– Наши Комоедицу справили. Я маленько поспешил, воротился раньше. Вона как песни горланят! Думал выведать у тебя, Колояр, что с Ведомиром порешили, да видать, теперича на закате глаголить будем. Свидимся ещё, чужеядец.
С этими словами великан небрежно махнул огромной мясистой рукой, натянуто улыбнулся молодцам, и поспешил к воротам. Пересвет вздохнул с облегчением – сердце вернулось, наконец, на законное место, и перешло с бешеной чечётки на спокойный гавот. Однако некоторая опасность в виде стоящего неподалёку Колояра всё ещё давила на нежный желудок запредельца. Витязи проводили рябого друга взглядами.
За частоколом Пересвет услышал тоненькие девичьи голоса, что распевали под игру гуслей мелодичную песню:
Ой, ли девица красна
На Калинов мост пошла,
А Смородина внизу
Кличет, кличет: «Унесу!»
За ней молодец грядёт,
Меч во длани его ждёт,
Заберёт себе красу,
Не уступит Нави сну.
На ином краю стези
Мара, Смертушка стоит
Дева просит: «Обожди!»
Ей богиня «Гой яти…»
Тяжёлые ворота из неотёсанных брёвен медленно распахнулись, и в деревню хлынули люди. Группками по несколько человек, они пели частушки, ели масленичные угощения, и пили из круглых увесистых кружек. Те, кто постарше, вели беседы с ровесниками, а ряженые дети бегали вокруг них с украшенными пёстрыми лентами кругами на высоких палках. Масленица была в самом разгаре. «Весело у них, не то, что в нашем ДК», – рассуждал про себя Пересвет, наблюдая за шумной вереницей деревенских жителей.
Буквально за считанные минуты пустая, мрачная деревня наполнилась радостью и искренними эмоциями совершенно разных людей. Пересвет с трепетом всматривался в незнакомые лица, и на его тонких губах возникла непроизвольная улыбка. Казалось бы, чему тут радоваться – попал в другую эпоху, как выбраться ещё толком не знает, но искренность здешнего народа покорила сердце человека из будущего. Он вспомнил детство, где ещё не было телефонов, и ребятня в деревне его бабушки бегала на Святки по домам, также задорно распевая песни и распихивая по сумкам сладкие угощения.
Когда дворы оккупировали местные жители, Мураш махнул Колояру, подзывая к себе. Ярополк глядел на красочную толпу не мигая, будто боялся что-то пропустить. И тут он неожиданно для Пересвета слегка улыбнулся, так, чтобы никто не успел заметить. Но запределец даже в очках видел не хуже любого остроглазого. Рыжий витязь давно бросил колоть дрова, однако топор держал в руке крепко. Как только мимолётная улыбка сошла с полных губ, он легким движением вонзил лезвие железной головки в пень и неторопливо прошёл к толпе молодёжи, что плясала под искусную игру на жалейках и гуслях. За ним, не сказав больше запредельцу ни слова, двинулись Мураш и Радим – их явно влекло в самую гущу событий.
– Отнеси старейшине наколотые дрова. Баять будем после, праздник справить надобно, – через плечо бросил Колояр и ушёл вслед за друзьями.
Пересвет проводил новых знакомых тоскливым взглядом и глянул в сторону приличной стопки наколотых дров. Да…Работать я не нанимался, тяжкий вздох вырвался из его тощей груди. В эту минуту он ощутил, какими ледяными стали босые ступни, и начал топтаться по холодной древесине крыльца, опираясь на гладкий столп.
– Добрый пёс у тебя, Пересвет, – скрипучий голос за спиной застал его врасплох. Запределец вздрогнул, но точно узнал, кому он принадлежит.
Пересвет обернулся: по рыжей голове Волка гладил, сидя на корточках, Ведомир, озаряя крыльцо доброй старческой улыбкой. Когда волхв закончил, он встал, сжал в руке прислонённый к бревенчатой стене посох и подошёл к Пересвету. Мутные колдовские глаза смотрели на праздную толпу. Запределец также бесцельно бродил взглядом по пляшущим ряженым.
– То был Страшко, витязь деревенский, – поделился Ведомир, не дожидаясь, пока гость спросит, – Дюжий муж, особливо дюжий среди прочих. Лепший воин Любозени.
– Имя под стать.
