Лариса Валентиновна Кириллина
Письма Звёздному императору
– Но ведь мне и моей дочери предстоит вернуться на Лиенну?
– Не обязательно, профессор Саонс. Выбор будет за вами. Степень профессора или магистра, присужденная на межгалактическом уровне, дает вам свободу работать, где угодно. Если ваши курсы получат признание у студентов, вы сможете задержаться на Виссеване. Или принять любое другое интересное предложение. Если за вами и вашей дочерью сюда последуют и другие ученые с Лиенны, здесь появится еще одна уйлоанская община, пусть небольшая. Мы сейчас над этим работаем, но стараемся действовать осмотрительно и не спешить.
– Вы?..
– Господин профессор, я вынужден вам открыться, однако не говорите об этом никому из третьих лиц, включая вашу дочь.
Ректор Шаишш принял его обещание хранить тайну и произнес:
– Перед вами – куратор Виссеваны. Я отвечаю здесь за соблюдение принципов и законов Межгалактического альянса. В настоящее время Альянс не считает возможным и нужным налаживать тесные связи между двумя уйлоанскими диаспорами, существующими во Вселенной. Развитие каждой из них – важнейший эксперимент, за которым мы следим очень пристально.
– То есть… даже упоминать об уйлоанцах на Тиатаре нельзя?
– На Лиенне – не стоит. Здесь – можно, однако лучше обсуждайте такие темы с коллегами вашего уровня.
– А как же мой лекционный курс? Я его составлял, не учитывая тиатарских реалий!
– Вы можете сделать оговорку, что курс основан на лиеннских источниках.
– Но я не смогу теперь делать вид, будто публикаций Баллафа Доэна и магистра Джеджидда не существует!
– Включите их в библиографию. И оговорите, что, поскольку вы сами н были на Тиатаре и вряд ли когда-то там окажетесь, вы не можете ручаться за полную достоверность того, что написано в этих книгах. Колледж космолингвистики – не Межгалактический университет, а книги писали космолингвисты, а не историки.
– Благодарю вас за ценнейшие советы, господин ректор.
– Успехов вам, профессор Саонс. Мы возлагаем на вас большие надежды.
Оппонент
Лаон и Илассиа оказались настолько захвачены университетской жизнью, что удивились внезапному окончанию их первого учебного года на Виссеване. Он основательно готовился к каждой лекции и семинару, а между занятиями посещал курсы разных коллег – и историков, и археологов, и космолингвистов. «Учиться – это такое счастье!», – говорил он студентам, приводя в пример самого себя, который, даже сделавшись доктором наук и профессором, продолжал пополнять свои знания и пересматривать прежние взгляды. Ласси охотно соглашалась с отцом. И она ощущала себя счастливой: заниматься любимым делом в окружении единомышленников, работать в современнейших лабораториях, иметь доступ к любым новейшим исследованиям, посещать или слушать в записи лекции на смежные темы…
Связь с Лиенной была не прямой, только путем пересылки файлов, но периодически отец и дочь сообщали родным и друзьям о своих успехах и получали известия о том, что делалось в Уллинофароа и на маяке.
У Вайниров дела шли неважно. Кайс опять упал, спускаясь по лестнице в полутьме, и на сей раз сломал не ногу, а пару ребер. Его отвезли в больницу, а тем временем должность смотрителя решили всё-таки упразднить, сделав маяк полностью автоматическим. Жители Меннавара подали в администрацию Меннао петицию о сохранении маяка как туристической достопримечательности. Петицию поддержал фонд «Маяк», возглавляемый госпожой Баллайной Кассай. Компромисс был найден: домик у маяка был выкуплен благотворительницей и оставлен в пожизненное владение супругам Вайнир. Кайс, пострадавший на рабочем месте в рабочее время, получил страховку и пенсию. Вкупе с деньгами, оставленными Лаоном, им хватало на безбедную жизнь, однако оба они тосковали по «нашей птичке».
