Константин Викторович Еланцев
Во власти Золотого Бога
– А дальше? И давайте потише, – подтолкнул Кузьмина Черкашин.
– У них на участке всего четыре человека: Самсонов, помощник его, двое рабочих для шурфов. Пара палаток и шалашик небольшой, что-то вроде кухни. Ну, поговорили, пораспрашивал их. Информации никакой. Мы, говорят, и в лицо-то этого Холодова всего раз видели. Когда сюда, значит, заезжали!
Они по своим делам, проводник мой поспать пару часов надумал. Да какой он проводник, так, работяга Зубовский! А я по округе пройтись решил.
– Поваленное дерево видел? – вставил Сорокин.
– Вот-вот, про него и хочу рассказать! Дошёл до этого и дерева, и показалось мне, что прямо от него вроде как тропинка еле заметная набита….
– Помнишь, Николай Иванович, я говорил, что есть ещё участок! – у Сорокина заблестели глаза, – Сразу от этого дерева тропа в верховья ручья идёт. Тропинка так себе: трава чуть примята, веточка где-то надломлена. В глаза не бросается, а таёжник поймёт, что ходят к этому дереву время от времени. Кто ходит и зачем – это другой вопрос!
– Вот-вот! – Кузьмин поднялся и потянул плечи, – Хотел, было, я по тропиночке этой, а потом подумал: нет, здесь сообща надо! Да и дымком, вроде как пахнуло издалека. Да, есть ещё участок, Сорокин прав!
– Ну, что, сходимся на версии, что намывают они свои капиталы чуть повыше участка Самсонова. В доле он или нет – в этом разберёмся позже! – Черкашин посмотрел на коллег, – Дальше кто-то доставляет металл сюда, на базу, где и хранят до определённого времени. Лучше всего для этой роли подходит Зубов. Потом некто, получив сигнал, отправляет курьера с грузом к «быку», на перекаты, так? Встречающий, который ждёт курьера в новом зимовье, доставляет металл в факторию Килокан. Ну, а дальше, кроме как по Тумбенче, вариантов нет! О роли Фросина тоже надо подумать….
– Мафия, чёрт возьми!– покачал головой Кузьмин.
– Фёдор, когда ты этого Холодова перевозил в день исчезновения, заметил что-нибудь?
– Как будто нет, Николай Иванович! Про рюкзак я говорил, потому что с такими таёжники не ходят. Я тогда ещё подумал про золото, а что толку-то? Брать паренька не имело смысла, да и куда с ним? Себя раскрывать не имел право, только наблюдать. А то, что он к новому зимовью тогда отправился – это факт! Вот только не мог он быть курьером. Курьеру нужно время, а частые отлучки всегда привлекают внимание! Своровал он это золото, Николай Иванович, и в бега!
– Теперь-то я и сам это понимаю….– кивнул Черкашин.
Кто-то кашлянул возле платки.
– Ну, кто там?
Вошёл испуганный Зубов:
– К рации зовут, товарищ следователь!
«Ниже перекатов по течению реки Нидукан обнаружен труп неизвестного мужчины. Обнаружены переломы, полученные после падения с большой высоты, что возможно и послужило причиной смерти. Тело обезображено от долгого нахождения в воде и изъедено рыбами, отчего идентифицировать его без соответствующей экспертизы не представляется возможным. Труп одет в серую клетчатую рубашку, геологические брюки цвета «хаки» и кирзовые сапоги. Вещей, принадлежащих погибшему, не обнаружено»
Районный прокурор сухо зачитал сводку и ещё раз попросил следователя поскорее разобраться с этим делом.
– Ну, вот выплыл наш беглец… – вздохнул Сорокин, едва Черкашин сообщил о случившемся, – Он это, Холодов. В этой одежде и уходил он тогда, я запомнил!
– Дурак! – выдохнул Кузьмин, – выбрал себе странную религию, и бога себе непонятного выдумал. А ведь сколько таких? Миллионы! И это бог их золотой имеет такую власть, что и не снилась никогда всем шахам и падишахам. И по велению такого Золотого Бога готовы они и Родину продать, и себя отдать на растерзание….
Они помолчали, думая каждый о своём.
– Что ж получается, Николай Иванович, дело Холодова можно считать закрытым? Экспертиза подтвердит это в ближайшее время, я почему-то не сомневаюсь…. – посмотрел на Черкашина Кузьмин.
