Лика Мираж
В плену их желаний
Глава 5. Свадьба во время чумы
– Ээ, Жан? – Ханна смеётся по-дурацки, будто вконец чокнулась. – Или не будто.
– Что? – Фрэнк кривится, явно находясь на последней стадии, когда ещё может сохранять терпение.
– Да, ничего, – Ханна валится на кровать и глядит на них вверх тормашками снизу вверх.
– У вас тут что-то странное стало происходить с тех пор, как меня не стало? – Жан усмехается легко и чисто, как обычно. Он здесь словно произведение искусства, и каждый сантиметр комнаты, впитавшей в себя столько же стонов, сколько разных жидкостей, кажется пошлым и ущербным, включая и Фрэнка, и Ханну – тоже. – Ну, я имел в виду, с тех пор как перестал быть вашим премиум клиентом.
– Да, поняли мы, поняли, а разве ж ты перестал? – в него впиваются её ехидные оранжевые глаза.
Жан опускает взгляд в пол, легко и светло улыбается. Один из лордов города… Ханну всегда удивляло его умение держать себя и отсутствие стеснения перед теми, у кого он заказывает услуги, какими бы странными они ни были. В этом не чувствуется и откровенного превосходства, но это даже обиднее. Между ними настолько большая про́пасть, что отношения Жана к Ханне, Фрэнку, девочкам на входе, охранникам схоже с дружелюбием к животным. По большому счёту, плевать что они думают, вряд ли они в принципе это могут, но они милые, приносят удовольствие, дайте-ка, почищу за ушком да оставлю чаевых.
– Я женюсь на Агнии, – провозглашает Жан, наконец, и у Ханны куда-то в ложбинку падает челюсть. Заинтригованная, глядя на клиента (бывшего клиента?) поблескивающим взглядом, она принимает облик рыжей толстушки.
– Посмотри, какие формы! Дама твоя отощала, ты не заметил, разве?
Он качает головой:
– Я люблю её.
Ханна присвистывает. Вот повезло той девчонке, такого отхватить! А всё благодаря кому?! Ради чьего злорадства, собственно, затевалось?
– Ты мне скажи лучше, как ты её нашла, у меня то уж ресурсов побольше и тем не менее…
Ханна машет на него рукой.
– А, просто её родственница здесь работала недолго, рассказывала историю её похудения, внешность описала, и то, что она путешествовала всё это время, а теперь вернулась. Я выйти не могу, но почту-то никто не отменял. Связалась.
– Надо же, – он хватается за сердце, прям лирический герой, посмотрите-ка. – Я у тебя в долгу, милая Ханна. И пытаюсь подбить Фрэнка на кое-что…
– М?
– Хочу устроить здесь свадебную церемонию.
– А? – не понимает Ханна. – Что?
С лёгким, будто неуверенным смехом, мол вроде-как-звучит-смешно-но-мало-ли-может-ты-сошёл-с-ума-нахрен-а-это-очень-печально, Ханна поднимается, всё ещё в своих весёлых телесах на кровати, встаёт на носочек одной ноги, другую вытянув в сторону и схватившись за пятку пухлыми пальцами.
– Хочешь устроить свадьбу в борделе? А, может, посмотришь лучше, какая я умница-красавица? Ты… – она всхлипывает, а затем снова ухмыляется, подтягивая кожу со всех своих подбородков выше, – не понимаешь, что разбиваешь мне сердце, наглец? Я, вроде как, очень любила садиться тебе на лицо, так чего ж? Хочешь меня окончательно растоптать? Чтобы я наблюдала, как ты ведёшь под венец другую? Когда я и без того вынуждена была столько времени притворяться ею? Дядь Фрэнк, дай этому сумасшедшему воды и вышвырни его к чёртовой матери!
Жан тепло смеётся, наблюдая за её ужимками, словно за шалостями несмышлёного ребёнка.
Фрэнк же кривится:
– Хватит устраивать тут клоунаду, дело серьёзное!
– Да, – подхватывает Ханна и с грохотом спрыгивает на пол, чтобы, виляя бёдрами, обойти Жана круго́м, – да, а я о чём говорю! Такого клиента теряем, жесть! Ты был моим любимчиком, малы-ы-ыш!
