Лиля Ветрова
В капкане совершенства
– По записи видно, что мне стало плохо. Когда исследователь заметил это, были, кажется, произнесены слова «отравление» и «ошибка врача». Последнее, что я помню: я открыла глаза и, по-моему, даже схватила его за руку и попросила спасти меня, просто умоляла… Я умоляла спасти мне жизнь… Я говорю о подсудимом.
– Потерпевшая, Вы не упоминали об этом на предварительном следствии.
– Я знаю. Мне было тяжело собрать все детали… Но потом… все так отчетливо вдруг вернулось, я вспомнила, что думала о своей работе в те минуты, видела нуждающихся во мне, сколько могу еще сделать… В этом тяжело признаваться: я хотела спасения любой ценой и, наверное, склонила к этому исследователя.
Лялька прикрыла губы пальцами. Ханна беззастенчиво врала.
– Вас связывают с исследователем личные отношения?.. – задал вопрос прокурор.
– Нет. Мы виделись всего три раза: на предварительной беседе и два дня на испытаниях.
– Почему подсудимый не упоминал о Вашей просьбе в своих показаниях?
– Не знаю. Возможно, он счел это несущественным. Или забыл. Прошло уже много времени, а все произошло так быстро.
– Давал ли Вам подсудимый какие-либо препараты после случившегося?..
– Он делал мне инъекции глюкозы, так как меня тошнило и я не могла есть.
– Почему скорая помощь была вызвана только на следующий день?
– Я не врач, я не знаю. Видимо, в этом не было необходимости. На следующий день меня не стали госпитализировать, а в предыдущий я отлежалась в палате при лаборатории.
Артём понадеялся, что на лбу у него не выступит испарина. Ханна сочиняла для него целую историю, о чем ее никто не просил. О которой понятия не имел его адвокат, пытавшийся теперь скрыть от зрителей дикий взгляд, норовивший прорваться к потерпевшей и прекратить импровизацию, которая могла иметь самые непредсказуемые последствия.
– Заметили ли Вы циничное отношение исследователя к существующим социальным нормам? – продолжал прокурор.
– Не заметила. При эксперименте он был профессионален и сдержан, вел себя в высшей степени этично. Одобрял мою работу. Сказал, что такими делами нужно восхищаться.
– А после реанимации?
– Он был очень расстроен, но старался ободрить меня. Говорил, что, коль скоро я так быстро пришла в себя, у меня есть все шансы на выздоровление. Я просила его быть со мной рядом: мне было очень страшно. Говорят, это симптом отравления. Я настаивала. И он остался.
– Спасибо, потерпевшая…
– То есть Вы говорите, что Ваша работа впечатлила исследователя? – допрос продолжил адвокат.
– Она впечатляет всех. В себе я сумела реализовать все, чему нас учили еще со школы, – ответила Ханна.
– То есть Вы утверждаете, что в Вашем лице подсудимый спасал наши общественные устои?
Артём едва сдержался, чтобы не выкрикнуть: «Ты сейчас серьезно?!» Но он не мог не отметить, как быстро сориентировался Алекс.
– Возражаю! Вне компетенции потерпевшей, – оборвал прокурор.
– Возражение принято, – заявил судья.
Дальнейшее исследование доказательств превращалось в гирлянды фраз.
– …Результаты экспертизы свидетельствуют о научной безосновательности применения таких методов, как выпускание крови с помощью режущего предмета, для этого не предназначенного.
– Результаты экспертизы, проведенной по ходатайству стороны защиты, говорят о недостаточной исследованности вопросов реанимации при криминальных отравлениях и отсутствии адекватного алгоритма действий, закрепленного формально. Статистика подтверждает, что при сопоставимой дозировке отравляющего вещества и последующем введении адреналина 96% жертв в себя уже не приходило, а 4% умирало в течение недели…
– Возражаю! Статистика дана по бо́льшим дозам!..
– Прошу суд учесть, что у пациентки гиперчувствительность к отравляющим веществам…
– Сторона обвинения ходатайствует о вызове еще одного свидетеля – заместителя администратора корпорации «Новый мир».
В этот день Лялька, старавшаяся по мере приближения окончания процесса не пропускать заседаний суда, узрела своего бывшего, вошедшего в зал без особого настроения.