Новости о Кайсе и Файе сообщила Саинна, которая сама в Меннавар не ездила, но общалась с Баллайной. В конце письма сестра очень кратко обмолвилась, что у супругов Кассай наконец-то появился ребенок – мальчик. Его назвали Диллаф – в честь чрезвычайно влиятельного дяди Эммуэна Кассая, который теперь занимает пост министра Императорского правительства и заведует государственными финансами. Баллайна счастлива, все родные довольны. Дочка Саинны и Аллуэна – Веллоа – растет здоровенькой, забавляет всех в доме, Саннуо учится ровно и хорошо, хотя пока не определился с пристрастиями. Аллуэн настаивает, чтобы сын стал врачом, однако эта профессия – не для каждого.
И, конечно же, все, словно сговорившись, спрашивали, собирается ли Илассиа возвращаться в Уллинофароа, и не следует ли заранее подобрать ей достойного жениха или нескольких кандидатов в супруги. Самой Илассиа будет трудно найти себе пару: она вернется ученой дамой, а не юной неискушенной девушкой, мужчины начнут сторониться ее, опасаясь, что она затмит любого из них и станет верховодить в семье.
– Ласси, они в чем-то правы, – заметил Лаон, передав ей очередное послание Саонсов и Майвэев. – Как ты представляешь себе свое будущее?
– Папа, милый, для начала я поеду в экспедицию на побережье. Всё решено. До сих пор я работала в лаборатории, оранжерее, виварии, инсектарии – а мне хочется специализироваться на водной фауне. Ты же знаешь, как я люблю океан и морскую живность!
– Хорошо. А потом?
– Потом я придумаю тему магистерской, выберу руководителя, договорюсь с ним – или с ней – и подам заявление на стажировку.
– И… никаких женских радостей?
– Папа, о чем ты? Мы здесь единственные уйлоанцы, мне не с кем встречаться, да и нет большого желания…
– У тебя ведь и в Уллинофароа не складывались отношения с юношами. Или я о чем-то не знаю?
– За мною пытались ухаживать, папа. Но делали это настолько неловко и даже грубо, что мне становилось противно или смешно. Возможно, я в самом деле неспособна влюбляться. Мой главный жизненный орган – мозг, а не то, что расположено ниже. Как только ко мне подступаются с определенными намерениями, я вижу это насквозь, анализирую все реакции и… не чувствую ничего, кроме лабораторного интереса.
– Я немного тревожусь, Ласси, что ты занята только наукой и живешь исключительно разумом, заглушая в себе голос сердца.
– О, то же самое говорила мне госпожа Туан Юн!
– Вы общаетесь? Я не знал.
– Иногда беседуем по душам. Знаешь, теперь мне уже не кажется, что жители Теллус ужасно уродливы. Она милая, только совсем не похожа на нас. И она здесь тоже одна. Собственно, госпожа профессор Юн решила предостеречь меня от ошибок, которые совершила сама. Отказалась от брака ради науки, она улетела так далеко от родной планеты, что вернуться назад уже невозможно. Здесь к ней прекрасно относятся, у нее есть всё – высочайшая репутация, деньги, ученики, свой собственный дом на окраине кампуса. Но поговорить по душам почти не с кем. Я – не ее студентка, поэтому нам с нею можно дружить, невзирая на разницу в возрасте и инопланетное происхождение.
– Она мудрая женщина и прекрасный специалист. К ней стоит прислушаться, Ласси.
– Папа, я хочу прожить – свою жизнь! Не чужую! И уж если наделать ошибок, то только своих! Чтобы потом упрекать было некого! Впрочем, лучше бы обойтись без спонтанных поступков, о которых придется, возможно, жалеть.
– Ласси, мне страшно подумать, что ты проживешь свою жизнь без любви.
– Но мне вправду некого тут любить. Знаешь, папа, если я вернусь на Лиенну, я устрою нечто вроде конкурса соискателей своей руки – посмотрю, кто мне нравится больше, заключу с ним брачный контракт из сотни пунктов с мелкими примечаниями – и выйду замуж, имея ясные представления о последствиях этого шага.
– Ты шутишь, девочка? – изумился Лаон.
