Константин Александрович Костин
Остров сокровищ
Глава 23. Безрассудство
Катамаран, как я и подозревал ранее, обладал посредственными ходовыми качествами. Капитан Смольный неоднократно поправлял меня, когда я говорил "плавать", замечая, что плавает – дерьмо, а моряки – ходят. Так вот чудо инженерной мысли летчицы именно плыло. Причем совершенно не туда, куда хотел я. А туда, куда хотел он, и абсолютно непредсказуемо. Видимо, сказывался женский характер его создателя.
Не будь отлива, я бы вообще не достиг корабля. Но, на счастье, течение подхватило катамаран и понесло его прямиком к "Скифу".
Сторожевик вначале вырос в тумане черным пятном, еще чернее, чем все окружающая его ночь. Потом я различил очертания корпуса, а через мгновение громада корабля нависла надо мной. Я еле успел схватиться за якорную цепь.
Она была натянута, как струна – с такой силой судно пыталось сорваться с якоря, словно живое, словно чувствовало, что этот остров проклят, и свалить куда подальше в открытое море. Отлив бурлил, шумел и пенился, словно горный поток.
Ногами я уцепился за увлекаемый течением катамаран, а руками – за цепь. С каждой секундой я чувствовал, что становлюсь… не выше, нет! Длиннее! Я понимал, что медлить нельзя ни секунды, и, собравшись с духом, выпустил свое суденышко.
Как назло, в этот момент налетел порыв ветра и якорная цепь ослабла, а я окунулся в воду с головой. Море оказалось на удивление холодным. Катамаран гулко ударился о корпус "Скифа" и поплыл прочь, скребя поплавком по обшивке корабля. Шум стоял, в моем представлении, невообразимый! Судорожно цепляясь руками за мокрую, скользкую цепь, я высунул из воды голову, стараясь набрать воздуха. И, одновременно, прислушиваясь.
Внезапно я понял, что Рубикон перейден, обратного пути нет! Если я отпущу цепь – то в мокрой одежде, ботинках, с рюкзаком и кучей железа я точно не дотяну до берега. Если даже мне повезет и я не пойду камнем на дно – скорее всего, меня унесет отливом в открытое море, где мною пообедают акулы, чайки или еще кто.
Ощущение близкой смерти придало мне сил и я начал карабкаться по цепи. Тем более – на корабле царила гробовая тишина. Видимо, вахта надралась до такой степени, что ничего не слышала. Однако, забравшись на борт, я различил громкие голоса, доносящиеся из каюты. Я узнал голос Макса и второго, что был в арафатке. Оба, судя по всему, были изрядно пьяны. И ссорились. Я однозначно услышал крик "катала". И вот, когда ругательства сыпались, как из пулемета, когда ссора, казалось, достигла кульминации, голоса внезапно стихли.
Несмотря на всю опасность ситуации и на то, что следовало бы поторапливаться, я не смог совладать с любопытством и, прокравшись к иллюминатору, заглянул внутрь. Матвеев и его напарник, вцепившись друг другу в глотки, дрались не на жизнь, а на смерть. По столу были разбросаны игральные карты и клочки бумаги с записями. Ну конечно! Играли они не на деньги! Откуда бы им взяться? Бандиты играли на сокровища! Зря это они… не стоит делить шкуру неубитого медведя, особенно при самом медведе.
Убедившись, что еще некоторое время им будет не до меня, я вернулся на бак и привел в работу брашпиль. Зажужжал поворотный механизм, зазвенела цепь. Шум был такой, что его невозможно было не услышать! Не на шутку перепугавшись, я достал из-за пазухи пистолет, протер его рукавом и загнал патрон в патронник. Затворная рама поддалась с трудом. Черт, я же обещал себе почистить "Стечкина" и смазать его, но так и не удосужился! Ничего, потом – обязательно.