– Пауль Кёрнер… 34 года. Замадминистратора компании «Новый мир».
– Поясните суду, почему следователи не смогли произвести выемку всех доз экспериментального препарата во время обыска лаборатории, – взглянул прокурор.
– В компании существует внутренняя процедура, утвержденная на основании Рекомендации Совета по лекарственным средствам при Всемирной организации здравоохранения: если экспериментальный препарат оказался опасным, его уничтожают, оставив достаточное количество для проведения исследований криминалистами, – произнес Пауль хмуро. Он оставил за кадром, что ему позвонила Лейла и попросила ускорить процесс. В тот момент он все еще был в долгу перед Артёмом и Сашей, которые в свое время прикрывали его алкогольные подвиги. – В данном случае было возбуждено уголовное дело: девушке стало плохо во время исследований, и мы приняли соответствующее решение. Главный администратор и все замы проголосовали единогласно на следующее же утро.
– Разве ей сделалось плохо от препаратов, а не от яда для эксперимента?
– Мы не ученые, а управленцы. Ясно, что она пострадала в процессе испытания этих самых препаратов. Это почти точная формулировка из нашей Инструкции… Я предоставил ее заверенную копию в материалы дела.
– Как же тогда следствие должно было установить факт недостачи, если препаратов уже не было физически?
– Для этого есть журнал регистрации их расхода и прихода, – пожал плечами Пауль.
– Вы признаете, что реальный расход может не соответствовать записям?..
– Откуда мне знать?.. Теоретически все может быть.
– Возражаю! Сторона обвинения лишь показывает, что следователи не пожелали вовремя выполнять свою работу! – вмешался защитник. – Ваша честь, разрешите задать свидетелю вопрос!
– Разрешаю, – ответил судья.
– Господин Кёрнер, скажите нам, была ли у следователей возможность провести выемку всех препаратов в вечер ареста?
– Конечно. Мы никогда в таком не препятствуем.
– Больше нет вопросов.
– Сторона обвинения подвергает сомнению, что испытуемая могла столь скоро прийти в себя после нетрадиционной реанимации без применения дополнительных лекарственных средств… – продолжил прокурор.
– Государственный обвинитель решил прибегнуть к теориям заговора за отсутствием доказательств?.. Прошу суд обратить внимание присяжных на то, что в материалах дела нет данных о недостаче препаратов.
– На тебя все работают, – сказал Бьорн жене.
– Потому что у меня валькирия внутри. И еще викинг снаружи. Все меня боятся, – отозвалась Ляля.
– К порядку в зале! Соблюдайте тишину! Суд напоминает сторонам о необходимости ссылаться только на исследованные в судебном заседании доказательства! Присяжные не должны учитывать никакие теории заговора и домыслы! – поставил точку судья. – Свидетель, можете занять место в зале суда.
– Я прошу суд разрешить мне удалиться, поскольку мое присутствие необходимо на работе, – попросил Пауль.
– Разрешаю. В случае необходимости свидетель может быть вызван повторно.
Пауль покинул зал, глядя перед собой, и Лялька подумала, что, наверное, нескоро его снова увидит.
По логике, прокурор должен был отказаться от части обвинений, что существенно бы улучшило участь Артёма. Но государственный обвинитель с таким решением не спешил.
Глава 20
Наступили выходные. Бьорн ходил по дому задумчивый. После нескольких попыток завести разговор Лялька сдалась. Она закончила раскладывать в шкафу детские вещи и первые игрушки и размышляла, не пора ли застелить маленькую кроватку. Ее живот напоминал о скором рождении стуком ручек и ножек.
– Какой фильм посмотрим? – спросила Ляля супруга.
И когда тот ответил, что сегодня должен поработать, а ужинать ему не хочется, все внутри нее забило тревогу.
Бьорн скользнул под одеяло за полночь и вдруг услышал, что жена его плачет. Подумав, что это очередной приступ предродовой паники, он попытался успокоить ее: все бумаги для присутствия его в коридоре родильного отделения были подписаны.
Но Лялю сейчас это волновало менее всего. Она повернулась и начала расспрашивать мужа с упорством орехоколки. Оказалось, его уход в себя не остался незамеченным.
– Что случилось, скажи мне?..
Напрасно он уверял ее, что все в порядке.
