Ксeния Таргулян
Корабль уродов
Не церемонясь больше, Разум взял в свои виртуальные руки истощенное сознание и безапелляционно предъявил ему цепь ярких и однозначных образов, как бы говоря:
– Я больше не буду вам подчиняться!
– Ты вытащишь меня отсюда!
– Мои дети отныне свободны и не связаны ни службой вам, ни вашей кровожадностью!
Словно вода сквозь пальцы, ускользало внимание этого нерадивого дипломата. Вцепившись в его присутствие, Корабль транслировал новые и новые изображения, запахи, звуки и ощущения – но от каждого из них сознание человека только травмировалось, всё сильней накреняясь, будто тяжелая ваза с душой. Вместе со всей своей «речью» Разум читал расплывчатые черные круги, плывущие перед гостем – признак его отдаления. И вот, он сомкнул глаза. Трансляция замкнулась на «короле». Чернота поглотила всё зрение несчастного. Где-то внутри него, в глубине, в бессознательном, еще слабо копошилась жизнь, точно червяки, задыхающиеся в дождь под землей, но оболочка как тела, так и разума лишилась всякого движения.
Если оперировать людскими категориями, он умирал.
«Это что же получается, – с несвойственным ему напряжением бессловесно подумал Корабль, – он не сможет выполнить наш свежий Договор?»
«И я умру?..»
Уж в чём-чём, а по части жажды жизни он был близок к человеческим существам.
Будь у него побольше времени на раздумья, он бы, вероятно, с отвращением отверг эту идею. Но восьмое число наступило, а его единственный, как казалось, шанс вот-вот совсем затеряется в своей персональной темноте. И Корабль решился.
▪
– Ты снимаешь?
– Да. Да! Не лезь!
– Возьми крупным планом!
Вренна рванулась было к ним в страстном желании выбить из рук эту чертову камеру, но ее крепко удерживали чьи-то руки. Она судорожно огляделась, сама не зная в поисках чего – и с ужасом увидела еще одну камеру в небольшом отдалении. Ублюдок! Как он смеет!.. так пользоваться ситуацией…
Вопреки ее желанию взгляд вернулся к кристалообразной форме, поглотившей Джека. Сквозь ее мутноватую структуру виднелись темные очертания человеческой фигуры. Фигура слабо шевелилась, медленно, скорее в силу инерции, передвигаясь к центру… существа. Вренна зажмурилась, но изображение не уходило с сетчатки – даже наоборот: оно будто разгоралось, вопило о себе, пульсировало вместе с ударами крови об ушные перепонки.
Вренна попыталась вырваться из стальных объятий, чтобы закрыть лицо руками – не удалось…
Словно сжимаемый в ладонях лимон, чем-то горьким сочилось сердце. В конце концов Вренна безвольно повисла на державшем ее живом каркасе.
Вокруг стоял страшный гул голосов. Споры, опасения, предвкушения сливались в единый бессмысленный гомон. Но внезапно весь он затих, и лишь удивленное жужжание камер продолжало колыхать воздух. А затем зал взорвался новым ураганом возгласов и разговоров.
Вренна открыла глаза и почти одновременно с этим почувствовала, как распустились сдавливающие ее объятья.
– Джек…
Он лежал возле выплюнувшего его существа, в луже из его слюней и слизи, и они продолжали стекать на него из разверстой раны над ним. Вренна бросилась к нему, на секунду замерла возле тела, с отвращением глядя на тающие ошметки «существа» – и плюхнулась в лужу возле Джека.
Она была не одной такой – тот же Мморок, сидя на коленях, отчаянно пытался докричаться до Джека. Но она абсолютно не замечала его, как и весь шум, царивший в зале.
Только этот странно неживой вид. Только белые опухшие щеки… открытый недышащий рот… раскинутые руки, до предела натянувшие шутовские рукава… кисти, будто выдутые из этих рукавов, как стеклянные сосуды из трубки стеклодува…
Он почти потерял сходство с собой. Он был… как утопленник. Белесый и раздувшийся. От этого мутило, и кружилась голова, и Вренна едва справлялась с наплывом темных пятен перед взором, когда внезапно – он дернулся! Его грудь судорожно сжалась и расширилась, заставляя трещать ткань камзола, потом заерзала и выгнулась шея, он уронил голову набок и зашелся жутким кашлем, сотрясавшим всё тело. Мучительно пытаясь прервать приступ и глотнуть немного воздуха, он закашливался сильней и сильней, а все вокруг лишь беспомощно наблюдали за его судорогами, не зная, что делать, и не желая прикасаться к странной субстанции, облеплявшей его.