– Я знаю, – он ухмыляется.
– Так посмотри на меня, о мой лорд, как в той легенде, бросаешь простую девицу снова? – она играется огромными грудями. – Разве не помнишь, как нам было хорошо вместе, о, котёнок моей души!
Фрэнк уже тянется к ней, чтобы дёрнуть за огненные космы, но деловито прохаживающийся до кровати Жан сбивает его.
– Я знаю, что приносил вам неплохую прибыль, и что заслужил ваше доверие…
Его снова обрывает Ханна, что хватается за сердце:
– Блин, стоп, хочу обострить внимание на этом моменте, это же так мило, Фрэнк, ну, Фрэнк, не будь букой, глянь. Наш лорд ведёт себя, как свой парень.
– И мне очень приятно быть своим, ты подарила мне много приятных моментов и спасла от худшего. Я уже не говорю про твою последнюю заслугу, моя милая Ханни. Ты знаешь мою историю. Я смалодушничал в молодости, постеснялся своей избранницы, да и решил заключить брак более выгодной с финансовой точки зрения. Теперь же мне плевать на то, что подумают другие, и этой свадьбой я хочу доказать это всему городу, а главное – Агнии. Это будет моё извинение. Не собираюсь ничего приукрашать. К тому же, – он не удерживается он усмешки, – я настолько богат, что любая чудаковатость не ударит по репутации. Организуем банкет, развратные развлечения для гостей. Я заплачу столько, сколько потратил бы здесь в принципе, если бы Ханна не вмешалась. И привлеку этим событием к вам новых клиентов. Это встряхнёт город и будет щедрым выражением моей признательности. Что думаете?
– Оу, – улыбается Ханна, – ну, раз всё так, то я только за. Давно у нас не было больших праздников. У меня, кстати, день рождения скоро, может, на него?
Жан улыбается:
– А что хорошая мысль.
Фрэнк напряжённо всё обдумывает, с каждым мгновением становясь всё мрачнее. Ему не нравится то, что Ханна так по-дружески общается с тем, в чьих силах спутать ему карты. С другой стороны, может ли эта дурочка стать для него костью в горле?
Вряд ли.
Но – всегда можно перестраховаться.
На этой мысли он успокаивается и договаривается с Жаном о некоторых деталях, больше для того, чтобы дать ему так необходимое подобным ему людям восхищение/одобрение/воодушевление, и поклониться ему в ноги, в благодарность за столько невиданную щедрость, богатую фантазию, острый ум и… что там ещё есть у власть имущих?
Когда Жан уходит, Ханна забирается под одеяло, высунув оттуда лишь вздёрнутый носик, уже в обычном своём облике.
– Это был другой хамелеон, не так ли? Больше он не сможет сюда попасть, а ты… Должна передать мне ваш разговор в деталях!
И Ханна так и делает, правда, упустив пару моментов, например, о поцелуе или о том, каким горячим Алекс показался ей на пару мгновений.
– Девочка моя, это как раз то, о чём я тебе и говорил… – Фрэнк садится на край кровати. – Внешний мир хочет воспользоваться тобой. Хочет сделать из тебя наёмную убийцу! Это отвратительно. Особенно, учитывая, что вся твоя суть заточена под то, чтобы дарить любовь.
Он плюётся, будто и правда зол и даже оскорблён, а затем переводит на Ханну потемневший взгляд:
– Насчёт моего правила… Я передумал. Хочу, чтобы ты обслуживала меня. Это будет твоей платой за все расходы в то время, пока ты не будешь брать новых клиентов. И Лисоньку я оставлю при тебе.
Ханна перекатывает металлические шарики языком во рту, разглядывая Фрэнка, и усмехается.
– А это мне нравится, – тянет она, – любопытно.
Фрэнк скорее стареющий, чем в расцвете сил. Волосы с проседью, грузность тела, да и заторможенность мысли, судя по его иногда полностью отсутствующему взгляду. Не слишком привлекательный, но и не отвратительный.
У Ханны были мужчины и похуже, если говорить откровенно.
Любопытным происходящее делает как раз то, что Фрэнк всегда избегал подобного рода отношений с подчинёнными девочками.
То ли потому что у него хватало на это ума, то ли из-за погибшей жены.
