Лидия Луковцева
Не от стыда краснеет золото
Женщина молчит лишь о том, чего не знает
Накануне вечером дамы, доложив директору о безуспешности своих попыток отыскать Шпигалева, получили приказ: сидеть и не высовываться. То есть, в изложении Никиты Михайловича это звучало так: утром он сам выедет в Пороховое городище, к археологам, и там встретится с Дмитрием Евгеньевичем. Дмитрий Евгеньевич якобы уже позвонил Никите, но сам приехать не может, а им крайне необходимо увидеться. А потом директор подхватит своих дам, и вместе они вернутся домой.
В общем, в том плане, что нечего дамам трястись в рейсовом автобусе.
– Ну и прекрасно! – сказала Мила. – Успеем сходить в Сарай-Бату, а может, и к шаману попадем на прием. Как он там, наш спасенный аксакал?
Она не теряла надежды узнать свое будущее. Тем более, что они теперь с шаманом вроде как на короткой ноге.
Люся промолчала. В душе ее после вчерашнего инцидента поселилась какая-то неприязнь к кудеснику. Вчера было не до того, но сегодня она пыталась отыскать корни этой неприязни. Докопаться до причины – это уже наполовину решить проблему.
И, как ни крути, получалось, что обиделась она на эпитет «сердитая». Милка, значит, – отважная, Зайка – серьезная. Она же, Люся, – всего лишь сердитая!
По большому счету, в отношении Милки он прав. Но отвага ее чаще всего проистекала от безрассудства: Людмила Ивановна сначала действовала, а потом думала. Зоя – да, серьезная: все взвесит, посомневается, подумает о последствиях. Но неужели в ней, Люсе, шаман не заметил других качеств?
Либо он вовсе не так прозорлив, как считают, либо у него не было времени, чтоб досконально просканировать всех троих. В Люсино душевное устройство он просто не успел проникнуть. Либо она ему просто не понравилась почему-то. Да и ладно, подумаешь! Что ж теперь, погрузиться в мировую скорбь?! Она ему не понравилась, а он ей, вот и квиты.
После раннего завтрака гостьи расцеловались с Надей и прощально помахали Васе, который стыдливо укрывался в сарае, якобы занятый неотложными крестьянскими делами. Периодически он выглядывал из двери, чтобы удостовериться: не унес ли черт городских теток.
Зоя взяла у Нади номер анжелиного телефона (надо же справиться о здоровье Вольдемара), и подруги отправились в путь.
– Так мы вас ждем в субботу! – прокричала Надя им вослед – В полном составе! – уточнила.
В субботу у Нади с Васей намечался юбилей – серебряная свадьба.
Теперь подругам предстояло идти вниз по течению. Шли не торопясь, вдыхали ВОЗДУХ, а не автомобильные выхлопы, и даже дыхание замедляли, чтоб побольше кислорода задержалось в легких.
– Ну почему мы не верблюды, – печалилась Люся, – или пеликаны? Придумала бы природа для людей такое устройство, чтоб можно было воздухом впрок запастись!
– Уже придумала! – возражала Зоя. – Есть же кислородные подушки, баллоны.
– Это люди придумали. А был бы в человеческом организме такой мешочек, бурдючок такой – надышался, защелкнул герметично и – пользуйся, когда захочется!
Пока Люся занималась аналитикой, а Мила бездумно вышагивала, любуясь пейзажем, Зоя общалась по телефону с Анжелой. Вольдемара перевезли в областную нейрохирургию, но Анжела подключила свои связи, и теперь он уже в Артюховской центральной городской больнице, в палате-люкс.
Зоя, наконец, попрощалась с Анжелой. По ее репликам и восклицаниям Люся и Мила уразумели, что у Анжелы с Вольдемаром произошло что-то неординарное, и еле могли дождаться конца разговора.
– Ну что там, что?!
– Давай уже, рассказывай скорей!