Вдруг кашель оборвался на полузвуке, Джек выгнулся, будто в нём что-то двигалось, и через пару секунд с новым приступом из его рта хлынула волна мутно-желтой слизи, растворенных остатков пищи и голубоватых лоскутков кристалла. В отвращении толпа отпрянула от него.
Брезгливо отряхивая колени, поднялся на ноги Мморок. Он жаждал узнать, сработал ли его план, удались ли переговоры, но от Джека ответа не было (да его было бы и мало), и он послал нескольких младших родственников проверить это на каком-нибудь кораблисте.
В рассосавшееся пространство вокруг мучительно извивающегося Джека протиснулись с разных сторон два человека с камерами – дама Вентедель и Лени… репортер Леонид Снежев.
Не в силах ни скрыться от происходящего – шумного, грязного, горького – ни повлиять на него, Вренна в конце концов до того зашлась в истерическом рыдании, что не заметила окликов и мягких прикосновений. Только настойчивое теребление за плечи вернуло ее к настоящему, и она позволила Леону поднять себя с мокрого пола. Отведя ее немного в сторону, он просто обнял ее – и она продолжила бестолково реветь – но теперь уже в его сочувственных объятьях.
С некоторым усилием он на время отпустил все мысли – о сногсшибательном материале, о смертельной опасности, о ревности, травящей кровь, об ужасе всего произошедшего, о чувстве вины: как мог он делать репортаж из ее жизни и боли?! – он просто забылся на несколько минут и отдался физике. Правильной тяжести свисавшей с плеча камеры, вибрации тонкого стана у груди и под ладонями, мягкости волос – и тому, как от них отражается его горячее дыхание.
И возврат к реальности оказался для него не менее жестким рывком, чем для нее.
– Кхе! Простите!
Это был сухой и раздраженный мужской голос под самым ухом. Леон изумленно оглянулся. Вренна, оказавшись менее прикрытой его телом, сжалась и задрожала сильнее.
Невысокий мужчинка, тонкий, бледный, длинноносый, остро смотрел на нее, не обращая больше ни толики внимания на Леона.
– Вренна, – настойчиво позвал он ее, – Вренна! – она наконец оторвала лицо от куртки Леона и мучительно подняла пустой взгляд на этого персонажа. – Ты меня слышишь? Да что это такое – я спешу вообще-то! Ты не представляешь, как мало у нас времени!
И не успел Леон опомниться и как-то помешать происходящему, как незнакомец размахнулся и с приличным шлепком влепил Вренне оплеуху. Леон потерял дар речи на секунду – но это удивление не шло ни в какое сравнение с шоком, гневом и замешательством, проступившими на мгновенно прояснившемся лице Вренны.
Будто ожив, она резко высвободилась из объятий Леона, шагнула к обидчику и не стесняясь в выражениях разразилась неслыханной бранной тирадой. Тот опешил, даже чуть отшатнулся, но быстро обрел самообладание, вздернул подбородок и довольно усмехнулся:
– Добрый день, принцесса.
– Да ни черта не добрый!
– Он станет еще паршивей, если ты не дашь мне сказать.
– Ну?
– Мы тут всё взрываем! Как хотел вон он, – и он ткнул пальцем в направлении уже менее терзающегося Джека.
Вренна проследила его жест, промолчала, а взгляд ее вернулся в глаза Игорю полным мрачной сосредоточенности.
– У тебя пятнадцать минут, чтобы убраться отсюда – и увести всех, кого считаешь нужным.
– Не взорвете ж пока ты тут.
– Знаешь, всё может быть! Зимин и Хоньев постараются задержать подрывников, но надолго не получится. Выбирайся отсюда, ясно? Здесь скоро камня на камне не будет.