А запретный плод сладок. Так что воображать горячий секс с хозяином – просто особенность подобной работы, излюбленная тема в дымных и сладких разговорах шлюх в перерывах между членами.
Ханна на мгновение отвлекается, представляя, как будет в подробностях описывать всё подружкам.
Ей же обзавидуются, право слово!
Смущает лишь то, что он практически её вырастил, хотя она не была ребёнком, когда попала сюда.
Но было это давненько, воды много утекло.
Ханна вздыхает, выбираясь из-под одеяла.
– Какую форму принять, хозяин?
Она много лет не ступала за порог «Магнолии» из-за сделки с Фрэнком.
Он сказал, что среди людей такой как она быть слишком опасно, и объяснил как-то вроде: «я буду тебя использовать, да, но ведь подобным ты бы занимался и без меня, а я хотя бы никогда не причиню тебе зла».
Честно, прозрачно, разумно.
И вот, всё как он обещал: она цела и ни о чём не жалеет.
Или?..
Ханна принимает облик одной певички, которая уже давно умерла, но гастроли её Френк помнит по сей день. Не странный выбор для старика, хоть и неожиданный. Потому что, ну откуда Ханна вообще могла знать, какие ему там песни нравились сто лет назад. И всё же, хорошо, что не пришлось принимать облик его покойной жены. Плохие шутки – они всегда плохими шутками, но после истории с Жаном у Ханны скоро травма будет, серьёзно.
Так что никаких жён, любовниц, сводных сестёр… Вот Клеопатру там – пожалуйста. Женщину-министра, девчонку с рекламы, звезду дикого запада – ещё лучше.
– У, надеюсь, ты хоть был в душе сегодня и не хочешь, чтобы я тебя облизывала после того, как ты весь истёк потом из-за своих нервяков.
– Все они из-за тебя, так что слижешь всё, что скажу.
– Прикольно, но не будь слишком грубым какашечкой, а то у меня упадёт.
Он освобождается от части одежды, тянет её на себя, заглядывая в глаза, рассматривая каждый сантиметр её лица, и позволяет себя поцеловать.
Ханна набрасывается на него с видом исследователя-естествоиспытателя. Он запускает грубые пальцы в мягкие локоны её волос, чуть оттягивает вниз, собирает все пряди в хвост и со всей дури ударяет Ханну затылком о стену так, что у неё темнеет в глазах.
***
Бросает Ханну на кровать, нежно касается возбуждённых сосков, припадает к шее. Конечно, терпит любой комментарий своих действий с её стороны. А она делает вывод, что Фрэнк просто джентльмен в постели.
– Ну я, – выдыхает, вздрагивая под его руками и не только руками, к слову, – едва ли не трепещу… Для твоего почтенного возраста очень даже… аах… ничего!
На мгновение сверху ей видится Алекс, он ласково и властно сжимает пальцы на её горле, пока лишь слегка перекрывая доступ к воздуху.
Ханна смеётся своей же глупой фантазии, и не боится, что это покажется неуместным во время секса с боссом, ведь – ну да – это же она.
Как-то от пола тянет холодом и пахнет дымом, странно. Но обо всём можно забыть, отдавшись теплу чужого тела.
В какой-то момент Фрэнк сбавляет темп – ну, это ничего. Можно понежиться под ним и представить, как классно будет на вечеринке Жана. Боже, звучит так, будто создано для неё.
– Очешуеть.
– И как ты узнала? – вдруг раздаётся в ответ потусторонний голос, а сквозь тьму, заволакивающую глаза, видно два поблескивающих зелёных глаза.
Ханна понимает, что это котельная по тусклому освещению, блёклым языкам огня под закопчённым красным стеклом. Углям, разбросанным по полу, печам и, ну, какому-то чёрному мужику.
– О как, – облизывает она губы, – чумазый котельщик. Явно.
Сама она лежит на широкой полке рядом с другим хламом, как какая-то уже никому не нужная вещь. Тело не слушается, скованное невидимыми путами. Ханна сладко зевает как кошка.
– Как я сюда попала, молодой человек?
Он отвечает не сразу. Вообще, странный малый. В шрамах, чернокожий, худощавый. С длинными торчащими во все стороны волосами, дикими изумрудными глазами, красивыми до невозможности, и грубыми, резкими чертами лица.