– Может быть, и шучу. Но, возможно, проблему придется решать сугубо рационально.
– Ладно, милая. Не буду разубеждать тебя. Обсуждать твое замужество пока преждевременно. У тебя впереди два учебных года. И ты совсем еще молода.
– Да, папа. И я, поверь мне, так счастлива!
Ласси уехала в экспедицию с биологами и биоэтиками, а Лаон попросился к археологам – ему запомнилось замечание профессора Вишшамаррана об умозрительности его представлений об этой науки.
Он возился в грязи под дождем, уже не обращая внимание на постоянные виссеванские грозы – если они бушевали не прямо над головой, археологи даже не прекращали работы, ибо раскоп был прикрыт легким куполом или тентом.
Вынимая и бережно расчищая древнейшие артефакты, Лаон начал мечтать о совсем несбыточном: о снаряжении экспедиции на Уйлоа. Да, планета погибла, жизни там больше нет, атмосферы нет, но ведь что-то осталось? Руины великой империи… Сколько там осталось сокровищ, сколько важных памятников уйлоанской культуры, сколько произведений искусства!
Нужно хотя бы попробовать составить заявку и подать ее в фонд Межгалактического совета по научным связям разумных миров. Вероятно, лучше – через здешний университет. Вряд ли Совет рассматривает заявки отдельных ученых, за которыми не стоят никакие организации. А Императорский университет Уллинофароа – чересчур далеко, одна переписка с ним займет не менее года, и нет никакой уверенности, что ректорат захочет во всё это ввязываться. И, конечно же, у Лиенны просто не хватит средств на межзвездную экспедицию. Даже и говорить бесполезно.
Лаон вернулся в кампус раньше Ласси. Разобрался со счетами и письмами, позволил себе пару дней отдохнуть, вволю выспавшись и наплававшись в опустевшем во время каникул бассейне. Составил план занятий на следующий триместр. И начал прикидывать текст заявки на экспедицию…
Внезапно позвонили из ректората.
Звучный искусственный голос профессора Шаишша поприветствовал Лаона и сообщил:
– Профессор Саонс. К нам поступила диссертация, которая могла бы вас заинтересовать. Текст успешно прошел анонимное рецензирование и принят к защите. Мы надеемся, что вы не откажетесь стать оппонентом. Вознаграждение стандартное. Срок – примерно три здешних месяца. Соискатель – с другой планеты.
– С удовольствием возьмусь, господин ректор Шаишш. Тема связана с историей цивилизаций?
– Отчасти. Но вы же интересовались историей космолингвы и хорошо владеете терминологией. Нам нужен специалист широких взглядов, мыслящий неординарно.
Искушение, вызов, риск… Лаон вошел во вкус неожиданных поворотов в своей научной карьере. Оппонировать на защите докторской диссертации в Межгалактическом университете – это честь, особенно для того, кто совсем недавно сам прошел через такую же процедуру.
– Я согласен! – сказал он, еще не зная названия диссертации.
Когда Ласси вернулась из своей экспедиции в их прибежище, она застала отца, с головой погруженного в чтение распечатанных страниц с графиками и формулами.
– Папа, – удивилась она. – Ты решил заняться статистикой, экономикой или аэродинамикой?..
– Нет, моя милая, это космолингвистика.
– Да?..
– На самом деле, ничего особенно страшного. Так нагляднее. Не нужно многословных комментариев, достаточно одной таблицы, графика или схемы.
– А зачем тебе такая премудрость?
– Я взялся оппонировать автору. Мне нужно основательно вникнуть в ход его мыслей.
– И как? Получается?
– Ласси, он – гений. Или она, – я не знаю, кто это и откуда. Исключительный интеллект. Невероятная эрудиция. Текст непрост, но я наслаждаюсь каждой фразой и каждым параграфом.
Илассия попыталась читать, но вскоре сдалась:
– Ох, папа, мне это вряд ли доступно. Однако видно, что писал некто чрезвычайно умный и знающий.
– Интересно, что моя диссертация содержала экскурсы в космолингвистику, а здесь, наоборот, космолингвист рассуждает об истории цивилизаций. Понятно, почему меня попросили стать оппонентом. Это как две окружности с одним смежным сектором.
