Леонид Резников
Хрустальный замок
Глава 12
Скала с водопадом остались за спиной, грохот падающей воды немного стих, а дорога из желтого кирпича все разматывалась бесконечной прямой лентой. Только вот желтого мха уже не было – вместо него по обе стороны дороги стелилась степь, поросшая травой по колено, самой обычной. Из травы там и тут торчали серые бока валунов, иногда из нее выныривали остатки каменной кладки, причудливыми зигзагами проносились мимо – и вновь тянулся едва колышущийся ковер зелени.
Там и тут бродили удивительные животные – вроде бы и самые обыкновенные с виду антилопы, лоси, медведи и львы, но как бы собранные из камешков. Скрежет, какой они издавали при движении, едва ли не перекрывал рычание двигателя. Пара жирафов, завидев мчащийся мопед, решили посоперничать с ним в скорости, и понеслись со всех ног, вытягивая длинные шеи и грохоча на всю округу. Но вскоре они отстали.
– Долго еще? – обернулся Мишка.
– Нет, уже скоро, – крикнула в ответ Пушистик. – Это его владения. Здесь раньше стояли каменные замки. – Девочка указала на очередные пронесшиеся мимо остатки стены, на которых вольготно развалилась пара безучастных ко всему тигров из красного камня. – Очень красивые, но Черныш их разрушил.
– Зачем?
– Не знаю. Он стал какой-то угрюмый в последнее время, не хочет ни с кем общаться. Только с Букой и Рыжиком. Ты их знаешь?
– Конечно, знаю.
Невдалеке, у самой дороги, шевельнулось какое-то темное пятно. Мишка решил, что одно из каменных животных решило перейти дорогу и немного сбавил скорость – кто может знать, что взбредет в голову безмозглому камню. Но он ошибся – это был человек, черный, как смоль, в свободной одежде.
– Наконец-то! – выдохнул Мишка и начал притормаживать.
Черныш ожидал гостей, сидя на камне, а когда до мопеда осталось метров двести, поднялся и вышел на дорогу. Желтые кирпичи под его ногами растворялись, обращаясь в жирную почву, из нее за спиной Черныша на глазах прорастала трава.
– Так вот кто занимается самоуправством, – покивал Черныш, когда Мишка остановил и заглушил мопед в трех метрах от парня. – Желтая дорога – надо было сразу догадаться.
Черныш с укором посмотрел на Пушистика.
– Ему нужна была дорога, – пискнула Пушистик, сползая с багажника, – и я подумала…
– Хорошо, спасибо. А теперь иди домой, – сухо произнес Черныш. – Тебе не следовало покидать владения.
– Да, я знаю, – расстроилась Пушистик. – Тогда я пойду?
– Иди, иди.
Пушистик повесила голову и побрела прочь по исчезающей на глазах дороге.
– Зачем ты так? – спросил Мишка, провожая взглядом девочку. – Она ведь помогла мне.
– Это для ее же блага, она под контролем. А с тобой у нас разговор только начинается. Пойдем-ка со мной.
От грозного тона Черныша Мишкина кожа покрылась пупырышками. Впрочем, он и сам знал, о чем собирается говорить с ним Черныш.
– Я мопед сотворил, – зачем-то сказал Мишка, но Черныш повел рукой, и мопед растаял в воздухе.
– Ты что сделал? – взорвался Мишка. – Зачем? Он был замечательный.
– Он тебе больше не понадобится. Идем!
Черныш легкой, пружинистой походкой направился в сторону от исчезающей дороги. Мишка поспешил нагнать его.
– И все-таки зря ты его растворил. – Мальчик все еще немного злился на Черныша. Парень не ответил. – Чего ты молчишь?
– Тебе стоило бы беспокоиться совсем о другом, – жестко одернул Черныш.
Мишка надулся и громко засопел.
– Просто уму непостижимо, насколько дети иногда бывают самоуверенны и глупы – да-да, именно глупы! Потому что не слушают дельных советов.
– Я не сам, так получилось.