Однако на палубу так никто и не поднялся! Никто не вышел даже тогда, когда брашпиль загудел от напруги, якорная цепь зазвенела, как струна, а нос начал погружаться под воду! Поняв, что сейчас произойдет, я побежал по трапу, уже совершенно не таясь… крен на нос был все больше и больше, пока, наконец, якорная цепь не лопнула с громким звоном. Один ее конец хлестнул по ограждениям, ломая и сметая их. Второй остался навеки на морском дне. Корма ухнула в воду. От удара я кубарем покатился по ступеням и крепко приложился головой о палубу.
Видимо, я отключился на время, потому как следующее, что я увидел – звездное небо над головой и никакого тумана. За бортом, искрясь фосфорическим светом, пенились волны. Судя по всему, нас относило к югу.
И только тут я сообразил, что я до сих пор жив, не связан, и даже пистолет при мне! Признаться, это меня возмутило! Или меня просто не воспринимают всерьез, что, как минимум, унизительно. Или же, что более вероятно, охрана "Скифа" упилась настолько, что валяется где-то в невменяемом состоянии. На кой их вообще тогда брали?
Я встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями, на что затылок ответил гудящей болью. Прикоснувшись, я обнаружил кровь. Ну, сотряс гарантирован.
Неуправляемый корабль крутило на волнах и швыряло ветром. Костер теперь горел позади, это означало, что течение резко повернуло вправо. Подняв оружие, я отправился на поиски бунтовщиков.
Вахту найти не сложно – свет горел в единственной каюте. Сложнее было дойти туда по бушующей под ногами палубе. Еще сложнее было набраться мужества, чтобы сделать это. Но мне удалось и то, и другое!
В кубаре царил погром. Полный. Пол был засыпан битой посудой, объедками и игральными картами. Из угла в угол каталось несколько пустых бутылок. Стол оказался разнесен в щепки. Здесь же валялись оба головореза. На первый взгляд могло показаться, что они оба пьяны. Но под тем, что в арафатке, краснела лужа клюквы. Сам бандит, раскинув руки в стороны, смотрел невидящим взглядом в потолок.
Макс же, хотя и с распоротым бедром, был все еще вполне живой. Только мертвецки пьяный. Не скрою, первой мыслью было пристрелить его, но как-то это не совсем правильно. Так что, сняв ремни с обоих, я попросту связал Матвеева. Затем отравил все найденное оружие в иллюминатор, после чего, посчитав свой долг выполненным, я пошел в каюту Торопова.
Здесь я повесил мокрую одежду сушиться, достал бутылку коньяка из запасов замполита и прямо из горла сделал несколько глотков. Ужин состоял все из тех же консервов с сухарями, но, я клянусь, он мне показался самым вкусным ужином за всю мою жизнь!
Наконец меня сморило. Мне было абсолютно начхать на то, что "Скиф" может налететь на скалы или сесть на мель, как и на то, что Макс сможет развязаться и укокошить меня во сне. День выдался на редкость длинным и трудным. Утром – оборона крепости, затем – жара и вонь в самой крепости, потом – мое бегство и диверсионная операция на катамаране. Если не сказать – самоубийственная. Безумная. Спать хотелось гораздо больше, чем жить. И, забравшись под одеяло, я захрапел.
И снился мне остров Русский и мой "Адмирал Казакевич", мои девочки. Вот все же было довольно неплохо! На кой черт я подписался на эту авантюру с сокровищами?
Когда я проснулся, солнце успело подняться довольно высоко. Пистолет, уже изрядно покрасневший от ржавчины, так и лежал под подушкой. А судно, судя по качке, продолжало плыть. Отлично! Корабль не разбился и меня никто не прирезал во сне! Одежда успела высохнуть, что тоже не могло не радовать.
Поднявшись на палубу, я обнаружил, что и этот треклятый остров никуда не делся! Его холмы возвышались на горизонте. Я абсолютно и совершенно исключил возможность, что это мог бы быть другой остров – силуэт Острова Сокровищ я не забуду никогда, до самой смерти.
Выругавшись, я пошел проверить охрану. Человек в арафатке был по-прежнему мертв. Не более, но и не менее мертвый, чем вчера. А вот Матвеев очухался и смирно лежал на полу среди осколков посуды и прочего мусора.