– У Вольдемара все нормально! Когда в больнице Анжеле отдали его одежду, она захотела ее постирать, и обнаружила в кармане старинную монетку. Вольдемара опрашивал сам Бурлаков, и тот рассказал, что отделился от толпы экскурсантов и решил побродить по городу. Зашел в какое-то строение, ничего интересного не обнаружил и хотел уже уходить. А освещение там – только солнечные лучи, что в оконные прорези проникают. Он и увидел в луче света, как что-то блеснуло, нагнулся – монета. Поднял монетку, в карман засунул, а чуть подальше, у стены, там еще какое-то сооружение, глиной обмазанное, вроде тахты или кровати, может, стол, – еще монетка. Вольдемар потянулся к ней, схватил и даже встать не успел, услышал что-то. Звук – не звук, ощущение, что не один. Он и повернуться не успел, как ему врезали по голове. И – всё, больше ничего не помнит. Анжела принесла монетку, показала Бурлакову. Настоящая, золотая! Изъяли ее у них.
– Ну, естественно!
– Значит, если и та, что ты нашла, золотая, – а Шпигалев недаром так взвился, как будто ему скипидару под хвост плеснули, то – что?
– А – что?
– Значит, они из одного места!
– Скорее всего, Вольдемар ее выронил из руки, когда его несли. Его ударили, но до этого он успел монетку поднять и сжал ее непроизвольно в руке.
Дамы переглянулись.
– Зайка, ты запомнила, где эта улица, где этот дом?
– Конечно, их там не так уж много.
– Значит, навестим!
…Песчаный берег был довольно чистым, не загаженным, как в их родном городе, и густо заросшим ивами. Кое-где под деревьями виднелись палатки разных размеров и расцветок – рыбачьи ли, или туристов-дикарей.
– Эх, пожить бы так хоть пару дней, на природе! – размечталась Мила.
– Ты и так некоторым образом на природе живешь, – напомнила Зоя. – Спишь в палатке. Часы у тебя звучащие – с птичьими голосами, журчанием ручья, периодически кукушка выскакивает.
– Как ты можешь сравнивать! То все – фикция, муляж, суррогат! А здесь!..
– А как бы ты здесь утром, из палатки вылезая, выпрямлялась? – напомнила Люся.
– Умеете вы все опошлить и изгадить. Ни капли романтизма!
Вскоре повстречался им деревянный пешеходный мостик, переброшенный на другой берег. Река здесь заметно сужалась.
– Интересно, для чего он здесь? Место пустынное…
– По нему ходят на другую сторону, – высказала соображение Зоя.
Подруги взглянули на нее с уважением.
– Ты серьезно так считаешь? – спросила Мила.
– А потом возвращаются по нему обратно? – догадалась Люся.
– Ну да, наверно.
– Может быть, ты даже предполагаешь, кто по нему ходит?
– Сначала туда, а потом обратно!
– Да ну вас! Может быть, рыбаки. Или еще кто-нибудь…
– А вот мы этого «кого-нибудь» сейчас и спросим!
По мостику в их направлении двигался мужик. Когда он приблизился, дамы тихонько ахнули:
– Акылбай!
Однако шаман и не собирался их узнавать. Одет он был в те же джинсы (а может, и не в те), но майка на нем была другая, на голове – бейсболка с огромным козырьком. Половину лица закрывали черные очки. Не разглядел, что ли?
– Доброе утро! – сказали женщины.
– Здравствуйте! – ответил Акылбай индифферентно своим фирменным хрипловатым голосом и хотел прошествовать мимо.
– А скажите, пожалуйста, – спросила недоумевающая Мила, – для кого построен этот мостик? Вроде от Порохового не так уж и близко?
– На том берегу, в трех километрах, село Красилово. Пороховчане ходят в Красилово, красиловцы – в Пороховое, и все они – в Сарай-Бату. Я удовлетворил ваш интерес, любознательные женщины? – и шустрой своей походкой направился по дороге, в том же направлении, куда и они следовали. Да, несомненно, артрит и артроз этим ногам грозил еще не скоро.
Подруги ошеломленно переглянулись.
– У него что, амнезия? – предположила Мила. – Не далее, как вчера, кое-кто кое-кого спас.
– Да он просто неблагодарный хам! – злорадно подытожила Люся. Ее неприязнь, с которой она вроде бы справилась, получила новую порцию пищи.
Зоя, как обычно, попыталась оправдать человека, встав на его место:
– Может, у него очки обычные солнцезащитные, без диоптрий, а зрение не очень… Он же вчера без очков был.