– Скорее всего, да! Только нам легче от этого не становится, Сергей Макарович, потому что главное дело ещё впереди. И давайте, ребята, снова к нашим баранам!
Солнце давно перевалило за полдень, а они всё сидели, в который раз заваривали чай на принесённом Сорокиным керогазе, и вырабатывали одну единственно верную версию, по которой предстояло двигаться дальше, потому что время теперь работало против них.
– Кстати, Николай Иванович, – спросил Сорокин, – ты-то хоть встречался с напарником Уваровой? Ну, с Соловьёвым этим?
– Что-то Вы опять одна! – с напускным удивлением Черкашин переступил порог метеостанции.
– А, следователь…. – равнодушно встретила его Уварова, – Исчез мой вздыхатель! Три дня ни слуху, ни духу. В тайгу ушёл и, как в лету канул!
– Вот, даже как? – на этот раз искренне удивился следователь, – Что ж не сообщили-то?
Уварова просто махнула рукой, и казалось, что она вот-вот расплачется. Глупая женщина, что с неё возьмёшь! Черкашина раздражало и её самолюбование, и доверчивость, и вера в свою исключительность. А вот сейчас вдруг стало жалко!
– Говорил что перед уходом?
– Да нет, ничего особенного. Еды взял на три дня, хотя больше, чем на день никогда не отлучался. И ещё карабин зачем-то. Двустволку оставил, а карабин взял. Нам положено…. – Уварова виновато улыбнулась.
– Да-да, я знаю. Ну, хоть что-то Вы замечали до этого? – раздражённо спросил Черкашин.
– А что до этого…. Рутинный день похож один на другой: обход, записи в журнал, передача сводки. Несколько слов о чём-нибудь. Вечером по своим норкам. Такая вот жизнь, товарищ следователь!
– Странная любовь у него к вам…. – Черкашин покачал головой.
– Как думаете, вернётся? – с тающей надеждой спросила Уварова.
– Не думаю, Неля, вряд ли….
Черкашин вдруг понял, что метеоролог Соловьёв действительно никогда не придёт в этот дом, потому что сейчас он либо по запасному каналу покидает район Сывермы, либо на тайном прииске в авральном порядке сворачивает производство.
Николай Иванович вскочил от внезапно пришедшей мысли и бросился к своей палатке.
А на Сыверму опускалась тёмная, разукрашенная мириадами звёзд, таёжная ночь….
Часть 8. ВРЕМЯ ПРОТИВ
– Ты чего, Иваныч? – воскликнул Кузьмин, как только Черкашин влетел в палатку, едва не оторвав полог.
– Эх, братцы, братцы, что ж мы так! – сокрушённо качал головой следователь, лихорадочно роясь в своих вещах, – Время против нас, понимаешь?
Ничего непонимающий Кузьмин, поддаваясь настроению Черкашина, стал натягивать сапоги, но нога никак не попадала в голенище, и он, чертыхаясь, в который раз пытался исправить положение, – Так что случилось?
– Соловьёв здесь главный добытчик, Соловьёв! Сорокин где? – почти прокричал Черкашин.
– У себя, наверное! Чего ищешь-то?
– Да обойма запасная где-то завалялась. А, вот….
Следователь, наконец, нашёл пропажу, а потом вдруг сел на раскладушку:
– У тебя с оружием как?
– Вот…. – Кузьмин похлопал по кобуре.
– Давай-ка, Сергей Макарович, за Сорокиным! Срочно, оперативно опергруппу сюда, он знает как! Медлить нам никак не положено! Винтовку пусть возьмёт, хотя, что это я….. Как пацан, её богу!
Кузьмин, в конце концов, натянул неподатливые сапоги, подождал несколько секунд, ожидая дополнительных инструкций. Поняв, что больше ничего не будет, скрылся за брезентом.
Ай да Соловьёв! Черкашин, как наяву увидел картину своего пребывания здесь. Ищет следователь, мечется, а самого главного не видит. Хоть и «важняк», а опыта всё-таки не хватает, потому как армейская служба наложила свой отпечаток, и армейское мышление кардинально отличается от гражданского!
