Лина Янтарова
Острые перья
И правда осталась внутри Ишики, так и не покинув его рта.
– Все было бы хорошо, если бы не моя память, – сказала Наоми, подавшись вперед и обхватив колени руками. – Я все вспомнила.
Когда это случилось впервые, она испытала ужас. Взяла в руки один из старинных кинжалов, чей блеск давно стал тусклым, принялась рассматривать его – луч солнца, прокравшийся в комнату, вспыхнул на острие золотистым цветом.
И вспышка боли пронзила виски, перед глазами возникла другая картинка: оранжевые свечи, серебряное лезвие танто… Кровь, бегущая по нему, каплями оседающая на полу.
Ей почти удалось убедить себя, что это ошибка. Чудовищная ошибка.
Просто сбой в работе ее пострадавшего мозга – случайное помутнение, галлюцинация. Но потом, день спустя, Наоми потянулась за чашкой кофе, увидела собственное запястье и едва не закричала от ужаса – широкая красная полоса стертой до крови кожи опоясывала ее руку.
– Чем больше возникало таких вот ошибок, тем сильнее я чувствовала злость, – Наоми смотрела на него, не мигая. – Назойливые мысли, содержание которых всегда крутилось только возле одного – убийства. Я хотела убивать. Мне было труднее сдерживаться с каждым днем. Идя на работу, я могла уставиться в спину идущему впереди прохожему и подумать: что, если я сейчас толкну его под машину? Будет ли его тело изломано, как у куклы, останутся ли его кишки на асфальте? Я представляла эту картину. И, что самое страшное – она меня не пугала.
– Меня ты тоже хотела убить? – спросил Арен.
– Я и сейчас хочу, – тускло ответила Наоми. – Что-то внутри меня требует, чтобы я тебя убила.
– Но ты ни разу не предприняла ни одной попытки, – заметил Игараси.
Наоми молчала, и в его голову закралось страшное подозрение.
– Не предпринимала ведь?..
– Нет, – зло прошептала она. – Не предпринимала. Но если бы я любила тебя чуть меньше, Арен… Ты был бы мертв.
– Вот видишь, – Игараси выдохнул, – ты можешь с этим справиться.
Наоми затрясла головой.
– Нет, не могу!
Она сделала глубокий вдох, и тут же закашлялась, прижав ладонь ко рту. Когда Наоми отняла ее, то на коже осталась кровь.
– Что с тобой? – сердце Арена ёкнуло от страха. На ней не было видно ран, но это не означало, что их нет. – Наоми?
– Травы, – закашлялась она снова. – Запах…
Запах – сладковатый, удушливый, на который Арен сразу обратил внимание, как только открыл глаза, – зазвучал сильнее и ярче. Игараси вдруг осознал, почему он показался таким знакомым – так пахло в квартире Наоми.
– Что это за запах?
– Против нечисти, – ухмыльнулась Наоми, поднимая голову и обнажая перепачканные кровью зубы. – Мана пришла ко мне с ним.
– Мана?
– В день, когда меня похитили. Она заявилась ко мне, сказала, что тоже вспомнила кое-что – и что ее преследуют. Я впустила ее в квартиру, рассчитывала поговорить о произошедшем. В конце концов, – Наоми запнулась, – она испытала то же, что и я. Она могла меня понять.
Над ней тоже провели безумный ритуал, – прочитал Игараси между строк. – Мы были одной крови. Сестры по несчастью.
– Я разрешила ей зажечь благовония, потому что знала – они обезвредят и ее саму. Мана сказала, что они нужны, чтобы… оно не вырвалось наружу, – Наоми облизнула пересохшие губы. – Я поверила.
– Они не подействовали на нее? – нахмурился Арен.
– Подействовали. Но она пришла не одна, – просто ответила Наоми. – С ней был Изаму.
Арен стиснул челюсти. Конечно, этот скользкий, изворотливый ублюдок.
– Я попросила разрешить мне устроить инсценировку, – глаза Наоми закрылись так, словно она жутко устала, голос стал звучать слабее. Чувствовалось, что рассказ оставил ее без сил. – Он не стал противиться. Потом мне дали снотворное и привезли сюда.