– Ну-ну!.. На свою работу поспешает, – глядя вслед шаману, сказала Мила.
– Что-то у меня пропало желание идти к нему на прием, – закинула удочку Люся.
– Так и не ходите! Да мы и не успеем! Тем более, что нам в Сарай надо! Успеть осмотреть там все, пока Никита за нами не приедет, – поддержала Зоя.
И тут они увидели впереди на дороге точку, стремительно к ним приближавшуюся. Приблизившись, точка превратилась в серенький – («мокрый асфальт») – джип – (внедорожник) марки «Тойота». Короче, это была шпигалевская машина.
Пока заторможенная Зоя Васильевна и осторожная Людмила Петровна вздевали руки горе, чтобы помахать водителю, импульсивная Людмила Ивановна поступила проще: кинулась прямо под колеса железного скакуна.
Всякий нормальный конь, всхрапнув, взвился бы на дыбы и остановился. В худшем случае он подмял бы женщину под себя, в лучшем – отпрянул бы, поскольку в нем билось живое сердце и гоняло по жилам горячую кровь. А что взять с железного монстра, у которого вместо сердца – пламенный мотор, а кровь заменяют бензин и масло?
Автомобиль резко вильнул в сторону и помчался себе дальше. Мила вдруг стала медленно оседать, как поднявшееся в кастрюле тесто под руками хозяйки. До нее начало доходить, какими печальными последствиями мог закончиться ее порыв.
– Ну, Шпигалев! Ну, сволочь! – выругалась Люся. – Допустим, слепой шаман был в простых очках! Но он хоть не давил Милку. Они что, все разом ослепли?!
Зоя с Люсей почти сволокли Милу с дороги к реке. Издали приметили удобную ложбинку и, усадив подругу под раскидистую иву с подмытыми паводком корнями, помчались к воде.
Они таскали в пригоршнях водичку и брызгали в побледневшую до голубизны Милу. Зоя Васильевна напрочь забыла про бутылку минералки, уже второй день укрывающуюся в недрах ее сумки без всякой пользы.
Вернувшись с берега в очередной раз, они застали терпилицу уже порозовевшей.
– Хватит обливать меня, – сварливо сказала неблагодарная Людмила Ивановна, – я уже вся мокрая.
Она была в хлопотах: разгребала песок с одной стороны и перемещала его в другую, подпихивая себе под попу.
– Что это ты делаешь? – холодея от страшного предчувствия, что Мила в результате стресса чокнулась, возопила Зоя Васильевна.
– Вы хоть посмотрели, в какую яму меня сажаете?! Думаете, мне тут прямо так удобно сидеть? На корнях?! Я хоть песочку подстелю.
С Милой было все в порядке. Она действительно в любом месте своего пребывания, даже кратковременного, устраивалась с максимальным комфортом.
Набегавшиеся женщины мстительно выплеснули остатки воды из пригоршней на макушку неблагодарной и мокрой Милы и плюхнулись рядом – прямо в яму, перевести дух. Но на этом их хлопоты еще не закончились.
– Ой! – заорала Мила, отдернув руку. На пальце у нее показалась капелька крови, она чем-то укололась. Туристы чего только не оставляют на своих бивуаках!
– Сегодня явно не твой день, – сказала злопамятная Люся, и даже не пошевелилась.
– Ну что там еще? – устало поинтересовалась Зоя.
Мила не пораненной рукой разгребла песок и вытащила небольшой предмет. Это был, вероятно, обломок какого-то украшения, об острый край которого она и укололась. Даже они, неспециалисты, разглядывая Милкину находку, поняли – и по ее весу, и по цвету металла – что это не простая железка, бижутерия, современная поделка.
– Тяжеленькая…
– Золото, вроде…
– Интересно, что это за предмет?
– По-моему, часть какого-то украшения…
– Смотрите, здесь же чеканка… орнамент какой-то…
– Какой-то зверь, вставший на задние лапы… Лев, вроде бы…
Нет, сегодня-таки был Милкин день!