Ханна не сразу замечает, что его руки и ноги в оковах, цепь натянута, иначе он подошёл бы ещё ближе.
– И вот ты какой? Тот, которым пугают маленьких шлюх? – говорит, а сама зажмуривается, будто от удара, чувствуя от него некое полотно силы – в дырах правда, изъеденное жирными молями-Фрэнками.
– Должно быть, так, – отвечает он хриплым, будоражащим голосом человека (не человека), которому давно не доводилось вести беседу.
Удивительно, сколько существует вещей, которые мы делаем только потому что есть для кого. И как легко они отпадают, словно старая шкурка, когда живое существо остаётся в полном одиночестве.
– Я Равен.
Ханна с трудом кивает, пытаясь приподняться.
– Все мужские имена на «Р» или хотя бы с ней, такие сексуальные. Ну, кроме, разве что, какого-нибудь Роджера там, Рудольфа, Ральфа, Родригеса, хотя… Нет, знаешь, Родригес даже ничего. Беру свои слова обратно. Родригес – это прям классное имя! Был у меня один…
Равен расхаживает по узкой, вытоптанной в полу тропки туда-сюда, звеня цепями, запрокинув голову, просто слушая её.
– Фрэнк оставил тебя здесь без сознания. Ты бредила, не знаю, каким-то Алексом. Прошло больше двух дней.
– Да нет… – она пытается слезть с полки, но всё тело словно деревянное, остаётся лишь хмуриться и плеваться. – Ты не понимаешь, у меня ж свадьба должна была быть.
– С Алексом?
– Что, нет, его я видела-то один раз, тоже мне, жених… Просто… Что ж это происходит? Фрэнк попросил с ним спать, и всё было… Или нет? Вот зараза, представляешь?
– Что?
– Похоже, это свинья мне так и не дала.
Глава 6. Вечеринка в «Магнолии»
Наступает день рождения Ханны – алмаза «Магнолии», которую большинство знают под разными именами и ликами. Всё ради безопасности. И всё же этого, чёрт возьми, оказалось недостаточно.
История колышется от полного порабощения магических тварей, до полного порабощения людей точно так же, как и принятие гомосексуализма или матриархата. И сейчас мир находится на той стадии, когда люди сильнее магии, а твари слишком заняты грызнёй между собой, чтобы что-то менять.
В такие времена почва тёплая и влажная, как лоно девушки, для таких, как Фрэнк, владельцев бесконечных «Магнолий»…
А кроме того, и цирков, развлекательных парков и кланов наёмных убийц.
Наподобие «Гортензии».
Конечно, если твари грызутся между собой, и люди далеко не уходят. У них на то вполне себе тривиальные причины – конкуренция за редеющие кадры.
Так и получается, что «Магнолия» и «Гортензия» не могут существовать мирно, пусть и один цветок – дом утех в Багровом районе, а другой – призрачная организация, штаб которой неизвестно где.
Вот только Френк чаще всего защищается. У него есть безумные идеи, но не до такой степени, чтобы превращать наёмников в шалав, это какая-то уж слишком удивительная ловкость рук.
«Гортензия» же считает, что любая проститутка сможет овладеть искусством стрелять в упор. Если она только не долбилась в глаза.
Печально, но тоже верно.
Теперь сукиным детям потребовалась Ханна. Оно и понятно – Хамелеоны большая редкость.
– Стоило продать тебя им сразу же, как нашёл, меньше было бы проблем, – шепчет он, жуя табак, и тут же сплёвывает.
Френк не знает, что делать, и пока что самым разумным ему показалось лишь запереть Ханну в самом надёжном месте, чтобы её не умыкнули, затерявшись среди развратников.
Конечно, опасно оставлять её рядом драконом, которому она может помочь выбраться. Но Фрэнк так её накачал, что она точно ещё несколько дней не очнётся, а дракон не сможет дотянуться до неё – его сдерживают магические цепи.
Сейчас «Магнолия» напоминает ему гостеприимно раздвинутые ноги шлюхи – и очередь к входу больше, чем монет, потраченных Жаном на праздник.
