Кен Фоллетт
Мир без конца
18
В воскресенье Гвенда пришла на заседание суда, где решалась судьба мужчины, которого она любила.
Манориальный суд[36] заседал в церкви после службы. На таких заседаниях обсуждались решения, затрагивавшие всю деревню. Иногда рассматривались соседские споры – нарушения границ между участками на полях, обвинения в краже или изнасиловании, ссоры из-за долгов, – но чаще принимались все-таки решения повседневного толка: к примеру, когда начинать пахоту на общинной упряжке с восемью волами.
Вообще-то судить крестьян полагалось лорду деревни, владельцу поместья, но норманнские законы, установленные в Англии почти три века назад захватчиками из Франции, обязывали лордов следовать обычаям предков, и для исполнения законов приходилось по старинке советоваться с двенадцатью наиболее достойными жителями деревни – присяжными, поэтому слушания нередко сводились к переговорам между лордом и жителями деревни.
В это воскресенье Уигли осталась без своего лорда. Сэр Стивен погиб при крушении моста. Эту новость принесла в деревню Гвенда. Она же сообщила, что граф Роланд, которому следовало назначить преемника лорда Стивена, лежит при смерти. На тот день, когда они с Вулфриком покидали Кингсбридж, граф впервые пришел в себя, но его тут же свалила столь сильная лихорадка, что он не мог внятно произнести ни единого слова. Приходилось ждать и жить без лорда.
В этом не было ничего необычного. Лорды часто отсутствовали: уходили на войну, убывали на заседания парламента, сутяжничали, а то и просто сопровождали своих графов или короля. Граф Роланд всегда назначал наместника, обычно одного из своих сыновей, но теперь был не в состоянии сделать и этого. В отсутствие лорда деревней управлял староста, или рив, – управлял как мог.
Обязанности старосты состояли в выполнении решений землевладельца, что неизбежно давало ему определенную власть над крестьянами. Пределы этой власти зависели от личных предпочтений лорда: кто-то присматривал за старостами весьма пристально, кто-то вел дела спустя рукава. Сэр Стивен, как говорится, отпустил поводья, зато граф Роланд был необычайно строг.
Нейт служил старостой при сэре Стивене, до него – при сэре Генри, и скорее всего останется старостой при следующем лорде. Этот маленький, кривой и худой горбун отличался завидным жизнелюбием. Хитрый и жадный, он использовал свою небольшую власть, при любой возможности вымогая с крестьян взятки.
Гвенда не любила Нейта. Она ничего не имела против его жадности, ведь этим пороком страдали все старосты. Но обида искорежила старосту не хуже физического уродства. Его отец был старостой селений графа Ширинга, но Нейту эта высокая должность не досталась, и в том, что пришлось опуститься до мелкой деревеньки Уигли, он винил свой горб. Похоже, он ненавидел всех молодых, сильных и красивых. В часы досуга староста любил выпивать с отцом Аннет – неизменно за счет последнего.
На сегодняшнем заседании решался вопрос, как поступить с большим наделом семьи Вулфрика.
Владение было крупным. Крестьяне находились в неравном положении, и наделы у всех были разные. Самой распространенной являлась виргата, в этой части Англии составлявшая тридцать акров. Считалось, что такой земельный участок под силу обрабатывать одному человеку, а прокормиться с него способна целая семья, однако большинство крестьян Уигли держали полвиргаты – пятнадцать акров или около того. Им приходилось искать дополнительные средства пропитания, ловить птиц в лесах и рыбу в реке, что текла по Брукфилду, Ручейному полю, тачать пояса и сандалии из обрезков дешевой кожи, ткать шерсть кингсбриджских купцов или незаконно охотиться на королевских оленей. Лишь немногие крестьяне имели больше виргаты. Перкин держал сто акров, отец Вулфрика Сэмюел – девяносто. Таким зажиточным крестьянам обрабатывать землю помогали сыновья, родственники либо наемные батраки вроде отца Гвенды.