– Конечно, так получилось, само собой – стандартная детская отговорка.
– Нет, серьезно.
– Куда уж серьезней.
Черныш приблизился к невысокому каменному строению, формой походившему на сросшиеся округлыми боками эскимосские иглу, и нырнул в удлиненный арочный вход.
– Заходи, – крикнул он замешкавшемуся на пороге Мишке, которому строение нисколько не внушало доверия. Снаружи оно выглядело довольно ветхим, поросшим мхом, даже из щелей между камнями торчали пучки мха. А на одном из куполов росла настоящая черешня с крупными ягодами на ветвях.
Мишка на всякий случай пнул кладку носком босоножки – ничего, вроде, крепко держится – и вошел. Внутри иглу почти не было обстановки: низкая лежанка справа, слева стол с чадящим огарком свечи и два шатких колченогих табурета. Дальше свалена груда какого-то барахла, прикрытая тряпкой. А в стене напротив еще один арочный проем в другую комнату, заполненный плотной чернотой. Посередине круглого помещения расположился выложенный камнем очаг с давно погасшими угольями, над очагом в потолке зияла узкая дыра.
В неверном свете свечи Мишка не сразу разглядел сгорбившегося за столом Буку.
– Присаживайся. – Черныш указал Мишке на свободный табурет, а сам сел на лежанку. – Рассказывай.
– А чего рассказывать-то? – Мишка осторожно опустился на табурет (еще чего доброго опрокинется) и сложил руки на коленях.
– Вам же человеческим языком сказали, чтобы вы больше сюда носа не совали, – напомнил Бука.
– Это не я, честно! Я хотел ее остановить, а она… – затараторил Мишка, будто в чем-то провинился.
– Где Александра? – спросил Черныш.
– Не знаю, – пожал плечами Мишка. – Проход уже почти закрылся, когда я вошел. Понимаешь, я ногу подвернул, а она уже уходит. Вышел я, вокруг все желтое, и Саши нигде нет.
– Плохо, – заключил Черныш и в задумчивости пожевал губами. – Зачем она вообще сюда пошла?
– У нее… проблемы в семье, – не стал вдаваться в подробности Мишка. – Наверное, сильно расстроилась.
– И чтобы избавиться от них, нужно было нырнуть на тот свет? – грубо спросил Бука.
– Почему на тот?
– Ну а что это, по-твоему? – развел руками Бука. – Мы не стареем, а медленно распадаемся, вернее, растворяемся, ничего нам не надо, ничто неинтересно, жуткая скука – выть хочется. А чтобы не рехнуться и не взвыть, творим и разрушаем, разрушаем и творим. Еще делаем пакости друг другу! Правда, увлекательно?
– Ну а чего же ты сюда полез? – вскинулся Мишка.
– Дурак был, вот и полез, – проворчал Бука, поерзав на скрипучем табурете. – А когда дошло, поздно было.
– Да-а, – протянул Черныш. – Выходит, ты вышел у Пушистика, а Александра – у черта на куличках, как у вас говорят?
Мишка неуверенно дернул подбородком.
– Наверное, она у Них. – Бука ткнул пальцем в потолок. – Они с самого начала на нее глаз положили.
– Кто? – переспросил Мишка.
– Ну, Они, там, наверху. Лапки от радости потирают, что Инженер залетный попался – это ж какая редкость!
– Инженер? – Мишка повернулся к Чернышу. – Да объясните вы толком!
– Инженер – Творец высшей категории. Он в состоянии устанавливать и менять законы развития Их мира, перекраивать реальность, безмерно усложнять ее, – объяснил Черныш, потирая пальцами лоб.
– Зачем?
– Хороший вопрос! Их мир постепенно упрощается, изнашивается, приходит в негодность. Недалек тот миг, когда от него ничего не останется, и тогда Они исчезнут. Творцы, конечно, помогают миру держаться на плаву, но не более того. Однако и их поток иссяк с утерей последнего ключа.
– Хрустального замка?
