Кажется, это был самый длинный рассказ в этой книге. Когда я дочитала его, уже сгущались сумерки. Я снова выглянула в окно – и охнула от восхищения. Шел снег. Мокрые белые хлопья слетали с небосвода и растворялись в черной воде, окрыляя собой темный воздух.
В Гвозде тоже, бывало, шел снег, но редко – не каждую зиму. Зато там вечно накрапывал дождь, а когда он переставал, Замок окутывало липким туманом. Может, поэтому я так и не сбежала – просто всё время была плохая погода? Ну да, забавная теория.
Тьма и зябкость за окном добавили комнате теплоты и уюта, и я со свежим интересом продолжила чтение.
III
Когда давно, в юности, лет, может, до девятнадцати, я увлекался литературным творчеством. Рассказами, попросту говоря. Правда, законченных у меня почти не было – большинство забрасывал где-то на середине, а в некоторых и вовсе записывал только пару эпизодов. Но это доставляло мне удовольствие и отвлекало от навязчивых мыслей – почти как наркотик.
Где-то половина того, что я писал, было откровенной порнографией, еще четверть – хоррор и ужасы, основанные на реальных событиях. И оставшаяся четверть – что-то более ли менее стоящее, так сказать, мои попытки написать историю со смыслом. Но ни одну из них я так и не довел до конца.
В девятнадцать я познакомился с этой компанией – Артур, Мекс, Якобс, Марк – и ушел в бесшабашный пьяный счастливый разгул. Собственно, разгул был в моей жизни и раньше; иначе: моя жизнь была разгулом. Но это не приносило восторга или удовлетворения. Я был подростком, и я сбегал из Замка с охапкой денег и прожигал их в каком-нибудь баре или стриптиз-клубе, я напивался, укуривался, занимался сексом и убивал людей – но всё это не имело смысла. И ничто иное не имело смысла, как мне казалось. Я был обычным депрессивным подростком с одной только разницей: для меня не было никаких пределов. И я – малолетний придурок – часто думал о суициде, и играл в русскую рулетку, но удача мне благоволила, и вот однажды здравая мысль (хоть и порядком драматизированная) посетила мою мутную голову: умереть любой дурак может, а вот жить во всей этой грязи и скуке – испытание как раз по мне. Мудрые люди исправили бы эту фразу: «достойно жить» – но я этим не заморачивался.
В общем, я бросил русскую рулетку, тяжелые наркотики (зависимости у меня, как ни странно, почти не выработалось), и вскоре после этого в одном из баров познакомился с Якобсом. Он был спорщиком. Вся его жизнь – это череда пари. Он и шагу не сделает без спора, и если уж поспорит – готов на всё, лишь бы победить.
Разумеется, наше знакомство также началось с пари, да и всё общение с ним состояло из них – в основном шуточных, но иногда и серьезных. Но о чём именно мы спорили в то время, я уже и не вспомню.
Кажется, в уплату проигрыша по пари он свел меня с остальными членами безумной компании. Я безраздельно и безответно влюбился в Мекс, которая уже тогда была с Артуром, и я встретил родственную душу – Марка. Он был в меру сумасшедшим, как и каждый из нас, и он был садистом. Каждый раз, встречая нового человека, он представлял, какая смерть пошла бы ему. Девушки не проводили с ним больше одной ночи, потому что в постели он терял контроль над собой. Но надо отдать ему должное: в отличие от меня он не запятнал себя ни одним убийством, да и вообще вся его жестокость редко выходила за пределы его головы.
И хотя после знакомства с ними общий образ моей жизни практически не изменился, я абсолютно перестал тяготиться бессмысленностью такого существования. А вместе с приходом внутреннего равновесия ушла необходимость изливать свои переживания в рассказах.
Но теперь, когда я вернулся в этот дом, единственный родной Дом, я вновь ощутил это забытое чувство вдохновения. Но на этот раз не от фрустрации, а от… покоя. Мне просто было здесь спокойно и уютно, несмотря на все ссоры и скандалы (ведь они тоже какие-то домашние и уютные!) – и я почти забывал о внешнем мире. В голове рождались идеи, складывались фрагменты сюжетов, и появлялось желание выразить всё это на бумаге.