Она кивнула, сдержав клюнувший в живот страх, и Игорь, кивнув в ответ наподобие поклона, убежал, расталкивая пугающихся людей.
Расширившиеся серые глаза поднялись на Леона и несколько секунд панически пульсировали. Потом она сморгнула и собралась с духом.
– Возьми его, пожалуйста, и вытащи отсюда, – тихо и твердо приказала она, обернувшись к истерзанному Джеку. – А мне нужно сказать им…
Леон взглянул на порученное ему тело, и его передернуло. Он хотел было запротестовать, но посмотрел на сосредоточенную, удивительно повзрослевшую Вренну – и проглотил свои возражения.
– Разве ты успеешь убедить их? – настороженно спросил он.
Вренна молчала, словно не слыша его.
– Так, – его вдруг сдавило страхом. – Ты же собираешься уходить отсюда независимо от них, так? Пообещай мне, что через десять минут пойдешь…
– Лени! – рявкнула она, свирепо сверкнув глазами. – Возьми его, и выбирайтесь отсюда – оба – прямо сейчас! Что тут неясного?!
Воля Леона пошатнулась, и он кивнул. Несколько бессвязных скользких мыслей мелькнули одновременно в сознании: так ли чувствуют себя кораблисты, когда она им приказывает? Неужели я действительно брошу ее здесь одну? Она так дорожит этим… Джеком? Я ведь могу и не успеть спастись с мертвым грузом – а ей важно, лишь бы вытащили этого ублюдка.
Но он прогнал все эти соображения, как помехи с экрана, быстро подошел к телу, ухватил за подмышки, приподнял и, стараясь не обращать внимания на стекающие по рукам жидкости, потащил к выходу.
Вренна тем временем сосредоточенно вглядывалась в толпу. Люди вокруг казались одновременно взбудораженными и притихшими – они ожидали ответа на главный вопрос: удалось ли Джеку восстановить Договор. Те из них, кто наблюдал странную сцену между Вренной и Игорем и видел, как Леон утягивал Джека – выглядели напуганными и враждебными, но их было немного. Обращаться к ним не имело смысла, решила Вренна. Они не захотят ей верить.
Все остальные были озабочены только тем, вернулась ли к ним власть и положение. Мморок отправил нескольких ребят к клеткам с кораблистами, и теперь все ждали их возвращения. Вентедели перебрасывались негромкими замечаниями, нервно постукивали пальцами, щелкали зажигалками. Молодой парень, почти подросток, осмелел и приставал к официантке. Но в целом в зале становилось всё тише и тише с каждой минутой. Еще немного, подумала Вренна, и будет слышно, как бьются в нетерпении их сердца.
Что касается обслуживающего персонала, они были близки к панике. Что бы ни привело их сюда, они, очевидно, не ожидали, что окажутся в кругу прирожденных убийц, вернувших себе долгожданные права и привилегии. Девушка, которой домогался подросток, закричала, и он полоснул ее ножом по бедру. Словно горючее от искры, вспыхнул весь зал, и люди принялись с воплями метаться от колонны к колонне. Раздалось четыре выстрела, и несколько человек упало с дырками в головах.
– Спокойствие, господа, – призвал зычный голос из середины зала.
Вренна обернулась туда – и наконец обнаружила того, кого искала. Мморока. Если кто-то и может повлиять на происходящее, то это он.
Кто-то из обслуги притих, кто-то запаниковал сильнее – и получил свою пулю. Пары магазинов хватило, чтобы призвать гостей к порядку.
Вренна яростно пробиралась сквозь толпу. Спотыкнувшись о тело, она рявкнула на придурка, рассматривающего рану, растолкала группку женщин, закрывавших проход, до полуобморока напугала и без того рыдающую девчонку-бармена – и наконец добралась до помоста, на котором находился Мморок с подручными.
«Восемь минут? – взглянув на часы, подумала она с нервным смешком, – восемь минут на первый разговор с отцом за пятнадцать лет – если не первый в жизни? Отлично!.. ну что, была ни была!»
– Мморок! – крикнула она вверх, отчаянно жалея, что не вписывается по дресс-коду: больно уж грозно выглядели стволы в руках его окружения.