– Так обряд давеча прошёл.
– Какой обряд?
– Имянаречения. Я проводил.
– А-а-а…, – догадался Пересвет. – У вас имя дают не один раз за жизнь?
– Истинно так. Одно для себя, другое – для мира. Ярополк, вон, токмо с виду лютый, лик его страх в народ вселяет. Да правда в том, что добрый он. Выказывать добро не любит. Мы племя примученное, лихоимцы княжьи. Тяжко мужам нашим пришлось, оттого они в думы глубокие ушли. Чертоги леса не покидают, об божьих чертогах всё грезят.
– Здравомыслящий человек не станет о смерти думать раньше, чем она над ним косой сверкнёт, – сказал Пересвет, не желая понимать нравы людей прошлого.
– Твоя правда, мил человек. Надобно ребятушкам указать стезю, иначе Недоля за них возьмётся, раньше времени сгинут.
– Так, погоди, глубокоуважаемый старейшина…, – Пересвет вперил серьёзный взгляд в лицо старика. – Ты мне предлагаешь им стезю указывать?!
– Покамест ты в Любозени, не бранись на них. Молвить дай, а сам покойным будь, яко каменья подле кручи. Вот и вся моя к тебе треба.
Не отрывая испещрённых точками глаз от толпы, Ведомир улыбнулся уголком рта. Пересвету стало немного стыдно отказывать в такой ничтожной просьбе, и он, снова обращая внимательные глаза к мелькающим девичьим юбкам, коротко кивнул.
В следующий миг Пересвет обомлел – в толпе посреди деревни рьяно отплясывала та самая развесёлая простоволосая девушка. Румяные щёки её налились, словно яблоки в августе, на изящных губах играла озорная улыбка, а глаза светились бесконечным счастьем. И ведь ни грамма косметики! Лицо чистое, розовое. Другие девушки на её фоне казались бледной тенью, что отбрасывают ясными вечерами угрюмые столичные высотки. Пересвет смотрел широко распахнутыми глазами, почти не мигая, страшась в следующий миг упустить незнакомку из вида. Реакция запредельца заставила Ведомира перевести взгляд в ту же сторону. И тогда на лице старика появилась лукавая улыбка.
– По нраву девица пришлась?
– Кто она? – только и сорвалось с губ Пересвета.
– Леля наша, богиня весны, – волхв говорил с теплотой в скрипучем голосе, словно о родной внучке. – Днесь сошла на землю, хоровод с подружками водить. Ступай, молви ласковое слово. Любо ей похвалу слушать.
Запределец ошеломлённо уставился на старика, едва не открыв рот от фантастического заявления. Он пару раз моргнул, чтобы глаза не высохли, и снова перевёл взгляд на девушку. Она не исчезла, плясала себе дальше, с подругами под руки, частушки распевала.
– Я готов поверить во что угодно – эльфов, гоблинов, волхвов, – Пересвет многозначительно посмотрел на Ведомира, – но в древних богинь…Нет, увольте! Я и в современных-то не особо верю.
– Ну, не медли, ступай! – настаивал старик.
Дарко на его плече, почуяв настроение хозяина, пару раз крикнул «кьяв-кьяв», и сверкнул глазами-пятирублёвками на растерявшегося молодца. Пересвет покосился на рыжую морду Волка и увидел, что пёс довольно высунул язык. Согласен, значит, с безрассудной идеей волхва. «Богиня…Серьёзно? Нет, чушь какая-то. Не может она быть богиней. Вернее, может…Красивая. Первая красавица на деревне, наверное. А-а-а, так вот что он имел в виду! Но даже так…Мне, тощему пришельцу, подойти и поздороваться с ней? Н-е-е-т. Не захочет она знакомиться», – рассуждал запределец, делая робкие шаги в сторону гудящей толпы. Позади раздалось знакомое «кьяв» и радостный лай. Старик молчал. Поиздеваться решили, думалось Пересвету, а бледное лицо густо покраснело.
Каждый шаг отдавался пульсацией в висках и гулко бьющимся сердцем. Когда до гуляющей толпы оставалось несколько метров, ноги вдруг налились свинцом и отказались идти дальше. Пересвет, словно каменное изваяние остался стоять возле ряженых. Его особо никто не замечал: все общались, пели и плясали, обращая внимание только на музыкантов, и сотрясая воздух просьбами играть погромче. В эту минуту он ненавидел себя за трусость, но и оправдывал: первая красавица точно не согласится на знакомство с чужаком.