– Зачем? – задал главный вопрос Арен.
Наоми распахнула веки. Ее глаза были темными, как беззвездная ночь.
– Эксперимент над Маной оказался неудачным. Он не принес того, чего так жаждал Тояма.
Игараси вспомнил маленькие, деформированные слабые когти на руках Маны и ее треснувший череп, поморщился.
– А мой был удачным, – сухо закончила Наоми. – Тояма хочет понять, почему.
– Это движет им? Интерес? Исследование? – Арен не мог не задавать вопросов, хоть и видел, насколько они неприятны ей.
Чем больше ты знаешь своего врага, тем больше у тебя шансов на победу.
– Тояма хочет стать таким же, – усмехнулась Наоми. – Силы – вот чего он желает. Но не понимает, что у всех ёкаев есть две стороны. Тэнгу жестоки к людям, но справедливы. Кицунэ хитры, но добры. В Тояме нет второй, хорошей стороны. Он обладает только темной.
Наоми внезапно замолчала и прислушалась – повела головой вправо, неподвижно замерла, уставившись широко раскрытыми глазами в стену. От того, насколько неестественным было это движение, Арена пробрала дрожь.
– У нас мало времени, – Наоми отмерла так же внезапно, как и оцепенела. – Ты говорил, что Ринджи должен приехать?
– Да, он уже должен был быть здесь, – мрачные мысли, которые Арен старательно отгонял, полезли ему в голову.
В темных глазах Наоми мелькнуло сочувствие.
– Все будет хорошо, – сказала она. Но в ее голосе не было уверенности, только слепое желание приободрить.
Арен хорошо знал, когда она лгала. Почему в тот роковой день, когда Наоми объявила, что хочет развестись, он не распознал ее ложь?
Звякнула цепь. Очнувшись, он посмотрел на нее – Наоми, не вставая, подползла к нему, вытянула вперед руку, насколько это было возможным. Цепь натянулась, завибрировала от силы, с которой Наоми дернула ее.
– Я люблю тебя, – в ее темных глазах появились слезы – как звезды, вспыхнувшие во мраке ночи, – мне так жаль.
Ее протянутая к нему рука тряслась.
Это походило на прощание.
– Не смей, – низким, угрожающим голосом рыкнул Арен. – Не смей…
Он уже попрощался с ней однажды. Второго раза не должно быть.
Игараси и сам не знал, о чем просит ее. Не смей уходить? Но он не в силах ее удержать. Не смей прощаться? Это было ее право.
Наоми все решила. За него и за себя. За них.
– Так будет лучше, – из-за слез она ничего не видела перед собой, но ей было и не нужно видеть – лицо Арена помнила прекрасно, в мельчайших деталях. Не забыла бы, даже если бы захотела. – Ты же понимаешь…
Она всхлипнула и замолчала.
Я не владею собой, – хотелось сказать ей, но она боялась открыть рот, потому что из него наружу рвались уродливые рыдания. Это и злило, и утешало одновременно – потому что пока еще она могла плакать.
Но скоро не сможет. Сотни перьев ворочались под ее кожей, рвались наружу – лопатки жгло огнем, и Наоми едва сдерживала громкий, торжествующий крик, хозяйкой которого была не она.
– Я ни о чем не жалею, – глотая слезы, быстро проговорила она. – Я счастлива, что встретила тебя. Мне жаль, что все так получилось.
Боль сотрясала ее тело, но боль, царящая в сердце, была сильнее. Она должна быть хладнокровной, как ее обожаемые ножи и клинки – такой же равнодушной и твердой, как сталь, но стоило ей вспомнить Арена, как вся решимость плавилась, точно металл под напором огня.
У них должно было быть больше времени. Вся жизнь. Существо внутри нее смеялось над количеством человеческих лет, но Наоми было бы достаточно. Прожить вместе отпущенное время, вместе уйти.