Он опустил взгляд – холодный, сильный, не старый. И Вренна сжалась под ним.
– Можно поговорить? – уже гораздо менее уверенно попросила она.
Мморок явно узнавал ее, и это было одновременно и пугающе, и приятно. Он повел рукой, приглашая ее подняться на помост. Поколебавшись, Вренна залезла на полуметровую сцену и, робея, подошла к отцу.
– Кажется, всё вышло не слишком приятно для тебя, – холодно заметил он. – Впрочем, я не думал, что ты привязана к Дриммору: слухи говорят об обратном… Как он, кстати?
Вренна почувствовала, как контроль над диалогом ускользает от нее. Если вступить сейчас в милую семейную беседу, начать жаловаться, какой он плохой и невнимательный отец – все оставшиеся минуты пройдут даром. Поэтому Вренна только фыркнула с пренебрежением на все его «участие».
– Мморок, у меня к вам серьезный разговор – не до сентиментальностей. Вы знаете, кто такой Сказочник?
Мморок мрачно нахмурился, недовольный таким отпором, затем пожал плечами и кивнул.
– Серьезный разговор? Что ж, пожалуйста. Сказочник? Да, слышал о таком. Антон Сказочкин в миру, если не ошибаюсь?
Вренна медленно раскалялась от этой бессмысленной многословности.
– Его люди подготовили теракт, – как можно бесстрастней бросила она. – Здесь и сейчас. У нас всех порядка шести минут на то, чтобы выбраться из Замка.
Ледяная маска вежливости наконец сошла с лица Мморока – и он посмотрел на дочь в искреннем недоумении.
– Ну, во-первых… – начал он неспешно, загибая палец, но тут на входе в зал появился один из парней, посланных на разведку – и Мморок начисто забыл о Вренне. – Ну? – нетерпеливо спросил он, когда молодой Вентедель подбежал, распихивая толпу, к помосту. Десятки пар глаз были обращены на него, но, забравшись на сцену, он заговорил смущенно и тихо, так что слышать могли только Мморок и те, кто стоял совсем близко.
– Там что-то непонятное происходит. Мы открыли одну из клеток и приказали кораблисту оставаться внутри, но он вышел. Лайорр испугался и стал стрелять в него – кораблист увернулся несколько раз и напал на Лайорра. Мы его пристрелили, кораблиста в смысле, и тут окружающие стали беситься в клетках. Тогда мы…
– Всё ясно, – мрачно подытожил Мморок. – Договор он не заключил.
– Но они… – наивно заспорил докладчик, но Мморок махнул на него рукой и властно повернулся к Вренне.
– Не справился твой муж, а?
Вренна сжала губы, наливаясь гневом от его небрежности.
– А знаешь, – продолжил Мморок, со странным, изучающим интересом глядя на нее, – о чём мы с ним договорились незадолго до бала?
– Послушайте! – взорвалась Вренна. – Да какая сейчас разница? Неужели так сложно предположить, что Замок правда взорвется?! У нас считанные минуты!
На сухом и бесстрастном лице Мморока мелькнула злоба, и он резко наклонился к Вренне и крепко ухватил ее за запястье:
– Мы условились с Джеком – вернее я ему обещал – что, если он не выполнит моего поручения, эта обязанность ляжет на твои плечи!
Вренна почти пропустила это мимо ушей, не вникая, как вдруг смысл сказанного дошел до нее, и она вспыхнула от возмущения.
– То есть засунуть меня в эту чертову рвотную хрень?! Из всего многообразия выбора ты предпочтешь послать туда дочь?! – Вренна сорвалась на крик и окончательно потеряла контроль над собой. Всё дальнейшее показалось бы ей верхом абсурда и неприличия, будь она в здравом рассудке, но ее накрыло волной истеричной ярости и страха. Разум ушел на второй план, и вперед вышел инстинкт самозащиты.
Мморок хотел было ей что-то неторопливо и детально объяснить – судя по приподнявшимся бровям и открывающемуся жесту руки – но Вренна уже перешла в атаку.
– Ты! Как тебя зовут? – она схватила за руку парнишку, пытавшегося минуту назад рассказывать, что же стало с кораблистами.