Весёлый хоровод кружил по лобному месту. Горластые мужики и девки заглушали недовольные крики голодных животных, что доносились из загона. Где-то в отдалении пробивался голосистый молодой петух с его извечным «кукареку». Запределец во все глаза смотрел на бесоватое действо, любуясь пестреющими юбками и рубахами честного народа. Тут его прошиб холодный пот: взгляд ясных девичьих очей цвета пролеска – первого весеннего цветка с ярко-голубыми лепестками, скользнул по запредельцу и убежал к радостным ликам молодых девушек, что кружили рядом, норовя поймать подруг за руки и увлечь за собой в хоровод. Увидела, вертелось в мгновенно опустевшей голове.
Радость была не долгой – Пересвет так и не смог сделать ни шага дальше. В полной растерянности он стоял, опустив руки и выхватывая взглядом из толпы красный окоём платья светловолосой Лели. Позади разочарованно вздохнул старик. Через некоторое время хоровод начал потихоньку разбредаться по деревне, продолжая громко петь обрядовые песни. Среди ряженых Пересвет тщетно искал золотые кудри, чтобы полюбоваться на них ещё хотя бы раз.
– Куды зенки намылил, молодец? – отвлёк его полный раздражения мужской голос.
Пересвет повернул к нему голову, приподнял пальцем очки на переносице. На него в упор смотрел низкорослый мужичок с лысеющей русой головой и короткой бородкой. Вид его был настолько ничтожным и жалким, что Пересвет спокойно ответил:
– Уважаемый, неприлично так с гостями говорить. Ой, прошу прощения, баять.
– Запределец?
– Ну, да. Верно.
– А-ну, беги отсюдова, скоблёное рыло, – без зазрения совести гаркнул мужичок. – Сиречь, скройся с глаз моих.
– Сиречь? – не понял запределец. – Что, простите?
– Сиречь, с глаз моих скройся!
– То есть? – Пересвет искренне не понимал незнакомое слово, чем ещё сильнее разозлил мужичка.
– Ты правда королобый, аль притворяешься, супостат?
– Был бы у меня здесь Интернет, я б загуглил.
– Вымесок окаянный! – разъярённо выкрикнул лысеватый и скрылся в ближайшей группке весёлых ряженых.
Пересвет только пожал плечами и опять вернулся к разглядыванию проходящих мимо девушек. Громоздкие юбки качались, словно маятники, из стороны в сторону, практически не касаясь земли. Из-под них высовывались наружу кожаные мысы здешних башмаков. За юбками повсюду следовали развевающиеся на ветру тёмные мужские плащи, отороченные дешёвым мехом. Пересвет и не заметил, как со спины к нему подошёл волхв.
– То плавится род людской, почто огарок свечи…
Запределец резко обернулся, готовый в любой момент загородить лицо руками. Но, когда он понял, кто перед ним стоит, тотчас расслабился и с упрёком взглянул на старика:
– Не пугай так, старче. Я чуть инфаркт не схватил.
– Кого-й?
– А, забудь, – отмахнулся Пересвет. – Это кто был?
– Не серчай, ерпыль наш плешивый энто, Твердош. Запредельцев он яко ворога лютого невзлюбил. Отчего? Не разобрать, молчит.
– Ясно. Не буду обращать внимания. Ты что-то про огарок свечи и род говорил?
– Есть такое дело. Жалею я, что враждуют словене. Брат на брата идёт, отец на сына…А на твоём веку как?
– Также, старче, также…, – Пересвет с тоской вздохнул. – Традиции забывают, прошлое не чтут. Больно мне слышать, что дети знают больше иностранных слов, чем наших, родных.
Волхв опёрся на посох, покряхтел, и корявым пальцем стал чесать пернатое пузо Дарко. Сова довольно сощурила жёлтые глазища.
– Одёжу смени, нето девки тебя за свою примут, не отвертисся. Ступай в ткацкую избу, там рубахи ладные ткут. Скажи, от меня пришёл, девки тебя нарядят, как следует.
– Где эта изба?
– Дарко, веди гостя, – старик легонько повёл плечом, и сова нехотя с него слетела, расправив не очень-то размашистые пёстрые крылья.