Прямо сейчас я лежал на диване в гостиной с ноутбуком на животе и думал. На экране передо мной было девять страниц о летчике и травах. Я не знаю, что это значит. Мой мозг не генерирует сюжеты целиком. Но все эти странички вышли легкими, быстрыми для чтения и напоминали почему-то аромат пряного черного чая.
В воображении сложилось несколько строк диалога, и я потянулся руками к клавиатуре, когда внезапно раздалось:
– Да как ты посмел?!
Я чуть не уронил компьютер, судорожно нажал на сохранение и изумленно уставился на Вренну.
– В чём дело?
– Знаешь, что это? – она потрясла в руке бежевую книжку в мягкой обложке.
Я покачал головой и на всякий случай подальше убрал ноутбук. Как раз вовремя, потому что Вренна швырнула книгу в меня.
– 441-ая страница!
В недоумении косясь на нее, я открыл книгу в указанном месте. «Вырезанное сердце», – гласило название начинавшейся на этой странице новеллы. Я пробежался глазами по паре первых строк.
– Ничего не напоминает? – прошипела Вренна.
Я развел руками.
– Что за беллетристику ты читаешь?
– Что за беллетристику ты пишешь?! – взорвалась она.
Я даже вздрогнул от неожиданности и, уязвленный, невольно покосился на ноутбук.
– При чём здесь то, что я пишу, Вренна?
– А кто, по-твоему, написал это?!
Я даже не находил, что съязвить, и смотрел на нее с беспредельным недоумением.
– Ладно, читай, – приказала она, складывая руки крестом.
Я хотел возмутиться, но потом мне стало любопытно, что могло ее так взбудоражить, и я начал читать. Написано от первого лица, главный герой – какой-то парень по имени Юра, фоторепортер. Не успел я прочитать и пары страниц, как Вренна опять взбесилась: подскочила ко мне и начала гневно листать книгу.
– Вот! – объявила она, тыкая пальцем в страницу. – Вот! Ничего не напоминает?! Кто мог это написать, кроме тебя?!
Я вскинул брови и стал читать с нового места:
«Я стоял, прижатый спиною к стене, и почти не чувствовал холода лезвия возле моего сердца. Я думал, что нужно закрыть глаза или хотя бы вспомнить всю свою жизнь, как это принято делать перед смертью, но она была слишком прекрасна, и я не мог оторвать глаз».
– Мне обязательно это читать?
– Читай!
– Эх… всё мстишь?..
Я вернулся глазами к книге:
«Я видел, как дрожат алые губы Анитры и как слезы набухают у ее ресниц. Зажмурившись, она занесла клинок для удара… и выронила его из ослабших рук.
– Нет! – крикнула она, бросаясь мне на грудь.
Стивер, наблюдавший за нами, поджал губы и безжалостно заявил:
– Ты знаешь, что тогда будет.
– Да!
Она нежно поцеловала меня в губы, затем оторвалась от меня, подняла с пола клинок и подала жениху рукояткой вперед со словами:
– Вырежи мое сердце!
Стивер кровожадно усмехнулся, подошел ко мне и отпер оковы, удерживающие меня у стены. Я рухнул на колени, но быстро поднялся и встал между ним и Анитрой.
– Не тронь ее, ясно!
Посмеиваясь, Стивер громко свистнул, и я услышал громкий шепот Анитры: «Нет, пожалуйста!..», а уже через секунду понял, о чем она: в темницу ворвались кораблисты. Стивер властно махнул рукой, и я не успел опомниться, как меня схватили грязные сильные руки и потащили прочь. Я сопротивлялся что было мочи, ударил одно из чудовищ ногой, так что оно отлетело к стене, но его место тут же заняли двое других. А Стивер между тем приковал рыдающую Анитру к стене, где прежде был я, и провел ножом вдоль ее тела, разрезая платье и местами царапая кожу. Он впился поцелуем в ее беззащитные губы, а я в ярости сбросил с себя половину кораблистов, но они уже успели утащить меня из темницы, и теперь ее дверь с грохотом затворилась, и я услышал, как внутри запираются засовы.
– Я люблю тебя! – крикнул я, надеясь, что она еще…»
– Ну всё, дальше там бред, – смущенно сказала Вренна, забирая у меня книгу.
