Кесарево сечение происходит от слова «кесарь» – Цезарь.
Скорее всего, словосочетание «кесарево сечение» идет от так называемого «lex regia» или «lex caesarea» (от caedere – иссекать). В Древнем Риме существовал закон, что если женщина умерла от родов, то ребенка следовало иссечь из ее живота, не столько в надежде спасти его, сколько чтобы похоронить отдельно от матери. Римский историк Плиний считал, что и слово «Цезарь» означает «иссеченный из материнского тела». Это ошибка: Цезарь – отнюдь не первый новорожденный, извлеченный римскими врачами из живота роженицы, а мать Цезаря, кстати сказать, пережила его рождение на многие годы.
Первые кесаревы сечения на живой матери в новое время стали выполнять в конце XV – начале XVI века. Известно, например, что некий скотник Нуфер, живший в швейцарском кантоне Тургау, в отчаянии, чтобы спасти жену, выполнил кесарево сечение и спас обоих – и жену, и сына. Это произошло примерно в 1500 году. В Германии первый раз кесарево сечение было выполнено в 1610 году в Виттенберге.
Этот вариант томатного соуса пришел в Соединенные Штаты вместе с выходцами из Китая, которые называли его «кециап». 25-летний потомок немецких иммигрантов Генри Джон Хайнц сделал из этого китайского соуса благодаря массовому производству и хитрой рекламе тот американский продукт «кетчуп», который нам так хорошо известен.
У китайцев желтый цвет кожи.
Типичный китаец нисколько не желтее типичного француза. При первых встречах Европы с Дальним Востоком никакой речи о «желтой расе» не велось. «Di nostra qualita» («вроде нас») – так охарактеризовал их итальянский путешественник Андреа Корсали, который в 1515 году посетил Китай. Несколькими годами позже тайный советник германского императора Трансильванус так описывает китайцев, основываясь на рассказах португальских моряков, побывавших в Китае: «Это белокожие люди, отличающиеся весьма высоким уровнем устройства общества… вроде нас, немцев».
Впервые упоминание о желтом цвете кожи появляется в XVIII веке, когда начали делить человечество на расы. При этом «потребовалась» промежуточная раса между белыми на севере и черными на юге. Тут-то и изобрели желтую расу, к которой вначале причислили индийцев, а потом, так сказать, официальным декретом приписали и китайцев. Тогда была очень популярна книга профессора медицины из Геттингена Иоганна Фридриха Блуменбаха. Он писал о «кавказской расе» с белым цветом кожи, о монгольской расе, цвет кожи которой – желтый, как колосья пшеницы (наподобие вареной айвы или сушеных лимонных корок); американская раса была «красной, как медь» и, наконец, африканцы были черными.
Эти представления были высосаны из пальца, изобретены за письменным столом на основании смехотворных теоретических посылок (вот только один пример: предполагалось, что азиаты часто болеют желтухой, поэтому на весь остаток жизни они остаются желтыми). Как правило, изобретатели этой классификации в глаза не видели никого, кроме европейцев. Нередко они основывались на представлениях самих китайцев. «На все воспоминания детства как бы наброшена желтая вуаль, – пишет в своих мемуарах последний китайский император Пу И. – Желтой была глазированная черепица на крышах домов, желтыми носилки, на которых меня носили, подкладка моего платья и шляп, покрывала… и тарелки, с которых я ел и пил, были желтого цвета… Вокруг меня не было ничего, что не носило бы желтого оттенка».
Эта любовь китайцев к желтому цвету («желтая река» Янцзы, мифологический «желтый император», вообще все крупное и божественное было желтым) как бы поощряла европейских классификаторов изобрести «желтую расу», хотя от всех этих теорий кожа китайцев нисколько не пожелтела.
Все китайцы – на одно лицо.
Жена последнего императора Пу И, единственного властителя Китая, который отважился покинуть страну и посетить Европу, вспоминает, как ей было трудно участвовать в официальных церемониях или давать приемы по той только причине, что ей трудно было различать лица – например, лица членов королевской семьи Англии или родственников германского императора.
