значит, что она на самом деле дура.
Он развернулся и решительно направился прочь. Внутри его зрела уверенность, что его странный собеседник не позволит ему просто уйти.
– Постой! – крикнул блеклый. – Если ты так ценишь ее, то, может, она действительно чего-то стоит…
Вогт остановился и развернулся. Он снова попытался изучить лицо блеклого, но оно было настолько непримечательно, что постоянно ускользало от внимания.
– Как ты можешь помочь ей? – спросил он.
– Ну… – задумчиво протянул блеклый, – допустим, я спрячу ее от опасности.
Вогтоус мысленно похвалил себя за то, что правильно повел разговор. Последующие слова блеклого не убили в нем надежду, хоть и звучали мало обнадеживающе:
– Однако ты должен знать, что, как и любой другой в этом городе, она едва ли заслуживает спасения. Она причиняла боль, убивала и грабила. На ней столько грязи, что все твои слезы умиления ее не отмоют. С другой стороны, у тебя перед ней давний должок, и было бы несправедливо помешать тебе оплатить его. Но в этой Игре жесткие правила и просто отбросить их не удастся. Убив одного в Игре, она должна спасти живую душу взамен. Если она так сообразительна, как ты о ней думаешь, она догадается, что должна сделать. Если нет – то чтобы ты ни предпринимал ей во спасение, ты уйдешь в одиночестве. А на данный момент я могу лишь пообещать – этой ночью ее жизнь не прервется.
– Хорошо, – губы Вогта, несмотря на отчаянное сопротивление, так и растягивались в улыбке. – Она догадается. Только скажи мне, кто ты?
– А ты не знаешь? – насмешливо осведомился блеклый, и его лицо сморщилось, словно он сдерживал смех. – Может быть, кто-то, кого придумал ты сам?
– Я не понимаю, – пробормотал Вогт, хотя это было не вполне искренне.
– Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. И я тебе не верю сейчас, никогда.
– Может быть, я сам себе иногда не верю, – пожал плечами Вогт. – Кто знает?
– Какой же ты хитрый. Смотри, сам себя перехитришь, – фыркнул блеклый. – Вы должны разыскать ее имя. Без него она не справится.
– Мы отыщем его, – уверенно заявил Вогт.
Усмехнувшись, блеклый покачал головой и отступил на шаг, а затем еще на один. Вогтоус смотрел на человека и думал, что тот едва различим в густеющих сумерках. Все менее отчетлив с каждым мгновеньем. А затем Вогт осознал, что больше не видит его. Исчез.
– Мы победим, – тихо сказал он в пустоту, в сумерки, нет, теперь уже в ночь. – В конечном итоге все будет так, как хочу я.
Он сам не знал, откуда эта уверенность. Она как будто поднималась со дна его души – с такой глубины, что и не высмотреть, что там вообще. На мгновенье Вогт ощутил себя сильным. Таким сильным, что, казалось, он может просто прихлопнуть мир, как муху, если только тот посмеет выйти из повиновения.
Он остался бы у стены, дожидаться завтрашнего дня, но его ждала Цветок. В тот момент действительно пока еще ждала.
***
На ночных улицах зажглись тусклые огни. Вогту казалось, что они лишь демонстрируют, как плотна темнота – контрастируют с ней, но не рассеивают. Стало попрохладнее, но он задыхался, словно в духоте невыносимо жаркого дня, остро ощущая булыжники мостовой под ногами и давящее присутствие каменных стен вокруг. Дай возможность – и небо замостили бы камнем. «Здесь так мало живого, вот что, – решил Вогтоус. – В Городе Рабов еще что-то оставалось – изуродованное, грязное, гниющее, безразличное в своем умирании, но живое. А здесь – и того нет». Если бы ему пришлось жить в Торикине, он бы умер. Не так, как многие здесь – продолжая влачить постылые ежедневные обязанности. А обычным способом, чтобы после его зарыли в землю.