Зоя выудила из своей многофункциональной сумки косметичку с лекарствами – свою походную аптечку. Перекись и бинт на всякий непредвиденный случай в ней имелись. Милкин палец обработали. Обсудили все предположения, возникшие по поводу находки. Порылись еще в песке – безрезультатно. Пора было двигаться дальше.
Едва вышли из благословенной тени старой ивы, солнце вцепилось в них немилосердной хваткой. Вчера, вечерней порой, когда солнце садилось, идти по этой дороге было все же гораздо легче, хоть они и устали за долгий, баламутный день.
И тут за их спинами зазвучал рокот приближавшегося автомобильного мотора, а оглянувшись на звук, женщины узрели целую кавалькаду машин. Они, было, поспешили отпрыгнуть на обочину, но – о чудо! – колонна из четырех автомобилей плавно притормозила аккурат возле них.
Возглавляла маленькую колонну шпигалевская «Тойота»! Вторым номером шел Никита в своем «Мицубиси», первородным цветом которого был молочно-белый. Припорошенный степной пылью, он выглядел как серое белье, которое демонстрируют в рекламе «Тайда» до того, как постирают его всемогущим порошком.
Третьим был автомобиль, про который никто из подруг ничего не смог бы сказать, кроме его цвета – «баклажан». Он тоже был запылен. Замыкал колонну черный элегантный джип, явно прибывший не издалека, поскольку не успел утратить своего первозданного блеска на проселочной дороге. Женщины уже были в курсе, что это внедорожник.
«Надо будет посмотреть, что за марки», – подумала Люся. Так, на всякий случай. За последние два дня багаж ее знаний по части моделей автомобилей значительно пополнился. А любые новые знания полезны для тренировки памяти, даже если ты ими не пользуешься в повседневной жизни.
Из недр последнего элегантного чуда выбрался неторопливо мужичок самого затрапезного вида. Он ни с какого боку не походил на английского лорда или российского олигарха. Оказалось – это сам Хромосов, Дмитрий Юрьевич, председатель сельсовета.
Сколько Дмитриев одновременно собралось в Пороховом! Дмитрий Юрьевич, Дмитрий Евгеньевич! А из «баклажана» – ну надо же! – появился Вадим Сергеевич Бурлаков, собственной персоной.
Дальше последовала комичная сцена. Мужики вдруг, ни с того ни с сего, бросились к дамам и начали их делить между собой. Шпигалев расшаркивался перед пышущей злостью Милой и, искупая свою перед ней вину, чуть ли не силком тащил ее в свою машину. Бурлаков мертвой хваткой вцепился в Зою и подталкивал ее к «баклажану» (неужто уже успел купить, на новой должности?). Никите досталась Люся, хотя, по идее, она была для него никем. В том смысле, что он не был ее работодателем, как для Милы и Зои.
В принципе, они все трое спокойно могли разместиться в «мицубиси». Бедняге Хромосову предстояло скучать в одиночестве, без женского общества.
В этой дележке была какая-то подоплека. Позже им стало понятно – какая именно. Им просто устроили раздельный допрос, чтобы из бабьего эмоционального трепа вычленить, отсеять что-то рациональное и потом свести ответы воедино. Для полноты картины. Для объективности и достоверности.
Бурлаков радушно затолкал Зою Васильевну на переднее сиденье. Его, правда, уже занимал пассажир. Вадим Сергеевич знаком приказал ему освободить место. Знак этот Зоя Васильевна уловила – Бурлаков дернул шеей в сторону, как будто его душил воротник кителя. При этом одет он был в гражданское, ворот рубашки расстегнут, так что ничто его не душило.
Пассажир, следуя принципам бурлаковского радушия, был тоже радушен и послушно перебрался на заднее сиденье. Видимо, он был подчиненным Бурлакова.
Майор жаждал еще раз услышать от Зои Васильевны, каким образом и где конкретно она заметила монету во время происшествия с Владимиром Ивановичем Климовым. Ту самую, которую она потом подарила Людмиле Петровне, а Людмила Петровна тут же передарила ее Дмитрию Евгеньевичу Шпигалеву. Он, оказывается, был в курсе процесса дарения, от Никиты, надо полагать.
Рассказать ему требовалось еще раз, припомнив мельчайшие подробности.