– Дело в Артёме?.. Я слишком погрузилась в процесс?.. Я уделяю тебе мало внимания?.. Ты снова ревнуешь к нему?..
Что бы он ни говорил, как бы ни отрицал, это лишь усугубляло ситуацию. Лялька уже называла себя отвратительной женой и каялась во всех совершенных и мнимых грехах. Бьорн начал думать, что сейчас свихнется, и тут прозвучало роковое:
– Тогда причина в Пауле?.. Я так и знала.
На этот раз молчание Бьорна обличило все его чувства.
– Ты уже спрашивал, люблю ли я его еще, и я ответила, что нет! И очень давно!..
– Да, я знаю, – сказал он. – Просто увидеть его снова в одной с тобой комнате… Вы ведь были очень горячей парой, об этом знали все в «Новом мире».
– Я не могу отменить того, что была замужем. Да и ты не всегда жил один до встречи со мной.
– Но я ни к кому еще не испытывал таких чувств, как к тебе. А у тебя уже была любовь, с которой трудно конкурировать.
– Фрустрация!.. Конкурировать?! Ты правда думаешь, что конкурируешь с ним?..
– Ни о чем я не думаю! Просто с некоторыми вещами трудно смириться. Например, с тем, что ты звонишь ему среди ночи и начинаешь кричать про ваш брак.
– Да я бы что угодно прокричала, лишь бы он уничтожил эти препараты!..
– Ляля, хватит, – у Бьорна кончились силы. Он почти жалел, что не выбрал в спутницы жизни меланхоличную барышню, которая не увлекалась бы следственными действиями в области его эмоций. – Все уже прошло. Давай просто спать, я чертовски устал.
Лейла замолчала. Бьорн понял, что ее обидел его тон. Им обоим надо было остыть…
Сон начал его смаривать, однако голос Ляльки спугнул расслабляющую негу:
– Я пойму, если ты не сможешь с этим жить. Я готова уйти прямо сейчас.
– С ума сошла?!.. – Бьорн аж привскочил. – Куда ты собралась?!..
– Ты сам говоришь, что не можешь смириться с моим предыдущим браком!
– Не говорил я такого! Боже мой, Ляля! Я не хочу с тобой расставаться! Я даже не думал об этом! Да, меня расстроило появление этой жабы, сам не знаю, почему так сильно! Фрустрация, всегда терпеть его не мог! Он даже имени моего не знал! В отдел приходил, как к себе домой!.. Держался запанибрата, а пафоса вечно сколько!.. Господи, никогда не думал, что на нас все это свалится! Ты вот-вот родишь и не можешь принять обезболивающее! Нашему лучшему другу грозит несправедливый срок! Новая работа, на которой до моего прихода будто не сервера, а каменные алтари стояли!.. И тут еще и этот является… Как нарочно!
Бьорн взялся за голову. Лялька обняла его: расстройство ее как рукой сняло. Она поняла, насколько муж переживает из-за происходящего. Кроме того, раньше он никогда не давал оценок ее бывшему.
– Ты правда считаешь, что Артём – наш общий друг?.. – спросила Ляля.
– А по мне не видно?
– Еще как видно. Не знала, что бывают столь совестливые люди, как ты.
– Во всяком случае, все тяжелые мысли уже улетучились, – вернулся к прежней теме Бьорн. – Я решил, что имею на тебя гораздо больше прав, чем Пауль.
– В самом деле?.. Я, по-твоему, имущество?..
– Нет. Если только набор два в одном. Ну, не сердись на меня.
– Куда уж там!.. Представляешь сердитый набор?.. Странная, должно быть, вещь… – протянула Лялька.
– Иди сюда, давай поспим в обнимку.
– Хорошо. Но подожди секунду, заткну уши поплотнее.
После запланированного визита к врачу, который заверил, что все идет хорошо, и сказал, что организм готовится к родам, Лейла была слегка смущена. Сегодня было ровно 37 недель беременности. Неужели так скоро?..
В личном компьютере ее ждал еще один сюрприз: с официальной почты прокуратуры прилетела повестка о вызове в качестве свидетеля. Ляля твердо решила промолчать о словах врача и немедленно написала адвокату.
– Лейла Юргенсон, 34 года… Три высших. Замужем. Беременная, как видите.