Когда крестьянин умирал, землю, которую он держал, могли наследовать вдова, сыновья и замужняя дочь. В любом случае наследника утверждал лорд, и требовалась уплата довольно обременительного налога – гериота. В обычных условиях наследниками отца Вулфрика без препон стали бы двое его сыновей и не понадобилось бы никаких судебных слушаний. Братья скинулись бы, сообща уплатили бы гериот, а затем либо разделили бы землю, либо стали обрабатывать ее совместно, выделив некое обеспечение своей матери. Но один из сыновей Сэмюела погиб вместе с отцом, и все усложнилось.
В церкви собрались все взрослые жители деревни. Гвенда же имела особый интерес к слушаниям. Сегодня решалось будущее Вулфрика, и тот факт, что он грезил будущим с другой женщиной, не умалял озабоченности Гвенды. Может, она и желала иногда в сердцах ему нищенствовать заодно с Аннет, но никогда не хотела этого всерьез, а, напротив, мечтала, чтобы он был счастлив.
Когда закончилась служба, из господского дома принесли большое деревянное кресло и две скамьи. Нейт уселся в кресло, присяжные расселись на скамьях, все остальные остались стоять.
Вулфрик говорил просто:
– Мой отец держал девяносто акров по разрешению лорда Уигли. Пятьдесят из них держал ранее его отец, а сорок – его дядя, который умер десять лет назад. Поскольку моя мать погибла, как и брат, а сестер у меня нет, я являюсь единственным наследником.
– Сколько тебе лет? – спросил Нейт.
– Шестнадцать.
– Ты еще даже не мужчина.
Похоже, Нейт намеревался повредничать, и Гвенда понимала почему: хотел взятку, но у Вулфрика денег не было.
– Возраст не все, – отвечал юноша. – Я выше и сильнее многих взрослых мужчин.
– Дэвид Джонс наследовал отцу в восемнадцать, – заметил присяжный Аарон Эпплтри.
– Восемнадцать не шестнадцать, – отозвался Нейт. – Я не помню, чтобы шестнадцатилетний вступал в права наследства.
Дэвид Джонс не вошел в число присяжных и потому стоял рядом с Гвендой.
– У меня и не девяносто акров! – крикнул он.
В толпе раздался смех. У Джонса было полвиргаты, как у большинства присутствующих.
– Девяносто акров – очень много для взрослого человека, что уж говорить о мальчишке. До сих пор землю возделывали трое, – произнес другой присяжный, Билли Говард, мужчина за двадцать. Он безуспешно ухаживал за Аннет, наверное, поэтому и взял сторону Нейта против Вулфрика. – У меня всего сорок акров, и мне приходится нанимать батраков для сбора урожая.
Кое-кто из крестьян закивал. Гвенда начала подозревать неладное. Дело, похоже, складывалось не в пользу Вулфрика.
– Я смогу найти помощников, – заверил Вулфрик.
Нейт спросил:
– А у тебя есть деньги платить батракам?
Вулфрик понурился, и Гвенда сострадала ему всей душой.
– Кошель моего отца пропал при крушении моста, а все, что было у меня, я истратил на похороны. – Юноша развел руками. – Но я предложу батракам долю урожая.
Староста покачал головой.
– Все в деревне трудятся целыми днями на своей земле, а у кого ее нет, те уже наняты. Никто не бросит работу за деньги ради доли урожая, которого, может, еще и не будет.
– Я соберу урожай! – вскричал юноша, едва сдерживаясь. – Если понадобится, буду работать днем и ночью. Всем докажу, что справлюсь.
Его красивое лицо было столь вдохновенным, что Гвенде захотелось вскочить и прокричать что-нибудь в его защиту. Но мужчины продолжали качать головами. Все понимали, что одному человеку не собрать урожай с девяноста акров самостоятельно.
Нейт обратился к Перкину:
– Он помолвлен с твоей дочерью. Ты можешь для него что-нибудь сделать?
Перкин задумался.
– Может, временно перевести землю на меня? Я могу заплатить гериот. А потом, когда женится на Аннет, он заберет землю обратно.
– Нет! – быстро ответил юноша.
Гвенда понимала, что двигало Вулфриком и почему он воспротивился. Перкин хитер до невозможности. Все время до свадьбы он потратит на то, чтобы придумать, как не возвращать будущему зятю землю.