Я, вероятно, выглядел немного пришибленным. Тот мальчик, конечно, безбожно матерился, а вовсе не признавался в любви, когда его скрутили кораблисты, да и скинуть хоть одного из них он был, бесспорно, не в состоянии, но в целом… К сожалению, эта сопливая история основана на реальных событиях.
– Как ты мог сделать из моих чувств эту порнографию?!
– Это не я!
– Ага.
– Это не я написал! Слышишь? – я невольно сел ровно, как по струнке. – Не я! И я никому не рассказывал эту историю!
– Да?! Я, наверно, всем растрепала, да?!
– Может, ты, – я облизнул губы. – А может, никто из нас.
– Хочешь сказать, это совпадение? Кто-то придумал такую же историю? – она фыркнула.
– Нет, не думаю что совпадение, – я смотрел на ее лицо, но не в глаза – это было бы слишком похоже на намек. – Но это написала не ты, и не я, – я сглотнул. – И ни ты, ни я никому это не рассказывали.
Она снова фыркнула:
– Что, призрак?
Я молчал. Она вдруг охнула.
– Ты хочешь сказать?.. – я молчал. – Это не смешно, Джек! А ну признавайся – это ты!
– Нет.
Я наверно никогда не видел у человека таких расширенных глаз. Она медленно села рядом со мной.
– Тогда признайся в чём-то другом.
Я пожал плечами.
– Ты сама поняла.
– Это правда?
Я кивнул.
– А как же та голова?
– Головы все похожи.
– Но как он… Как такое может быть, Джек? Или ты врешь? Я ведь убью тебя, если это неправда. Убью, – она развела руками.
Я почему-то засмеялся.
– Что – так это всё-таки была шутка? Поиздеваться надо мной решил? Небось сам и впарил Игорю эту книгу, чтоб он дал ее мне – как бомбу замедленного действия!
– Что ты несешь?
– Скажи, что это твой рассказ – или кого-то из твоих знакомых! Скажи, что Лени мертв!
– Так, ну хватит, – я поднялся на ноги, взял ноутбук подмышку и поспешил к лестнице.
– Джек!
Сбежал вниз по степеням и дальше – в винный погреб. Надеюсь, тут она меня не достанет.
Банши | 9
Конечно, физиономия Джона, будто вырезанная из тыквы, маячила в окне и с ухмылкой потягивала херес, окруженная теплым, как поджаренный хлеб, уютом.
– О-о-ох… – простонал чей-то голос. – Боже…
Тут-то я и увидел эту девушку.
Она стояла, прислонившись к дереву, в длинном облачении лунного цвета; ее тяжелая, доходившая до бедер шерстяная шаль жила отдельной жизнью: волновалась, трепетала, махала крылом ветру
– Рей Брэдбери, «Банши»
Наконец я нашла эту дверь. Металлическая, обитая бежевой кожей, с заветным «117» посередине. Теперь, когда все поиски позади, я удивляюсь, как мне хватило упорства. Но, впрочем, я тороплюсь торжествовать, торжествовать еще рано. Торжествовать можно будет, когда я увижу его. Господи, как же бьется сердце. Неужели он правда там, за этой дверью, всего в нескольких метрах от меня, всего в одном звонке, одном нажатии на эту кнопку?..
А если его там нет? Если его вообще… нет? Если я зря надеюсь, и всё это – ошибка и бессмысленность…
Я потянулась к дверному звонку, но рука опустилась при этой мысли.
Тогда, в вечер своего восемнадцатилетия, получив от Джека туманные намеки и в придачу к ним – сумасшедшую надежду, я без остатка отдалась возникшей цели.
Весь следующий день я была занята поиском информации. В качестве автора этого чудовищного биографического рассказа значилась некая Авелира Флиро́, и я перерыла весь интернет, до которого дотягивался Джеков ноутбук, собирая данные о ней. Я всё надеялась, что это окажется псевдоним мужчины. Это и правда оказался псевдоним – но за ним скрывалась всего лишь Анна Дешевская, тридцати девяти лет, из городка Мионт.
Мне позарез нужно было встретить с нею, но где искать ее сейчас было, хоть убей, непонятно – даже официальный сайт был полгода как заброшен.