– Защита еще раз заявляет возражение против допроса данной свидетельницы, – Алекс встал перед судьей. – Она не имеет никакого отношения к указанному делу.
– Сторона обвинения просит разрешить допрос свидетельницы, так как она может предоставить косвенные доказательства незаконного использования подсудимым экспериментальных препаратов.
– Ой, она их ела или делала?.. – съязвил защитник, и судья тут же оштрафовал его за неуважение к суду.
Перед заседанием Лейла выслушивала юридические и не совсем напутствия Алекса Фишера.
– Ты будешь приносить присягу перед Богом и судом. Ты поклянешься говорить правду. Есть статья о лжесвидетельстве, максимальное наказание по ней – пять лет лишения свободы. За Бога я не отвечаю. А перед судом я как адвокат советую тебе говорить правду. Ты меня поняла?
– Да. Ту правду, что мой друг ничего плохого не делал.
– Ты предупреждена, Лейла. Если найдутся доказательства, опровергающие твои слова, помни: до пяти лет в тюрьме.
Ее муж слышал все своими ушами.
– Пять лет, Бьорн. Свидетельствует твоя беременная жена. Ты все понимаешь?..
– Я понимаю. Но наша благодарность не будет липовой.
Лейла и бровью не повела: она продолжала понемногу принимать таблетки и, если бы запасы закончились, готова была принять участие в их изготовлении. В меру своих способностей.
Бьорн сегодня не смог уйти с работы, и ее некому было проводить до суда и поддерживать во время показаний. Но девочка внутри придавала ей морального веса.
– Разрешаю, – сказал судья. – Но только по существу.
– Госпожа Юргенсон, Вы были с подсудимым коллегами? – произнес прокурор.
– Были коллегами и остаемся близкими друзьями.
– Вы подверглись криминальному отравлению примерно год назад?
– Это так.
– После этого Вы подружились с подсудимым?..
– Нет. Он и до этого любил мне пожаловаться, когда его обижали девушки… – Лялька улыбнулась и взглянула на присяжных, но тут же пожалела об этом. Как страшно было сморозить что-то не то. Но она доверилась интуиции.
– Он сказал, что его словно судят твои мужья, – передал адвокат слова Артёма.
Лялька еще раз разглядела всю скамью присяжных и убедилась, что мужчины на ней и вправду поразительно смахивают на Бьорна. Женщины же выглядят завзятыми интеллектуалками: все в очках, с гладко зачесанными волосами.
– А мой муж его не судит, – ответила она.
– Вас с подсудимым связывали интимные отношения? – спросил прокурор.
– Мы друзья. У нас были только долгие разговоры.
– Правда ли, что Вы резко пошли на поправку после таких разговоров, вопреки прогнозам врачей, которые говорили, что Вы с большой долей вероятности не вернетесь на работу и не сможете вести полноценную жизнь?..
– Возражаю! Свидетельница не обязана извиняться за хорошее здоровье… – встрял защитник.
– Нет, я отвечу, Ваша честь!.. – Лялька ощетинилась. – Да, врачи списали меня, как списывают ношеную футболку! Я чувствовала себя потерянной, когда Артём пришел меня поддержать. И знаете что? Оказывается, человеческое тепло и общение помогают выздоравливать гораздо больше, чем изоляция от всего мира, который морщит нос, когда тебя тошнит!..
– Достаточно подробностей, свидетельница… – попросил судья.
– Почему?.. Не хотите…
– Я сказал: достаточно!.. – пригрозил он своим авторитетом.
– Вы утверждаете, что подсудимый не давал Вам никаких неразрешенных препаратов? – надавил прокурор.
– А кофе Вы еще не запретили?..
Ляльку оштрафовали, но тут снова вмешался Алекс, попросив учесть ее неустойчивое психологическое состояние по причине беременности и криминального отравления в анамнезе.
Судья отменил штраф, ограничившись легким внушением, а также припомнив свою собственную супругу. Перед ней ему стоило извиниться: она-то, выходит, еще вела себя как ангел, когда вынашивала его маленькую копию. Судья отвлекся и чуть было не отпустил Ляльку в зал, но тут обвинитель потребовал прямого ответа на свой вопрос.
– Подсудимый никогда не давал мне никаких препаратов, кроме доставленных из аптеки в запечатанной упаковке, – отрезала она.