Староста спросил у Вулфрика:
– Если у тебя нет денег, как же ты заплатишь гериот?
– У меня будут деньги, когда я соберу урожай.
– Если урожай будет и если ты его соберешь. К слову, этого может не хватить. Твой отец уплатил три фунта за землю своего отца и два фунта за надел дяди.
Гвенда ахнула. Пять фунтов были целым состоянием. Где Вулфрику отыскать такие деньги? Это, наверно, все их семейные сбережения.
Староста продолжал:
– Кроме того, гериот обычно платят до вступления в наследство, а не после сбора урожая.
– В нынешних обстоятельствах, Нейт, ты мог бы пойти навстречу, – опять вмешался Аарон Эпплтри.
– Ты так считаешь? Пойти навстречу может лорд, который распоряжается своим имуществом. А когда навстречу идет староста, выходит, что он разбазаривает чужое добро.
– Мы все равно лишь советуем. Никакое решение не будет окончательным до одобрения нового лорда Уигли, кто бы им ни стал.
«Строго говоря, это так, – подумала Гвенда, – но редко случалось, чтобы новый лорд отменял решение о наследовании от отца к сыну».
Вулфрик напомнил:
– Сэр, гериот моего отца составлял меньше пяти фунтов.
– Нужно посмотреть свитки.
Нейт ответил очень быстро, и Гвенда догадалась, что он ждал этого возражения. Староста часто придумывал какие-нибудь предлоги для перерывов во время суда. Скорее всего он таким образом предоставлял возможность сторонам его подкупить. Может, он думал, что у Вулфрика все-таки есть какие-то деньги, которыми тот не хочет делиться.
Двое присяжных принесли из ризницы шкатулку с решениями манориального суда, написанными на длинных листах пергамента, свернутых в свитки. Нейт, умевший читать и писать – староста обязан быть грамотным, чтобы писать отчеты лорду, – принялся рыться в шкатулке.
Гвенда понимала, что Вулфрик действует неправильно. Простой манеры речи и очевидной честности было недостаточно. Нейт больше всего желал получить гериот для лорда. Перкин старался присвоить освободившуюся землю. Билли Говард стремился уничтожить Вулфрика из ревности. А у Вулфрика не было денег на взятку.
К тому же юноша наивно полагал, что, доказывая свою правоту, сможет добиться справедливости. Ему недоставало житейской смекалки.
Возможно, она сумеет помочь. Подрастая в семействе Джоби, нельзя было не научиться всяким хитростям.
Вулфрик до сих пор не подумал воззвать к интересам других крестьян. Что ж, она сделает это за него.
Гвенда повернулась к Дэвиду Джонсу.
– Странно, что вы, ребята, ничуть не беспокоитесь за исход этого дела.
Джонс пристально посмотрел на нее:
– Ты о чем это, девица?
– Тут ведь обсуждают не только нежданную кончину, но и наследование от отца к сыну. Если вы сейчас позволите Нейту взять верх, он потом примется мудрить при каждом подобном случае. Всегда найдется какая-нибудь причина объявить наследование незаконным. Не боитесь, что однажды он попробует лишить наследства ваших сыновей?
Джонс переступил с ноги на ногу.
– Может, ты и права, подруга. – Он повернулся к соседу с другой стороны.
Еще Гвенда понимала, что Вулфрик совершает ошибку, требуя принять окончательное решение сегодня. Лучше просить о временном решении, на это присяжные согласятся охотнее. Девушка двинулась к Вулфрику, который спорил о чем-то с Перкином и Аннет. Когда Гвенда приблизилась к ним, Перкин заметно насторожился, Аннет задрала нос, но Вулфрик был любезен, как всегда.
– Привет, спутница. Я слышал, ты ушла из дома отца.
– Отец угрожал продать меня.
– Еще раз?
– Да без конца, пока я буду убегать. Думает, нашел бездонный кошель.
– Где ты теперь живешь?
– Меня взяла к себе вдова Губертс, а работаю я на общинной запашке: пенни в день, с восхода до заката. Нейт любит, когда батраки возвращаются домой усталыми. По-твоему, он даст тебе то, чего ты хочешь?