Френку предстоит с улыбкой заверять каждого: «У меня по большой части обычные шлюшки, но разнообразие обширно, а их умения… О, поверьте, эти девочки самые опытные и невинные в городе. И всякие там лисички и кошечки есть. Ага. И никаких Хамелеонов. В конце концов, оно вам надо? Ведь под личиной красотки может оказаться и коренастый латинос…»
***
Френк сделал Лисоньке большой подарок, когда отстранил её от обычной работы и приказал прислуживать Ханне.
Что ж, теперь Ханна на определённое время выбывает из игры, а на этой вечеринке Френка каждый сладкий ротик на счету.
Он подводит к Лисичке высокую и поджарую брюнетку наподобие тех, чей облик обычно принимает «звезда эстрады». И та говорит, что сегодня снимает с ушастой обязанности служанки и просит помочь Господину развлекать гостей – приносить напитки, не отказывать в просьбах. Любых просьбах.
Плюс это шанс получить хорошие чаевые, которые потом можно обменять на шмотки и масла у торговцев, которым разрешено иногда отоваривать местных девочек.
– Будь умницей, Лис, – Френк одаривает её строгим взглядом. – И сделай лицо попроще и помилее.
Он уходит сопровождать актрису, которая должна быть гвоздём программы.
О Ханне шепчутся все гости. Как это так, ведь сам Жан едва ли не посвятил свою свадьбу какой-то шлюхи, сыграв праздник в её день рождения и на её рабочем месте.
Такого точно никто не ожидал, и никто не припомнит, чтобы подобные события в принципе сотрясали город, а потому нужно не упустить возможность полапать порочных женщин, заглянуть в рот той-самой-Ханне и притом остаться в зоне непорицаемости общественностью.
Ведь это всё скорее эпатажная выставка, перфоманс, возможность покачать головой, но благодушно простить, нахлебавшись всевозможных выделений пополам с мартини.
Френк не сводит с подставной Ханны взгляда, следит за каждым её движением, поправляет улыбку, подсказывает выражение, а затем сдаётся и просит:
– Просто… Веди себя как мужлан, не прогадаешь…
И она старается, и так же по наказу Френка пытается избегать Жана, который знает её лучше многих, и может что-нибудь заподозрить.
Не хватало ещё гнева аристократов.
Но Жан считает её королевой бала – добавляя спешно, после моей жены, разумеется, – а потому ловит под руку и просит танец.
– Вот что, милая Ханна. Видишь ли, мне нужно сделать подарок своей любимой. Растоптать прошлое, которое – она человек простой – её задевает. А потому я хочу, чтобы ты отдалась сегодня моим гостям. Прямо здесь. Ты будешь звездой на нашем с тобой празднике. Как и всегда здесь. Я знаю, ты любишь внимание, тебе будет приятно.
Она теряется.
– Ого… Ну, знаешь, не хочется в этом облике.
Уж такого договора с Френком точно не было! Пусть ей и хорошо заплатили, она актриса, а не шлюха. Да и есть в блеске глаз Жана что-то страшное.
– Тебя видели именно в этом.
Он улыбается так, что ей становится ещё хуже.
– Что тут у вас? – вмешивается Френк.
– Поговорите, – кивает Жан так, будто всё должны уладить как можно скорее, и отходит к своей невесте.
***
Шлюхи развлекают гостей. Из фонтана льётся шампанское. Играет живая музыка, такая дикая, будто бы должна сопровождать чью-то буффонаду. Перманентно на блестящий пол валятся то красные – а какие они ещё могут быть? – трусики, то женский смех.
Всем весело, кроме актрисы.
Френк прижимает её к стене в пустой комнате отдыха.
– Я не буду, – выплёвывает она, – и если не отпустишь меня, все узна́ют, что я не Ханна, а Лейла, Лейла Пирс.
Френк вздыхает шумно, изо рта его неприятно несёт вином.
Избавиться от неё не получится – и как только угораздило найти такую неженку? Не было времени подумать… Но он знает секрет. Разве теперь этот секрет не имеет значения?
– Лейла хочет вернуться домой к своей богатенькой семье и делать то, что ей говорят, принять ту жизнь, о которой грезит её чокнутая мамаша? Больше не хочет быть актрисой? Ты говорила, что роль эта тебя не смущает!