– Свидетельница, Вы замужем лишь последние четыре месяца? – спросил прокурор.
– Примерно.
– А срок Вашей беременности?
– Пошел девятый месяц. Говорят, такое бывает.
– До этого в разводе?
– Да.
– Детей от первого брака нет?
– Нет.
– Ваш первый муж – Пауль Кёрнер, заместитель администратора компании «Новый мир», который участвовал в принятии решения об уничтожении экспериментальных препаратов, задействованных в испытаниях подсудимого – Вашего близкого друга? Не видите ли Вы здесь связи?
– Наверное, мой бывший все еще любит меня и моих близких друзей и соблюдает инструкции, утвержденные ВОЗ, чтобы доказать это. Кстати, мой нынешний муж тоже раньше работал в этой компании, странно, правда?..
– Свидетельница, я оштрафую Вас в самом деле, невзирая на Ваше… положение, – судью стало это утомлять.
– Ваша честь, теории заговора… – адвокат закатил глаза.
– Государственный обвинитель, у Вас есть что-то по сути? – посмотрел на него судья.
– Сторона обвинения хочет показать присяжным, что свидетельница плюет на социальные нормы, так же как и ее друг подсудимый. Циничная составляющая…
– Присяжные уже поняли Вашу единственную мысль, – закончил адвокат.
– У Вас все, обвинитель? Вопросы у защитника есть?
– Лейла, Вы так отвечаете, потому что Вас оскорбили попытки влезть в Вашу личную жизнь? – вопросил адвокат.
– Возражаю, наводящий… – прокурор попытался остановить допрос, но Лялька уже ответила утвердительно.
– Я просто хочу спокойно родить ребенка и воспитать его. И да, я немало проплакала, что с предыдущим мужем мне этого сделать не удалось, отчего он и развелся со мной без предварительного уведомления.
Она увидела, что присяжные внимательно смотрят на нее.
– Спасибо, свидетельница, займите свое место в зале суда, – сказал судья.
Адвокат запросил о решении процессуального вопроса в отсутствие присяжных.
– Я заявляю повторное ходатайство о приобщении к делу результатов обыска квартиры подсудимого, которые были отозваны стороной обвинения из доказательств, поскольку указывают лишь на то, что подсудимый не держал у себя дома подпольную лабораторию, – выступил Алекс.
– Основание?.. – спросил судья.
– Обвинение само начало упирать на факты биографии подсудимого. Пусть присяжные видят всю картину.
– Разрешаю. И больше никаких фигур из прошлого. Перерыв на полчаса.
После паузы прокурор, как и предполагалось ранее, снял часть обвинений. Лялька возликовала и почти тут же почувствовала, как заныл живот.
Через две недели планировалось заключительное заседание суда, на котором должны были быть произнесены речи прокурора и защитника. После него присяжные удалятся выносить вердикт.
Лялька всю ночь ворочалась, отчего Бьорн периодически просыпался.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Может быть, сходить завтра к врачу?
– Все в порядке, просто немного переживаю. Совсем чуть-чуть. Ольга больно пинается, – Лейла впервые назвала дочь вслух по имени.
– Может, все-таки останешься завтра дома? Я никак не смогу с тобой быть.
– Не волнуйся, я буду беречь себя. Обещаю принять любое решение суда… ой… как же больно, а… – Ляля переждала секунды страданий. – Ради нашей дочери.
Бьорну снилось, что он сидит за рулем автомобиля и пытается вырулить с парковки, но ему это никак не удается. И куда делась умная система управления?.. Он открыл глаза. На часах было семь утра. Лялька, вся сжавшись, лежала на диване.
– Лейла, что?! – перепугался он.
– Все в порядке… Болезненные шевеления. Сейчас пройдет… Пойду одеваться.
Через несколько минут, ушедшая в ванну жена приковыляла обратно в гостиную с выражением нечеловеческой боли на лице.
– Бьорн, это схватки. Вези меня в больницу.