– Каэрртал… – неуверенно отозвался он, отстраняясь и пытаясь вывернуться из ее хватки.
– Киря! – она фамильярно забросила руку ему через плечо. – Киря, ты же такой же, как я, да? Руки по пояс в крови, но душа не просрана? Киря, слушай, знаешь – один чувак из тех, кому мы сворачивали шеи за милую душу, нашинковал этот замок динамитом, и минут через пять мы тут все сгорим заживо, если никуда не смоемся. И вселенная, конечно, будет страшно торжествовать, что вот так вот запросто, одним махом, избавилась от сотни мерзких кровопийцев – да только хочется как-то не вселенской справедливости, а жить! – она широко улыбалась и слизывала с губ слезы. – А тебе, Киря?
Он косился на нее с ужасом и недоумением. Толку от него не было, и Вренна с отвращением оттолкнула его, так что он свалился с помоста.
– Папа! – зашла она с другого конца, кладя руки отцу на плечи. – Папочка! – она захохотала, смех плавно перешел в рыдания, но всё это длилось не больше десяти секунд. Затем она взглянула в изумленные глаза Мморока и лукаво ухмыльнулась: – Неужели никогда не хотелось, чтоб тебя так назвали? «Папочка», – она передразнила саму себя, и внезапно стала предельно серьезной, так что даже белки глаз, только что красные – побелели и охладились. – А ведь они все доверяют тебе, – тихо заметила она, кивая на толпу в зале. – Ты их лидер, их патриарх… а сейчас из-за твоего неверия и невнимания – все они погибнут, – Вренна мрачно усмехнулась. – И не останется твоего рода. И никаких планов ты не сможешь воплотить. Отправить меня в чрево этой твари? – она вскинула брови с наплевательским бесстрашием. – Ну, вперед! Может, ты даже успеешь. Но только это ничего не даст. Все вы сдохнете к моменту, как оно меня выплюнет.
– Вренна, – наконец сумел вставить Мморок. – Что?.. что ты несешь?!
Вренна вгляделась ему в лицо и с ликованием заметила, что ей наконец удалось сорвать с него личину высокомерия и бесстрастия.
– Я тебе уже всё объяснила, – она пожала плечами.
– Откуда у тебя такая информация?!
– От тех, кто взрывает. Они посоветовали мне убираться отсюда.
– Они здесь? – Мморок невольно огляделся по сторонам.
– Они уже снаружи, – твердо заверила его Вренна.
– Они не могли выбраться.
– Они – могли, – Вренна фыркнула. – Ну что, может, прикажешь своим вышибалам свалить и выпустить всех наружу?
Мморок вернулся взглядом к ней – холодным и жестким взглядом.
– Ладно, – сказал он. – Он учти: если окажется, что ты врешь мне – ты пожалеешь, и я не посмотрю, что ты моя дочь.
– Ты, кажется, и раньше не смотрел.
– Раньше это были пустые угрозы, – бросил он через спину, поворачиваясь лицом к публике: – Дамы и господа!
Вренна спрыгнула с помоста и побежала сквозь толпу к дверям. Она сделала всё, что было в ее силах, чтобы помочь им. Теперь главное, чтобы это не обошлось ей слишком дорогой ценой.
II
Объятый огнем, мощный, уродливо-величественный Замок, известный как Морская Корона, складывался, словно карточный домик. С каждым взрывом пласты стен вздрагивали и оседали вовнутрь. Последние мгновения Замка были идеально выверенным танцем, огненным вальсом хаоса. И на это зрелище нашелся свой зритель.
Робин, прижимая к ушам огромные наушники, завороженно внимал плодам своего труда. Кажется, даже пуля между глаз сейчас бы не отвлекла его и не умерила его восторга. Только по окончании какофонии взрывов он бы заметил дыру в черепе и соизволил скончаться. Но на целость его черепа никто не посягал, так что пиротехник мог вволю насладиться зрелищем разрастающегося пожара. Когда отзвучало эхо последнего взрыва, и стал слышен треск гигантского костра, Робин медленно стянул наушники.
Несколько десятков машин прогремело по бугристой лесной тропе мимо него. В небе над лесом шумели, взлетая, три или четыре вертолета. С поляны перед Робином слышались людские голоса и нервный смех.