– А какая тема?
– «Процесс развития космолингвы как живого разговорного языка».
– Неужели? Язык ведь искусственный?
– Автор доказывает, и весьма убедительно, что вследствие взаимодействия различных цивилизаций космолингва обнаруживает тенденцию обрастать диалектами, региональными особенностями в фонетике, лексике и идиоматике, что постепенно делает ее живым языком – по крайней мере, таковы наблюдаемые закономерности. Поэтому в работе так много графиков, схем и таблиц. Всё основано на подсчетах, а не на голословных утверждениях.
Илассиа удовлетворилась ответами Лаона и занялась своими делами: писала отчет об экспедиции, пропадала в лаборатории, проводила какие-то опыты в местном аквариуме, выступала на студенческой конференции с докладом об фауне моря Валлойн на Лиенне…
Три месяца пролетели почти незаметно. Лаон едва успел составить и тщательно отредактировать свой оппонентский отзыв. Он решил читать его, не отклоняясь от текста, дабы не сбиться из-за волнения.
Дочь помогла ему выбрать костюм, подходящий для столь ответственного заседания, а сама, воспользовавшись свободным вечером, села дописывать очередной реферат – на сей раз, по юриспруденции.
«Возможно, я буду поздно», – сказал Лаон, прощаясь с Илассиа. – «Сама защита проходит довольно небыстро, а потом состоится прием. Неудобно уйти, не перемолвившись со всеми коллегами. Ты поужинай самостоятельно, а устанешь – ложись».
«Ладно, папа. Я всё же дождусь тебя. Мне самой интересно узнать, кто этот таинственный гений».
Чудо
– Ласси. Он – существует.
Лаон бросил эту фразу с порога, сорвал с себя плащ и тотчас рухнул в ближайшее кресло.
– Кто? – удивилась она, подумав, что отец, вопреки своему обыкновению, переусердствовал с крепкими напитками на послезащитном приеме.
– Дай воды, – попросил он сдавленным голосом.
Илассиа налила стакан прохладной воды. Он выпил – глоток за глотком. Нет, спиртным от отца нисколько не пахло.
Она пододвинула кресло и села вплотную к нему.
– Ласси, милая… Ты не можешь себе представить, кем оказался сегодняшний диссертант…
– Расскажи мне, и я узнаю, – сказала она рассудительно.
– Он… прилетел с Тиатары.
– И что?..
– Его имя… Нет, не могу даже выговорить…
– Настолько трудное? Ну, напиши.
– Не трудное. А… священное. Язык не поворачивается произнести.
– Папа, что ты как маленький?
– Ульвен Киофар Джеджидд.
Она не сразу вникла в смысл его слов.
– Как?..
– Джеджидд – псевдоним. Все свои предыдущие труды он публиковал под этим именем. Тагманским, не уйлоанским. Настоящее имя прозвучало лишь на защите. Ульвен Киофар Уликеннс. Понимаешь?!..
– Это… не совпадение?..
– Нет. Никоим образом. Династические имена не может носить, кто попало. Ни один уйлоанец не посмел бы наречь своего ребенка Ульвеном. И никто не мог бы присвоить себе фамилию Киофар и добавить к ней императорское – Уликеннс.
– Не может быть, – потрясенно пробормотала она.
– Илассиа, он отыскался! Он сам прилетел сюда! Защищать диссертацию!.. Невозможно, непостижимо – но обмануться было нельзя. Это он, Илассиа! Он!.. Я не посмел обратиться к нему иначе, чем «Ваше императорское величество». Он довольно резко меня оборвал, настоятельно посоветовав вернуться к академическим нормам: «Коллега, пожалуйста: я – магистр Джеджидд, пока мне не присуждено искомое ученое звание». Слова были скромными, но тон таким повелительным, что мне осталось лишь извиниться и впредь называть его только «магистром», «коллегой» и «многоуважаемым автором».
– И ты… оппонировал нашему Звездному императору?!..