– Таким образом, мы видим, что подсудимый, исследователь-химик, лишь использовал свои знания. Не для того, чтобы попрать социальные устои, как это тщетно пыталось показать обвинение, а чтобы спасти того, кто является оплотом этих устоев. Молодую сильную девушку, чувства и переживания которой настолько тронули его, что он готов был остаться рядом, рискуя, что его обвинят еще и в том, чего он никогда и не думал совершать…
– Циничная составляющая налицо! Человек, называющий себя ученым, находился во власти фантастических домыслов, полагая, что врач рядом не способен помочь потерпевшей. И это при современном уровне медицины!.. Пещерные методы введут наше общество обратно в состояние хаоса, когда каждый решает, что, по его мнению, лучше…
Все затихло внутри и снаружи Артёма, когда он встал для произнесения последнего слова.
– Ваша честь, уважаемые присяжные… Ханна.
– Бьорн, я сейчас умру!..
– Не смей!.. Ты не оставишь меня одного! Ей нельзя обезболивающее: у нее было криминальное отравление! – в сотый раз предупредил он врачей.
– Боже, первый раз слышу, чтобы с таким рожали, – удивилась немолодая акушерка.
– Ставьте капельницу со спазмолитиками. Муж, выйдите из палаты, – велел врач.
Ляля вцепилась в руку супруга, готовая похоже оторвать ее, лишь бы оставить у себя.
– Лейла, я буду в коридоре!
– Если ты уйдешь, я с тобой разведусь! – визжала Лялька. – Я убью тебя!.. Боже, прости мне все мои грехи…
Медицинская бригада, похоже, ошалела от вида столь диких мук, испытывая которые, раньше рожали все женщины, а теперь же – никто.
– Господи, помилуй меня, дуру… и прости за все… За всю мою критику… Ай… Господи, Господи-и-и… – она брала паузу на время очередной схватки, а потом начинала снова молиться в голос. В эти мгновения она успела простить всех, кто ей чем-то насолил. – Я больше никогда… Обещаю…
– Я не оставлю ее! – воскликнул Бьорн.
– Это неэтично! Выйдите немедленно!.. – накричала акушерка.
– Я уже видел всю эту неэтичность, я – отец ее ребенка!.. Будете спорить со мной или уже начнете оказывать помощь?..
– Встаньте у стены сзади. И наденьте халат, – врач не понял, угрожают ему или нет, да и времени не было. Роды оказались стремительными.
– Я не подозревал, что попаду в такую ситуацию. И я прошу прощения, но только за то, что не мог спасти Ханну не шокирующими всех путями. Был ли я впечатлен ее работой?.. Да, я увидел перед собой в первый же раз лучшее, что могло породить наше общество. «Небожительница», – так подумал я и сказал об этом своему коллеге Александру. Но она на самом деле человек из плоти и крови, как все мы. Стал бы я спасать так отчаянно кого-то, кто не впечатлил бы меня так, как Ханна? Я об этом думал и не смог найти ответ. Я спасал человека. Состоим ли мы из заслуг, красоты, молодости, интеллекта, пользы для общества? Ведь это не совсем так. Передо мной была женщина. И спасти по-другому я ее не мог. Я знал это. Знал, что реанимационные препараты ее убьют. Если не сразу, то через короткое время. Мне было мало этого времени для нее. Надо было быстро выпустить кровь, в которую проникла отрава, а сделать это мог только нож. Под рукой даже не было скальпеля, только лезвие для поделок. Разлагает ли это наше общество? Это вам решать, уважаемые присяжные. У меня все.
– Лейла родила час назад, – сообщил адвокат Артёму, заходя в комнату, где тот ожидал вердикта присяжных. – Девочку Ольгу.
– Здорова?..
– Полностью.
– А Ляля?
– Пришла в себя. То клянется Бьорну в любви, то ругается на него за то, что он с ней все это сделал. Но он пишет с кучей интерактивных смайликов, так что… – адвокат улыбнулся, доказывая, что юристы тоже люди. – Артём, нам нужно в зал суда. Вынесли вердикт.
– Старшина присяжных, огласите, пожалуйста, ваше решение. Напоминаю, что присяжные могут его не мотивировать. Оправдательный вердикт отменен быть не может.