Вулфрик состроил гримасу.
– Кажется, вряд ли.
– Женщина повела бы дело иначе.
Юноша удивился:
– Как именно, позволь спросить?
Аннет метнула на Гвенду свирепый взгляд, но та сделала вид, будто ничего не заметила.
– Женщина не стала бы настаивать, когда всем понятно, что сегодня все равно окончательного решения не будет. Не стала бы добиваться твердого «да», которое в любом случае останется «может быть».
Вулфрик задумался.
– Так что бы она сделала?
– Попросила бы разрешения пока работать на земле, до появления нового лорда. Окончательное решение ведь будет за ним, правильно? Она сообразила бы – время пройдет, все свыкнутся с мыслью, что она держит эту землю, а тогда одобрение нового лорда окажется простой условностью. Она добилась бы своего, не втягивая других в долгие споры.
Вулфрик замялся:
– Но…
– Понимаю, это не совсем то, чего ты хочешь, но большего тебе сегодня не обрести. Вдобавок Нейт не сможет тебе отказать – ведь никто другой урожай ему не доставит.
Вулфрик покивал, обдумывая ее слова.
– Ну да, все увидят, как я собираю урожай, и привыкнут ко мне. Потом лишать меня наследства покажется несправедливым. И я смогу заплатить гериот, хотя бы частично.
– Так ты окажешься намного ближе к цели, чем сейчас.
– Спасибо. Ты очень умная. – Он пожал Гвенде локоть и повернулся к Аннет.
Та что-то язвительно проворчала. Ее отец выглядел встревоженным.
Гвенда отвернулась и подумала: «Не говори мне, что я умная. Скажи лучше, что я… какая? Красивая? Чушь. Любовь всей твоей жизни? Это Аннет. Верный друг? К черту дружбу. Так чего же я хочу? Почему я изо всех сил стараюсь помочь?»
Ответа у девушки не было.
Она увидела, как Дэвид Джонс оживленно втолковывает что-то присяжному Аарону Эпплтри.
Нейт развернул свиток.
– За наследство своего отца отец Вулфрика Сэмюел уплатил тридцать шиллингов, а за наследство дяди еще фунт.
В шиллинге было двенадцать пенни. Правда, монет достоинством в один шиллинг не существовало, но все равно люди считали в шиллингах. Фунт – это двадцать шиллингов. Выходит, отец Вулфрика заплатил за землю вдвое меньше того, что выходило по словам Нейта.
– Земля отца должна переходить сыну, – убежденно произнес Дэвид Джонс. – Нельзя, чтобы новый лорд, кто бы им ни стал, вообразил, будто сможет выбирать наследников по своему усмотрению.
Все одобрительно загудели.
– Староста, я знаю, что сегодня нет возможности принять окончательное решение, – проговорил Вулфрик, – и я готов дождаться нового лорда. Прошу лишь позволить мне работать на земле. Я соберу урожай, клянусь. Если не сдержу слово, вы ничего не потеряете. А если у меня получится, вы мне ничего не обещали. Когда назначат нового лорда, я обращусь к его милосердию.
Нейт насторожился. Гвенда не сомневалась, что староста рассчитывал получить денег хоть с кого-то, и скорее всего ждал взятки от Перкина, будущего тестя Вулфрика. Девушка всматривалась в лицо старосты: тот явно прикидывал, под каким предлогом отказать Вулфрику в скромной просьбе. Тут кто-то из крестьян зароптал, и Нейт понял, что эта заминка производит скверное впечатление.
– Ладно, – изрек он, будто оказывал великую милость, хотя выглядело это не очень убедительно. – Что скажут присяжные?
Аарон Эпплтри, коротко посовещавшись с товарищами, подытожил:
– Просьба Вулфрика скромна и разумна. Пусть ему отойдет земля отца, пока не будет назначен новый лорд Уигли.
Гвенда с облегчением вздохнула.
Староста процедил:
– Благодарю присяжных.
Слушания закончились, и люди потянулись домой на обед. Большинство крестьян ели мясо раз в неделю, обычно по воскресеньям. Даже Джоби и Этна, как правило, готовили похлебку из белки или ежа, а в это время года легко можно было наловить молодых кроликов. Гвенда вспомнила, что у вдовы Губертс в котле варилась баранья шея.