Для японцев или корейцев, впервые выехавших в Европу или Новый Свет, эта проблема поначалу также кажется трудноразрешимой.
Так что это – еще одно предубеждение и только.
Ошибочно думать, что кладбище называется так потому, что там иногда находят клады (хотя бывает и такое – вспомните Тома Сойера). Это – от слова «складывать».
Клеопатра была писаной красавицей.
Такие античные историки, как Кассиус Дио, которые характеризовали Клеопатру как «самую красивую из женщин, когда-либо живших на земле», в глаза никогда не видели объект своего восхищения (Кассиус Дио родился намного позже смерти египетской царицы).
На самом деле Клеопатра была не особенно красива, во всяком случае если прикладывать к ней нынешние критерии красавиц-манекенщиц. У нее был слишком длинный нос, и вообще она была «скорее величественной, чем красивой», как свидетельствуют сохранившиеся изображения Клеопатры. Что же касается ее успехов у мужчин, среди которых нам известны такие блистательные личности, как Цезарь и Марк Антоний, то, скорее всего здесь свою роль сыграли обаяние и ум Клеопатры.
Кстати сказать, она не была египтянкой. Она относилась к царскому роду Птолемеев, который и угас вместе с Клеопатрой, когда она покончила с собой после поражения при Акциуме и смерти Марка Антония. А Птолемеи вышли из Македонии.
Клятва Рютли была произнесена на лугу Рютли.
В истории Европы немаловажную роль играет так называемая «клятва Рютли». Ведь именно это торжественное обещание, данное в конце XIII века друг другу представителями нескольких кантонов, положило начало Швейцарской конфедерации. Страна Швейцария, являющаяся до сих пор во многих отношениях образцом для всех государств мира, зародилась в этом романтическом уголке Европы близ озера Урн. Так думают все швейцарцы, так считают все образованные европейцы.
Однако Рютли, оказывается, тут вовсе ни при чем. «Романтический Рютли никак не мог быть местом исторического объединения, – пишет французский историк Бержье, – хотя, конечно же, это многих разочарует».
Дело в том, что местечко никак не подходит для подготовки декларации Швейцарского союза. «Обсуждение, разработка, подписание и (несколько поспешный) перевод письма на латынь и запись на пергаменте были, несомненно, выполнены где-то в другом месте, нежели на открытом лугу».
Неправда и то, что уже тогда швейцарцы были далеки от кровопролития и все проблемы пытались решить ненасильственным путем. «История первых лет возникновения Швейцарии – непрерывная цепь убийств, вероломных нападений, применения грубой силы и партизанских засад», – пишет Жан-Франсуа Бержье.
Кнут щелкает в результате трения хлыста.
На самом деле при ударе кнута его кончик развивает скорость, превышающую 1100 километров в час, т.е. скорость звука. Щелчок кнута возникает при преодолении им звукового барьера.
После принятия ванны кожа может сморщиться.
После теплой ванны наша кожа не сморщивается, а напротив, становится более эластичной и растягивается. Особенно мягкой становится ороговевший слой кожи на пальцах, руках и ногах, он даже собирается в складки. Это же касается и всей остальной поверхности кожи, хотя и в меньшей степени. Кожа может впитывать в себя влагу, не увеличиваясь в объеме, но под влиянием теплой ванны все равно расширяется.
В римском Колизее убивали христиан.
Сколько же пьес и романов было написано на эту тему, достаточно вспомнить только «Андрокл и лев» Бернарда Шоу! На самом же деле в римском Колизее никогда не бросали христиан на растерзание львам или другим хищникам, да и вообще их в Колизее не убивали. Первые христиане, принявшие мученическую смерть в Древнем Риме, находили свою кончину в других местах. Оставьте Колизей в покое.
Только европейские державы имели колонии.