– Вот именно. Им позарез нужен Инженер, хотя бы один, и Они так просто его не выпустят из рук. Вернее, ее.
– То есть… – похолодел Мишка.
– То есть Александре вряд ли светит вернуться домой, – закончил Черныш и добавил: – Если она попала к Ним, что, скорее всего, именно так и есть – пиши пропало.
– А я?
– А ты останешься здесь, на грешной земле, и станешь заурядным Творцом. Или незаурядным. Пока не наскучит.
– Но я не хочу! – Мишка вскочил с табурета, едва не опрокинув его. – Мне нужно домой.
– Маловероятно, – сказал Бука, скребя ногтем заусенец на доске стола.
– Нужно попробовать отыскать Сашу, – никак не унимался Мишка. – Вы что, так и собираетесь тут сидеть?
– А что прикажешь делать? – вздохнул Черныш.
– Не знаю. Но что-то же можно придумать!
– Ты собрался воевать с Ними? – Бука дугой выгнул правую бровь.
– Надо будет – повоюем!
– Ха, вояка! А как ты, к примеру, к Ним доберешься?
– Ну, положим, попасть наверх вовсе не проблема, – сказал Черныш. – Проблема в другом: как вытащить Александру. Боюсь, ничего путного из этого не выйдет – затея попахивает авантюрой. Да и как с ними воевать? Они же не люди.
– А кто?
– Вернее, что. Вряд ли я смогу тебе объяснить, я и сам-то толком не понимаю.
– Они инопланетяне? – задохнулся Мишка от озарившей его догадки.
– Какие еще инопланетяне? Местные они, в своем мире. Скорее уж, мы инопланетяне.
– Погоди, значит, мы не на земле?
– Дошло наконец? – хмыкнул Бука. – Вот наивный.
– И… где же мы? – пролепетал Мишка.
– А кто его знает? Далеко, очень. Может быть, вообще в другой вселенной, – ответил Черныш. – Здесь другие законы, и земля не круглая.
– А какая?
– Плоская и бесконечная, слоями.
– Бред, – фыркнул Мишка. – Такого не бывает.
– К сожалению, бывает. Так что…
Он замолк на полуслове, и Мишка так и не понял, что хотел сказать Черныш. Мальчику стало по-настоящему страшно: чужой мир, плоский, слоями, еще и бесконечный – такое даже вообразить трудно. И как вернуться назад, если замок у Саши, а Саша у Них?
Мишка плюхнулся на табурет и сник – ситуация, прямо скажем, оказалась безвыходной. В наступившей тишине было слышно, как тихонько шуршит трава снаружи и где-то капает вода. Падение капель гулко отдавалось под каменным сводом, отсчитывая тягучие мгновения. Кто-то тихонько скребся в куче вещей, но Мишке не было до того дела – может быть, мышь или какой другой маленький зверек. Черныш вполне мог создать себе домашнего зверька, чтобы не скучать одинокими вечерами.
– Так! – сказал Черныш и хлопнул ладонью по коленке. – Я знаю, чего мы не будем делать: мы не будем поддаваться панике и унынию – это во-первых. Во-вторых, нужно все хорошенько обдумать. У Них обязательно должны быть слабые места, абсолютной неуязвимости не существует. И на Них, конечно же, можно как-то повлиять.
– И ты туда же, – заворчал Бука. – Вокруг одни доблестные воители. С чего вдруг тебя прорвало?
– Прорвало, как ты выражаешься, меня давно – до чертиков все надоело.
– Мне тоже надоело, но нужно быть реалистом – революцию здесь не устроишь.
– Согласен. Но покорной куклой тоже надоело быть.
– А ничего, что Они все слышат?
– Слышать и слушать суть разные вещи. Нельзя слушать всех сразу.
– А вдруг?
– Даже если и так, то что это меняет? Им невыгодно связываться с нами.
– Но ведь связались. Вспомни русалок. И еще сколько народу пропало.