Выходя из церкви, Гвенда поймала взгляд Вулфрика.
– Молодец, – улыбнулась девушка, поравнявшись с ним. – Староста не смог тебе отказать, как бы ни хотел.
– Это тебе спасибо, – радостно ответил юноша. – Ты додумалась, что нужно сказать. Не знаю, как тебя благодарить.
Ей очень хотелось подсказать, как именно, но она удержалась. Когда шли по кладбищу, Гвенда спросила:
– Что насчет урожая? Соберешь?
– Не знаю.
– Почему бы тебе не нанять меня?
– У меня нет денег.
– Не важно, я буду работать за еду.
Вулфрик остановился у ворот, развернулся и посмотрел девушке прямо в глаза.
– Нет, Гвенда. Не думаю, что это удачная мысль. Аннет не понравится, и, если честно, она будет права.
Гвенда поняла, что краснеет. Вулфрик высказался предельно ясно. Если бы он отказался потому, что она, мол, слишком слабая, не возникло бы необходимости в прямом взгляде и в упоминании имени невесты. Гвенда с болью поняла, что юноша знает о ее чувствах и отказывается от помощи, не желая поощрять безнадежную любовь.
– Ладно, – прошептала девушка, опуская голову. – Как скажешь.
Он тепло улыбнулся.
– Спасибо, что предложила.
Гвенда промолчала. Мгновение спустя Вулфрик отвернулся и ушел.
19
Гвенда встала затемно.
Она спала на соломе на полу в доме вдовы Губертс. Даже во сне девушка непонятным образом чувствовала время и просыпалась перед рассветом. Вдова, спавшая рядом, не пошевелилась, когда Гвенда выбралась из-под одеяла и встала, на ощупь отыскала заднюю дверь и выскользнула во двор. Скип, отряхнувшись, побрел следом.
На миг она замерла в неподвижности. В Уигли, как всегда, дул прохладный ветерок. Тьма была не то чтобы непроглядной, различались очертания птичника, отхожего места и грушевого дерева. Гвенда не видела соседнего дома, принадлежавшего Вулфрику, но слышала рычание собаки, привязанной перед небольшим овечьим загоном. Она тихонько окликнула пса, чтобы тот узнал ее голос и успокоился.
Стояла полная тишина – но ее жизнь с некоторых пор вообще наполнилась тишиной. Прежде она жила в крошечном домике с кучей младенцев и детей постарше, кто-то из них вечно требовал есть, хныкал от царапины или ушиба, плакал от обиды или вопил от беспомощной детской ярости. Никогда бы раньше не подумала, что ей будет этого не хватать, но она скучала, проживая у тихой вдовы; та болтала по-дружески, однако с неменьшим удовольствием молчала. Иногда Гвенде отчаянно хотелось услышать детский крик, просто взять ребенка на руки и понянчить.
Она подошла к старому деревянному ведру, сполоснула руки и лицо и вернулась в дом. В темноте нашарила стол, открыла хлебницу и отрезала толстый кусок хлеба недельной свежести. Затем, жуя на ходу, снова вышла наружу.
Деревня еще спала, она встала первой. Крестьяне трудились от восхода до заката, а в это время года дни неизменно выдавались долгими и тяжелыми. Люди ценили каждый миг отдыха. Только Гвенда выходила на работу в пору до рассвета и между сумерками и наступлением ночи.
Небо посерело, когда она шла по полю. В Уигли было три больших поля: Сотенное, Ручейное и Долгое. На каждом из них поочередно раз в три года высевали разные злаки. Пшеницу и рожь, наиболее ценные, сеяли в первый год; на второй – менее важные: овес, ячмень, горох, фасоль; на третий год поле оставляли под паром. В этом году на Сотенном поле поспевали пшеница и рожь, на Ручейном – прочие злаки и бобы, а Долгое лежало под паром. Все поля были поделены на пахотные полосы размером примерно в акр, и надел каждого серва состоял из нескольких полос, тянувшихся через все три поля.