Колонии – земли и области, подчиненные другим государствам вопреки своей воле, – существовали уже издревле, и Европе тут никакие рекорды не принадлежат.
Скажем, в XVI–XI вв. до н.э. многие земли находились под пятой Древнего Египта. Очень долго просуществовала колониальная держава древних персов. Если сопоставлять количество населения в господствующей стране и в колонии, то и здесь европейцы ничего выдающегося собой не представляют. В самый расцвет колониальных владений перед Первой мировой войной в колониях жило примерно в полтора раза больше людей, чем в метрополиях. В то же время в Турции во времена ее расцвета это соотношение составляло 1:3 (мы уже не говорим о Древнем Риме).
Правда, никто не достиг размаха, присущего колониальной державе Британской империи, но отнюдь не потому, что другие были скромнее. Просто без хороших дорог или без кораблей, которые могли бороздить Мировой океан, древние персы, инки, майя, китайцы вскоре вынуждены были ограничить свою колониальную экспансию естественными границами – ведь трудно контролировать какое-то государство, если письмо со строгим приказом месяцами путешествует на спине мула. Если бы в борьбе с волнами и ветром компас и паруса использовали не европейцы, а китайцы или японцы, мы, возможно, платили бы дань азиатам и поклонялись не Христу, а Будде.
Западные страны зависят от получения сырья из колоний.
Никогда индустриальные страны Запада не зависели от сырья из колоний. Торговля сахаром, нефтью, углем, пшеницей, каучуком, бананами и другими полезными вещами, которые мы получаем из развитых стран, – явление нового времени, подобной торговли с колониями не существовало. Европейские завоеватели были нацелены на золото и шелк, а не на нефть и шерсть. Ни в их сердцах, ни на их судах не было места для сырьевых товаров в том массовом количестве, как это делается теперь. На заре колониальной политики европейцы ограничивались торговлей предметами роскоши, которые они вывозили из заморских стран. Правда, с появлением паровых судов стала все больше развиваться торговля сырьевыми материалами, но прежде всего друг с другом, а не колоний с метрополиями. Перевозили уголь из Англии во Францию, железо из Швеции в Германию, древесину из Норвегии в Англию. По сравнению с подобной торговлей импорт из колоний составлял ничтожно малую долю, прежде всего, из-за дороговизны долгого пути.
К началу нашего века индустриально развитые страны обеспечивали себя железом, медью, свинцом, цинком, магнием, бокситами и другими минералами почти на 100 процентов, некоторые другие виды сырья, в частности уголь, вообще экспортировались (примерно 20 миллионов из добывавшихся 500). Единственной страной, которая зависела от импорта сырья, была Япония, но она-то как раз и не была колониальной державой.
Даже по таким позициям, как хлопок, каучук или фосфор, где определенная зависимость от сырья существовала, ее было не так уж трудно преодолеть, как показал опыт Германии в Первой мировой войне: когда не удалось получать это сырье из-за английской блокады, нашлись заменители.
Импорт, особенно импорт источников энергии из стран третьего мира, начал развиваться только после Второй мировой войны – именно когда европейские страны потеряли все свои колонии, но опять же не потому, что сырье так уж необходимо для Европы, а потому, что оно дешевле. Что же касается угля, то его в Европе все еще предостаточно, и как только наступит ближайший нефтяной кризис, уголь будет востребован вновь.
Колонии нужны были западным странам как рынок сбыта.
Вопреки распространенному мнению, колонии никогда не представляли для развитых стран большого интереса как рынок сбыта. За период с 1800 по 1937 год только 17% всего европейского экспорта ушло в страны третьего мира, из них половина, около 8–9% – в колонии. Если же учесть, что на экспорт уходило не больше 10% ВНП, то мы поймем, что сбыт товаров в колониальные страны не представлял большого экономического интереса, и если бы этот рынок исчез, многие компании этого просто бы не заметили.