– Десяток человек для острастки можно припугнуть, но всех в русалок и статуи не обратишь – кто тогда творить будет?
– Верно, – согласился Бука, – но всех и не нужно. Все не будут с Ними связываться. Я, ты, может быть, Рыжик – трое, и все?
– Чумазуля.
– Ее сюда не впутывай, – прорычал Бука.
– Бука, я все понимаю, – примирительно начал Черныш, – ей, конечно, досталось, но нам нужны верные люди. К тому же она может с тобой не согласиться: получается, зря пострадала?
– Ничего не зря. Мы ведь добились, чтобы их, – Бука дернул подбородком в сторону Мишки, – отпустили обратно? Добились. А теперь все, баста! – хлопнул он ладонью по столу. – Кто их просил опять лезть сюда? Я, ты? Или Чумазуля?
– Бука, ты ведь, на самом деле, не думаешь так, – сказал Черныш, угрюмо глядя исподлобья.
– Мало чего я думаю, – надулся Бука и отвернулся к стене. – Пустая возня – вот что я думаю.
– А мне что делать? – встрепенулся Мишка. – А Саше?
– Не дави на мозги, и так тошно, – поморщился Бука. – Вот же навязались на мою голову! Шастают туда-сюда, как в музей на прогулку, а потом возись с ними.
Мальчишка вскочил с табурета, сунул руки в карманы и забегал по комнате. Мишка следил за ним одними глазами, Черныш уставился в пол и молчал.
– Я пошлю за Чумазулей пузырь, – вдруг сказал Бука, остановившись у очага. – Только лезть в самое пекло разборки я ей не дам, так и знай.
– Посылай свой пузырь, а я позову Рыжика. Может, и еще кто согласится.
– Навряд ли, – засомневался Бука и вышел из иглу. Мишка вскочил и побежал следом. Ему было любопытно, как Бука будет запускать «транспортный» пузырь.
Сидеть в кромешной тьме было жутко. Хоть не одна в камере, и то дело, думала Саша. Но присутствие англичанина, которого она даже разглядеть не могла, вовсе не помогало настроиться на мажорный лад. К тому же от стен и пола тянуло холодом. Саша чувствовала, как он сковывает движения, заставляет мелко подрагивать мышцы. Еще было очень обидно – так глупо попасться на удочку нелюдей. Кто они такие? Внешне походят на человека, но ведут себя и говорят, словно бестолковые, упертые истуканы.
Саша, не в силах больше сидеть на ледяном полу, встала и прошлась туда-сюда, попрыгала, помахала руками – все равно мужчина не видит, можно хоть на ушах стоять, только бы согреться. «А вдруг он исчез?» – спохватилась Саша и вслушалась в тишину, затаив дыхание. Ни звука. Да нет, глупости! Куда он мог деться из запертой камеры? А может, он вовсе и не тот, за кого себя выдает, вдруг один из остолопов с восковыми лицами? Специально подсадили к Саше, чтобы… Чтобы, что? Глупо, глупо и бессмысленно. Чего они этим могут добиться, разве что нервы потрепать.
Саша мотнула головой и на цыпочках приблизилась к стене.
– Послушайте, вы здесь? – шепотом спросила девочка.
– Да здесь я, здесь, – ворчливо ответил англичанин. – Куда ж я денусь?
– Просто вы так тихо сидите.
– А чего шуметь без толку? Отшумелся уже.
– А давно вы здесь сидите?
– Да как посадили, так и сижу, – недружелюбно буркнул Френсис.
– Грубый вы.
– Будешь тут грубым. И так тошно, а еще балаболку подсадили. И чего тебе дома не сиделось?
Саша поджала губы и не ответила.
– Вот-вот, молчишь? И правильно. Спрятал ключ, оставил записную книжку, все объяснил, разложил по полочкам – нет же, все равно прутся, все на собственной шкуре нужно познать.
– Между прочим, мы и половины не прочли, если хотите знать, – сорвалась Саша. – Ваша книжка промокла, чернила расплылись, а Мишка…
– Кто это, Мишка?