Гвенда прошла на Сотенное поле и начала полоть одну из полос Вулфрика, в который раз выдирая щавель, ноготки и посконник, упорно теснившие пшеничные стебли. Она была счастлива работать на земле любимого, помогать ему, и не имело значения, знает он о том или нет. Каждый ее наклон избавлял его спину от такого же усилия, с каждым выдранным сорняком его урожай прирастал. Она словно делала юноше подарок. Работая, она думала о нем, вспоминала его лицо, когда он смеялся, слышала голос – низкий голос мужчины, в котором еще звучало мальчишеское нетерпение, гладила зеленые побеги пшеницы, воображая, что это волосы Вулфрика.
Она полола до восхода солнца, затем перешла на общинную запашку – эти полосы обрабатывались для лорда – и принялась работать за деньги. Хотя сэр Стивен погиб, урожай все равно следовало снять, ведь преемник потребует строгого отчета о том, что было сделано. На закате, когда заработает на хлеб, Гвенда собиралась перейти на другую часть надела Вулфрика и трудиться там дотемна, а если выйдет луна, то и дольше.
Она ничего не говорила Вулфрику. Но что можно утаить в деревне, где проживают две сотни человек? Вдова Губертс с вежливым любопытством спросила Гвенду, на что та надеется.
– Знаешь ведь, он женится на дочери Перкина; ты не сможешь этому помешать.
– Я хочу, чтобы он собрал урожай и получил землю, – ответила Гвенда. – Вулфрик это заслужил. Он честный человек с добрым сердцем и готов трудиться на износ. Я хочу, чтобы он был счастлив, даже если женится на этой дряни.
Сегодня манориальные батраки на Ручейном поле снимали для лорда ранний урожай гороха и фасоли. Вулфрик рыл поблизости оросительную канаву: после дождей в начале июня земля заболотилась. Гвенда смотрела, как он работает, в одних штанах и башмаках: широкая спина мерно нагибалась над лопатой и распрямлялась, двигался размеренно, будто мельничное колесо. Лишь пот, блестевший на коже, выдавал, что ему приходится нелегко. В полдень к нему пришла Аннет, особенно пригожая с зеленой лентой в волосах, и принесла кувшин эля, хлеб и сыр, завернутые в мешковину.
Староста Нейт прозвонил в колокольчик, все бросили работу и отошли на опушку в северной части поля. Нейт раздал батракам сидр, хлеб и лук: обед являлся частью их жалованья. Гвенда села, прижавшись спиной к грабу, и стала смотреть на Вулфрика и Аннет – с болезненным любопытством приговоренного, наблюдающего, как плотник сооружает виселицу.
Сперва Аннет, как обычно, любезничала и жеманилась, потряхивала головой, хлопала ресницами, шутливо шлепала Вулфрика, якобы ругая, затем посерьезнела, стала что-то настойчиво объяснять, а он, казалось, не понимал. Оба покосились на Гвенду, и девушка догадалась, что речь идет о ней. Наверное, Аннет узнала, что Гвенда по утрам и вечерам работает на земле Вулфрика. Потом Аннет удалилась, вид у нее был недовольный, а Вулфрик принялся задумчиво доедать свой обед.
После еды все отдыхали до конца перерыва. Те, кто постарше, растянулись на траве и задремали, молодые болтали.
Вулфрик, подойдя к Гвенде, присел на корточки.
– Ты полола мои полосы.
Девушка не собиралась извиняться.
– Аннет, наверно, выбранила тебя.
– Она не хочет, чтобы ты на меня работала.
– Что ей от меня нужно? Чтобы я воткнула сорняки обратно?
Юноша огляделся и понизил голос, не желая, чтобы их подслушали, хотя все, конечно, догадывались, о чем они с Гвендой говорят.
– Я знаю, ты желаешь мне добра, и признателен тебе, но от этого одни неприятности.
Гвенда наслаждалась его близостью. Пахло от него землей и потом.
– Тебе нужна помощь. А от Аннет не много проку.
– Пожалуйста, не говори о ней плохо. Вообще не говори о ней.
– Хорошо, но один ты не соберешь урожай.
Он вздохнул.