Тут основное исключение составляет Великобритания, которая посылала в страны третьего мира 40% всего экспорта, но если измерить это количество в процентах от валового национального продукта, то это снова всего лишь каких-то 5% – средний прирост народного хозяйства за 2 года. Другими словами, даже для Англии двухлетний прирост экономики покрыл бы все убытки от потери рынка в развивающихся странах.
Откуда же возник этот феномен колониального мышления? Объяснение простое: даже если Соединенные Штаты, скажем, экспортируют ничтожную часть своих котлов на Кубу, кубинцам кажется, что все существующие котлы произведены в Америке.
Благодаря колониям индустриальные страны быстрее развивались.
Для промышленно развитых стран колонии играли значительно меньшую роль, чем обычно принято считать. Скажем, такие некогда крупные метрополии, как Испания или Португалия, сейчас совсем не относятся к богатейшим странам западного мира. Самые богатые государства – Германия, Япония, США, Швейцария, Норвегия, Швеция, Финляндия, Люксембург – вовсе не имели в прошлом колоний либо имели их лишь в начале своего развития, другие же, такие, как Франция или Англия, сохранили свое положение в группе лидеров, несмотря на то, что некогда были могущественными метрополиями.
Хороший пример – Бельгия. В XIX веке это была стремительно набиравшая темпы промышленная страна. Потом она приобрела колонии (Конго) и тут же начала утрачивать свои передовые позиции. Или возьмем Германию Третьего рейха, которая, уступив по Версальскому договору свои колонии Франции и Англии, без особого труда подняла экономику. Или, наконец, Нидерланды, которые начали свой экономический рост только после того, как потеряли индонезийские колонии. Так что, как указал историк и экономист Пол Байрич, на самом деле между уровнем развития экономики и наличием колоний существовала скорее обратная связь: чем больше колоний, тем слабее экономика, и наоборот.
Можно много дискутировать по поводу причины этого феномена (распыление энергии предпринимательства? иллюзорная мания величия?..), но ясно одно: колонии были для своих метрополий не катализатором, а скорее тормозом, колодками на ногах экономики. Возможно, в них была польза только в качестве военной базы и места расселения многочисленных чиновников.
Не оказались они и стимулом для индустриального развития. Расширение колониального могущества Англии и Франции было не условием, а следствием промышленной революции. Когда Британская империя, завоевав Индию, начала свою колониальную экспансию, промышленная революция в Англии давно уже завершилась. Французы начали колониальные захваты в Африке не до, а после того, как были изобретены паровые машины, механический ткацкий станок, химические удобрения и промышленное разделение труда.
Колумб был высмеян при дворе португальского короля, потому что полагал, что Земля имеет форму шара.
Никто не смеялся над Колумбом. Как убедительно показывают современные историки, легенда о том, что недалекие придворные высмеяли мореплавателя, отважившегося утверждать, что Земля имеет форму шара, была выдумана впоследствии. Да и при дворе короля Кастилии и Арагона никто над Колумбом не смеялся и не считал странной мысль достичь Индии, не огибая Африку (как это было принято моряками), а, так сказать, через «заднее крыльцо» – отправив корабли на запад.
Дело в том, что к этому времени вопрос о шаровидной форме Земли был давно уже решен. Все мореплаватели и географы, а за ними и короли Испании и Португалии в этом не сомневались. Спорили не о форме Земли, а о размерах земного шара, ведь чем он был больше, тем дольше должно было продлиться путешествие на запад. И здесь не противники Колумба, а сам великий мореплаватель оказался в плену неверных представлений. Основываясь на представлениях античного астронома Птолемея, Колумб оценивал длину экватора в 28 тысяч километров, т.е. промашка составляла ни много ни мало целых 12 тысяч (поэтому-то до конца своих дней Колумб верил, что достиг Индии, в то время как прошел только половину пути). Королевские же эксперты больше полагались на оценки флорентийского математика Паоло Тосканелли, который вычислил периметр Земли практически точно – он считал его равным 39 тысячам километров. В этом случае обычный путь в Индию «за угол и налево» был ближе, чем «за угол и направо», и Колумбов проект действительно не имел будущего. Тем более никто и подумать не мог, что на пути лежит еще и целый континент…
Стрелка компаса всегда указывает на север.