Ближе к вечеру, практически отчаявшись, я каким-то чудом наткнулась на желтую статью об успешном баскетболисте, женившемся на дочери популярной писательницы, известной как Авелира Флиро́, и о том, как вскоре после свадьбы Авелира подарила молодоженам свою квартиру в центре Сплинта, а сама переехала в загородный дом к югу от столицы.
Как только у меня появился хоть какой-то ориентир, я почувствовала, что не могу больше сидеть на месте.
Кошка Ника осталась у Мекс, как та того и хотела, Джек усмехался мне на прощание как-то невесело и сентиментально, будто мне действительно был повод уезжать надолго, а Артур кивал с пониманием, словно знал всё лучше нас обоих – и меня, и Джека.
– Есть только одна проблема, Вренна, – сказал он мне накануне отъезда. – Тебя теперь знают в лицо.
И Мекс вызвалась поколдовать над моей внешностью. Я, конечно, сопротивлялась, но недолго – всё-таки все мысли были заняты Лени. Впрочем, даже это не помогло мне спокойно отреагировать на результат ее работы. Единственное, что осталось привычным в моем новом облике – это форма прически: короткое каре с двумя длинными прядями вдоль ушей – так я стригла себя лет в тринадцать. Всё остальное повергло меня в шок.
Во-первых, кричащий макияж. Довольно красивый, не спорю, но меня под ним не то что не узнать – не видно даже. И во-вторых – зеленые волосы. Такого здорового травянистого цвета…
Даже уничтожив водою все косметические ухищрения Мекс, я не могла спокойно смотреть в зеркало. Ужас сменялся восторгом, а восторг – отвращением. Это заняло мои мысли до ночи, а наутро Лени снова узурпировал их.
Критически осмотрев меня, Джек фыркнул и похвалил Мекс:
– А что, здорово. Люди будут глазеть на нее и думать: «О, девочка-панк». И больше ничего думать не будут.
– Я старалась, – кокетливо улыбнулась Мекс, и Джек отвел взгляд.
До города меня довез Артур.
– Дерзай, – усмехнулся он в напутствие. – Поверь, оно того стоит.
– Что ты знаешь?
Но он лишь добродушно покачал головой и уехал.
Денег у меня было вдоволь (Джек дал без разговоров), я сняла номер в гостинице и начала поиски таинственной Авелиры Флиро́.
Во мне только однажды было столько решимости – когда я планировала убить Джека. «Результативность» тех стараний на лицо. В этих – сегодняшних – мне к тому же приходится общаться с людьми. Кажется, затея обречена на провал.
Казалось, вернее. Не прошло и недели, как я договорилась о встрече с писательницей. Она подсела ко мне в ресторане и долго, пристально рассматривала меня. А я – ее. Ее внешность не соответствовала ни одному из имен по моим ощущениям – она не была ни запущенной домохозяйкой, ни богемной дамой в перьях. Наверное, мои представления о людях еще далеки от реальности и основаны на одних только фильмах.
Авелира была полной, уверенной в себе женщиной в огромных очках и со строгим выражением молочно-белого лица. Ее глаз почти не было видно за толстыми стеклами, и поэтому ничего кроме строгости поджатых губ на ее лице не читалось.
– Ну и для чего вы столь настойчиво меня звали, девушка? – начала она сухо. – Обвиняете в плагиате – думаете, вы первая такая умная?
Я почти не дрогнула под таким напором.
– Мне просто нужно знать, где человек, от которого вы узнали эту историю.
– Все мои произведения рождены моим воображением.
– Да мне нет дела до всех – я просто знаю, что это «Вырезанное сердце» вы не придумали! – с ноткой паники воскликнула я.
– И как же вы это можете знать, девушка?
Паника разрасталась подобно шторму. Я замялась, в ужасе соображая, что же мне говорить, а Авелира разглядывала меня всё внимательней.
– Так откуда? – вкрадчиво повторила она, поправляя очки.
Мне даже живот свело от этой перемены в голосе, но, решившись, я подняла взгляд.
– Где Лени?
Губы Авелиры понемногу расслабились, и лицо стало мягче. Отвернувшись от меня, она порылась в сумке и протянула мне визитку со словами:
– По правде говоря, я ждала вас. Предполагала, что однажды вы можете прийти. Не то что бы я сильно поверила Леону тогда – просто вдохновилась. Да и в чем-то он, видно, приврал, – она усмехнулась. – Но и не всё выдумал.