– За Волком присмотрите?
– А то!
Пересвет одарил сидящего на крыльце пса ласковой улыбкой, кивнул старику и пошёл за Дарко в сердце гуляющей толпы. Надежда встретить красавицу ещё раз вызывала в нём гораздо большую радость, чем тёплая мужская одежда вместо позорного платья. Сова летела прямо над головами членов общины, её окликали многие из них. Со свистом и улюлюканьем деревенские подзывали к себе пернатого друга старейшины, таким нехитрым способом забавляясь. Дарко на клич толпы внимания не обращал, только свободно парил над меховыми шапками и платками с украшенными височными кольцами обручами из металла.
К великому сожалению запредельца, прекрасную богиню он так и не нашёл. Вместе с совой они пересекли открытую поляну, где сейчас гуляли практически все деревенские, и вышли к невысокой, укрытой слоем дёрна, избе. Она ничем не отличалась от других изб, разве что походила больше на амбар или хлев, чем на жилое помещение. Дарко невозмутимо опустился на частокол возле входа и уставился на Пересвета. Тот сообразил, что надо делать, и вежливо постучал.
– Кого принесло в праздник? – прогундел низкий женский голос по ту сторону дверцы. – Заходи, коль пришёл!
Пересвет нервно сглотнул, поправил очки и, склонившись чуть ли не до земли, зашёл в дом. Светлица оказалась просторная: много лавок и несколько ткацких станков из гладкого дерева. За станками в свете каменной печи и лучин сидят девушки и что-то вышивают. Над ними стоит широкая женщина в летах, с испещрённым оспинами грубым лицом, толстыми губами и в белоснежном длинном платке. Уперев мясистые руки в бока, она грозно смотрит на девушек, как надсмотрщик на заключённых. Когда раздался лёгкий хлопок двери, не отрывая рук от боков женщина повернулась к Пересвету. Сердитость на её лице сменилась удивлением с примесью едва уловимой издёвки.
– Ты кто будешь? Зачем пожаловал?
– Пересвет я, запределец, – девушки в светлице тут же оторвались от своих занятий и с любопытством стали посматривать в сторону гостя. – Сегодня к вам попал. Ведомир велел сюда идти, чтобы вы мне одежду дали. Разумеется, я вас как-нибудь отблагодарю, – тут же добавил он, вспомнив правила равноценного обмена, но совершенно не понимая, как они здесь работают.
– Вона как, – толстые губы изогнулись в кривой усмешке. – Ведомир приютил…Добрая душа. А ты, я погляжу, молодец не из робких, ежели к нам в избу зашёл. Сюда мужей не пускают.
– Кто?
– Другие мужи.
Женщина раскатисто засмеялась, а девушки, которых было не видно за её широкой спиной подхватили, но гораздо тише. Эти смешки смутили Пересвета, он почувствовал себя не в своей тарелке. Однажды ему уже доводилось такое чувствовать – когда только пришёл работать в ДК. Коллеги пошутили на тему, о которой он слышать никак не мог, поскольку был новеньким. Знатно в тот день над ним поиздевались. Отсмеявшись, женщина сердито зыркнула на девок и те умолкли, принимаясь за работу. Она вновь повернулась к запредельцу:
– Дам я тебе одёжу. Токмо выполнять все мои поручения будешь. Уразумел?
– Конечно! – вытянулся по струнке Пересвет. – Секундочку…Как мне к вам обращаться?
Он спросил тихо и неуверенно, хотя от робости обычно не страдал, но оказавшись в полностью женском коллективе всё же немного растерялся. Хозяйка сменила гнев на милость и улыбнулась ему уже немного теплее:
– Фетинья. И девицы мои. Имён тебе лепше не ведать, нето ребята поколотят. Марфа, неси одёжу справную, да поршни новые.
Властный голос Фетиньи разнёсся по светлице. Одна из женщин, что показалась намного младше неё, бесшумно встала из-за станка и торопливо ушла к одной из лавок, где лежала груда вещей. Выхватив у подруги светец с лучинкой, Марфа внимательно осмотрела светлую кучу ткани.
– Чего ты там копаешься? – рассердилась Фетинья. – Дай, я сама найду.