– А куда мне было деваться?
– Все прочие поняли, что происходит?
– Не знаю. Наш первый диалог велся на архаическом уйлоанском. Его величество объяснил остальным, что я использовал чрезвычайно старинную форму учтивого обращения, которая на Тиатаре давно не используется, однако на Лиенне, возможно, еще в ходу.
– В эту версию так легко поверили?
– Председательствовал сам ректор, господин Шаишш. Он, конечно же, знал, кто такой «магистр Джеджидд». Еще одним оппонентом был профессор Хррангархх с Окуды, он здесь в командировке и мало с кем успел познакомиться. Третьей в нашем кругу оказалась госпожа профессор Менненаирра Фарран, возглавляющая кафедру космолингвистики на факультете словесности. Мне показалось, она была в прошлом лично знакома с Его величеством, они ведь оба космолингвисты, но сделала вид, будто не поняла или не расслышала моей реплики. Дама она весьма пожилая, ей простительна некоторая рассеянность. Впрочем, в остроте ума с ней не смогут тягаться и более молодые коллеги, а о зловредности ее нрава тут ходят легенды…
– Оставь ее, папа! Расскажи… как всё было!
– Как положено, Ласси. Оценка работы тремя оппонентами, вопросы, ответы, дискуссия. Никто не принимал во внимание его сан, даже если о нем и догадывались. В диссертации обнаружились спорные тезисы, он умело их защищал, кое в чем соглашался с критикой, но отстаивал основные идеи, приводя дополнительные примеры и аргументы. Защита была исключительно интересной, и степень доктора и профессора он получил совершенно заслуженно.
Ласси помолчала, осмысливая сказанное, и, наконец, решилась спросить:
– Папа. А… какой он? Если он до сих пор не профессор, то, наверное, примерно твой сверстник?..
– Он значительно младше меня. Я-то стал профессором позже, чем мог бы. Космолингвисты, как и математики, начинают обучение рано, лет в четырнадцать или пятнадцать, поэтому среди них встречаются и магистры восемнадцати лет, и доктора наук, которым немного за двадцать. Но Его величеству, думаю, около тридцати. Он давно уже занимает в Колледже космолингвистики должность одного из ведущих профессоров, и этот статус просто требует соответствующего ученого звания. Как он сам объяснил нам, на Тиатаре он мог стать лишь магистром, там ведь нет университета. Требовать для себя исключения и защищаться заочно, по совокупности публикаций, он не хотел: идеи, изложенные в его диссертации, требовали строгой критики и обсуждения. А лететь на другую планету ему долгое время не позволяли дела.
– Просто невероятно… Император – ученый! Ах, если бы хоть мельком увидеть его!
– Увидишь. И вовсе не мельком. Завтра он пригласил нас с тобою на ужин в ресторан при профессорской резиденции.
– Да?!.. И меня?!..
– У нас был доверительный разговор на приеме. Он сказал, что желал бы откровенно побеседовать со мной с глазу на глаз. Поскольку времени у него до отлета немного, лучше встретиться завтра же вечером. Я ответил, что принимаю его милостивое приглашение как великую честь, но прошу разрешения взять с собою тебя, ибо было бы несправедливо лишать тебя такой радости. Он подумал и согласился: «Пожалуй, профессор Саонс, так даже лучше. Пусть не останется никаких недомолвок. Буду рад познакомиться с вашей дочерью».
Ласси онемела от этой новости. Закрыла лицо руками и пробормотала простецкое «Йоннайо!» – «Утонуть-захлебнуться»…
– Доченька, выражаться столь непринужденно при Его величестве я бы тебе не советовал, – заметил Лаон. – Он строго следует этикету, пусть не императорскому, а сугубо академическому.
– Постараюсь вести себя как благородная барышня, – обещала она. – Только… в чем я пойду?
– Я не думаю, Ласси, что это будет иметь хоть какое-нибудь значение. Годится любое приличное платье. Разумеется, не рабочий комбинезон для лаборатории. И не плавательный костюм с аквалангом для наблюдений за твоими любимыми водными жителями.