Практически не слушая ее, я изучала полученную карточку. «Снежев Леонид Евгеньевич, репортер журнала «Фогг», телефон, электронный адрес». Я не знала его фамилии! Отчества и подавно. Я не знаю, он ли это!
– Но боюсь, тебя ждет пара сюрпризов, – говорила между тем Авелира, плавно перейдя на «ты». – Он же…
Я судорожно набирала номер.
– Это его корпоративный, – покачала головой Авелира. – Он сейчас вряд ли возьмет трубку.
– Почему?
– Насколько я знаю, он уволился.
– Почему? Как мне его найти?
– Не знаю, – Авелира поднялась из-за стола. – Я помогла тебе, чем могла. Удачи в поисках.
Небольшой серфинг по интернету – я нашла телефон редакции «Фогг», позвонила, по ходу разговора выдумала несколько правдоподобных небылиц и наконец – добыла адрес.
И вот, я стою перед тяжелой дверью на холодном крыльце, и небо надо мной уже совсем потемнело, заплыло лиловыми облаками и вот-вот разразится грозой.
В голове носились вопросы, и «Как он выжил?» был едва ли не последним из них – ведь он уже проникал в Замок самостоятельно. Должно быть, как-то смог выбраться и в тот раз. Но для чего он выдумал такую страшную концовку? Да и зачем вообще рассказал кому-то нашу историю? Ее же нельзя, невозможно описать словами – выходит банальная сопливая трагедийка!
И почему он убил меня в конце? Не персонаж, конечно – автор. В рассказе мой двойник Анитра погибает. Джек якобы швырнул мое обезображенное тело из окна, и оно рухнуло под ноги Лени. Что это за чернуха? Не мне брезговать смертями, но в который раз представлять свою собственную, грязную, от рук не чужого, в общем-то, человека – это как-то слишком. Это как-то выворачивает наизнанку и отдается гулом в висках, черт подери!
Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться.
Надо вспомнить всё хорошее, что между нами было. Как мы познакомились, как он был отважен, как легко и свободно я чувствовала себя с ним и как думала, что ничто не может нам помешать.
Меня затопила сладкая болезненная дрожь, я поднесла ослабевшую от страха руку ко звонку и, затаив дыхание, нажала.
▪
Я аж вздрогнул от дверного звонка и судорожно щелкнул мышкой, ставя фильм на паузу. Экран застыл со смазанным изображением темных искаженных лиц – да, я смотрю ужасы. Сняв огромные мягкие наушники – и как я только расслышал звонок? – я перемахнул через поручень дивана, поймал ступнями тапки и пошлепал к двери.
Привычки интересоваться, кто там, у меня нет, так что, мельком глянув в темный глазок и ничего не разглядев, я отпер засов и потянул за дверь, впуская вихрь холодного влажного воздуха. И обмер. Призрак!
Спустя долю секунды я прогнал наваждение и напомнил себе, что ужастик остался в компьютере, а реальные мертвецы не встают из могил. Стоит только приглядеться к этой девушке повнимательнее, и кажущееся сходство пройдет.
Я пригляделся – и невольно повел рукой в поиске опоры.
Она была в точности такой же, как четыре года назад. То же маленькое мраморно-белое лицо, те же серебристые глаза, полускрытые полоской черных ресниц, та же хрупкая лебединая шея. Даже прическа не изменилась – лишь к цвету, прежде темно-серому, добавился мертвенно-зеленый оттенок, но, наверное, это мне привиделось.
Ведь не бывает, чтобы люди совсем не менялись?..
– Лени… – она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, приоткрыв рот, и на белках ее глаз и внутренней стороне нижней губы мерцали отблески теплого электрического света из моего дома.
«Лени»… Мое юношеское прозвище. Никто меня теперь так не зовет, да я и сам отвык от этого имени. Теперь мне привычно «Леон»…
За ее спиной шумел дождь, настоящий летний ливень, он никак не вязался с наступившим ноябрем.
– Секунду, – тихо попросил я, зашел за зонтом, обулся и вышел к ней, прикрывая за собою дверь.