Она краснеет, захлёбывается слезами, дрожит и становится вполовину не такой красивой, как раньше. Херовая из неё Ханна ещё больше, чем из Ханны – адекватный человек.
– Но не такой же ценой… Их… Сколько их будет?
Френк глядит на неё холодно, без какой-либо жалости.
– Столько, сколько захотят. Но я думаю, если всё зайдёт слишком далеко, я сумею это остановить. Жану нужно унизить тебя, высмеять на глазах своей невесты. Странный человек. Никогда мне не нравился. Но он хорошо заплатил.
Она пытается утереть слёзы, Френк хмурится и спрашивает даже как-то осторожно:
– Ты ведь не девственница?
Она качает головой и чуть усмехается.
– Нет… Но не до такой степени, чтобы отдаваться толпе незнакомых мужиков…
– Толпе незнакомых богатых аристократов.
Она морщится:
– Они ещё грязнее, чем обычные!
Френк отходит от неё, расхаживает из стороны в сторону, руки сцеплены за спиной, по виску стекает капля пота, лоб наморщен.
– Я заплачу тебе так, что ты сможешь начать новую жизнь в другом месте. И там хоть актрисой будь, хоть проституткой, мне всё равно!
– Вот не надо… Не надо говорить со мной так.
Во Френке как будто нет ничего человеческого. Правда в том, что он её очень далёкий родственник. Но вряд ли сам считает себя роднёй, вряд ли даже задумывается об этом. И вот когда узнал, что она прячется здесь от родителей – решил этим воспользоваться. Ничего удивительного, бизнес учит замечать возможности.
Лейла сама согласилась. Отчасти даже потому, что было интересно и волнительно оказаться в шкуре самой популярной проститутки.
Деньги ей нужны. Но стоят ли они того?
Она представляет, что будет, если согласится на это.
Сердце будто бы бухается куда-то в живот, по позвоночнику проходится холодок.
– А ты… Точно меня подстрахуешь? Никакой жести не хочу. Да и не смогу.
Френк ухмыляется сквозь нехорошее предчувствие, которого бы послушать и пойти проверить Ханну, но Лейлу бросать – тоже нехорошо.
Ему не совсем плевать хотя бы потому, что Жан уж точно не поверит в то, что Ханна могла подохнуть от передозировки членами.
***
Лисонька раздаёт напитки и воровато оглядывает гостей. Она пытается придумать повод, чтобы улизнуть с этого праздника, тем более что Френк с Ханной куда-то делись.
Как она вообще могла так поступить с ней? Знает ведь, что…
От очередного сального взгляда приходится прятаться за фонтан. Она прижимает ушки к голове, немного раскрасневшаяся, потому что её тоже заставляли пить, и какая-то потерянная. Из-под изумрудного кимоно торчит пушистый хвост. Который в большей степени виновен в том, что она так привлекает внимание.
– Но отдавать собакам я тебя не буду, – шепчет она, усмехнувшись, – не так и глупа…
***
Равен кажется Ханне истощённым, и её это бесит даже сквозь трепет перед его силой.
Говорят, все магические существа так или иначе начались с драконов. Они – сосредоточие магии. История там путанная, и Ханна даже если бы хотела поинтересоваться – не смогла бы. Вроде как все книги об этом уничтожены, интерес к теме запрещён, да и в борделе особо не до того. Будем честны.
– Как это вообще произошло, милый? – тянет Ханна, устраиваясь на полу у границы, до которой он уже не может дотянуться. Так, на всякий случай. Мало ли чего можно ждать и почему он привязан, правда же?
Она должна была спать и не двигаться, иначе просто нелогично со стороны Френка запирать её здесь. Видимо, не хотел никому показывать. Этого следовало ожидать. Она просто не успела ничего обдумать.
Вот только Ханна очнулась. Не из-за странной ли штуки, что передал ей через поцелуй Алекс? Он ведь хотел, чтобы она ушла с ним.
– После переворота, когда начались гонения на драконов, когда стали появляться восставшие мертвецы из-за чьих-то экспериментов…
– Да-да, – прерывает его Ханна и зевает, картинно прикрыв ладонью рот, – гонения на великих драконов, всё из-за неблагодарных людей, поняла-поняла… Я ж не вчера родилась и мы тут не в прологе книжки, чтобы правила мира раскрывать в дурацком диалоге. Давай ближе к сути. /Ты/ чего делаешь в подвале борделя?