Моменты из их непрожитого совместного будущего мелькали перед глазами, как захватывающий фильм – она смотрела их, не отрываясь, и знала, что ничего из этого не сбудется. Мысли путались, становясь все более хаотичными; злобный шепот, исходящий из глубин нутра, не заглушал даже встревоженный голос Арена.
– Ты помнишь, как мы познакомились? – с трудом спросила Наоми.
Она не расслышала его ответа – голова раскалывалась на части, перед глазами было темно, хотя она держала их открытыми. Наверху кто-то торопливо ходил, меряя шагами зал, очень тихо плавился воск. Но она слышала. Слышала.
– Да, – ворвался в уши родной голос. – Я помню.
– Ты спросил у меня, нравится ли мне та картина, а я ответила, что нет. И добавила, что только идиот мог купить подобное уродство, – Наоми улыбнулась, слепо глядя перед собой, – только потом я заметила чек в твоей руке.
– Картина и впрямь была уродливой, – прошептал Арен.
– Но ты все равно повесил ее в гостиной.
– Потому что она напоминала о знакомстве с тобой.
В горле защипало. Наоми хотела еще раз повторить, что любит – еще тысячу раз, – но вместо слов вырвался отвратительный клекот.
Значит, пора.
Она уже не могла бороться.
Наоми опустила голову вниз, устав смотреть во тьму перед собой. Хотела опустить и руку – но тут пальцев коснулось тепло. Арен, насколько мог отодвинувшись от стены, сжал кончики ее пальцев, судорожно давя крик.
Крохотное прикосновение, длящееся несколько секунд – все, что было им позволено.
Наоми моргнула. Когда она вновь открыла глаза, они стали золотистыми, а взгляд – почти пустым.
Прости, – беззвучно прошептала она.
Сначала она думала, что сможет побороть это. Даже когда темные, злые мысли захватывали ее целиком, Наоми удавалось взять над ними контроль, ослабить рвущееся наружу нечто. Она ощущала его дикое, неистовое желание вырваться на свободу, расправить крылья и взлететь – Наоми ни разу в жизни не летала, но откуда-то знала, как пьянит чувство полета и высота.
Однажды она очнулась на крыше многоэтажного дома, стоя на самом краю – люди и машины внизу казались такими крошечными, такими незначительными…
Такими ничтожными.
Ты можешь убить их всех, – донеслась до нее ясная мысль. – Только дай мне волю. Уступи.
Но Наоми не хотела убивать всех. Там были люди, которых она любила.
Она скорее позволила бы себе умереть, чем поставила бы под угрозу жизнь Арена. И когда бороться не осталось сил, она ушла – чтобы спасти его. Потом согласилась пойти с Изаму – чтобы спасти все, что ей дорого.
То, что жило внутри нее, хотело чужих жизней. Наоми стала слышать пение оружия – молчащее до этого момента, оно вдруг начало взывать к ней. Клинки, ножи, мечи, веера – все это звенело, дрожало и пело в предвкушении битвы.
Тогда Наоми избавилась от всей своей коллекции в обмен на амулет. Она все равно не смогла бы оставить ничего себе – искушение взять в руки оружие было столь сильным, что она могла часами сидеть с кинжалом в ладони, слушая звон стали, рассказывающий о давних сражениях.
Она слышала этот призывной крик и сейчас – наверху у кого-то было оружие. Ее глаза широко раскрылись, пальцы на руках дернулись, скрючиваясь, как лапы хищной птицы.
– Наоми…
Она не откликнулась. Это было не ее имя. Ее звали не так.
Повернувшись, она дернула цепь – стена дрогнула, пошла трещинами. Вырвав крепление, она встала, распрямила плечи, запрокинула голову, уставившись в потолок. Сверху ходили люди – люди, хотящие сделать ей больно.
– Наоми…
Она опустила взгляд на Арена. Он смотрел на нее – цвет его глаз стал густым от ужаса, но там было и кое-что еще: надежда.
Он все еще надеялся, что она вернется к нему.
Она сделала шаг, склонилась – от него пахло чем-то родным, до боли знакомым. Чем-то, навевающим мысли о безопасности. Чем-то, что она очень любила.
Но разве это важно теперь?..