– Если бы солнце подольше грело… – Вулфрик по извечной крестьянской привычке устремил взгляд в небо. По небосводу растянулась плотная пелена облаков. Погода стояла прохладная и влажная, что было плохо для посевов.
– Ну разреши же мне помочь тебе, – взмолилась Гвенда. – Скажи Аннет, что без меня тебе не справиться. Муж должен быть жене господином, а не наоборот.
– Я подумаю.
А на следующий день он нанял батрака.
Тот появился под вечер. Крестьяне в сумерках собрались выслушать его историю. Чужак назвался Грэмом, сказал, что пришел из Солсбери, где у него сгорел дом, а жена и дети погибли при пожаре. Он направлялся в Кингсбридж, где надеялся найти работу – быть может, в аббатстве. Его брат был там монахом.
Гвенда не удержалась:
– Как зовут твоего брата? Может, я его знаю. Мой брат Филемон тоже много лет состоит в аббатстве.
– Джон. – В монастыре было два монаха по имени Джон, но прежде чем девушка успела спросить, который из них брат Грэма, чужак продолжил: – В дорогу я взял немного денег, чтобы покупать еду, но меня ограбили разбойники, и я остался без всего.
Этот человек вызывал сочувствие. Вулфрик предложил ему ночлег. На следующий день, в субботу, за еду, ночлег и долю урожая Грэм начал на него работать.
Он трудился не покладая рук всю субботу. Вулфрик неглубоко пахал свою незасеянную землю на Долгом поле, уничтожая чертополох. Это была работа на двоих: Грэм вел лошадь и погонял ее, когда животное останавливалось, а Вулфрик направлял плуг. В воскресенье отдыхали.
В воскресенье, увидев в церкви Кэт, Джоуни и Эрика, Гвенда разрыдалась. Она и не догадывалась, как ей не хватает брата и сестер. Всю службу она обнимала Эрика на руках. После мать резко ее отчитала:
– Ты надорвешься из-за своего Вулфрика. Сколько бы ни полола его сорняки, он тебя не полюбит. Парень души не чает в этой кривляке Аннет.
– Знаю. Но я хочу ему помочь.
– Уходи из деревни. Нечего тебе тут делать.
Гвенда понимала, что мать права.
– Ладно. Сразу после их свадьбы.
Мать понизила голос:
– Если намерена задержаться, то, пока ты здесь, не спускай глаз с отца. Он не отказался от надежды заполучить еще дюжину шиллингов.
– Ты что такое говоришь?
Мать пожала плечами.
– Он теперь не может меня продать! – проговорила Гвенда. – Я ушла из его дома. Он не кормит меня и не дает мне кров. Я работаю на лорда Уигли. Отец больше не вправе мною распоряжаться.
– Просто будь осмотрительнее. – Больше мать ничего не прибавила.
Снаружи церкви чужак Грэм заговорил с Гвендой, стал задавать всякие вопросы и предложил после обеда прогуляться вместе. Она сразу поняла, что имеется в виду под прогулкой, и наотрез отказалась. Позднее она заметила, что Грэм ходит с желтоволосой Джоаной, дочерью Дэвида Джонса, пятнадцатилетней глупышкой, польстившейся на любезности чужака.
В понедельник в предрассветных сумерках Гвенда полола пшеницу Вулфрика на Сотенном поле, когда увидела, что юноша бежит к ней. Его лицо было перекошено от бешенства.
Она продолжала выходить на поля каждое утро и каждый вечер – и, похоже, он, в конце концов, не стерпел и решил выплеснуть свое недовольство. Что же он с нею сделает – побьет? Если вспомнить, сколь настойчиво она его подзуживала, за причиненное насилие ему скорее всего ничего не будет. Люди скажут, что она сама напрашивалась, а заступиться за нее теперь, после ухода из отчего дома, попросту некому. Гвенде стало страшно. Вдруг вспомнилось, как Вулфрик сломал нос Ральфу Фицджеральду.
«Не будь дурой», – велела она себе. Вулфрик дрался частенько, но еще никто не видел, чтобы он поднимал руку на женщину или на ребенка. Но все-таки от его перекошенного лица девушку пробрала дрожь.