Равен кивает и выдыхает… дым. Через ноздри. Вау! Ханна готова похлопать этому трюку словно цирковой тюлень.
Он воспринимает её ужимки отчего-то как должное. Может потому что она типичная наглая шлюха, и тут нет ничего удивительного. А может потому что ему всё равно.
– Я…
– А! Ты питаешься похотью, которая стекает к тебе из наших комнат? Ароматы секса? У вас ведь, драконов, есть странные особенности. Сексуальные.
– Во-первых, – в его хриплом голосе даже не слышится раздражение, – дай мне договорить. Во-вторых, вполне возможно, что ни одна магическая способность изначально не задумывалась, как сексуальная, но трактовать со временем все стали именно так. Тебе ведь тоже не обязательно менять обличия в угоду чужим похотливым желаниям. Ты могла бы делать что угодно, никак не связанное с сексом. Но ты здесь.
В полумраке сверкают его зелёные глаза и её белоснежная улыбка:
– Ты тоже.
– Ситуация ещё была очень острой, когда Френк подобрал меня раненым. На самом деле, я был сплошное решето и погиб бы, если бы не он. Я не понимал, зачем он это делает, ведь за укрытие у себя дракона, да и любой твари на тот момент, могли… В общем, он вы́ходил меня и скрыл от тех, кто искал выживших. Магией.
– А? – Ханна приподнимает брови. Она сейчас в образе брюнетки с голубыми глазами и эти самые брови у неё ну просто замечательные. – Типа Френк что…
– Маг, да, – Равен вздыхает и садится на пол. – Вообще непохож, да?
– Они же… Разве они выродились?
Да, быть магом или ведьмой – ещё круче, чем драконом. Но эта история ещё темнее. Говорят, маги как-то связаны с драконами, возможно, даже создали их. И те ополчились на своих же создателей… Вполне может быть по той же причине, которой подвластны любые конфликты – ради власти и великого соревнования «у кого член длиннее и толще».
– Подумай сама: сложно выродиться, если сила может внезапно передаться спустя несколько поколений, когда люди уже даже не помнят, что их предки были связаны с магией. Френк, самоучка, это видно. Никто его не учил. Использует силу как умеет.
– А правда, что есть тайное общество магов, а? Иллюминаты типа. Мне мужики рассказывали.
– Этого я не знаю.
– Ладно…
Ханна замечает, каким взглядом он смотрит на неё, поэтому «потягивается» и «зевает», выгнув спинку, оголив живот и часть спины. Её хочет дракон! Вау.
– Почему ты вообще со мной говоришь? – выдаёт она. – Чего хочешь от меня?
Равен будто бы задумывается, потому что отвечает не сразу.
– Ты ведь спросила, почему бы не поговорить? Я не знаю, когда Френк придёт за тобой, будет лучше, если мы сможем отвлечься от тишины…
– Но ведь ты давно здесь.
– Да. Но Френк приходит. И мне приятно проводить время с тобой. Даже когда ты спала – было приятно.
– Фу, – Ханна высовывает язык словно девчонка, – извращенец. Ладно, можешь продолжать.
– Спасибо, – наконец, в его голосе прослеживается намёк на ироничность. – Кстати, он очень тебе доверяет или планирует пустить в расход?
– В смысле?
– Никто не знает обо мне и не должен узнать, ты очень будешь ему неудобна, точнее, уже неудобна, потому что видела меня. Хотя, может, собирается стереть память. Или накормить меня таким странным способом.
Ханна сдерживает желание отодвинуться поближе к полкам с хламом, теперь Равен кажется ей куда более угрожающим, чем минуту назад.
И он – гад! – ещё и смеётся. А затем добавляет:
– Вообще-то, я серьёзно. Очень удивлён, что ты здесь.
Ханна вздыхает:
– Я ему почти как дочь.
– Ты разве не говорила, что он должен был с тобой переспать?
Она передёргивает плечом:
– Но это почётно!
– Отвратительно.