– Да какие там подробности! Вольдемара несли, я еле-еле двигалась следом за толпой, потому как обессилела от бега да со страху. Увидела монету, земля там ведь утоптана, лучше асфальта! В пыли бы и не заметила. Хотела выбросить, да чего ж добру пропадать. Решила девочкам показать, как научились подделывать, я же думала, что она сувенирная.
– А она – не сувенирная?!
– Да ладно вам! Стали бы вы все тут такую волну гнать, если б она была сувенирной!
Бурлаков крякнул.
– А что, – спросила Зоя Васильевна, – Вольдемарова монета тоже золотая? То есть, найденная в одежде Владимира Ивановича Климова?
Бурлаков резко затормозил, потом опять крякнул.
– Вам-то это откуда известно? – заволновался он. – Про вторую монету?
– Анжела сказала, – пожала плечами Зоя Васильевна.
Бурлаков застонал.
В это время головная машина тоже резко затормозила. Это Мила как раз рассказывала Шпигалеву про свою находку в песке. Никита чудом не врезался в «тойоту», а бурлаковский «баклажан», соответственно, – в «мицубиси». Хромосов в своем антрацитово-черном чуде был наиболее хладнокровен и затормозил плавно.
Мила же все-таки врезалась головой в лобовое стекло. По большому счету, Люся права: сегодня не ее, Милин, день. А все её неприятности – из-за этого нервного Шпигалева. Его поведение уже вполне можно квалифицировать как умышленное причинение вреда милкиному здоровью.
– Ты что, не могла сама у него что-нибудь выспросить?! – позже брюзжала Люся. – Ченч! Услуга за услугу! Информация за информацию! Распелась сама, как соловей!
– Да когда бы я успела! Он сам полдороги пел как соловей, извинялся.
– Таким образом усыплял твою бдительность, чтоб потом выпотрошить! Эх, женщины не только любят ушами. Они ушами и думают иногда!
К Зое у нее претензий не было: по себе знала – у Бурлакова не выспросишь, если сам не захочет чего-нибудь сказать, дозированно. И это несмотря на то, что она помогла ему наладить отношения с Лидой Херсонской. Открыла ей глаза, подняла веки, как Вию, растолковала, что к чему. С чего это солидный человек в возрасте, при чинах, запохаживал к ней, Люсе в гости. А то он бы еще сто лет ходил вокруг Лидки, деликатничая. Не считал возможным подкатывать к ней в ее состоянии черного горя. Так бы и ждал, пока оно развеется, вместо того, чтобы помочь развеять.
Слава богу, тут повышение ему подоспело, с переводом в областной центр. Тут уж он поставил вопрос ребром – едет Лида с ним или нет. Люся когда-то мечтала, чтобы Вадим Сергеевич поселился у нее за стенкой, то есть, переехал бы к Лиде. Очень уж нужны были их ветшающему домику мужские руки! Но тут она отбросила меркантильные интересы и взяла Лиду в обработку.
Под Люсиным прессингом и страдальческим взглядом Бурлакова Лида сломалась, и, сходив на могилу к Гарику, испросила у него прощения и благословления. Наверно, получила, потому как вернулась успокоенной.
– Что ж, попробую, – сказала, вздыхая. – Может, что и получится. Не девочка уже, дело к старости. Встретились два одиночества. И Вадима жалко, что он такого во мне увидел? Как будто молодых ему мало, длинноногих.
– Длинноногая и прекрасная Елена у него уже была, да сплыла. Ему тыл надежный нужен, женщина рядом, а не кукла гламурная. Тоже ведь не мальчик.
– Уж слишком быстро все… Люди осудят. Как говорится, еще и башмаков не износила.
– Ну, ты прямо как Зоя! Уже и до Шекспира дошли! Кого еще процитируешь? И давно тебя стало интересовать, что люди скажут?!
Короче, Люся от души поработала во имя чужого счастья. Когда рассказывала подругам о своих достижениях в роли свахи, Мила вздохнула:
– Девочки, вот уже вторая пара образовалась с нашего благословления… А сами ходим молодые-неженатые… Хоть бы ты, Люся, уже кардинально решала вопрос с Игорем Николаевичем. Проморгаешь ведь мужика! Или ты думаешь, что в Питере нет симпатичных, активных пенсионерок с материальными и жилищными проблемами?