Грузная женщина твёрдой походкой направилась в угол избы. Пока она вместе с Марфой выбирала, другие девушки посматривали на запредельца, перешёптывались и улыбались. До двери скудный свет доходил с трудом, поэтому покрасневшего лица Пересвета они не разглядели. Он стоял, потупив взгляд и теребя длинными пальцами юбку своего платья.
Через некоторое время Фетинья вернулась к нему, а Марфа заняла пустой станок. Женщина с торжеством и гордостью в пронзительно карих глазах вручила Пересвету свёрток одежды, а сверху поставила низкие башмаки из единого куска кожи.
– Носи во здравие! – улыбнулась она. – Про уговор наш не забудь. Как подсобить велю – придёшь.
– Спасибо вам огромное, Фетинья! Добрые у вас женщины, в отличие от молодцев…
– Неужто успел кому подгадить, покамест мы на празднике гуляли?
Пересвет решил не вдаваться в подробности и перевёл тему:
– А вы почему работаете? Масленица же!
– Запасаемся…на всякий случай…, – уклончиво ответила Фетинья и поникла, даже суровый огонёк во взгляде угас. – Весной нашьём, летом отдыхать будем.
Девушки снова перешёптываться стали. Пересвет напряг весь слух, но расслышать, о чём толкуют, всё-таки не сумел. Фетинья обернулась, шикнула на своих девок, и глянула краем глаза на запредельца:
– Стало быть, Ведомир обузу на себя сызнова взял. Ступай ужо, заждался он, небось. И к нам заглядывай, касатик.
Пересвет вышел из просторной избы и с благодарной улыбкой отправился в свой новый дом. Дарко кружил над ним, указывая путь. А народ всё гулял. По единственной улице, если можно её так назвать, расхаживали жители окрестных домов, с задором горланя песни. Ребятишки запускали в небо журавликов из бересты. Летают…Парят, как настоящие птицы, удивлялся Пересвет, задрав голову к чистому небу. Ему хотелось спросить детей почему летают, но посиневшие ноги несли его к теплу домашнего очага. Вдоволь насмотревшись на птичек, Пересвет зашёл в слабоосвещённую избу. На длинной лавке у стены сидел Ведомир, склонившись над каким-то кропотливым занятием. Его длинные седые волосы закрывали обзор, поэтому Пересвету пришлось подойти ближе.
Старик плёл лапти.
– Воротился? Шустрый малый, – не отрываясь от занятия, сказал волхв.
– Тут недалеко.
– Одёжу дали?
– Вот, смотри, – Пересвет выставил руки со свёртком и башмаками вперёд, сунув их чуть ли не под нос старику.
– Вижу, вижу, не мельтеши пред очами, – сказал тот, жестом отгоняя запредельца, как если бы тот был назойливой мухой. – Взамен Фетинья что испросила?
– Поручения её выполнять. А ты откуда знаешь?
– Она баба мудрая, даром товар не отдаёт. Выкуп платить надобно, али шелягом рассчитаться.
– Что за шеляг? Может, добуду, и обременять себя всякими поручениями не стану.
– Шеляг – монета серебряная. Расчёт мы ею ведём, – старик поднял колдовские глаза и оценивающим взглядом прошёлся по лицу Пересвета. – Да ты, молодец, хвилый, для тяжкой ноши-то. Токмо за басу твою девичью шеляг не дадут.
Обиженный Пересвет поджал губы и молча ушёл в тёмный угол избы, чтобы переодеться. А волхв продолжил мастерить лапотки. Дарко снова подсел на его плечо. Пламя печи отразилось в блестящих глазах птицы.
Пересвет разложил одежду вдоль лавки. Он надел чистые полотняные штаны, затянул на талии шнурки как можно туже, но этого всё равно оказалось мало: штаны были явно на пару размеров больше. Дальше в ход пошла тёплая рубаха, клиновидный ворот которой украшали тёмно-красные обережные узоры. Она оказалась почти впору, хотя и висела на нём, как на мешке. Пересвет обернул талию поясом с резной бляшкой и накинул подобие плаща, закрепив его на одном плече железной застёжкой, что зовётся фибулой. Мать, когда была на раскопках древнего некрополя, присылала ему как-то фото подобных застёжек. В последнюю очередь он обулся, сперва обмотав лодыжки светлыми тряпицами. Правильный порядок вещей Пересвет запомнил, пока наблюдал за ряжеными гуляками. Когда переоделся, снова подошёл к старейшине. Ведомир оторвался от своего занятия и поднял седую голову. На старческом лице заиграла улыбка.