Ее рука с хищно изогнутыми когтями легла на его шею, сжала, чтобы не слышать. А он все еще звал ее, шепча пересохшими губами чужое имя, жадно глотая воздух в перерывах между отчаянным шепотом.
Пока окончательно не затих.
Глава 10
Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки,
В горах, покрытых дымкою тумана,
Не утомится взор!
И ты, как те цветы…
И любоваться я тобою не устану.
(Ки-Но Томонори)
В этот раз темнота не казалась старым другом, что протягивает руку помощи в трудный момент – она обратилась врагом, вязким и жадным болотом, утягивающим Арена на самое дно, лишая возможности кричать и дышать.
Но даже когда его рот наполнился теплой густой тьмой, когда в легкие хлынула черная тягучая жидкость, он все еще мог думать. Его мысли – пока что – принадлежали лишь ему. И Арен вспоминал: заразительный смех Наоми, ее удушливые тяжелые духи, остающиеся шлейфом на мягкой коже, сведенные к переносице брови Ринджи, рука брата на плече…
Сотни отрывков из его жизни, которые казались несущественными, но на самом деле несли в себе особую ценность. Простые, малозначимые вещи, за которые сейчас Арен был готов отдать что угодно, лишь бы пережить их вновь.
Знакомые лица мелькали в хаотичном круговороте воспоминаний, не давали закрыть глаза и безропотно уступить темноте, заставляли бороться. Напоминали, что ему есть ради чего сражаться – в мире, оказывается, было столько всего, ради чего хотелось жить.
Стиснув зубы, Арен вынудил себя сопротивляться малодушному желанию – его легкие горели, голова раскалывалась от боли, каждая мысль приносила острую, невыносимую ломоту в теле, – но он сделал последний рывок и вынырнул на поверхность.
Открыл глаза.
Вокруг было по-прежнему темно и пахло благовониями, но сама камера пустовала. Наоми ушла, выдернув с мясом железную дверь. Глядя на вывороченный металл, Арен отрешенно подумал, что не может представить ту, что способна на такую силу. В его голове все еще мелькал образ Наоми – темный шелк волос, алые губы, – дразнил, изводил и мучил, напоминая, что такой Наоми больше нет.
Есть другая – тэнгу. Чужая и далекая.
Та, о ком слагали легенды. Чудовище с крыльями из сотен тысяч перьев, каждое из которых было острее клинка. Непревзойденное в искусстве сражений существо, ходившее по земле до того, как люди возвели храмы – по рисовым полям, наполненным влагой, по темным, бесконечным лесам и топким болотам, где багульник пах перебродившим пряным вином.
С трудом Арен прислушался, игнорируя шум собственной крови и пульсацию в висках. В подвале царила вязкая тишина, разбавленная монотонным звоном разбивающихся о пол капель – где-то текла вода, и через этот ритмичный, въедливый звук слабо просачивалась песня, напеваемая мужским голосом.
Через секунду Игараси услышал и другое – стук тайко, сплетенный с пронзительными нотами бивы. Эта странная мелодия завораживала – и пугала тем, как органично в нее проникли женские крики боли.
Наоми, – даже не подумал, а почувствовал всем телом Арен.
Ей нужна была помощь. Его помощь.
Он поднялся, опираясь на влажную и холодную стенку, сделал несколько неуверенных шагов. Путь до лестницы показался ему неимоверно длинным, но, увидев крутые ступени, ведущие наверх – не меньше двух десятков, он понял, что самое трудное еще впереди.
Едва сдерживаясь, чтобы не опорожнить желудок от беспрестанной тошноты, вызванной ударом по голове, Арен упрямо преодолевал ступеньку за ступенькой. С каждым новым шагом крики и песня становились отчетливее и громче – это придавало ему сил, заставляя под напором ярости забыть о боли.
Пульсация в висках нашептывала ему: ты ей нужен, и он шел вперед.
Когда впереди замаячил оранжевый отблеск свечей, расставленных по периметру пустынного каменного зала, Арен остановился на мгновение, впитывая в себя новые запахи – крови и воска, а затем осторожно подкрался к приоткрытой двери.