– О, Димыч, какое счастье, что это ты! – прохрипел Макс. – Я-то думал, что этот одноногий черт вернулся на судно. Ну же, развяжи меня!
– Это еще с какого перепугу? – поинтересовался я.
– Ну как… я же всегда хорошо относился к тебе… мы же были корешами! Да, кореш, я чертовски рад тебя видеть!
– Это когда мы скорешиться-то успели? – усмехнулся я. – Когда вы на камбузе думали, как нас всех порешить?
– Ладно тебе, проехали. Много вас тут?
– Я один.
– Попить-то дай?
Отыскав целую кружку, я наполнил ее водой из бутылки. Надо сказать, при такой качке, это было нелегкое дело. Помог Максу сесть и поднес кружку к его губам. Бандит, жадно глотая, осушил ее.
– Еще, – попросил он.
Мне пришлось наполнять еще две кружки, прежде чем Матвеев победил жажду.
– Так теперь ты тут босс? – произнес он.
– Я, – коротко ответил я.
– Ничего не имею против, – улыбнулся матрос. – Какие будут распоряжения?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Так далеко я не заглядывал. Планирование – вообще моя слабая черта.
– Думаю… – протянул я. – Думаю, пора открыть кингстоны и пустить "Скифа" на дно вместе с тобой. А самому вернуться на остров на катере. Как тебе такое предложение?
По лицу разбойника пробежала тень ужаса.
– Может, у меня есть вариант получше?
– Говори.
– Как на счет запустить турбины и вернуться на остров на "Скифе"? Был бы я цел – я бы сам все сделал, но с такой ногой…
Это предложение мне понравилось гораздо больше, но и причин доверять Максу у меня не было.
– Да брось ты! Представь, как ты будешь выглядеть в глазах капитана и остальных, если захватишь судно! Ты будешь героем! Меня можешь не опасаться – какой из меня боец с такой ногой?
– Согласен, – кивнул я. – Но, во-первых, на старое место мы не вернемся…
– Кто спорит? Спрячем корабль на севере острова.
– И, во-вторых, как только мы причалим – я передам тебя капитану. И пусть он решает, что с тобой дальше делать.
– Как скажешь, босс!
Некоторое время мы молчали. Я смолил сигарету, положив ладонь на рукоять "Стечкина". Макс – связанный, сидя на полу, опершись на стену.
– Ну? – нетерпеливо спросил он.
– Что – ну?
– Развяжи меня! Да не ссы, солдат ребенка не обидит!
– Ты – не солдат, – заметил я. – Ты – моряк.
– Да какая, к черту разница? У тебя – железка, а я – пустой. К тому же раненый. Кормить меня тоже с ложечки будешь? А если мне посрать приспичит?
Последний довод решил дело. Я распутал ремни и Макс попытался подняться на ноги. Получилось это у него далеко не с первой попытки – ноги затекли за ночь, да и рана давала о себе знать. Руки болтались, как плети, и мне пришлось растирать их, восстанавливая кровообращение.
– Какие будут приказания, командир?
– Для начала – давай отправим этого за борт, – кивнул я на труп.
Помощи от предателя было мало. Он едва мог ступить на больную ногу и больше опирался на погибшего товарища, чем тащил его. Когда мы свалили бандита в море, солнце уже жарило вовсю, а остров превратился в точку на горизонте.
Еще около часа потребовалось на то, чтобы запустить турбины, прогнать их на холостом ходу, а только затем малым ходом начали возвращение на остров. Я стоял у штурвала, как заправский моряк, подруливая то вправо, то влево. Хотя рулить необходимости не было. Море – это ведь не дорога, где то кочка, то выбоина. Море – оно ровное. С едва заметной рябью от легкого бриза.
Корабль просто летел над волнами. Мелькали берега, меняясь с каждой минутой. Высокая часть острова осталась позади и мы шли вдоль песчаной косы, на которой то здесь, то там росли редкие пальмы. Но скоро кончилась и она. Мы обогнули скалистый холм – самую северную точку острова.