Магнитный полюс и Северный полюс Земли отстоят друг от друга больше чем на 3000 километров. Поэтому стрелка компаса никогда не показывает точно на север. Искажение становится тем больше, чем ближе путешественник продвигается на север, а на линии между магнитным и Северным полюсами стрелка компаса вообще показывает точно на юг. Мореходы давно это знают и называют отклонение от истинного севера «деклинацией».
Да и без деклинации стрелка компаса никогда не показывает направление к магнитному северному полюсу – она указывает направление местного магнитного поля. А силовые линии такого магнитного поля никогда не бывают прямыми. Так что если кто-то пытается попасть на Северный полюс, следуя указаниям магнитной стрелки, тот, может быть, и попадет когда-нибудь к магнитному полюсу Земли, но вряд ли кратчайшим путем.
Многие люди ассоциируют со словом «конвейер» имя Генри Форда и его знаменитый автомобиль «модель Т». При этом часто забывают, что Генри Форд был отнюдь не первым автостроителем, который использовал для этой цели поточную линию. Например, еще в 1902 году, т.е. за 6 лет до первой «модели Т», конкурент Форда Ренсом Олдс использовал конвейер – его машины на деревянных тележках перемещались по заводскому цеху. На фабрике Олдса делали до двух с половиной тысяч автомобилей в год. Форд вместо деревянных тележек велел сконструировать движущуюся ленту. Однако принципиальная идея – подводить собираемую машину к человеку, а не заставлять человека подходить к машине – принадлежит не ему.
Третье тысячелетие начнется в ночь после последнего дня 1999 года.
Третье тысячелетие начнется не 1 января 2000 года, а 1 января 2001 года, ведь с 1 января 1 года до 31 декабря 1999 года пройдет всего 1999 лет, а год под номером 2000 станет двухтысячным годом нашего летосчисления. Только когда он кончится, начнется третье тысячелетие.
Наш высокий уровень жизни удается поддержать только благодаря международной конкуренции.
Еще один из мифов. На самом деле уровень жизни, характерный для жителей определенной страны, в очень незначительной мере зависит от международной конкуренции. Для уровня жизни немцев почти безразлично, продаются ли немецкие автомобили, ливерная колбаса или типографское оборудование в Индонезии или Китае лучше, чем соответствующие товары, сделанные в Японии, Франции или Великобритании.
Ошибка заключается в том, что многие приравнивают Германию к Даймлер-Бенц, а Японию – к Мицубиси, т.е. конкуренцию между фирмами приравнивают к конкуренции между странами.
Конечно же, в конкурентной борьбе двух фирм проигравшая исчезает с рынка. Совсем другое дело – вся национальная экономика. Она производит, прежде всего, для собственных потребителей. Возможно, лишь каждый тысячный работник фирмы «Мерседес» покупает себе эту престижную машину, но в основном «мерседесы» покупают немцы. Рост экономического благосостояния страны происходит не за счет другой страны (в отличие от отдельных компаний). Напротив, благосостояние одной страны может благотворно сказаться на уровне жизни ее соседей.
Наш собственный жизненный уровень зависит, прежде всего, от того, насколько продуктивно работаем мы сами. Активно работаем – наш жизненный уровень повышается, плохо – снижается, практически независимо от того, как обстоят дела с уровнем жизни в других странах.
Экстремальный случай – страны, не ведущие внешней торговли, для которых международная конкуренция и вовсе безразлична. Конечно же, в наши дни трудно найти страну, которая не была бы вовлечена в международную торговлю, но, как мы указывали, для внутреннего благосостояния отдельных граждан это не так уж важно. Более того, экспортные успехи могут даже отрицательно сказаться на благосостоянии конкретных граждан – когда товары уходят из страны, а мы вынуждены дороже оплачивать импорт.