Почему Уварова после расставания с Холодовым отправилась в палатку Зубова? Да потому что ей показалось, будто в той палатке промелькнуло лицо Соловьёва. А был там Соловьёв? Непременно был, ведь именно в это время он отправлял курьера Холодова на перевалочную базу в новом зимовье. Не нашла Соловьёва в палатке? Нет, не нашла, потому что на её пути встал завхоз. То ли зубы заговорил, то ли пройти помешал. Не факт, но именно в тот день решилась судьба тайного прииска. Зубов, скорее всего, передал, что следователь наступает на пятки, тем более, пятнадцатикилограммовый груз уже отправился по назначению. Последовал приказ о временном сворачивании производства, и Соловьёв отправился выполнять задание. Сколько времени потеряли, Черкашин? Три дня как минимум…. Много.
Сейчас полдень, опергруппа прилетит только ночью. Красноярск, Тура, Поныри…. Время играет против. Фросина и Зубова задержать в первую очередь! Людей было мало, и Черкашин прекрасно понимал, что придётся задействовать промысловиков Старостина и Нефёдова.
Скорее всего, Уварова не в курсе происходящего, она занята собой и своим влиянием на мужские сердца. Живёт в придуманном мире, и не догадывается, что волей или неволей обеспечивала алиби одному из главных преступников во всей этой истории. Сейчас, вероятно, пытается понять, как же так получилось, что её оставил человек, на которого она и внимания-то не обращала, который приехал к ней за многие километры, сгорая от ревности и любви.
Вряд ли поймёт, что в этом приезде ей отводилось самое последнее место.
Едва появились Кузьмин с Сорокиным, он рассказал им о своих планах.
– Группу вызвал, считай, они уже в пути. С охотниками договорюсь, не переживай, Николай Иванович! – Сорокин одет по-походному. С винтовкой наперевес и небольшим рюкзачком он был похож на партизана из какого-то фильма, – Арестованных ко мне в амбар можно, другого места здесь нет!
– Да, можно! – Черкашин раздумывал, как распределить свой небольшой отряд, – Фёдор, тебе со Старостиным придётся остаться здесь: подождать группу и заняться охраной задержанных. Макарыч с Двигуном снова на факторию! Да-да, – заметив удивлённый взгляд Кузьмина, подтвердил Черкашин, – Двигуна придётся привлекать к операции! В Килокане перекрыть все пути выхода из фактории, есть же у тебя там общественники?
– Есть. Я понял, Иваныч!
– Ну, а я с Нефёдовым выдвигаюсь на участок Самсонова. Войну постараюсь не начинать, тем более, что количество противника нам ещё неизвестно, да и Нефёдова не пристало под пули подставлять! Ну, что, братцы, на первое задержание?
Зубов понял всё, заметив державшего в руках винтовку Сорокина. Едва сдерживая волнение, он молча опустился на чурбак возле длинного деревянного стола, положил руки на струганные доски и сник, не оказывая никакого сопротивления.
– Понял за что, Валерий Павлович? – спросил Черкашин.
– Как не понять…. – Зубов вдруг преобразился. Он прищуренным взглядом смотрел на следователя, и в его глазах закипала злость, в которой читались и досада, и обречённость, и обида….
– Жил бы, да жил! – Черкашин под локоть поддержал Зубова, – А теперь пошли, Валерий Павлович.
– Думал, сорву куш и айда! – завхоз махнул рукой, – Веди!
Один из рабочих, увидев процессию, хотел было скрыться в палатке, но его поманил Кузьмин:
– Где начальник отряда?
– Так, кто его знает, товарищ майор! Вон Валерий Павлович должно быть в курсе, а нам не докладывают! А что случилось-то?
– Дела есть? Вот и занимайся ими, дорогой мой!
– А я что, занимаюсь….
В амбаре Сорокина завхоз уселся на пол, проигнорировав поставленную табуретку, и, обхватив руками колени, уставился в угол, совершенно не реагируя на присутствующих.
– Ладно, действуем по договорённости, братцы! – Черкашин тронул за плечи Сорокина с Кузьминым, едва они захлопнули двери, и промысловик навесил огромный тяжёлый замок, – Через десять минут жду у своей палатки Нефёдова. Удачи тебе, Сергей Макарович! Да, Фёдор, ты изредка поглядывай за Уваровой, мало ли что. Появится Фросин, сам знаешь что делать.