Кошки уже не скребли у меня на душе из-за того, что я ушел в самоволку. В конце концов, я сделал великое дело! Я захватил корабль! Один!
Я! Один! Захватил "Скифа"!
Глава 24. Макс
Мы без помех прошли от северо-восточной оконечности острова до входа в бухту на севере и встали на якорь. Фарватера у нас не было, так что разумным было бы подождать прилива, чтобы не посадить "Скифа" на мель. Времени в запасе выше крыши и мы решили перекусить, устроившись прямо на палубе.
– Командир, – с усмешкой произнес Матвеев. – А ты крещеный?
Казалось бы такой простой вопрос ввел меня в ступор. Во-первых, я его не ожидал. А, во-вторых… да, меня крестили когда-то. Бабушка, не к ночи будет помянута, в тайне от родителей, свозила меня в церковь, где меня и крестили.
Но, признаться, это был единственный раз, когда я был в церкви, и сам, конечно, ничего из того не помню. Помню только, что крестик, который дали мне в тот день, лежит в шкатулке в ящике стола в моей комнате в "Адмирале Казакевиче"… если, конечно, его никто не тиснул в ту злополучную ночь.
– Ну да, – ответил я. – А что?
– А я, знаешь, не крещеный. В то время как-то не принято было… так ты мне скажи, командир, вот Артур, которого мы скинули в море, он сейчас оттуда, с облаков, смотрит на нас, или нет? Вообще, Рай и Ад – это бабушкины сказки, или оно есть на самом деле?
– Ну… э-э…
– Я к чему все это веду… вот я половину жизни грабил и убивал. А потом я понял, что мертвых грабить гораздо проще. И вторую половину я убивал и грабил. Нет, были в моей жизни светлые моменты, которые приятно вспомнить… как мы кутили, ты бы знал! Сколько бабла мы просадили! Можно было бы всю Африку… да какую Африку? Весь мир купить пару раз! Но я не про то. Я вот про что. Радости в жизни, если подумать, я видел немного. И, если Ад есть, я непременно попаду в него. Буду и там мучиться. Так в чем смысл? И при жизни дерьмово было, и после нее так же будет. Так на кой черт меня мама с папой рожали? Вот тебе, Димыч, анекдот. Хоронят старика. Седого, сморщенного. Закопали, памятник поставили, а на нем написано: "жил 1993-1997". Ну, один из гостей и удивляется. Мол, как так-то? Всего четыре года, старый же совсем! А другой отвечает: "так остальное время он не жил, а мучился!"
– Э, друг, – покачал я головой. – Ты мне мозга не полощи. Тебя что, кто-то заставлял убивать, грабить и насиловать? Да ничего подобного! Расскажи, что были лихие девяностые? А то я там не был! Бабло даже поднимать не нужно было – само в карман прыгало! Тачки с Владика и Хабаровска эшелонами шли! Мне двадцать пять, я и то успел! А тебе? Сорок пять, плюс-минус? И ты хочешь сказать, что пролетел, как фанера над Парижем? Ой, не чеши мне! Захотел легкого бабла, захотел торговать пушками в мировом масштабе? Получите и распишитесь! И дело даже не в том, торговал или нет. Какая кому, к черту, разница, что происходит в Африке? Там на законодательном уровне запрещено совершать государственные перевороты чаще одного раза в сутки! Сколько бы в Африке людей не кончали – Китайцы в два, а то и три раза больше сделают. Лично мне глубоко параллельно, кто там рулит – Могамба Первый, Пятый или Десятый. Дело не в том, чтобы украсть. Дело в том, чтобы сохранить! Посмотри на того же одноногого черта. Неплохо вложился, неплохо живет. Да и у Григорьева целый мешок бабла был. Думаешь, Серебрякову плохо жилось, думаешь, он за баблом сюда приплыл? Хрен вам там! Ему просто скучно стало, решил тряхнуть стариной, вспомнить молодость. И вас за собой потащил, как баранов на убой. Он-то хитрожопый, он выкарабкается. А вас, джентльмены удачи, как картошку: зимой не съедят – весной посадят.