Наоми – или то, что жило в ней – лежала на полу. Свернувшись в позе эмбриона, она поджимала колени к груди, безотрывно следя взглядом за Тоямой, который расхаживал вокруг нее с чрезвычайно вальяжным видом. Зубы Наоми были сцеплены так крепко, что Арен видел, как напряжена ее челюсть, но иногда тонкий крик или глухой стон все же просачивались меж сжатых губ. Темные глаза бывшей супруги были наполнены гневом, а черные волосы прилипли к влажной от пота и крови коже – все тело Наоми сотрясала крупная дрожь, которой она отчаянно сопротивлялась.
Борьба, которую она вела с чудовищем, залезшим внутрь ее реберной клетки, была очевидна не только Игараси, но и Тояме. Склонившись над своим экспериментом, он перестал напевать протяжную песню и утомленно сказал:
– Прекрати сопротивляться.
Наоми, смотрящая на него с болью и ненавистью, только крепче сжала зубы, но ее шрамы на спине – те самые, что Арен целовал сотни раз, прижимаясь губами к неровной и нежной коже, начали кровоточить сильнее.
– Это все равно бесполезно, – поведал Тояма с хитрой улыбкой. – Ты не сможешь долго сдерживать себя, как не могли многие до тебя. Каждый думал, что он особенный, что он выше убийств и крови, но каждый ошибался. Знаешь, почему я выбрал тебя? О, я сразу понял, что ты справишься. Ты была так похожа на одну девочку… Ее родители верили в то, что дочь, обретя могущество, станет их светом. Они были больны… Йоко была удачным экспериментом, пока не сбежала и не убила семейную пару, живущую на другой стороне горы Минобу, а после покончила с собой.
Арен стиснул зубы. Имя убийцы его родителей… Но истинный виновник сейчас продолжал говорить:
– Прими свою новую суть. Не противься.
На этот раз Наоми ответила – голос был глухим и сорванным от криков:
– Это не я.
– О, нет, моя дорогая, – рассмеялся Юкио. – Это как раз ты. Неверно считать, что твоим телом овладело чудовище.
Он с заговорщическим видом, так, будто сообщал великий секрет, прошептал ей:
– Нет никакого чудовища, есть только ты. Ритуал не призвал кого-то в твое тело, он изменил тебя. Как гусеница становится бабочкой, так и ты стала тэнгу.
– Ложь, – прорычала Наоми. – Мне не нужна чья-то кровь.
– Я не вру, моя дорогая, – с лукавой улыбкой покачал головой Тояма. – Ты была озлобленным, брошенным и одиноким ребенком, который постоянно подвергался боли физической и эмоциональной. Конечно, тебе нужна кровь. Ты хочешь утопить в ней весь мир.
И он снова запел. Наоми, притихшая после его слов, странно дернулась, а потом медленно закрыла глаза – пока ее веки опускались, Арен увидел, как последняя надежда покидает его жену, как на ее место приходит смирение и безысходность.
Он знал, что должен помешать этому – броситься вперед, в каменный зал, заполненный оранжевыми огоньками свечей и монотонной песней, но не смог пошевелиться. Остался стоять, наблюдая, как с телом Наоми творилось что-то страшное – и Арен очень надеялся, что она потеряла сознание, не чувствуя, как…
Прорастают острые, хищно загнутые когти, выталкивая человеческую ногтевую пластину. Лопается натянутая до предела кожа, выпуская наружу черные перья, скользкие и блестящие от крови. Заполняется золотом темная радужка, затапливая зрачок.
Песня неожиданно закончилась.
Арен с помертвевшим лицом всматривался в клубок перьев, лежащий на полу – крылья закрыли Наоми полностью. Она не двигалась, и к ней – скорчившейся, не издающей ни звука, было приковано внимание всех в зале.
Тояма сделал первый робкий шаг вперед. Неуверенно вгляделся, смешно вытянув шею вперед – в его движениях проскальзывали страх и любопытство.