Игорь Николаевич был Люсиным бой-френдом, платоническим, как говорили в прежние времена, и виртуальным, как говорят нынче. Раз в год, летом, он приезжал на пару недель в гости – напитаться южным солнышком, побродить по улочкам старого Артюховска. По тем улочкам, где уцелели домики, украшенные старинной резьбой. Люся раз в год наезжала на пару недель к нему в Питер – повидаться, походить по музеям. Собственно, история их детективных похождений началась с самого первого приезда Игоря Николаевича.
Поначалу они активно пытались решить вопрос о том, кому переезжать для дальнейшего совместного проживания – Люсе в Питер или Игорю в Артюховск. Постепенно активность сошла на нет, никто не хотел уступать по разным житейским соображениям. А когда Игорь Николаевич подарил Люсе компьютер, общение их свелось к вечерним беседам по скайпу. Тема о том, чтобы съехаться, уже не поднималась.
Маленькая автоколонна развернулась и помчалась назад.
Дамы показали, под какой именно ивой они сидели. Ее нетрудно было отыскать. Правда, корни ивы уже не были обнажены, Мила хорошо поработала, устраивая себе сиденье, но песок еще не успел просохнуть от вылитой подругами на ее голову воды. Хромосов со Шпигалевым сбегали за лопатами – они на всякий случай всегда лежали у них в багажниках – и принялись рьяно разбрасывать песок. Никита и Бурлаков их подменяли.
Именно Никите и повезло больше остальных. Он стал обладателем еще одной находки – серебряной монеты. Арабский дирхем, сказал Шпигалев. Не бог весть что, в свете находок Зои и Милы, но мужики как с ума посходили, только Шпигалев опять сник. Перекидали еще с центнер песка, но больше ничего не отрыли. Расселись в том же порядке и помчались дальше. Ехать оставалось всего ничего.
Люсе, единственной, кое-что удалось выяснить. Никита оказался самым неумелым из дознавателей или же, в противовес Бурлакову, исполнял роль следователя доброго. Вскоре Люся, конспективно изложив события, произошедшие с ними за последние сутки, сама перешла к допросу. Запинаясь и не договаривая, он успел поведать Люсе то, что по секрету сообщил ему ранее Шпигалев.
И хотя главного Никита так ей и не раскрыл – с чего весь этот переполох и при чем здесь Дмитрий Евгеньевич Шпигалев – нечто существенное все же рассказал.
В полицию пришли с заявлением два рыбака. На майские праздники они тут рыбачили вместе со своим другом Сергеем Санеевым и его сынишкой. Договорились ночью дежурить по очереди. Серега дежурил первым, но сменщика своего не разбудил. А когда рыбаки проснулись уже почти засветло, Серега исчез. Исчезла и лодка, но вся рыболовная снасть была на месте.
– Я об этом читала в газете, – растерянно сказала Зоя Васильевна.
Вот оно как обернулось! Она вспомнила свои скоропалительные выводы и задним числом устыдилась собственной черствости.
Мужики разбрелись в разные стороны, в поисках товарища, пока Юрка спал. Колян добрел до заброшенных бань сельчан, когда-то построенных поближе к реке. Добрел он туда, потому что на пути ему попался резиновый шлепанец Сереги. Колян сильно затревожился и кликнул Санька.
Осматривая местность вдвоём, возле одной баньки они заметили еще не просохшую глину возле задней стены. Ее явно притаптывали, чтобы выглядела нетронутой, и топтались совсем недавно. Похолодев со страху, мужики стали разбрасывать землю, с ужасом ожидая, что сейчас выглянут Серегины рука или нога. Но выглянул кусок черного плотного полиэтилена.
Зарыт был пластиковый мешок, а в мешке оказалась объемистая полотняная хозяйственная сумка, набитая старинными драгоценностями: серьгами, браслетами, кольцами, перстнями, золотыми и серебряными пряжками и пуговицами. Мужики не первый день на свете жили, и про золото хазар были в курсе, в общем и целом. И про клады, отрытые в их степи, в захоронениях, слышали.