– Теперича на доброго молодца походишь боле, якоже на красну девицу. Басить по деревне станешь – девки обступят, не отвертишься, – одобрительно промолвил волхв.
– Великовата, правда…Но пояс спасает, – Пересвет поддел большими пальцами опоясавший его кусок дублёной кожи с блестящей бляхой.
– Что верно, то верно. Дровишек принести надобно, очаг затухает. Сдюжишь? Энти колоброды на праздник убёгли, а мне, значится, мёрзнуть?
– Я в помощники к вам не нанимался, – затаив на старика обиду, резко ответил гость.
Старик тоже не растерялся:
– А ты думаешь, коль запределец, так всё вынь да положь? Нет, соколик, у нас такое не пройдёт. Люди Землю-Матушку вспахивают, и ты поди, потрудись, дабы снедь на столе была. Аль не сдюжить страшишься? – колдовские очи хитро сощурились.
Он задел мужскую гордость Пересвета, чем спровоцировал мгновенный уверенный ответ:
– Не думай, старче, что я слабый. Это только с виду так. Я бабуле в деревне ещё подростком дрова колол. И скотину кормил, между прочим!
– Ну-ну, поглядим на твои умения. Я покамест с лаптями докончу, а после угощу тебя блинцами. Есть али нет – дело твоё.
Недоверие в голосе старика вселило в Пересвета жажду доказать, что слабый – не значит немощный. Он сжал бледные ладони в кулак и вылетел на улицу под хитрый взгляд Ведомира. Дверь с глухим хлопком закрылась, и Пересвет твёрдым шагом двинулся к массивным пням, в которых без дела торчали два топора. Он мельком глянул на железный остов того, который бросил военачальник, и недовольно скривился. Схватить холодный обух оказалось не трудно, гораздо сложнее вырвать его из треснувшего пня. Пересвет тянул, напрягая все мышцы тонких рук, но упрямая железка никак не поддавалась. С каждым рывком его ладони становились всё краснее, пока не побагровели окончательно. Вздох отчаяния, смешанный с досадой, вырвался у него из груди. Самоуверенный запределец бросил это бесполезное занятие. Резко отпустив топор, он потерял равновесие и бахнулся на пятую точку. Смазливое лицо исказила гримаса боли, очки чуть не слетели с носа, а из глаз едва не посыпались искры. Кому он хотел что-то доказать? Зачем?
И тут его глаза широко распахнулись, но не от боли: неподалёку проходила девушка, которую старик назвал Лелей, в окружении двух подруг. Заприметив тощего незнакомца сидящим у треснувшего пня, из которого торчали острые обломки топорища, девушки сперва удивились, а затем звонко рассмеялись. Подружки явно насмехались, но Леля смотрела на него скорее с жалостью, как обычно смотрят прохожие на немощного старика, что просит милостыню у стен церкви.
Пересвет тут же вскочил на ноги, но девушки, нашёптывая что-то белокурой подруге, уже скрылись за воротами деревни. Он разочарованно отряхнул штаны и глянул на топор так, будто это он виноват во всех его бедах. Ещё будет возможность исправиться, с надеждой подумал Пересвет и набрал целую охапку дров. Нести было тяжело, но он твёрдо решил доказать деревенским, что сильнее, чем кажется. Особенно воинам, Ведомиру и Леле.
Кое-как ногой открыв дверь, Пересвет ввалился в избу. Ведомир уже закончил с лаптями и сидел во главе стола. Подле него стояла кружка, а воздух наполнял жирный аромат сливочного масла и блинов. Волхв обернулся к запредельцу:
– На кой ляд такую уйму набрал?
Пересвет на подгибающихся ногах пересёк комнату и свалил кучу дров к основанию печи. Он посмотрел на свои руки – дрожат. Отряхнул ладони, поправил очки и, насупив брови, развернулся к старику.
Волхв ждал ответа.
– Так проще! – нашёлся запределец, вдруг просияв. – Взял сразу охапку и донёс. Мне не сложно, – для пущей уверенности он упёр дрожащие руки в бока.