Сказалась ли гнетущая погода, или фильм ужасов впрыснул мне в мозг свою мистическую атмосферу, или сам облик моей необъяснимой гостьи ухватил меня за сердце – не знаю, но в тот момент я сделался мистиком и фаталистом, каким никогда не был. Она ли это? Зачем она пришла? А может, она теперь призрак, или зомби, или вендиго – хотя, в определенном смысле, вендиго она была и раньше… Может, она жаждет крови или мести? Как бы то ни было, мне было всё равно. Я вышел к ней, и я спустился с нею с крыльца на черный блестящий от дождя тротуар и поднял зонт над нами обоими, так что капли с грохотом отлетали от его натянутых черных лопастей.
А Вренна, если это действительно была она, не спускала с меня темных гипнотических глаз.
Мы молчали несколько минут, и мне казалось, я читаю в ее глазах свои собственные незаданные вопросы – но мы молчали. Наконец я сказал:
– Через два квартала есть тихий ночной бар. Там ни драк, ни пьяниц, ни диско.
Она энергично кивнула, и мы зашагали вдоль бурлящего ручья. Леденящая свежесть, пронизывающая воздух, казалась мне загробным ознобом, а запахи – неуловимые, тягучие запахи ливня – напоминали сладковатый дух разложения.
Я знал, что эта девушка мертва. Я видел ее труп, я видел, вероятно, ее смерть. Люди не выживают, упав плашмя о камни с пятидесятиметровой башни. Люди не выживают, если их череп кажется полукруглым, а крови вокруг них больше, чем дождя на этой улице. Люди не…
Мы вошли в бар. Тепло, мягкая музыка, мерный шум голосов – всё это подействовало на меня отрезвляюще. Я взглянул на спутницу, убедился, что она действительно стоит рядом со мной, что она не прозрачная и не зомби-образная, и пригласил ее за свободный столик. Разве что волосы зеленые, в недоумении заметил я и нервно хехекнул, облизывая губы.
– Ты рассказал писательнице нашу историю, – тихо констатировала Вренна, опустив взгляд на стол.
Я молчал, пытаясь избавиться от подозрения, что именно слезливое переложение Анны вернуло мою возлюбленную из могилы.
– Ты выдумал… зачем всё это? – она вскинула взгляд. – Почему ты не нашел меня? Как ты?.. Ох…
Я сглотнул.
– Прости, я никак не думал, что Анна напишет это, тем более в том виде, как она в итоге… Я вовсе не бахвалился, мол раскидал десяток кораблистов! Просто мы тогда работали вместе, и когда я только выбрался… я не мог не рассказать. Не только ей, но и… не специально ей. То есть…
– Как ты выбрался?
– Ну я… сам не знаю. Я… – я мысленно обернулся к тем чудовищным минутам, и воспоминания захлестнули меня. – Я опомниться не успел, как оказался на белом столе – операционном столе. Вернее… кухонном, разделочном, да… – я засмеялся. – А затем – кораблисты внезапно потеряли ко мне интерес, и я смог просто встать и уйти. И я выбежал на улицу, потому что меня охватила паника, потому что я почти чувствовал все эти ножи и печи и… я не мог вернуться и спасти тебя, а вернись я – всё равно не успел бы спасти… Я выбежал из замка, отошел на двадцать шагов – и ты упала у меня за спиной, а твой жених засмеялся из окна башни.
– Я?
– Как ты выжила после такого падения?
– Я никуда не падала, Лени, – она смотрела на меня изумленно, почти возмущенно. – Я… ругалась с Джеком. В общем-то и всё.
– Но, – я улыбнулся, ощущая привкус безумия. – Я видел твой труп.
– А я видела твою голову. Во фритюре. Но кажется, я понимаю, что это значит.
Улыбка всё так же висела на моем лице, а сам я натянулся в ожидании.
– Вместо нас погибли другие люди. Двое других, парень и девушка, внешне напоминающие нас. Трупы… не трудно спутать с кем-то.
– Постой, то есть… Это была другая девушка, бледная худенькая брюнетка – и я поверил, что это ты? Но зачем кому-то… Твоему жениху? Это он всё устроил? Он убил двух непричастных людей и убедил нас с тобой, что мы мертвы?
– Не просто мертвы, а замучены. Да. Это так на него похоже. Ну а двое человек – пустяк для него.