Тропинка петляла вдоль Нидукана, то прячась в густой траве, то появляясь снова среди полян созревающей черники. Черкашин шёл за Нефёдовым и его терзали сомнения: правильно ли принял решение, не дождавшись опергруппы, самостоятельно задержать преступников? Ведь наверняка у них сработало чутьё, если решили оборвать главную ниточку. Куда им теперь? Через Верховья Тембенчи на Северную и Туруханск? Но там обязательно их будут ждать, и они об этом догадываются! В Туре и Ербагочене тоже! Затихнут, притаятся в тайге где-нибудь среди тунгусов? Но надолго ли….
Огромный паут впился прямо в плечо, Черкашин с силой прихлопнул его, и эхо, как звук выстрела, понеслось по тайге через пихтовые лапы и кедровые кроны прямо к горизонту, поднимаясь над бесконечным зелёным морем Сывермского края.
Пятнадцать километров пути вымотали Черкашина. Ведь если Соловьёв всего на сутки уходил со станции, чтобы не вызывать подозрения, трудно представить с какой скоростью он преодолевал это расстояние. То, что таёжного опыта у него не занимать, теперь сомнений не вызывало. Сколько их там? Стоп, а Лавров с Демидовым?!
Черкашин остановился, жестом показал Нефёдову, что пора отдохнуть. Тот кивнул головой и, не снимая паняги, присел возле небольшой сосёнки, вытянув перед собой одетые в ичиги ноги.
Лавров и Демидов….. Их участки недалеко от Самсонова. Почему Черкашин исключил их участие в преступной группе? Очень может быть. А если это единый картель, и работают все на одного хозяина? Ладно, пока только разведка, не более того. Обязательно пройти участки Лаврова и Демидова. И ждать опергруппу….. Ждать, ждать!
Заметив, что следователь немного отдохнул, Нефёдов поднялся:
– В путь, Николай Иванович?
Черкашин махнул рукой.
Часа через два пахнуло дымком. Крикнула сойка, и стало понятно, что до лагеря Сыртынского участка осталось совсем немного.
Часть 9. СЫРТЫНСКИЙ УЧАСТОК САМСОНОВА
Лагерь геологов удобно расположился на пригорке, и песчаный вперемежку с речной галькой откос прямо спускался на берег Сыртынского ручья, а тот в свою очередь бурно нёс свои потоки в воды Нидукана.
Черкашин во время движения пытался ориентироваться на местности, но совсем запутался. Сначала по Нидукану, потом тропа повела в сторону небольшой сопки, пока, наконец, не вышли на этот ручей.
Три палатки и небольшой навес для приёма пищи – вот и всё хозяйство! Самсонов и двое рабочих, насколько помнил Черкашин, и составляли весь небольшой штат этого отряда.
Лагерь пустовал, только один человек, сидя под навесом, задумчиво перелистывал какие-то бумаги. «Над картой, что ли колдует?» – подумал Черкашин.
Он догадался, что высокий человек с густой окладистой бородой и есть геолог Самсонов. Тот, заметив гостей, вышел из-за стола и пошёл навстречу.
– По наши души? – на лице геолога расплылась невесёлая улыбка.
– Что так невесело? Не беспокойтесь, просто общее знакомство. Вы ведь ни разу в Понырях не появились! – Черкашин протянул руку.
– Да когда тут…. – Самсонов жестом пригласил к навесу, – Бьёмся, бьёмся, а результат нулевой! Я догадался, что Вы следователь, а Сашу знаю.
– И какие проблемы? – следователь с наслаждением опустился на лавку и вытянул уставшие ноги, – Александр, присаживайся! – кивнул Нефёдову.
– Моя теория угольных залежей, скорее всего, окажется несостоятельной… – геолог автоматически подвинул Черкашину геологическую карту, но, спохватившись, заулыбался, – Зачем это Вам показываю?
– Нет-нет, показывайте! – скорее, для приличия, чем из любопытства, сказал следователь. А сам подумал: действительно, зачем? Геологическая карта – это нагромождение знаков, понятных только специалисту. Крестики, чёрточки на разноцветном фоне…. С ума сойти!
– Неплохо у вас тут, – Черкашин постарался сменить тему.
– Как сказать… – Самсонов забрал карту и крикнул, – Виталий, чай неси!
Из дальней палатки вылез взлохмаченный мужичок, и, кивнув гостям, пошёл к дымящему костру, над которым висел, видимо, уже давно вскипевший чайник.