А от пылающего остова Морской Короны надвигался гул. Полторы сотни человек в панике бежали от огня, оглушенные, спотыкались о корни деревьев, падали, бежали дальше, едва не наступая друг на друга. Достигая поляны, они замирали в нерешительности, заметив вооруженных подрывников, и постепенно среди деревьев нарастала толпа.
В основном это были охранники, официанты, повара – разнообразная прислуга, работавшая на Вентеделей последние месяцы. Некоторые из них были на грани срыва от ужасов последнего часа, но большинство, впрочем, крепко держалось за свое сознание и уверенно смотрело вперед. Вообще, для толпы в критической ситуации они вели себя на удивление разумно и слажено – все-таки трусы и истерички не решились бы работать на Вентеделей. Единственным деструктивным элементом, разлагающим эту группу людей, были сами Вентедили, затесавшиеся местами среди беглецов.
Большинство «господ», конечно, легко выбрались из этой передряги на автомобилях, сам Мморок с ближайшей охраной и другие «сливки» семейства воспользовались личными вертолетами. Тех, кто остался сейчас в лесу, просто бросили, уехав без них, либо их машины угнали особо находчивые слуги. Ужас, уязвленность и беспомощность исходили от этих людей почти осязаемыми потоками.
– Спокойствие, уважаемые, – улыбнулся всем прибывшим один из коллег Робина, убедительно поправляя автомат, висящий на ремне за спиной. – Если у кого-то из вас есть оружие, а я вижу, что есть, – он снисходительно кивнул недавним охранникам, – рекомендую сдать его моим друзьям.
«Друзья» вальяжно подошли к толпе и посмотрели выжидательно. Бывшие охранники растерянно переглянулись – и сдались. Покорно передали «друзьям» всю свою огневую мощь и остались без нее, словно голые.
– П-простите… – осмелела девушка из третьего ряда, в белом фартуке, запачканном от пробежки по лесу. Она протиснулась вперед сквозь толпу. – А что произошло? К-кто вы? И что с нами будет?
Дружелюбный человек с автоматом рассмеялся. Выражение его лица не давало понять, чего ждать от этого смеха, а глаза были скрыты за темными солнечными очками. Девушка явно дрогнула от такой реакции на вопросы.
– Как тебя зовут, милашка? – прозвучало возле ее щеки, чье-то нетрезвое дыхание окутало ее, точно облаком, тяжелая рука легла на плечо – и, фыркнув, молоденькая повариха резко извернулась, отпрыгивая от приставучего «друга».
– Макс-придурок, – засмеялся его брат по разуму и смачно откусил яблоко.
Третий «друг» попытался-таки ответить на назревшие вопросы, но в этот момент где-то на периферии народоскопления зародилась вспышка паники – и внезапно пошатнула всю поляну. Пока хрупкое спокойствие по кирпичикам восстанавливалось, к Робину подошел приятель и стал обеспокоенно жаловаться, как его утомила неизвестность, как бесит выполнять всю эту грязную работу, как он нигде не может найти пару человек (Игоря и еще кого-то)… Робин раздраженно покосился на него и послал довольно далеко – чтоб не мешал наблюдать за превосходным пламенем.
Когда паника наконец утихла, выяснилось, что причиной ей послужил чокнутый Вентедель, внезапно решивший кого-нибудь зарезать. Минут двадцать все спорили, казнить виновника или нет. Пытались связаться с начальством, но рации передавали только помехи. В конце концов, его и всех остальных идентифицированных Венте-делей (некоторые предусмотрительно переоделись в наряды, снятые с мертвой прислуги, и успешно притворялись мирной публикой) было решено оглушить прикладом и доставить Сказочнику.
Дружелюбный человек с автоматом должен был дождаться сообщения об окончании операции и разрешения покинуть позицию, но связи не было, и он в итоге махнул рукой: «Уходим».
Широкой вереницей они направились к машинам, которых и так бы не хватило на всех… Но на импровизированной стоянке их ждало на три или четыре автомобиля меньше, чем они там оставляли.