– Ладно, – кивнул я. – Это объяснение. А то я уже всякого напридумывал.
– В смысле?
– Неважно, – я пригляделся к ней. – А ты теперь живешь как обычный человек? Как я звал тебя жить?
– Вроде того, – она смущенно отвела взгляд. – Я еще хотела спросить. Про меня ведь вроде как передавали по ТВ. Ну, мол – я, такая злобная, разгуливаю на воле и выгляжу вот так-то.
– Я не смотрю телевизор. А в интернете я не шел по этим ссылкам – они меня бесили.
Она наконец улыбнулась. Впервые за четыре года я видел ее улыбку, и она вновь пленила меня, как в первый раз.
– Ты совсем не изменилась. Только волосы почему-то зеленые. Зачем? Родной цвет тебе лучше.
– Это маскировка. Иначе бы меня не пустили на поиски тебя.
– Поиски? Это было сложно?
– Еще бы.
Мы медленно склонялись друг к другу через стол.
– А кто не пустил бы? Ты живешь… со своими?
– Да. И нет. Красила меня сумасшедшая женщина, которая считает себя ведьмой. Неудивительно, что такой придурошный выбор.
– Бывает же.
– А ты как живешь?
– Ну, я ушел из «оперативной» журналистики и веду спокойный образ жизни. Редко выхожу из дома. Иногда скучаю по тому адреналину, если честно, но зато никто не пытается меня препарировать или застрелить или продать на органы.
– Что, и такое бывало?
– Ну, мне, по крайней мере, угрожали.
Поддавшись влечению, я накрыл ладонью ее ладонь и медленно повел рукой по хрупкой кисти, ныряя пальцами к «перепонкам».
– Ты знаешь, я мстила за тебя, – заговорчески улыбнулась она.
– Мстила?
– Да. Правда, безуспешно. Я пыталась зарезать Джека ножом, но он отобрал его у меня. Пыталась пристрелить – но сначала промахнулась, а потом он убежал. В итоге я его отравила, но выжил и выздоровел и живет теперь как ни в чем не бывало.
– Да ты роковая женщина.
– А ты думал. Хотя – я роковая неудачница.
– Да ладно, всё честно. Я жив, и он жив.
Она усмехнулась.
– Ну да. Ладно уж. Пускай живет.
– Так и быть?
– Ага.
Я захотел сказать ей что-то романтичное вроде «Судьба намеренно сберегла тебя от бессмысленного убийства», но вспомнил, кто она, и промолчал.
А затем я сделал то, чего делать не стоило. Я перегнулся через стол к ее уху и прошептал:
– Давай снимем номер в гостинице.
И она согласилась.
И мы были вместе, как должны были быть четыре года назад.
Сколько раз я вспоминал наши долгие мистические поцелуи и как сокрушался, что у нас не было тогда еще хотя бы дня. Когда считаешь возлюбленную мертвой, кажется, что один-единственный секс с ней мог бы что-то изменить.
Мы вызвали такси и быстро добрались до гостиницы. Я оплатил номер для новобрачных и, запершись в нем, мы даже не включили свет. Мы целовались, стоя и лежа, и обнимали друг друга именно так, как должны обнимать те, кто четыре года считали друг друга погибшими. И мы медленно снимали друг с друга одежду и наслаждались каждым сантиметром кожи друг друга, будто продали душу за эту встречу. А когда я вошел в нее, когда чувствовал и слышал ее дыхание, когда ощущал всем телом ее – именно ее! – я понял, насколько правдивы были мои мечты. И уснул, окутанный ее запахом, с чувством долгожданного, безмятежного и счастливого покоя.
Но без нескольких минут шесть утра я проснулся от кошмара, в котором кораблисты были далеко не самым страшным. И посмотрев на часы, я поблагодарил высшие силы за этот кошмар и взмолился, чтобы меня пронесло. Как можно тише я поднялся с кровати и начал собирать по темной комнате одежду, параллельно придумывая оправдания.
Шебуршание, которого я не мог избежать, разбудило мою бедную Вренну, и я увидел отсветы фонарей в ее удивленных глазах.
– Ты куда?
Я остановился, опустив руку с футболкой.
– Прости, прости, Вренна, я должен… – я сокрушенно опустил голову. – Я должен успеть домой до утра. Я должен – к жене. Прости, я женат!