– Мой друг, но это неважно! В общем, Мишка даже карандашом зачерчивал, чтобы прочесть. Если уж хотели, чтобы кто-то прочел ваши записи, то и сохранять нужно было лучше.
– Выходит, опять я виноват.
– Да при чем здесь вы! – вскинулась Саша. – Я виновата, сама, а из-за меня Мишка теперь страдает, понимаете? А вы…
– Ничего не понимаю. – Френсис зашевелился в темноте, усаживаясь поудобнее. – Мальчик тоже здесь?
– Ну конечно! Он за мной побежал, не хотел пускать сюда, а я как дура… – Саша всхлипнула и утерла ладонями брызнувшие из глаз слезы.
– А изолировали тебя за что?
– За все. Я им дворец чуть не развалила.
– Как так? – заинтересовался англичанин.
– Ну как? Я домой хотела, а они не пускали. И Мишку тоже не хотят пускать.
– Но Творцы не способны менять чужую реальность, тем более на верхних уровнях! – в голосе Френсиса читалось явное недоверие. – Кто ты, дитя?
– Девочка.
– Это я уже понял! Кто ты такая, чтобы мановением руки рушить воздвигнутое не тобой?
– Хотите сказать, я вандал?
– Я хочу сказать, что обычному, пусть и очень одаренному человеку, такое не под силу.
– Это что! – опять всхлипнула Саша, немного успокоившись. – Еще я одного плохого кентавра в козла превратила.
– Бальби?
– Вы его знаете?
– Конечно, я его и привел сюда. Талантливый был парнишка, пока не обнажил свою черную душонку. Думаю, Им он вполне пришелся по вкусу. Но я так и не понял, почему тебя не отправили на нижние уровни, как всех остальных, а засунули в изолятор?
– Я им очень нужна. Они говорят, что я какой-то инженер, кажется.
– Кто?! – хрипло выкрикнул Френсис. – Повтори, что ты сказала.
– Инженер. А что такое?
– Невероятно! Но как они пронюхали? Впрочем, и так ясно – обращение кентавров в козлов на чужой территории… А дворец ты и вправду разрушила?
– Не до конца, не успела.
– Ты хоть понимаешь, какой талант в тебе сокрыт? Даже не талант – талантище! Оу май год!
От стены, где сидел англичанин, донеслось шуршание, а за ним послышались удаляющиеся шаги.
– Вы куда? – крикнула Саша, испугавшись, что англичанин сейчас уйдет, и она останется одна-одинешенька.
– Ах, оставь! – незримо отмахнулся Френсис в темноте. – Куда отсюда можно сбежать? Эта клетка будет попрочнее железной. Просто я так думаю, хожу и думаю, как перипатетики.
– Кто?
– Перипатетики, философы древности. Они размышляли, прогуливаясь. Ты ничего не слышала об Аристотеле?
– Нет, но я тоже люблю думать, когда гуляю.
– Значит, Они посадили тебя сюда, потому что ты не хотела быть Инженером?
– Потому что я хотела вернуться обратно, с Мишкой. А еще он хотел заставить меня учиться. И отобрал мой замок.
– Они передали тебе замок?
– Нет, я сама его сделала.
Шаги стихли.
– В каком смысле?
– В прямом. Я сделала второй, для себя.
– Час от часу не легче! Выходит, ты и вправду Инженер – только им было под силу подобное. Невероятно и непостижимо! И одновременно очень плохо: теперь у них есть два ключа, и они могут найти нового Хранителя и возобновить поставки пушечного мяса.
– Какого мяса?
– Пушечного, расходный материал, Творцов. Хранитель выбирается на Землю и ищет творчески одаренных, но неудовлетворенных жизнью людей – другие просто не пойдут – и заманивает сюда. А если повезет, то можно отыскать и Хранителя, как, к примеру, нашли меня. У Хранителей свой талант – они чуют жертву, как гончая дичь. Меня тоже подцепили на крючок. Вернее, сам с дуру сунулся, польстился на фальшивый блеск ключа, будь он трижды проклят!