– Всю ночь шурфы били, – словно оправдываясь, сказал Самсонов, – Наверно, последние…. Приостанавливаем разведку до прибытия буровых.
– Это Вы принимаете решение? – как бы мимоходом поинтересовался Черкашин.
Мужичок, которого звали Виталием, принёс кружки и закопченный чайник, от которого так приятно пахло дымком, что проскользнула крамольная мысль задержаться здесь хотя бы на сутки. Пока тот раскладывал на столе хлеб и ароматно пахнущую копчёную рыбу, Черкашин интуитивно осматривал близлежащую территорию. Ага, вон и дерево, о котором говорил Сорокин! Значит, туда ведёт еле заметная тропа.
– Нет, не я, – Самсонов дождался, пока Виталий скроется в своей палатке, – Решение принимает начальник отряда, а его решения не обсуждаются!
– Кстати, а где сейчас Фросин? – поинтересовался Черкашин, – Последние пару дней его не видно в Понырях.
– Был он здесь вчера, а сегодня утром спозаранку….
– Рыба вкуснятина! – следователь с истинным наслаждением понюхал свежекопчёного хариуса, – У вас, вижу, не только геологоразведка.
– Должны же жить люди! На оленей охота только для тунгусов, нам ни-ни, вот и остаются рябчики да рыба. Но жить можно!
– Это точно! Так куда ушёл Фросин? – это была излюбленная манера следователя – перескакивать с темы на тему, отчего собеседник не сразу переключался на предыдущий разговор, и язык часто обгонял мысли.
– Говорит, к бодайбинцам! А я и не очень интересовался….
– К бодайбинцам? А это ещё кто? – заинтересовался Черкашин.
Поняв, что мимоходом сказал лишнее, Самсонов насупился.
– Я сейчас, извините! – следователь спустился вниз к ручью, возле которого, явно скучая, стоял Нефёдов.
– Николай Иванович, я, конечно, не в курсе Вашего расследования, вон видите, чуть повыше того косогорчика, дымок! – Нефёдов указал рукой вниз по течению, но Черкашин ничего не увидел.
– Нет, Саша, не вижу! Вот что, давай двигай в Поныри. Скажешь Сорокину, что гости скоро приедут. Ты понял меня? Гости из Бодайбо скоро приедут!
– Гости?
– Да, гости. Фёдор поймёт!
Нёфёдов пожал плечами:
– Ну, я пошёл, Николай Иванович! Вот панягу хоть возьмите. Здесь тушёнка, хлеб….
– Спасибо, Саша, это мне не помешает. Задержусь я здесь.
Нефёдов уходил, и едва его спина скрылась за пихтовыми ветками, Черкашин почувствовал одиночество. Ему показалось, что в этом чужом, наполненном неопределённостью мире, процветает зло и предательство, с которым боролся и борется всю свою сознательную жизнь. Оставшись один, следователь знал, что помощи теперь ждать было неоткуда. По крайней мере, в ближайшие сутки.
Самсонов всё так же сидел за столом, скрестив пальцы, и молча наблюдал за подходившим Черкашиным.
– НЗ? – кивнул он на панягу, – Сашка назад ушёл?
– Вы про бодайбинцев не рассказали, – игнорировал вопрос Черкашин, – Кто такие?
Со слов Самсонова выходило, что в километрах пяти ниже по течению ручья, почти в том месте, где ручей впадает в Нидукан, работает небольшой отряд геологов из Бодайбо. Говорят, что занимаются разведкой золоторудных месторождений.
Надо же, даже здесь всё предусмотрено! Ниже по течению…. А это значит, что мутная вода после промывки, сразу же уходит в Нидукан, не вызывая никаких подозрений. Скорее всего, работяги Самсонова о них и слыхом не слыхивали! Это для охотников и для непосвящённых они геологи. А что, вполне правдоподобное прикрытие!
– А Вы не задумывались, почему геологи из Бодайбо занимаются разведкой здесь, в Красноярском крае? – спросил Черкашин.
– Знаете, – Самсонов чуть замялся, – мне, собственно, нет никакого дела до каких-то бодайбинских геологов! Своих дел хватает. Хотя, если честно, подозрения были….
– А Фросин?
– Что Фросин?
– Знает он об этих геологах?
– Возможно, да, но эту тему мы в разговоре никогда не затрагивали.
– Дела… – Черкашин не выдержал, – Вы ж геолог, в конце концов! Неужели не интересно как работают коллеги, чем живут?!