– Нет, папа, я лучше прогуляю завтра утренний семинар, но придумаю, как мне одеться! Виссеванский наряд, наверное, не пойдет, хотя эти радужные тона так красиво переливаются…
– Ласси, мы – уйлоанцы, как и наш Император. Случай обязывает нас придерживаться традиций.
– Да, папа, ты прав. Я давно не носила платьев, привезенных с Лиенны. Помнишь, одно, попроще, я купила сама, другое получила от Саинны, а третье мне подарила Баллайна? Последнее – совсем новое, мне здесь некуда было его надевать, я даже не знаю, впору ли оно сейчас, будет жаль, если вдруг не сойдется…
– Только, Ласси, не надо выглядеть вычурно! И не вздумай надеяться, что Его величество обратит на тебя хоть какое-нибудь внимание. Изначально ведь он приглашал лишь меня.
– Хорошо. Постараюсь держаться как самая что ни на есть примерная девушка. Я умею!
– Конечно, умеешь, Ласси. Ты умница.
– Папа, ты даже не представляешь, какой подарок ты сделал мне! Пускай – один вечер. Зато мы будем – с ним. Только мы. Разве это не чудо?!..
Званый ужин
Саонсы появились в ресторане слегка заранее, однако профессор Джеджидд их уже ожидал.
Кельнер почтительно проводил их к укромной нише, устроенной в эркере. Стол был накрыт на троих. Его величество выбрал место в центре, гостям предстояло расположиться справа и слева. Сквозь остекление эркера высматривался вечерний пейзаж, озаряемый дальними молниями – обычным фоном виссеванского темного неба. Грохота слышно не было: гроза бушевала где-то вдали, и к тому же купола над зданиями университетского городка приглушали громовые раскаты. В самом ресторане играла тягучая медленная виссеванская музыка, напоминавшая длинные, перевитые между собою, лианы, стволы и стебли растений, образующих в здешних лесах непролазные дебри.
Лаон церемонно представил Ласси:
– Многоуважаемый господин профессор, позвольте вам представить Илассиа Саонс, мою дочь, студентку биологического факультета.
– Илассиа?..
Ласси давно привыкла, что лиеннские аристократы всегда переспрашивали, узнав, как ее зовут, и привыкла сдержанно пояснять: «Да, Илассиа. Это вид морских птиц» – и в ответ обычно раздавалось: «Очень оригинально! Красивое имя». В школе ее дразнили «бакланшей», и это гораздо больше соответствовало отношению окружающих к подобной орнитологической ономастике.
Реакция Его величества смутила ее. Уж он-то, как космолингвист и приверженец строгого этикета, не должен был бы удивляться любому, самому необычному, имени.
Она осмелилась взглянуть ему прямо в глаза.
И забыла о всяком пространстве и времени. Глаза были серо-коричневые, но казались бездонными, как вечернее небо, в котором медленно зажигаются дальние – и такие холодные – звезды. Третий глаз излучал теплый золотистый свет, приглушенный и мирно мерцающий, как огонь маяка в погоду, благоприятную для мореплавания.
– Извините, уважаемая госпожа Илассиа. Извините, многочтимый профессор Саонс. Прошу вас садиться.
Голос Звездного императора оказался таким же глубоким, одновременно мягким и властным.
Ласси мысленно поблагодарила отца, который убедил ее одеться как можно строже. Серебристое платье без отделки, с пелериной тон в тон. Перламутровое ожерелье Айлиссы – украшение недорогое, но идущее к ее светлым глазам с розоватыми ободками.
– Выбирайте, пожалуйста, всё, что вы хотели бы заказать. Буду очень признателен, если вы мне подскажете какие-нибудь изыски виссеванской кулинарии.
– Мы вряд ли в них сведущи, Ваше… многочтимый господин профессор, – ответил Лаон смущенно. – Хотя мы находимся здесь уже больше года, питаемся обычно в университетской столовой и не придаем еде большого значения. О нет, не подумайте, пожалуйста, будто я экономлю на лакомствах для единственной дочери, просто наши с ней расписания часто не совпадают, и у нас обоих всегда не хватает времени.