– И вы решили избавиться от хрустально замка?
– Да, чтоб ему провалиться! Когда осознал, на какую кошмарную жизнь обрекаю безвинных людей. Я думал, если утоплю ключ в реке, то его уже никто и никогда не отыщет. Выходит, я ошибся. И зачем только вы его нашли?
Англичанин издал долгий вздох и прошелся от стены до стены – так полагала Саша, на слух.
– Но если ты действительно Инженер, выходит, ты можешь воздействовать на реальность! – Френсис замер совсем рядом с девочкой, его тяжелое дыхание казалось напряженным. – Значит, не все потеряно. Мы с тобой должны положить конец творящемуся безобразию.
– Безобразию?
– Да ты же ничего не знаешь! Но я сейчас тебе все объясню, присаживайся.
– Спасибо, я постою. – Саше вовсе не хотелось садиться на ледяной пол. – Вы говорите, я слушаю.
– Представь себе мир, изменчивый, плывущий, в котором нет ничего постоянного, – заговорил Френсис, как только поудобнее уселся у Сашиных ног. – Мир математики, формул.
– У меня не очень с математикой, – честно призналась Саша.
– Не страшно, я ведь не собираюсь заставлять тебя решать сложнейшие уравнения. Здесь важно вот что: весь Их мир – взаимосвязь очень сложных формул, уравнений и неравенств, они постоянно взаимодействуют друг с другом, пересекаются, поглощают друг друга и распадаются, в общем, находятся в некоем бесконечном процессе преобразования. Понимаешь?
– Не очень.
– Этот мир – сплошная иллюзия, его нет, не существует, и в то же время он есть, для нас, потому что мы контактируем с ним, становимся его частью, как вместо переменных в уравнения подставляются другие уравнения… Но ты молчишь?
– А что я должна говорить?
– Тебе понятно?
– Мы еще не проходили такого.
– Как все сложно-то! – застонал англичанин. – В общем, мы, как бесконечно изменчивые системы, вплетаемся в структуру Их мира и заставляем его меняться, сами постепенно становясь его неотъемлемой частью. Мы проникаем в мир, а мир проникает в нас.
– Понимаю, – кивнула Саша, зябко поежилась и переступила с ноги на ногу – холод проникал даже через подошвы босоножек. – Значит, мы меняем формулы, когда фантазируем?
– Именно, ты молодец! Преобразуя их, мы даем им новую жизнь, усложняем, и они приобретают возможность видоизменяться, ветвиться, в общем, жить. Но все в мире упрощается, все стремится к простоте – это называется вырождением. Какими бы сложными ни были формулы изначально, после естественных преобразований они вырождаются в неспособные к дальнейшим преобразованиям самоподобные множества.
– Э-э, – раскрыла было рот Саша, но Френсис поспешно добавил:
– Как снежинка, например. К каждой длинной палочке крепятся полные подобия снежинки, только меньших размеров, а к их кончикам – еще меньше, и так до бесконечности.
– Понимаю.
– Это называется итерация. Формула как бы зацикливается сама на себе, перестает развиваться и превращается…
– В мочалку! – воскликнула Саша и хлопнула в ладоши.
– В мочалку? Почему в мочалку? – недоуменно переспросил англичанин.
– Так Чумазуля говорит: серая мочалка. А что?
– Гм-м, возможно, где-то как-то… Впрочем, неважно! Так вот, что касается самого мира – мы его не видим, а воспринимаем разумом, он нам только кажется. Вернее, представляется таким. Можно сказать, что он нематериален. Нас окружают одни живые формулы, находящиеся в постоянном движении. Есть формулы низкоорганизованные – то, что мы воспринимаем как сам мир, а есть высокоорганизованные – организмы. К примеру, Они или мы с тобой.
– Я тоже формула? – не поверила Саша.
– Тоже.
– А вы?
– Тем более.
– Почему «тем более»?