Тут и головы особо ломать не надо было – на драгоценностях еще свежие следы глины имелись. Ушлые люди ограбили захоронение, а здесь устроили временный схрон. Серега, видимо, стал свидетелем, и его «спалили», а потом и «убрали».
Особо разглядывать содержимое сумки не было времени, но халявная нажива, как часто бывает, в первые секунды затмила мужикам головы. Раскаяние пришло гораздо позже. В тот первый момент они друга Серёгу они как бы предали: если бы сразу рассказали полиции, что к чему, следствие пошло бы совсем по другому пути.
Про Серегин шлепанец они сказали, что нашли его в противоположной стороне. Сереги уже, скорее всего, нет на этом свете, а такие находки попадаются раз в жизни. Судьба давала им шанс разбогатеть одним махом, она так распорядилась.
Но юркино сиротство и наташкино горе вскоре доконали их.
– Да не их сиротство, а соображение, что бы они со всем этим стали делать? Без связей в криминальном мире? Это же не золотые коронки или бабушкины колечки. Не верю я в их доброхотство. Мозгами пораскинули на досуге – тюрьмой запахло! Вот и все!
– И это тоже. Но тюрьмой им все равно пахнет, разве что сроки другие. Они, кстати, рассказали про наезд местной шпаны, сильно на это упирали. Следствие за эту версию схватилось. Но много свидетелей нашлось, подтвердивших, что вместе с парнями были допоздна. А потом родители твердили, что ребятишки дома ночевали. Родителям, конечно, особой веры не было, вот и раскручивали пареньков.
– Не скоро их теперь потянет на подвиги!
– Да, я тоже думаю, что этот случай убережет их от следующих, похуже.
– А куда же рыбаки потом все это богатство дели?!
– А куда они могли деть? Зарыли в другом месте, пока мальчишка спал, недалеко от своего лагеря. Ну, а потом полиция приехала, народ топтался… Они на это место корягу от ивы положили, чтобы приметить.
– Так значит, сдали потом клад государству?
– Если бы! Когда приехали туда с полицией, на том месте ничего не нашли. Там же место ходовое, всегда городских рыбаков да отдыхающих полно. Коряга кому-нибудь мешала, ее в воду и кинули. Или на дрова пустили. Или кто-нибудь просто случайно на клад наткнулся, откопал да упер. Весь берег ведь не перекопаешь!
– А наша находка…
– Скорее всего, в этом месте рыбаки и зарыли тогда клад. Тот, кто его откопал, не потрудился даже яму толком забросать. Или спугнули его.
– И что же теперь?
– Ну, может, где-то как-то проявится. Теперь дело полиции – отслеживать.
– А Дмитрий Евгеньевич при чем здесь? Чего он так переживает?
– Да ведь на его экспедицию тень ложится. Вполне возможно, кто-то из его работников замешан. Потом еще другие рыбаки нашли обломок золотой пряжки от наборного пояса, примерно в том же месте.
– Да, об этом тоже писали в газете.
– Вот-вот. И вполне вероятно, что нашли они целую, да от многого отняли немножко себе за труды. Золотишка детишкам… Нехорошая возня. Очень похоже на криминал.
– Но почему – именно его работники? Есть же еще и «черные археологи»…
– Потому что «черные археологи» всё, что найдут, увозят с собой, а не занимаются перезахоронением. Какой им смысл? Нет, это кто-то из ближних.
Возле ворот женщин высадили.
– Вы тут погуляйте немного, город посмотрите, – сказал им их директор. – Думаю, я недолго.
И умчались со Шпигалевым по грунтовой накатанной дороге в степь. Хромосов с Бурлаковым направились в сторону кочевого города, к юртам. Бурлаков, казалось, утратил к женщинам всякий интерес.
– Ну, пойдемте, – сказала Зоя Васильевна. – Погуляем…
– Веди нас, Сусанин!
Как раз подкатил первый автобус. Высыпавшая толпа экскурсантов направилась к гостеприимно распахнутым городским воротам.
Дождавшись, когда они приблизятся, дамы скромненько пристроились к последним туристам и просочились в город, проигнорировав сидевшего у ворот под полотняным навесом кассира. Он продавал билеты неорганизованным туристам, прибывающим своим ходом. У приезжавших же автобусными экспрессами иногородних все входило в стоимость путевки.