Несколько мужчин, стоящих у дальней стены с музыкальными инструментами, вскрикнули, когда Наоми – то, что было ею когда-то – пошевелилось. Она поднялась, неустойчиво пошатываясь – за ее спиной распахнулись черные крылья, раскрылись с громким шорохом: на стены брызнули капли крови.
Тояма упал на колени.
– Получилось, – прошептал он благоговейно. – У меня получилось…
Арен не мог издать ни звука, словно у него отняли голос. Это… Она была прекрасной в своем несовершенстве – черты лица Наоми почти не изменились, но глаза цвета расплавленного золота и свирепость выдавали в ней хищницу.
Ее взгляд был пустым, рассредоточенным, когда она обвела им помещение. Тояма на коленях подполз к ней, собираясь то ли молить, то ли просить – на короткий миг Наоми посмотрела на него своими жуткими нечеловеческими глазами, будто узнала в нем того, кто виноват в ее боли. А потом неуловимым, быстрым движением рассекла ему горло когтями, подавшись вперед – и тут же оттолкнулась от земли. Крылья тяжело взмахнули, поднимая старую каменную пыль и задувая половину свечей.
В помещение вполз полумрак, оплетая тенями стены. Мужчины бросились врассыпную, с громкими криками, мешая друг другу – Арен расширенными глазами наблюдал, как первый бегущий почти достиг двери, но над ним распростерла крылья тень.
Через мгновение мужчины уже не было – он просто исчез, растворился в воздухе, чтобы после рухнуть мертвым телом откуда-то с высоты, с омерзительным звуком распластаться на полу прямо перед теми, кто бежал за ним к двери.
Дружные крики огласили помещение – в попытке спастись люди бросились в противоположную сторону. Кровь залила пол, ее багровые волны медленно подбирались к ногам Арена, поблескивая в свете уцелевших свечей. Громкое хлопанье крыльев заглушало чужие предсмертные вопли – в суматохе, царившей в зале, Игараси смог увидеть Изаму.
Он лежал в неестественной позе у дальней стены, словно бы его швырнули туда, как тряпичную куклу – его грудная клетка была разворочена, ребра белели в месиве из мяса и органов.
Инстинкт выживания твердил Арену бежать со всех ног, но упрямое сердце велело идти внутрь. Когда-то он предпочел голос разума голосу сердца – и жестоко поплатился за это.
Возможно, это будут последние шаги перед тем, как крылатое чудовище сломает ему шею. Крови было так много, что она хлюпала под подошвой его обуви, сочно хрустели обломки человеческих костей.
Наоми стояла в центре, разглядывая помещение – ее взгляд метался от пола до потолка, выискивая еще живых. Руки по локоть вымазаны алым, с кончиков перьев на крыльях капало красным. Когда она поняла, что никто из лежащих – никто – не уцелел, Наоми вдруг издала громкий, утробный крик, полный радости и ликования.
Он достиг ушей Арена, и его внутренности заледенели от ужаса. Игараси остановился, чувствуя, что физически не может идти дальше – и Наоми повернулась к нему, по-птичьи склонила голову набок, с любопытством рассматривая того, кто не бежал от нее, а шел к ней.
– Наоми, – спокойно, насколько это было возможным, позвал ее Арен. – Это я.
Она моргнула. Ее глаза оставались пустыми, лишенными человеческих эмоций – только неистовая кровожадность, первобытная ярость древнего существа, полного могущества.
– Ты меня помнишь? Ты меня…
Арен запнулся, с отчаянием глядя на нее.
– Любишь, – закончил он, пытаясь убедить в этом самого себя.
Но сам не верил, что это так.
В ее глазах отражалось ровным счетом ничего. Она его слушала, но не слышала. Не желала слышать свою будущую жертву.
И, хотя в глубине души Арен уже понимал, что этот момент наступит – он все равно оказался не готов к тому, с какой безжалостностью она вонзила когти ему в грудь. Острые кончики проткнули плоть с такой же легкостью, как и тонкую ткань рубашки, которая мгновенно начала пропитываться кровью.