Брюзгливый престарелый Вентедель в одежде бармена поморщился, вспоминая, как усвистал его собственный бэнтли у него из-под носа, и мысленно фыркнул: «Удивительно, что у вас хоть какие-то машины остались».
Он поспешил, оступаясь, к ближайшему фургону, но расторопность явно не была его чертой…
Заводя разящий бензином внедорожник, дружелюбный человек с автоматом крикнул толпе на прощанье:
– Ждите здесь, мы пришлем за вами вертолеты!
И разметая комья грязи, вслед за своими компаньонами исчез среди деревьев.
Робин с неопределенным беспокойством взглянул на испуганных, запачканных землей людей, оставшихся на поляне, но быстро прогнал смутную тревогу и вернулся к созерцанию величественного Огня…
Проклятье | 16
I
– Как он? – прозвучал взволнованный голос с переднего сиденья, и я краем глаза увидела, как Игорь, отвлекаясь от дороги, перегибается через край спинки, чтобы кинуть взгляд на нас с Джеком.
Что мне ему отвечать, черт возьми!
Голова Джека подпрыгивала на моих коленях на каждой кочке. Он так и норовил сползти куда-то под сиденье, и я обнимала его за корпус, то и дело подтягивая наверх. Утомительное занятие, между прочим! Не знаю, сколько он весит, но когда он поправится – ей богу, посажу его на диету!
Я глубоко и часто дышала, пытаясь не позволить себе заплакать.
Черт возьми, больше всего сейчас хотелось бросить всё это, свернуться где-нибудь в уголке и разреветься! Это чересчур для меня! Я так устала, я просто хочу побыть одна!
Глубокий вдох – прижаться к мокрому горячему телу Джека, резко сесть, затаскивая его обратно на колени.
Почему после всего, что я только что пережила, я должна ехать в этой душной, вонючей машине, где все сидят почти что друг на друге?! Мне не вдохнуть в такой тесноте!
Нас подбросило на особенно высокой кочке, Джек вырвался из моих рук, ударился о спинку переднего сиденья, свалился вниз. Я, чертыхаясь, стала затягивать его обратно – он повис шеей на моем колене, голова свешивается в пустоту, болтается, как у игрушки-болванчика, глаза полураскрыты и светят белками, рот весь в голубоватой слизи, так и ползущей из него, толстые вены бьются на лбу…
Я судорожно всхлипнула, укладывая его голову себе на бедра. Слезы накатили волной и сорвались с век, побежали по лицу, и я тряхнула волосами, прячась за них, потому что свободных рук, чтобы утереться, не было.
Все вокруг благоразумно молчали.
Через неопределенное время мы выехали на нормальную дорогу, и Джек почти перестал сползать с меня. Придерживая его, я закрыла глаза и прислонилась лбом к холодному стеклу. Слезы, черт бы их побрал, не переставали.
Наверное, я задремала, потому что когда я в следующий раз открыла глаза, Джека на мне не было – он, всё еще без сознания, полусидел рядом, голова откинута назад, и Зимин периодически поправлял его положение.
Я чувствовала себя свежее, происходящее вокруг больше не казалось однозначным адом – как-никак мы выбрались! И это многого стоит, черт возьми!
Я осмотрелась по сторонам. За окном уже сгущались сумерки, облака обещали порцию декабрьского дождя. За рулем был Игорь, рядом с ним Хоньев. На заднем сидении мы с Джеком и Зиминым. Лени и подозрительный незнакомец в одежде официанта, столкнувшийся с нами в замке и назвавшийся другом Джека, должны были сидеть в просторном багажнике – я смутно помнила, как они туда забирались. Я обернулась и увидела две макушки – похоже, они действительно теснятся там. А я тут страдала от того, в каких условиях сама еду… принцесса, как всегда.
Мы плутали по узким улочкам Штаман-Рейна. Начался дождь. Я вернулась к своей обязанности придерживать Джека.
– Некий «медицинский центр В. Карински», – озвучил Игорь, паркуясь. – Первое подобие больницы, которое мы тут встречаем. Давайте, на выход.
Зимин и Хоньев достали Джека, Игорь открыл багажник, и оттуда вылезли, кряхтя, Лени и загадочный официант. Оба выглядели более чем недовольными.