– Мне – нет! – сказал, как отрезал Самсонов.
Черкашин немного помолчал, стараясь успокоиться:
– Хорошо, а что думаете о золоте? Есть оно тут?
Самсонов задумался:
– Понимаете, судить о богатстве пласта можно только по глинистой примазке на гальке. А лучше всего сделать промывку. Думаю, золото есть, но в каких количествах…. Мы не занимаемся этим, потому что у нас другие задачи.
Поняв, что больше ничего от Самсонова не добьётся, Черкашин поднялся:
– Ладно, Самсонов, живите, как совесть позволяет…. А я прогуляюсь немного, очень уж красивы ваши места!
Черкашин стоял у поваленного дерева и всматривался в примятую траву. Действительно, здесь явно кто-то проходил. И, скорее всего, сегодня. Тот же Фросин. Куда ж ему направляться, кроме как ни сюда! Иначе встретился бы, как пить дать! Хотя, троп в тайге много, иди по какой хочешь. Ладно, если появится в Понырях, его задержат. Если не появится, значит, он здесь, в лагере у бодайбинцев!
А Лавров с Демидовым? Они где?
Черкашин вернулся к навесу. Самсонов жадно курил, и пепел, скапливаясь на кончике сигареты, падал прямо на карту. Курчавая борода вздрагивала от дуновения ветерка, а в потухших карих глазах жила такая обида на всех и вся, что Черкашин невольно пожалел этого человека.
– Лавров с Демидовым где? – словно никуда и не отходил, спросил следователь, давая понять, что продолжает ранее начатый разговор.
– А куда они денутся…. – помедлил с ответом Самсонов, – Каждый на своём участке. Лавров километрах в пяти отсюда, Демидов чуть подальше. Да нет, не думайте – они золотом не занимаются! Я понял, к чему Вы клоните. Сашка Демидов на угле помешан, а Лаврову абсолютно на всё наплевать, потому как случайный человек в геологии! И ещё вопрос, Вы уж извините: что с Холодовым?
– Скорее всего, погиб на перекатах! – не стал скрывать Черкашин, – Бежать пытался, да, видимо, с «быка» сорвался….
– Куда ж бежать-то? – разочарованно вздохнул Самсонов, – Он же о геологии мечтал! С Сашкой поработать собирался! Да… Вы вот здесь о совести моей говорили…. Ушёл сегодня Фросин к бодайбинцам. Рано утром ушёл. Я догадываюсь, что мутят они что-то с золотом, да и на геологов не очень похожи!
– Почему сразу не сказали?
– Фросин просил.
– Много их там?
– Человек восемь. И ещё…. Метеоролога молодого здесь видел. Мимо прошёл, возле вон того поваленного дерева. Думал, я не замечу….
– Давно прошёл?
– Давно, дня три-четыре назад. Назад не проходил, это точно!
– Что ж Вы! – Черкашин ударил кулаком по столу.
Самсонов ничего не ответил и просто опустил голову….
Часть 10. ТАЙГА
Как и предполагал Черкашин, лагерь старателей находился в устье ручья. Лёжа в зарослях можжевельника, он внимательно наблюдал, как бодайбинцы неспеша зачищали свой незаконный прииск. Раз, два, три…. Пять человек. Самсонов говорил о восьмерых, плюс Соловьёв и, возможно, Фросин. Возле зимовья, поставленного поближе к кедрачу, лежал разбитый шлюз-проходнушка, длинная ступенчатая колода, предназначенная для отделения золота от породы. Дальше ещё один, и ещё…. Несколько мешков, заполненные какими-то угловатыми предметами, валялись прямо на тропе. Лотки, догадался Черкашин. А вот и лошади! Они фыркали, отбиваясь хвостами от наседающего комарья. Комары не гнус, хотя и с ними встреча не сулила ничего хорошего. Шесть лошадей – транспорт внушительный. Знать, на большое расстояние собирались переместиться добытчики.
Одолели комары, и лежать становилось всё тяжелее. Черкашин хотел сменить положение тела, но под ним хрустнула ветка, и враз прекратилось движение на площадке. Только сейчас следователь заметил ещё одно строение, из которого вышел человек и что-то крикнул рабочим. Соловьёв! Вот и связался узелок из бесконечной ниточки, вот и выстроилась цепочка! Интересно, а где Фросин?