– Не сложно ему…, – ворчал старик, исподлобья взирая на подрагивающие рукава рубахи Пересвета. – Курей лепше поди глянь. Снеслись уж, небось. Лукошко у лавки возьми.
Невозмутимо опустив руки, Пересвет направился в тёмный угол, куда кивнул волхв. Взяв недавно сплетённую, судя по забористому запаху свежей лозы, среднего размера корзинку, он рванул к выходу, но у двери замер:
– А куры-то где обитают?
– В загоне посреди деревни. Аль не видал?
– Видал. У вас там вся живность трётся? В нашем веке у каждого дома свой огороженный участок со скотиной.
Волхв глянул на запредельца с возмущением, будто тот ему пощёчину влепил.
– Как это, свой?! Общинное дело – скотину растить. Коли надобно, берём, режем да на стол пускаем. Зазорно с племенем не делиться.
– Получается, всё для всех и ничего для себя? – прищурился Пересвет.
– А то, как же! Ох, и времена настанут…, – Ведомир покачал седыми лохмами. – Беду пророчу.
– Не всё так плохо, – ободряюще улыбнулся Пересвет. – Люди в трудные минуты помогают, делятся солью, яйцами. Нам, вот, соседка в деревне молоко парное несёт. Мы её не просим, а она всё равно несёт! Это ли не доброта, старче?
Дарко заклекотал на костлявом плече хозяина и развернул охристую головку к волхву, словно вдруг согласился со словами ненавистного запредельца. Пересвет с улыбкой кивнул, поймал недоверчивый взгляд серых глаз, и вышел во двор.
Под дверью его дожидался верный Волчок, крутя пушистым хвостом из стороны в сторону. Мохнатые ушки повисли, розовый язык выкатился из пасти –со всей преданностью пёс двинулся к Пересвету, намереваясь пойти с ним хоть на край земли. Но хозяин только потряс перед рыжей мордой указательным пальцем и скомандовал:
– Сидеть!
Волк приказа не ослушался, сел и притих. Но в чёрных глазах сквозила тоска. На секунду Пересвету показалось, что пёс сейчас захнычет, как малое дитя, которое потерялось в толпе.
– Я скоро вернусь, Волчок. Не обижайся, – с сожалением произнёс Пересвет, потрепал четвероногого напарника по голове и отправился в сторону, где недавно видел деревенский скот.
Идти ему пришлось не долго, дорогу нашёл сразу. Она в Любозени одна – не заблудишься. Гулянья, к удивлению запредельца, ещё не прекратились, а даже набирали обороты: мужики играли на гуслях и потягивали напитки, а женщины пели на разные лады, кто в лес, кто по дрова, да так, что ещё недавно мелодичные голоса превратились в какофонию. Рядом танцевали добрые молодцы, ловко хватая понравившуюся девицу под локоток и уводя за собой вглубь толпы. Детишки резвились, не замечая измазанных в праздничных угощениях лиц и рубах. От подвижных игр всем стало жарко, так что верхнюю одежду они сняли, пока не видят родители.
Пересвет пробирался сквозь толпу, стараясь не смотреть на краснощёкие лица незнакомцев. У него была цель – собрать яйца. Едва ли его что-то могло отвлечь, кроме одной синеокой смешливой девицы. Любопытная особа, вертелось в голове Пересвета, пока он пробивался к загону. Миновав сердце веселья, он очутился там, где и должен быть. Несколько сорванцов бегали вокруг, норовя заглянуть за высокую изгородь из деревянных жердей. Внутри паслись овцы, коровы, козы, валялись в грязной луже из талого снега свиньи, а около них с важным видом разгуливали гуси с курами. Дети вдруг оживились, Пересвет услышал радостные взвизгивания и смех. Ребятня присела на корточки и развела ручонки в стороны. К ним в объятия гуськом бежали желторотые цыплята. Они разевали маленькие клювики и хлопали пушистыми крылышками, требуя у детишек пищи. Те удивительным образом вытащили откуда-то живых червяков и с восторгом начали кормить ими стайку «одуванчиков». Пересвет остановился у ограды и несколько минут любовался довольно милым, на его взгляд, зрелищем. Когда дети его заметили, самый рослый мальчик с большими синими глазами поднялся, отряхнул пустые ладошки от комочков земли, и с вызовом спросил:
– Дядь, тебе что тут надобно?