– Хорошо. Тогда я возьму на себя смелость немного пофантазировать, – предложил профессор Джеджидд.
Он заказал самые невероятные блюда, о существовании которых Саонсы даже не подозревали.
Пока их готовили, он велел подать прохладительные напитки и довольно властно потребовал:
– Ну что же. Настало время поговорить. Расскажите мне о Лиенне. Всю историю воскрешенной империи излагать не нужно, она мне отчасти известна. Интереснее было бы узнать о теперешней жизни обычных лиеннцев.
Лаон начал несколько сбивчиво говорить о делении общества на страты, которые редко соприкасаются и практически никогда не смешиваются. Объединяет их всех идея служения делу Империи и верность Звездному императору.
– А откуда взялись эти страты, если переселенцев было немного? – полюбопытствовал Его величество.
– Поскольку доставляли их на Лиенну тремя партиями, то первые тринадцать удостоились звания «основателей», а их потомки составили высшую страту. Это правители, судьи и иерофанты. Изначально они руководили всеми прочими. Среди прибывших позднее выделились ученые и инженеры – они составили вторую по значимости страту, процветающую до сих пор. В нее можно войти, проявив способности к наукам и достаточно упорство, однако без финансовой помощи путь к высоким постам будет долгим и сложным. Пример тому – наша семья. Саонсы – из третьей страты, которой отведены занятия производством, торговлей и оказанием разных услуг, вроде устройства гостиниц и ресторанов. Мои родители неохотно поддерживали мое желание поступить в Императорский университет и совсем отказали мне в помощи, когда я женился на девушке из четвертой страты, дочери смотрителя маяка. Ниже – только пятая страта, слуги, чернорабочие, поденщики на сезонных работах.
– Вы считаете это устройство приемлемым, профессор Саонс?
– Другого никто не Лиенне не знал, Ваше… многоуважаемый профессор Джеджидд. И, судя по сохранившимся источникам, устройство погибшей Уйлоанской империи было примерно таким же. Только там еще была страта военных. У нас ее нет, зато имеется много служб по охране порядка и обеспечению безопасности. В стратах ниже второй существуют гильдии, они обеспечивают определенный уровень справедливости и заботятся о неимущих: стариках, вдовах, сиротах.
– Однако вам удалось преодолеть все преграды, профессор Саонс, не так ли?
– Нам с Илассиа повезло. Среди родственников нашлись те, кто оказал нам поддержку в трудное время. У меня сложились хорошие отношения с университетскими наставниками и с дворцовым иерофантом, господином Ойонаем. Наконец, я смог подружиться с господином профессором Варданассиром. Он – Хранитель Лиенны от Межгалактического альянса. И, собственно, он и способствовал нашему перемещению в Виссеванский университет.
– А ваша супруга, профессор Саонс? Осталась там?
– Нет, многоуважаемый господин профессор Джеджидд. Она умерла, когда Ласси… Илассиа… была совсем еще маленькой. С тех пор мы с дочкой живем вдвоем. И, как видите, оба занимаемся наукой, только каждый – своей.
– Госпожа Илассиа, какова ваша будущая специальность?
– Биоэтика, многоуважаемый господин профессор.
– Перспективная область, не правда ли?
– Мне тоже так кажется. На Лиенне она совершенно не развита.
– На Тиатаре, в общем-то, тоже. Хотя наше законодательство приведено в соответствии с принципами Межгалактического альянса.
Тем временем принесли первую перемену блюд. Разговор ненадолго прервался. Илассиа старалась поменьше смотреть на Звездного императора. Нехорошо, если гости начнут заглядывать к нему то в тарелку, то в рот. Впрочем, его манеры выглядели безупречными. Он наслаждался едой, никуда не спеша, но и не забывая поддерживать размеренную беседу.
Сама Илассиа тоже ела крохотными кусочками, дабы не оказаться застигнутой с полным ртом, когда нужно ответить на вопрос Его величества, хотя говорил он преимущественно с Лаоном.