Соловьёв поднял руку и долго всматривался в чернеющую полосу таёжных зарослей. Черкашин пригнул голову и услышал биение своего сердца. Сколько он так лежал – определить было трудно, но успокоился, когда снова зашумели работяги, и послышался скрип разбираемых конструкций.
Уйдут, обязательно уйдут! Один против многолюдной банды – шанс для выживания небольшой. А что, есть другой выход? Черкашин лихорадочно прокручивал все варианты, но нужного так и не находил.
То строение, из которого выходил Соловьёв, напоминало амбар из толстых ошкуренных брёвен, но, скорее всего, это и был тот самый цех, в котором переплавляли слитки. Умно, всё под боком, ничего лишнего!
Самсонов должен увести своих людей в Поныри. Об этом ему строго наказал Черкашин, когда уходил на этот прииск.
Вечерело. Солнце едва выглядывало из-за вершин, и только сейчас следователь почувствовал, как пахнуло холодом из-под залежалых, пропитанных влагой, мхов. Он достал пистолет и осторожно передёрнул затвор. Необходимо было принимать решение, от которого зависел исход всей операции. Оно, это решение, пришло внезапно. Черкашин понял, что другого быть не должно, потому что начинать войну не имело смысла: надо их напугать, заставить нервничать, по возможности изменить планы….
Уже не скрываясь, он рванул через кусты, перепрыгивая через лежалые деревья. Затрещали засохшие ветки, и одна больно ударила по лицу. Не обращая внимания, майор подхватил толстенный сук и ударил им по дереву. Потом побежал дальше по кругу, стараясь обогнуть лагерь с другой стороны.
Проваливаясь в бездну, он не сразу понял что случилось. Острая боль пронзила плечо, и тяжёлый удар о землю начал отключать сознание. Черкашин чувствовал, как переставало повиноваться его истерзанное тело, как веки наливались свинцовой тяжестью, и откуда-то издалека слышался непонятный шёпот. Как же так….
– Так и есть, попался в ловушку! – Соловьёв отодвинул одного из рабочих, сгрудившихся возле ямы, – Ну что смотрите – вынимайте!
Ничего этого Черкашин уже не слышал. Он не видел, как один из спустившихся к нему рабочих с силой выдернул его плечо из торчавшего на дне заострённого кола, как обвязанного за пояс верёвкой его поднимали на поверхность. Об этом он узнает потом, а пока его безжизненное тело лежало возле медвежьей ловушки, и сгрудившиеся вокруг мужики улыбались, явно удовлетворённые происшедшим.
– Чёрт тебя дёрнул заниматься этим делом, сыщик! – Соловьёв склонился над Черкашиным и внимательно рассматривал его лицо, – Ух и бледный ты, Николай Иванович!
Следователь сидел на полу, прислонённый к стене амбара, в котором и находилась, видимо, та самая лаборатория по производству золотых слитков, которые потом и переправлялись на землю для дальнейшей распродажи.
– Рану хоть перевяжи…. – тяжело дыша, прохрипел Черкашин.
– А зачем? – искренне удивился Соловьёв, – Всё-равно ведь к утру подохнешь! Или как? Я вот всё думаю: как же ты, такой опытный следователь, «важняк», а не догадался, что я сумею обезопасить участок от не прошеных гостей?
– Не уйдёте ведь….
– Ой, ли?! – снова удивился Соловьёв, – Меня тут ещё один товарищ пытался задержать! – он хихикнул, – И, знаешь, силы свои не рассчитал!
– Холодов?
– Ну, что ты! Этот щенок кинуть нас решил, только кто ж его отпустит с таким-то грузом? Нет, тут человек посерьёзнее. Фросин, знаешь такого?
Так вот, он мне про совесть петь начал, про патриотизм. На вид, вроде, дельный мужик, а оказался дурак дураком!
В амбар заглянул лохматый старатель с гноящимися от укусов мошки глазами.
– Давай, давай, Мамалыга! – поторопил его Соловьёв, – Тигели аккуратно пакуйте! На всё про всё ещё час!
– Понял! – рабочий стал собирать со стола конусные ёмкости, аккуратно опуская их в холщёвый мешок, и злобно посматривая на Черкашина.
Очень болело плечо, и майор понимал, что жить ему оставалось ровно столько, сколько позволит организм, теряющий силы от кровоточащей раны.