– Я…Мне…, – Пересвет замялся, как на ковре перед начальством, настолько дерзким показался ему вопрос мальчишки. Да и неудобно в чужой деревне по загонам лазать. – Ведомир велел яиц набрать.
– Так бы сразу и сказал. А то думаем, накой очи пялишь. Ужо ль не тать?
Детишки разом нахмурились, последних червячков желторотикам отдали и поднялись на ноги, рассматривая незнакомца. От этих угрюмых взглядов Пересвету стало не по себе. Он поспешил объясниться:
– Запределец я, не вор. Клянусь!
С запозданием поднял руку, как скауты в американских фильмах. Ребятня не поняла, но чистосердечное признание вроде бы сработало – по чумазым личикам расползлась доверительная улыбка. Все они рассматривали лицо запредельца, на котором сразу выделялись золотистые очки. Мальчишка сказал:
– Боги на твоей стороне, дядь. А то б я мамку кликнул, она б из тебя всё лихо вышибла. Её у нас ветрогонкой нарекли, видать, уважают.
Пересвет снисходительно усмехнулся:
– Что же ты, воин, сам за себя постоять не можешь, раз мамку кликать собрался? Звать-то тебя как, храбрец?
Из-за спины мальчишки выпрыгнул упитанный коренастый пацан, немногим старше друга, и сверкнул карими очами на незнакомца:
– Обожди! Я ему нос-то его длинный мигом расквашу!
– Полноте, Давило. Не бранись с гостем, – мальчик выставил перед задиристым другом руку, останавливая. – Лешек я.
– Пересвет. Рад знакомству, Лешек.
Запределец, улыбаясь, протянул мальчику руку. Тот широко распахнул глаза, гадая, чего от него хотят. Тогда Пересвет наконец осознал, что в этом времени вряд ли слышали про рукопожатия, и с растерянным видом отдёрнул руку. Чтобы замять неловкость, он спросил:
– Сколько тебе лет?
– Осьмой годок по весне пошёл, скоро девять будет, – гордо ответил мальчик. – А тебе?
– Мне на двадцать лет побольше.
– О, так ты, якоже мой батька. Токмо хвилый, не похож на мужей нашинских. Они все дюжие, сердитые. Я, как вырасту, на них хочу равняться. Высоким стану, сильным! Уверуют все в мою силушку! Батюшка мой со стратигом дружит, воины они. Вона как! – мальчик напустил на себя важный вид, пока на него во все глаза смотрели младшие ребята. Видно, он у них за старшего. – Я сам стратигом буду, вырасту токмо. Обожду годок-другой, и стану Любозень от супостата защищать!
Пересвет заметил, что друзья очень уважают Лешека, особенно маленькая светлая девчушка с короткими вьющимися волосами. Она даже шаг вперёд сделала, когда он про мечты говорил. Запределец потрепал мальчишку по коротким русым волосам и одарил ребят широкой улыбкой.
– Ну, удачи тебе, герой! Далеко пойдёшь с такими мечтами. Обо мне не волнуйся, в нашем мире сила – не главное. Я умом на жизнь зарабатываю.
– Якоже Ведомир? – затаив дыхание, спросил Лешек.
«Видимо, – подумал Пересвет, – волхвы на Руси ценятся не меньше воинов». Но вслух сказал:
– Не совсем. Он, наверняка, будущее видит, людей лечит…А я так, детишек, вроде вас, развлекаю.
– Он лепший волхв в нашем племени! Кудесы творит, яко боги. Одна беда – наследка не выбрал, – со знанием дела ответил мальчик. – И как ты развлекаешь?
– Игры…выдумываю. Иногда сам играю. Наряжусь, как взрослые у вас на Масленицу, и изображаю из себя кого-то другого.
– Ха-ха-ха, – мальчик искренне рассмеялся, чем вогнал взрослого дядю в краску. – Ряженый! Ряженый! Мамка бы баяла, что ты шлында, без дела колобродишь, шеляг выпрашиваешь, яко голь перекатная в рубищах окрест деревни.
Его друзья с азартом подхватили идею поиздеваться над взрослым и загоготали вместе с мальчишкой. Пересвет на них грозно зыркнул, но его взгляд, напротив, рассмешил детей ещё больше. Они хватались за животы и едва не плакали от колкостей приятеля в адрес запредельца.