Ханне не нравится, когда в её адрес звучит что-то подобное, так что она кричит на него:
– А ты почему ведёшь себя так, словно тебе нормально быть в подвале? Даже если он маг, тебе нормально и хорошо, что тебя здесь держат, как собаку?
Равен, будто копируя её, что жутко, ложится на пол, закинув руки за голову и сверля её взглядом.
– Драконы вне закона, детка. Мне некуда идти, без магического прикрытия Френка меня разорвут в первый же час.
Ханна не выдерживает, наступает её очередь истошно хохотать.
– Ты на улицу-то когда в последний раз выходи́л, придурок? Да, драконы вне закона, может быть. О них уже даже не говорят, как о ком-то, кто реально до сих пор существует. Но всем похуй. Ты спокойно сможешь уехать подальше со своей рожей человеческой.
– Тебе так кажется, и ты тоже не выходила на улицу уже давно.
– Но с людьми-то я общаюсь! Иногда и по десять раз в день. Может быть, просто Френк хочет, чтобы ты думал так? Да и вообще, если ты здесь добровольно прячешься как трус, то зачем цепи?
В ответ Равен ухмыляется.
Жуть.
***
– И не забудь, что тебе нужно /играть/ Ханну, а не просто подставляться под члены. Ты и не такое пробовала! И тебе всё нравится! И это ты используешь мужчин, а не они тебя!
Лейла кривится:
– Как так можно думать? Тем более – шлюхе. Ясно ведь, что пользуются именно ей, как вещью.
Френк качает головой.
– Просто вживайся в образ, да побыстрее.
– А может, снять платье сразу же? Так и пойти? Мне будет морально проще…
Френк снова всем телом выказывает несогласие:
– Сексуально, когда одежда снята не целиком, тем более вначале! Тебя всему учить надо? Кому нужно голое тело курицы? Чего они там не видели? Ты должна себя подавать, и не в лоб.
– Я запуталась, кто я! Хабалистая шлюха или хитрожопая гейша?
Френк не выдерживает и выталкивает Лейлу в зал – к гостям.
Словно по заказу практически все взгляды сразу же попадают в неё отравленными стрелами.
– А вот и главное развлечение сегодняшнего праздника! – громко объявляет Жан. – Итак, гости, кто хочет совместными усилиями одарить именинницу вниманием?
***
Гости уже обсудили все сплетни, полапали и не только всех доступных шлюх (некоторые всё ещё принимали клиентов наверху, но не многие почтенные сэры отваживались прийти в такой наводнённый знатными горожанами день, в любом случае эта странная свадьба окупает небольшой убыток сполна). Настаёт время застолья. Столы выставлены огромной буквой «П», в центре которой сидят Жан с Агнией, а дальше гости и проститутки (некоторые из них предпочитают термин «экзотическая танцовщица», но мало кто берёт это во внимание). На этом празднике все сословия перемешаны, всё одинаково поблёскиающе-порочное то ли от шампанского, то ли от спермы, то ли от пота (в помещении душно, но это создаёт свою атмосферу).
Агния наблюдает за всем со странным выражением, будто бы вот-вот собирается что-то сказать, но никак не решается. Столы накрыты так богато, что становится страшно попробовать хоть что-нибудь. Жан провернул всё слишком быстро. Она была так рада его видеть, и так быстро ему всё простила… И в итоге оказалась здесь.
Жан умолял простить его, валялся в ногах, ублажал так, что из глаз вместе со слезами падали искры, сделал предложение, обещал шикарную свадьбу (и совсем-совсем не слушал её возражений по этому поводу).
Агния – девушка простая, ей просто некомфортно в такой обстановке, она никогда не видела смысла в пышной свадьбе вообще, тем более – в такой.
Но уступила будущему мужу, своей безусловной, первой любви.
Если он этого хочет, если будет думать, что этим заглаживает вину (хотя она и без этого давно простила и зла не держала), пусть так.
Если бы Агния ещё понимала – на своей она свадьбе или дне рождении шлюхи?
Жан глядит на неё свои удивительно красивыми, чистыми глазами. Раскрасневшийся, улыбчивый и будто голодный.
– Я бы хотел взять тебя прямо здесь, – шепчет он ей в то время, как Ханна подходит к столу.
Агния отстраняется от него, поджав полные губы.