Его пальцы обернулись вокруг хрупкого запястья, сжали, не давая когтям проникнуть внутрь и добраться до сердца. На лице Наоми промелькнула странная эмоция – нечто вроде удивления тому, что одна из жертв оказалась способной оказать сопротивление.
Она замерла, глядя на него – в золотистых глазах разгорался огонек интереса. Арен вспомнил, что некоторые из хищников предпочитают играть с добычей перед тем, как разорвать ее на куски.
Он был уверен в том, что Наоми уже давно могла бы убить его. Ее вторая рука свободно висела вдоль тела, массивные крылья не двигались. Но она чего-то ждала. Хотела продлить себе развлечение?..
– Наоми, – от боли Арен еле двигал губами. Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы не дать когтям вонзиться глубже. – Ты должна меня помнить. Пожалуйста, вернись ко мне.
Ее брови недовольно сдвинулись. Когти продвинулись еще на несколько ничтожных миллиметров вперед, приближая его смерть; лицо Наоми оставалось равнодушным.
Вернись ко мне, – беззвучно молил Арен. – Это все, чего я прошу.
Не в силах смотреть на обезображенное безразличием лицо той, кого любил, Арен опустил взгляд на собственную ладонь – единственное, что отделяло его от гибели. И увидел массивное кольцо – подарок Наоми, внутри которого хранился смертельный яд.
«Можешь отравить меня, если возникнет желание. Умирать обычной смертью я не хочу».
Желания не возникло. Возникла необходимость.
Он не мог допустить, чтобы это кровожадное чудовище, лишенное эмоций и приученное убивать, покинуло пределы храма и отправилось в город. Наоми сама бы не хотела этого.
Костяшки его пальцев побелели от напряжения, рука предательски подрагивала. Арен понимал, что долго не продержится – нужно было действовать быстро, пока еще есть время.
Он подумал о том, как ему жаль, что он не успел еще раз поговорить с братом. Или что не заставил Наоми говорить тогда – до развода. Бессмысленные сожаления о несовершённых делах.
Но кое о чем Арен не жалел. Он не жалел, что встретил Наоми, что прожил с ней пусть и короткую, но счастливую жизнь. Оглядываясь назад, Арен понимал, что был счастлив.
Ни одну женщину он не сможет полюбить так, как ее.
И, если она все же убьет его до того, как яд подействует, то это… Будет неплохим концом для них обоих.
Ей бы понравилось, будь она еще с ним.
Но Наоми больше не было.
– Ты хочешь получить мое сердце, да? – Арен усмехнулся. Его пальцы давно онемели от силы, с которой он сжимал ее запястье.
Наоми моргнула. Казалось, смысл его слов до нее не доходил. Но она почему-то внимательно прислушивалась к голосу Игараси.
– Оно всегда было твоим.
Он отпустил ее запястье. Чудовищная боль пронзила его грудь – в ту же секунду Арен снял кольцо, щелкнул миниатюрным замочком. Почувствовав неладное, Наоми внезапно отступила, выдернув рывком когти – от нового приступа боли Игараси едва не упал, – схватила его за руку, в которой он держал раскрытое кольцо.
Несколько секунд – долгих и изнурительных – они боролись молча: Арен пытался приблизить руку к ее лицу, а Наоми сжимала его предплечье, и Игараси чувствовал, как кости трещали под натиском ее хватки. Затем, издав пронзительный крик, Наоми схватила его за горло вместо того, чтобы отшвырнуть – словно его смерть была делом принципа для нее.
Перед глазами потемнело. Лицо Наоми расплывалось, сливаясь с черными крыльями у нее за спиной – это было последнее, что видел Арен перед смертью.
– До встречи в следующей жизни, – прохрипел он. Наоми всегда верила в глупую чушь вроде реинкарнации. – Рэн.
Ее звали Рэн. До того, как мать отвезла ее на гору к Тояме, до того, как ее тело изрезали ритуальным танто, превращая в монстра – ее звали Рэн.
Их имена были похожи. Услышав, как Аяме произнесла его, Арен удивился, каким знакомым и незнакомым оно было.
Он был рад сказать его хотя бы раз.
А потом тьма поглотила его без остатка.