– Потому что я давно стал частью Их мира, а ты только соприкоснулась с ним, ты еще не вплелась в его бесконечно многообразный узор, образно выражаясь. Но это произойдет окончательно и бесповоротно через пару недель, если мы не изыщем возможность вернуть тебя домой. Позже все будет бессмысленно.
– Почему?
– Потому что ты станешь частью Их мира и уже не сможешь существовать вне его. Неужели не ясно?
– Какой ужас! – вздрогнула Саша.
– Не время пугаться, нужно действовать, – одернул ее Френсис. – Если ты действительно Инженер, то тебе подвластны самые основы Их вселенной. Творцы могут воздействовать исключительно на переменные формул, усложнять их, ты же в силах менять законы преобразования, переписывать целиком.
От обилия информации у Саши уже кружилась голова. И еще девочке было страшно, но она постаралась обуздать страх и взять себя в руки.
– И что я должна делать?
– Бороться!
– С Ними? Но как?
– Они – часть мира, перестроив его, ты неминуемо повлияешь и на Них. Обычным Творцам такое не под силу.
– А Им?
– В известных пределах, но они сами формулы, по сути, очень простые, и потому возможности Их ограничены. Ты же находишься над Ними – таковыми были Инженеры!
– Вот вы говорите, бороться, а если Они нас сейчас слышат? Придут и устроят нам.
– Не говори глупостей, девочка! Мы отделены от остального мира стеной поляризованной вырожденной материи. Чувствуешь, какие холодные стены и пол? Но они вовсе не холодные, а просто-напросто жадно поглощают наше тепло, высасывают из нас энергию, жизненные силы. То же самое происходит с другой стороны. Они не могут ни видеть нас, ни слышать, ни ощущать.
– И что же тогда я могу сделать?
– Стены изолятора – тоже формулы, очень жадные и ненасытные.
– И?
– Господи, неужели непонятно? – воскликнул Френсис. – Ты должна изменить их, придать иные свойства, обойти закон, не дающий им меняться.
Саша в сомнении коснулась стены пальцами. Стена была прочная, гладкая и холодная – самая обычная, на ощупь похожая на матовое стекло. Как можно повлиять на стену? Сделать ее из ваты? Или превратить в лед, а потом разбить? А может, просто заставить исчезнуть? Просто… Легко сказать! Но вот сделать…
– Ну же, чего ты медлишь? – Англичанин нетерпеливо подбодрил Сашу.
– Я думаю.
– Правильно, думать всегда надо. Но сейчас не совсем подходящий момент – теперь нужно действовать!
– Хорошо, я попробую, – сдалась Саша, хотя не ощущала в себе сил бороться со стеной. Да и глупо как-то. И что она, собственно, должна делать? Приказывать стене? «Эх, была не была!»
Саша закрыла глаза и вновь коснулась ладонью стены: «Стань тонкой и прозрачной, тонкой и прозрачной. Я хочу, чтобы ты стала тонкой, я приказываю тебе!». Девочка открыла глаза, ничего не изменилось. Непроглядная темнота по-прежнему окружала ее, а от стены все также тянуло холодом.
– Не получается, – пожаловалась она.
– М-да, – задумчиво протянул англичанин. – Может, Они ошиблись, и ты вовсе не Инженер?
– Тогда зачем меня сюда посадили?
– Вероятно, чтобы свести меня с ума – чем не версия?
Саша надулась и замолчала, потом прислонилась спиной к стене и медленно сползла по ней на пол. Вредный англичанин больше не проронил ни звука, казалось, он заснул. Ну и черт с ним! Глупости все это, выдумки – живые формулы, стены-вампиры и несуществующие существа. Лучше уж сразу замерзнуть и не мучиться. Саша где-то читала, что от сильного холода люди засыпают и больше не просыпаются, тихо и незаметно переходя в другой мир. Лучше уж так, чем терпеть лишения в темной камере, слушая бредни сумасшедшего, или всю жизнь выдумывать чудесные миры для восковых чудищ.