– Да, Ваша честь, но мы бы хотели озвучить свои мотивы, – старшина больше всех смахивал на Бьорна, и Артём испытывал от этого смешанные чувства. Сейчас же сердце и вовсе провалилось в пятки. – Признать подсудимого невиновным по всем предъявленным обвинениям. Признать право на реабилитацию2 со стороны государства. Мы, присяжные, считаем, что это дело вообще не должно было доходить до суда. Как ни пыталась потерпевшая показать, что она исключительная и вернется к своей важнейшей работе, мы полагаем, что цивилизованного общества не будет там, где называют циничным спасение человеческой жизни, независимо от заслуг и социального положения. А также заставляют спасшего такую жизнь пережить унижение допросами и следственным изолятором. При этом изобличающие, так сказать, показания дает тот, кто стал причиной подобных экстраординарных действий. Общество, которое так поступает, превратится в стадо баранов, бредущих за первым попавшимся аферистом. Спасибо.
Освобожденный в зале суда Артём обнимался с адвокатом, отстранялся от журналистов, просил не трогать его, слушал обрывки речи прокурора, который говорил на камеру, что «общество в целом может быть не согласно с мнением присяжных, и повторение подобных деяний недопустимо».
Он получил видеопоздравление от Ляли, Бьорна и новорожденной Ольги, которое они умудрились записать почти молниеносно, несмотря на пережитое. Хуже всех выглядел Бьорн, не успевший никому рассказать, на что ему пришлось сегодня пойти. Но Артём не мог этого заметить. Он хотел бы сейчас найти Ханну, но нигде ее не видел.
Он слишком устал…
Артём бросил ключ от квартиры на тумбочку и разулся. В прихожей был беспорядок. Он вспомнил, что у него производили обыск. Везде побывали чужие ноги и руки, но квартира по-прежнему принадлежала ему. Он вошел в комнату, начал стягивать с себя свитер, поднял глаза и тут увидел ее.
Артём замер.
– Прости, что я так нагрянула… Ляля дала мне ключ. Я не могла встретить тебя у дверей суда: это было бы неуместно.
– У Ляли родилась девочка. Здоровы обе, – Артём ничего более не нашел, кроме как поделиться важной новостью.
– Она – молодец. Ты удивлен мне?
– Я… даже не знаю…
– Я могу тебя обнять?.. – Ханна уже обнимала его, а он не препятствовал. – Артём, ты получил письмо? Ты понял, что оно от меня?
– Да… Ханна, я… Я был так… тронут… Что ты…
– Артём, я люблю тебя. Я хочу жить с тобой, хочу иметь от тебя детей. Я бы вышла за тебя и в тюрьме и виделась бы с тобой всю жизнь только на свиданиях. Ты единственный для меня. Знаешь, все это может шокировать, но я должна сказать это. Жизнь идет по накатанной, и ты делаешь все, потому что так надо. И даже добровольцем идешь на испытания препарата и думаешь, что все будет хорошо, потому что все всегда хорошо. И люди вокруг такие же одинаковые, как проходящие дни. Но вот он ты, который не похож ни на кого, и я уже не та, что была раньше, и изменилась навсегда…
– Ханся, так получилось, что я помог тебе, и это могло вызвать сильное чувство. Кто я по сравнению с тобой, небожительницей? Боже, я даже прикоснуться к тебе боюсь до сих пор. Ты мне не обязана ничем, я хочу, чтоб ты знала: это был мой выбор.
– Но я тебе сказала, а ты мне еще нет: любишь ли ты́ меня?
– Конечно люблю… С первого взгляда… Ты – чудо, которое я увидел наяву. Ты идеальна, я и мечтать не мог… Но я не знаю, как и с чего теперь начать… И как быть… Я словно заморожен… Я не могу нормально говорить, строить отношения, я забыл, как и что нужно делать.
– Может быть, начнем с поцелуя?..
Она приблизила лицо и нежно припала к губам. Вспомнив, что все-таки необходимо, Артём едва мог оторваться от нее.
– Ханся, – прошептал он, – я так тебя люблю… Возможно, нам… следовало бы увидеться позже. Просто я… как я говорю чудно́… но я не смогу сейчас ограничиться поцелуем с тобой… Понимаешь?..
– Но я тоже этого хочу, – она не стеснялась смотреть в глаза.
– Ты уверенна?..
– Ни в чем более не была…
Он объял ее руками, помедлил, но вот еще один поцелуй, и для них начался новый отсчет, где день и ночь не различимы друг от друга, потому что шторы остаются задернутыми.