Не знаю уж, что на меня нашло… накипело! Мне осточертел этот корабль, этот остров, эти тропики и эта компания. Захотелось высказаться. И я это сделал. Хотя… не знаю, осмелился бы я все это сказать, не будь у меня пистолета на боку. В данном случае оружие дало мне силу. Дало уверенность. Уверенность в том, что все, что я делаю – правильно. И что с моим мнением нужно считаться. И если бы Макс сейчас дернулся – я бы без колебаний разрядил бы в него весь магазин до железки.
Я переводил дыхание после своего монолога. Матвеев же на меня смотрел как-то странно. Не так заискивающе-преданно, как раньше, а иначе. В его взгляде появилась стальная серость. Похоже, до этого момента он видел во мне ребенка, восторженного дурачка, но теперь от его заблуждений не осталось и следа.
Бандит попытался подняться, но, ступив на больную ногу, снова осел на палубу.
– Командир, пожалуйста, принеси воды попить.
– Воды навалом, – отрезал я, пододвигая бутылку.
– Она нагрелась. Теплая, как моча. Такой не напьешься. Пожалуйста, принеси бутылку из холодильника. Я бы сам, да вот нога…
Вода в самом деле нагрелась, спору нет. Но почему-то у меня возникло ощущение, что Макс намеренно пытается меня спровадить с палубы. Возможно, оттого, что до этого он прикончил половину из этой самой бутылки и нисколько не пожаловался?
– Я посмотрю, – пообещал я.
Стараясь топать ботинками как можно громче, я спустился по трапу. Затем тихо, крадучись, прошел по коридору, поднялся по другому трапу и осторожно высунул голову. Мое чутье меня не подвело! Макс прыгал на одной ноге, еле ступая на вторую. Было видно, что ему очень больно, каждый шаг причиняет мучения. Хоть в этом не обманул!
Но передвигался Матвеев довольно быстро. Он доковылял до треноги с гранатометом, опрокинутой от скачки, упал. Я услышал сдавленный крик, сдобренный порцией ругательств. Перевернул пустой ящик из-под гранат и достал из него штык-нож! Удовлетворенный находкой, бандит извлек клинок из ножен, полоснув солнечным бликом мне по глазам, попробовал пальцем лезвие и спрятал за пазухой.
– Вот скотина, – прошептал я.
Теперь я знал все. Макс может быть довольно шустрым. К тому же он вооружен! Учитывая, что кроме нас двоих на "Скифе" более нет ни души, несложно догадаться, кого он готовится отправить на тот свет. Нож против пистолета, конечно слабовато. Но следует быть начеку. Сомневаюсь, чтобы бунтовщик бросился на меня, предупредив криком "Иду на Вы!". Он ударит исподтишка, постарается застать меня врасплох, когда я буду ожидать меньше всего!
Когда я вернулся с бутылкой воды, Макс лежал в той же позе. Он прикрыл глаза, словно солнечный свет доставлял ему боль, дышал часто и отрывисто. Взяв воду, он поблагодарил меня легким кивком головы, но, сделав всего пару глотков, отставил сосуд в сторону.
– Знаешь, босс, – произнес Матвеев. – Ты много чего сказал. И я тебе отвечу. Ты прав. Я – наемник, солдат удачи. Я, кроме как убивать, больше ничего не умею, да и не хочу уметь. Какого хрена? Все люди делятся на овец и на волков. Или, как сказал бы этот чертов капитан – на осетров и пираний. И я не хотел быть осетром! Жирным, ленивым, полным икры и мяса. Я хотел быть пираньей! И вот там, в Африке, я был в своей тарелке! Там за грабежи и убийства не спрашивали! Разве что почетных грамот не давали… по поводу сейчас… думаешь, дело в деньгах? Да были у нас эти деньги. Кому они счастья принесли? На кусок хлеба я себе заработаю всегда – будь уверен. Дело в войне. Там, в мирной жизни, мы чужие. Там мы никому не нужны. Какая женщина будет терпеть, как я по ночам в криках просыпаюсь? Я приехал сюда не за деньгами. Я приехал за войной. Только в войне я свой.