– И ты дурак, следователь! – продолжил Соловьёв, когда Мамалыга вышел за дверь, – Нашёл пацана этого, хорошо, зачем же дальше копать? Что тебе ещё надо-то?
– Фросин где?
– В тайге, где ж ему быть! На вечном покое Фросин! Он тут сам во всём разобраться хотел, да вот кишка тонка оказалась. Крутился здесь, вертелся…. Скажи спасибо, что Самсонова с его бригадой трогать не стал. Пожалел, может, а, может, ещё один грех на душу не решился брать. Хотя, зря! Тебя вот убью, чтоб под ногами не мешался. Опять грех…. Сколько их ещё впереди!
– Как же я тебя не разглядел… – прошептал Черкашин.
Но Соловьёв услышал:
– Мы такую же схему на Патомском нагорье провернули, в Бодайбо то есть! Я на метеостанции придурком местным, мои ребята в тайге. А что, прикрытие хоть куда: кто ж влюблённого парня в преступники запишет! Так ведь? Только там канал перекрыли, пришлось уходить. А тут Уварова с новым назначением. Я за ней, естественно! Фросин тогда мне такую теорию про местные россыпи развил, что аж коленки от возбуждения задрожали. Веришь?
– Так ты здесь за главного….
– Я? – в третий раз удивился Соловьёв, – Что ты! Я добытчик, на мне вся схема держится, а вот шеф…. Вам его не достать, нет, не получится! И знаешь ещё что, Николай Иванович? Я тебя, пожалуй, не оставлю вот так умирать, я тебя сожгу вместе с этим домом, чтоб сразу на небеса!
Черкашин закрыл глаза. Не было ни страха, ни обиды на случившееся.
– Пистолетик твой я с собой прихвачу, не возражаешь? – услышал он голос Соловьёва. Хлопнула дверь, и за стеной послышались удаляющиеся голоса.
Что сейчас? Вечер, ночь? Уходит банда, и остановить её некому. Вон уже и лошади зафыркали, значит, действительно уходят!
Запахло дымом. Ведь действительно поджёг, гадёныш! Майор из последних сил попытался подползти к двери. Едва коснувшись порога, он потерял сознание….
Равномерно гудел вертолёт, и Черкашину показалось, что он летит на поиски Холодова. Только почему он спит? Рядом должны находиться участковый Кузьмин и начальник экспедиции Егор Кузьмич Волошин.
Почувствовав на лбу прикосновение чьей-то руки, он открыл глаза. Заметив, что майор очнулся, незнакомый человек обернулся назад и с облегчением сказал:
– Ну, вот и ваш герой! – и уже строго Черкашину, – Лежите! Я доктор, не смотрите на меня так!
Подсел Вельяминов. Откуда? Майор интуитивно протянул ему руку.
– Знаешь, – подполковник радостно смотрел на друга, – не удержался вот, решил сам поучаствовать! Как только пришло сообщение от Сорокина, я с группой сюда. Да лежи ты, чертяка!
– Как там? – слабым голосом спросил Черкашин, оставив попытку приподняться.
– Всё нормально, Коля! В Понырях сейчас целая дивизия спецов. И наших, и с уголовного, и с прокуратуры! Это просто замечательно, что ты сумел задержать банду на какое-то время.
– Не сумел… – попытался оправдаться майор.
– Сумел, сумел! Тот час, что они с тобой провели, как раз и сыграл главную роль в задержании. Кстати, я сам чуть в такую же ловушку не угодил! Понаставили их вокруг лагеря, веточками прикрыли. Поди, догадайся, куда ногой ступить!
– Кузьмин где?
– Кузьмин, насколько я знаю, уже у своего начальства. Рапорт пишет по моей рекомендации.
– Какой рапорт? – не понял Черкашин.
– Да к нам его перевожу, Коля, в контору! Хватит ему по тайге мотаться, он же прирождённый оперативник! Рад? Тем более, в нашем отделе будет. Кстати, Сорокин тоже.
– Хорошо…. – Черкашин облегчённо откинулся назад, – А остальные?
– Жаль Фросина. Его тело нашли в двух километрах от лагеря Самсонова. Видно, издевались над ним сильно, а потом к дереву привязали ещё живого. Прямо над муравейником…. А экспедиция сворачивается, завершает свою работу. Знаешь почему?