Дам привела сюда вроде как производственная необходимость, так чего ради они должны были за это платить? Они, пользуясь случаем, будут просто соединять приятное с полезным.
Экскурсанты окружили Тахира.
– Послушаем? – спросила Зоя Васильевна подруг.
– Нет, – решила Мила, – пока народ тут внимает, ты веди нас в те апартаменты, где Вольдемару по голове настучали. Хочется понять, за что! Видел что-то или кого-то? Как несчастный Серега Санеев! Вот пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что судьбы нет. Кому быть повешену, тот не утонет!
– Ну, Милочку переклинило! Будем развивать любимую тему, – съехидничала Люся.
Развить любимую тему Милочке не удалось. Не успела.
– Пришли, – сказала Зоя Васильевна и завела их в бутафорское подобие средневековой квартиры-однушки. – Смотрите!
А смотреть-то особо было и не на что. Почти пустая, глиной обмазанная конурка. Две узких прорези-бойницы – окна, ничем не заделанные, расположенные напротив друг друга, что создавало приятный сквознячок.
Дневной свет, проникая в окна, создавал скудное естественное освещение. Пара сундуков, покрытых старенькими вытертыми коврами, явно синтетическими, современного происхождения. Их, по причине непрезентабельного вида, хозяева хотели, наверное, выбросить, а чья-то креативная голова придумала, как еще использовать. Во-первых, для создания какой-никакой достоверности, кочевого уюта, а во-вторых, никто не позарится на эту рухлядь, никакой ценности не представляющую.
В центре был то ли очаг, то ли печь. Отопительный прибор, словом. Еще была неглубокая ниша, в которой устроен невысокий помост – конструкция из кирпича, обмазанная глиной же и тоже покрытая ковром.
– А это что за сооружение? Какую функцию выполняет?
– Не знаю… Может, лежанка…
– Для лежанки коротковата.
– Степняки, вообще-то, были низкорослыми. Но спали они на полу, на кошме…
– Почему – на кошме?
– На нее, вроде как, змеи да пауки не заползали.
– Буксовали в шерсти?
– Ну да…
– А может, алтарь?
– Почему тогда покрыт ковром? Надо будет у Тахира спросить. Прошлый раз не получилось, из-за Вольдемара.
Увы, не получилось и в этот раз…
Мила, устраиваясь на конструкции неизвестного назначения, сказала:
– Девочки, вы ведь меня не осудите, если я тут полежу немножко, пока народ не хлынул. Что-то я устала, на меня сегодня столько всего свалилось! Пусть это пока побудет лежанкой, пока мы не узнаем ее точного предназначения. Коротковато немного, но я коленки подогну… А вы пошарьте в печке, может, там тайник какой. Откуда-то же взялись эти золотые монеты, что Вольдемар подобрал.
– Если не врет, что на земле подобрал, – засомневалась вдруг Люся.
– Не врет! На него не похоже, – как обычно, видела Зоя в людях только хорошее.
– Ой-е-ей! На рыбаков тоже не похоже, которые друга потеряли!
– Золото, Зайка, людям глаза туманом застилает!
– Точнее, ослепляет.
– И совести лишает!
Зоя Васильевна вздохнула и, внутренне содрогаясь, – вдруг в темной глиняной глубине притаился каракурт, фаланга или степная гадюка – сунула руку в жерло средневекового отопительного прибора. Там не оказалось никого и ничего – она тщательно обшарила все стенки и выемки.
Людмила Петровна тем временем поднимала крышки сундуков – они не были заперты и оказались абсолютно пустыми. Да и как могло быть иначе, если полиция тут все обсмотрела. Извертевшаяся на лежанке в поисках удобной позы Людмила Ивановна наконец, устроилась.
– Девочки, благодать-то какая! И стены такие прохладные, не раскалились! И кондиционера не нужно! – и Мила нежно провела рукой по стене сверху вниз. Рука ее скользнула за лежанку – оказывается, она была так устроена, что вплотную к стене не примыкала. Эта щель была совершенно незаметна при царящем в комнате полумраке, если не улечься, как Мила, да еще и не заглядывать за нее. Мила опять ойкнула.