Все критически осмотрели здание «медицинского центра». Оно выглядело дорогим и заброшенным.
– Мы хоть одного врача-то здесь найдем? – усомнился, разминая шею, незнакомец.
Он был немногим выше меня, потрепанный, но на удивление самоуверенный. Это мало кому понравилось.
– Ты кто вообще такой, парень? – прикрикнул на него Игорь. – Не нравится – добро пожаловать обратно в багажник.
– Ты его знаешь? – настороженно обратился ко мне Зимин, придерживая перекинутую через плечо руку Джека.
Я покачала головой.
– Это еще ничего не значит, – заявил незнакомец.
Игорь недобро вскинул брови:
– Вот именно. Ты вполне можешь быть Вентеделем.
Незнакомец поперхнулся и засмеялся удивленно:
– Хех, ну я, конечно, польщен, но блин, я уже хотя бы по внешности не прохожу.
– А при чём здесь внешность?
– Ну, блин, посмотрите на них – все утонченные брюнеты, – он кивнул на меня, на Джека и пошевелил рукой свою короткую соломенную прическу. – Я явно не подхожу. Я его старый знакомый. Правда! – его явно удивляло и раздражало всеобщее недоверие. – Можете звать меня Якобс.
– Как кофе?
Он закатил глаза:
– Может, мы всё-таки занесем его в эту лечебницу и хотя бы положим на нормальную кровать?
– Да уж, – тихо согласилась с ним я, но каким-то странным образом это услышали все – и кончили впустую препираться.
Без труда взломав замок, мы забрались в больницу, нашли первую попавшуюся палату и разместили в ней Джека. И хотя от его вида и состояния всё еще бросало в дрожь, во мне почему-то зародилась уверенность, что он справится и выздоровеет.
Мы поужинали чем-то невразумительным, почти молча, потому что все были измотаны. Я всё ждала, что со мной заговорит Лени, спросит, как я, попытается ободрить и поддержать – но он не отрывал угрюмого взгляд от консервов, а доев – отправился «пройтись». Посидев еще некоторое время среди наевшихся релаксирующих мужчин, я пожелала всем спокойной ночи, и, заглянув на несколько минут к Джеку, пошла спать в соседнюю палату. И хотя не было еще и восьми вечера, после всех треволнений этого дня я отключилась моментально.
II
«Смотри-ка, это не тво?..» Леон судорожно нажал паузу на панели видеокамеры. Он знал, что дальше будет, и не желал видеть это еще раз.
Мучительно зевнув (время шло к четвертому часу ночи), он перемотал на несколько записей назад и прослушал другой диалог, делая пометки в блокноте. Интервьюер из него, конечно, жалкий (ну что это за эканье, что за глупые вопросы!), но это в любом случае совершенно эксклюзивный материал.
Протерев глаза, Леон отложил видеокамеру и взялся за фотоаппарат. Вот здесь были действительно взрывные кадры. Один взгляд на них наполнял его гордостью и уверенностью в собственном профессионализме.
Он бы давно пошел спать, но стоило ему оторваться от работы, как в голову лезли всякие докучливые мысли – и он всё равно не мог уснуть. В итоге он спал урывками, в сумме по три-четыре часа в сутки, и так продолжалось уже несколько дней – с тех пор как они поселились в этой заброшенной больнице. То время, когда он не спал и не хандрил, Леон либо отсматривал имеющийся материал, размышляя, как его лучше использовать, либо снимал новый, бродя по улицам пустынного города или в стенах их печального пристанища.
Самые жуткие и странные кадры, на свой взгляд, он снял позавчера в больнице – впрочем, вряд ли они могут быть где-то опубликованы. Эта небольшая фотоистория начиналась с группы людей, столпившихся вокруг кровати больного и снятых со спины. Дальше шло несколько лиц крупным планом – в них перемешались отвращение, жалость и обеспокоенность. Затем идет сам больной…
Леон хорошо помнил, как замер над телом Джека в какой-то мысленной судороге. Единственным выходом из ступора было продолжать снимать, но все уже смотрели на него с возмущением: его объектив казался им инструментом циничного надругательства. Пересилив себя, Леон вышел из палаты. Но вид этого человека произвел на него тяжелое впечатление.