Она медленно изменилась в лице, но ответила спокойно и сильно:
– Ну так я тоже замужем. Это ничего не значит.
Я опешил и чуть было не разозлился.
– За Джеком?
– Да.
– Но ведь… Мне показалось… ты была, ну…
– Ну да. У нас так – фиктивный брак.
Я уронил голову.
– Ну так у меня-то – нет! Прости, умоляю.
Я одел футболку.
Она сидела на кровати, закутавшись в одеяло, и тяжело смотрела на меня.
– Ты хочешь сказать, что я сейчас – эту ночь – была просто твоей любовницей? Ты изменял жене со мной и сейчас вернешься к жене и – забудешь меня?
– Нет, Вренна, – я опустился на одно колено и стал энергично шнуровать кроссовки. – Как я забуду тебя? Это ужасно, но я же теперь не смогу без тебя. Поэтому давай встречаться так часто, как сможем.
– Но к жене ты всё равно вернешься, – фыркнула она.
– Вренна… – я поднялся на ноги, готовый накинуть куртку и уйти. – У меня ребенок! У меня дочке три месяца – и тут ты! Что прикажешь мне делать?!
Чёрт | 10
В начале ноября в нашем Доме появился еще один постоялец и наш общий старинный друг, Якобс. Прозвище – в честь марки кофе, которую Якобс ненавидел, как и любой другой растворимый кофе, так как пил только молотый, заваренный в джезве с правильным диаметром дна и всё такое. Вначале я подумал, что его приезд разрядит атмосферу, потому что теперь, когда уехала Вренна, мне снова стало сложно сдерживать себя по отношению к Мекс – но не тут-то было.
Он подъехал на алом внедорожнике, взметая снег и сея панику в наших параноидальных сердцах. Мы с Артуром неподвижно стояли у окна, с ужасом наблюдая, как некто приближается к нашему тайному убежищу. Но автомобиль затормозил возле Дома, и из него вышел чертовски знакомый невысокий субъект с ежиком русых волос и характерной размашистой походкой.
– Да ладно. Это он? – изумился я.
– Черт, да! – радостно усмехнулся Артур и поспешил навстречу гостю.
После шумных объятий и взаимных удивлений Якобс начал обычную песню:
– Джеккимор, а ведь я так и думал, что встречу тебя тут! Спорим, не угадаешь почему?
Я фыркнул.
– А чего тут долго думать? Увидел меня по ящику, и решил, что я здесь.
– А вот и нет.
– Ой, не завирай!
– В дом пойдемте, чего мы на морозе, – усмехнулся Артур. – Расскажи лучше, как сам? – обратился он к Якобсу.
Тот начал в красках описывать всякую белиберду, но сбился, стоило нам встретить в коридоре Нику.
– Мекс таки превратилась в черную кошку? – с задором уточнил он, проводив зверька взглядом.
Я засмеялся, а Артур чуть закатил глаза.
– Мекс скоро подойдет.
– А… А спорим, когда она меня увидит – отреагирует совершенно повседневно, будто я каждую неделю заезжаю? – он с надеждой посмотрел на нас.
– Может, и так, – Артур пожал плечами, и Якобс перевел просящий взгляд на меня.
– Ладно, – сдался я, качая головой.
– Кто проиграет – выливаем на голову ледяную воду! – возликовал Якобс. – Лады?
– Ох.
– Яков, когда ты уже перестанешь быть таким ребенком? – поинтересовался Артур, опускаясь на диван в верхней гостиной.
Спорщик беззаботно пожал плечами.
– Иногда я спорю о чём-то серьезном и на что-то серьезное. Тогда мне не до ребячества. А сейчас – почему бы нет, а? – он плюхнулся между мной и Артуром и закинул руки нам на плечи. – А знаете, я ведь почти окончил свой главный спор с сестрой, о гибели отца. Я в курсе, где добыть точные доказательства – так что дело за малым.
– Постой, а разве ты не решил уже эту проблему – пару лет назад? – нахмурился Артур.
– Не, Арчи, тогда показалось. Теперь точно решу. Теперь она у меня попляшет.
Под цоканье каблуков к нам поднялась Мекс – в кровавом шелковом платье и с бутылкой пряной мадеры.