– Насколько я понял, профессор Саонс, на Лиенне не выявлено никаких потомков уйлоанской императорской династии.
– Истинно так, многоуважаемый господин профессор. Этому есть объяснение: оставшиеся на Уйлоа родственники убитого императора Уликена Последнего долгое время скрывались в тайных убежищах на Фарсане. Там они и встретили смерть. А большинство уйлоанцев, перебравшихся на Лиенну, оказались родом с Сеннара. Отбирали их, как вы знаете, не по степени знатности или богатства, а по совершенно другим критериям.
– А скажите, профессор Саонс, для вас не выглядит парадоксальным существование империи без императора?
– В этом есть свой высокий смысл, Ваше… простите, многоуважаемый профессор Джеджидд. Император – та незримая цель, к которой устремлено всё развитие нашего общества. Мы пока недостойны его лицезреть, но все верят, что он существует, и однажды явится нас осчастливить.
Профессор Джеджидд отодвинул свою тарелку, дождался, когда ее уберет расторопный внимательный официант, и внушительно произнес:
– Господа мои. Посмотрите внимательно на меня. Безусловно, я совершенно реален. Но я такое же существо из плоти и крови, как вы. Столь же смертное и уязвимое. Во мне нет ничего сверхъестественного. Я нуждаюсь в еде. Я сплю. И отправляю другие потребности. Поклоняться биологическому организму, равно как умозрительному концепту – неразумно ни с какой точки зрения. Осчастливить планету и все ее население я заведомо не могу. Разве что самых близких. Да и то, если наши с ними желания совпадут.
Его величество говорил серьезно, сдержанно, но очень весомо, тщательно выбирая слова и чеканя каждую фразу.
– Простите за крайне нескромный вопрос, господин профессор Джеджидд, – подала Илассиа голос. – А можно узнать, кто они, ваши близкие?
– Вопрос очень важный, госпожа Илассиа, и я сам собирался об этом сказать. Мой отец погиб несколько лет тому назад. Я – глава семьи, глава рода, верховный иерофант улойанской общины на Тиатаре и негласный наследник титула имперского принца. Никоим образом не император! Титул передается от отца к сыну, однако не фигурирует ни в каких документах. Это наша традиция, часть истории, которую мы предпочли сохранить, дабы не забыть, откуда мы родом и как была устоена жизнь на Уйлоа. Но практического смысла в моих пышных титулах нет. На Тиатаре не может быть никаких императоров. Преподаю и публикуюсь я только под псевдонимом Джеджидд. Для моей профессии титул – только обуза. Принц, проверяющий студенческие работы, выглядел бы нелепо. Дома же я – сын и брат. Со мной живет моя матушка и младшая из двух сестер. Старшая давно замужем, у нее почти взрослая дочь. Младшая сестра еще школьница, но к наукам ее не тянет. У нее способности к музыке, однако матушка не одобряет подобной профессии. Сестра поет и играет только в узком семейном кругу.
«Значит, он не женат!» – с тайной радостью вдруг подумала Ласси.
– Я расссказал всё это, друзья мои, – подытожил профессор Джеджидд, – чтобы дать вам понять непреложную истину: никакого Звездного императора не было, нет и не будет. Я не настолько тщеславен, чтобы потакать всеобщему помешательству. Меня совершенно устраивает моя нынешняя, сугубо частная, жизнь и работа в Колледже космолингвистики. Покидать моих близких, зависящих от меня, или вынуждать их перемещаться в другие миры, ибо так желают мои неведомые почитатели, я не вправе. Свой долг я вижу в служении роду, семье и науке. Называйте меня «профессор Джеджидд». Только так. И никак иначе.
Он вновь сделал долгую паузу, поскольку им принесли остальные блюда. Всё выглядело необычайно изысканно и источало соблазнительные ароматы, но участники ужина словно бы не замечали всех ухищрений ресторанных кудесников.
– Угощайтесь, пожалуйста, – сказал профессор Джеджидд куда более мягким тоном, чем прежде. – Простите мне мою резковатую речь, однако я хотел сразу же пресечь возможные кривотолки.