Не могу сказать, что после услышанного мне стало легче. Тем более, когда я знал, что у Макса за пазухой спрятан штык-нож. Я с трудом поборол в себе желание нащупать рукоять пистолета, успокоив себя тем, что я нужен своему подельнику в угоне судна за тем, чтобы этот самый угон довести до конца.
– Ладно, шеф, хорош мозга полоскать, – усмехнулся Макс. – Прилив уже высоко. Пора нам пришвартовать эту ласточку.
Я с лотом отправился на нос, промерять глубину. Бунтовщик встал за штурвал. На самом малом ходу "Скиф" вошел в бухту.
Нам нужно было пройти километра три, но эти три километра были самыми сложными. Вход в бухту отличался малыми глубинами – в лучшем случае не больше семи метров. Кроме того пролив был узким и извилистым. Без Макса я бы точно не справился. Как и он без меня. Мы лавировали, обходя мели, как на парковке супермаркета в восемь вечера. Матвеев показывал высший пилотаж.
Как только мы миновали оба мыса, со всех сторон нас окружила земля. Бухта была отлично скрыта лесами от любопытных глаз как с моря, так и с острова. Не зная, где корабль, потребуется куча времени, чтобы найти его.
Глубина, увеличившись до пятнадцати метров, начала резко сокращаться. Двенадцать. Десять. Семь.
– Семь! – завопил я, что есть мочи. – Семь метров!
Но "Скиф" продолжал идти вперед, не меняя ни скорости, ни курса.
Пять!
– Пять! – заорал я, оборачиваясь.
Сделал я это вовремя. Макс был уже совсем близко от меня. Он полз на четвереньках, сжимая нож в зубах, волоча за собой раненную ногу, оставляя за ней кровавый след. Наши глаза встретились. Мы оба закричали. Я – от обиды за свое ротозейство и испуга. Крик наемника больше походил на звериный, полный ярости.
Выдернув из кобуры "Стечкина", я нажал на крючок. Грохнул выстрел. Конечно, я промахнулся – пуля вошла в палубу в полутора метрах от головы Матвеева. Но хуже всего было то, что мое раздолбайство сыграло со мной злую шутку. В принципе, это было весьма закономерно. С тех пор, как пистолет оказался у меня, я так и не удосужился разобрать его, почистить, смазать. Затворная рама остановилась на половине пути, прижав гильзу к казеннику и смяв ее. Я вцепился в затвор, но его намертво заклинило. Отбросив бесполезный пистолет, я достал из ножен клинок, возвращенный мне Серебряковым – единственное оставшееся у меня оружие.
Макс уже успел встать на ноги. Усмехаясь, он перекинул нож из руки в руку, будучи уверенным, что теперь я никуда не денусь. Какого черта? Я из пистолета-то с десяти шагов умудрился промахнуться! С одним ножом я и вовсе не противник закаленному в боях вояке. Я особо и не надеялся на победу в поединке. Выставив руку вперед, на уровне груди, чуть подняв клинок, я ждал Матвеева. Ждал, по большому счету, уже похоронив себя.
Бандит не торопился. Упиваясь своим превосходством, оскалившись, он медленно наступал, подтаскивая раненую ногу, зажимая меня на носу. Еще пара шагов – и все…
И в этот момент "Скиф" ударился килем в песок. Заскрипел металл. Меня бросило на фальшборт, а мгновение спустя – придавило Матвеевым. Я успел лишь сжать крепче рукоять ножа и подумать, что это все. Сейчас он начнет меня кромсать. На ленточки от бескозырок. На щупальца осьминога.
Турбины сторожевика продолжали работать и корабль, тараня отмель, пеня воду, с диким скрежетом продолжал двигаться вперед, заваливаясь на борт. Когда крен достиг градусов тридцати, мы оба прокатились по палубе, причем Макс – нелепо размахивая руками, и рухнули в воду.