Дело оказалось в другом. Очутившись на таком расстоянии, где она заведомо его расслышит, юноша прокричал:
– Ты не видела Грэма?
– Нет, а что?
Он подбежал ближе и, тяжело дыша, остановился.
– Давно ты здесь?
– Я встала до света.
Плечи Вулфрика обвисли.
– Тогда, если он пошел в эту сторону, его уже не догнать.
– Да что стряслось-то?
– Грэм исчез. А с ним и моя лошадь.
Так вот почему юноша был в ярости. Лошади стоили очень дорого, ими владели только зажиточные крестьяне вроде отца Вулфрика. Гвенда вспомнила, как быстро Грэм перевел разговор, когда она спросила его про брата. Конечно, никакого брата в аббатстве у него никогда не было, как не было и погибших при пожаре жены и детей. Чужак лгал, втираясь в доверие крестьян, чтобы потом их ограбить.
– Какие же мы дураки, что слушали его, – с горечью произнесла она.
– А я дурнее всех, раз пустил его в свой дом, – горько покаялся Вулфрик. – Он оставался ровно столько, чтобы животные привыкли к нему. Лошадь спокойно пошла за ним, а собака не залаяла, когда он уходил.
Гвенду захлестнуло сочувствие. Вулфрик остался без лошади в тот самый миг, когда лошадь была нужнее всего.
– Не думаю, что Грэм ушел этой дорогой, – задумчиво сказала она. – Он не мог выйти раньше моего, ночь выдалась слишком темной. А пойди он следом за мною, я бы его увидела. – В деревню вела всего одна дорога, заканчивавшаяся у господского дома. Зато через поля пролегало множество троп. – Скорее всего он выбрал тропу между Ручейным и Долгим полями. Это самый короткий путь в лес.
– В лесу лошадь не может идти быстро. Может, еще нагоню. – Вулфрик развернулся и побежал обратно.
– Удачи! – крикнула вслед Гвенда, и юноша, не оборачиваясь, благодарно махнул рукой.
Увы, удача ему не улыбнулась.
Ближе к вечеру, неся в господский амбар мешок гороха с Ручейного поля, на Долгом Гвенда заметила Вулфрика. Он вскапывал землю под паром лопатой – значит, не догнал Грэма и лошадь вернуть не сумел.
Девушка поставила мешок на землю и подошла по пашне к Вулфрику.
– Ты не справишься. У тебя здесь тридцать акров, а пропахано сколько – десять? Невозможно перекопать двадцать акров в одиночку.
Отводя глаза, Вулфрик упорно продолжал копать.
– Я не могу пахать. У меня нет лошади.
– Впрягись в плуг сам. Ты сильный, а плуг у тебя легкий. Нужно-то всего-навсего выкорчевать чертополох.
– Мне некого поставить за плуг.
– Нет, есть.
Он пристально поглядел на девушку.
– Поставь меня.
Вулфрик покачал головой.
– Ты потерял семью, теперь остался без лошади. Тебе не справиться одному. Другого выхода нет. Разреши мне помочь.
Юноша посмотрел вдаль, через поля в сторону деревни, и Гвенда поняла, что он думает об Аннет.
– Я буду готова завтра с раннего утра, – сказала девушка.
Вулфрик повернулся к ней. Его лицо выражало бурю чувств. Он явно разрывался между любовью к земле и желанием угодить Аннет.
– Я тебе постучу, – не унималась Гвенда, – и мы начнем пахать вместе. – Она развернулась и пошла, затем остановилась и обернулась.
Вулфрик не сказал «да».
Но и не сказал «нет».
* * *
Пахали два дня, затем выносили чертополох, затем собирали ранние овощи.
Гвенда больше не зарабатывала денег и потому не могла платить вдове Губертс за ночлег и еду. Нужно было где-то ночевать, и она перебралась в коровник к Вулфрику. Объяснила причину, и он не стал возражать.
После первого дня совместной пахоты Аннет перестала носить Вулфрику обеды, и Гвенда принялась готовить на двоих из его снеди: варила яйца, брала холодный бекон, зеленый лук, свеклу, хлеб и кувшин с элем. Вулфрик принял это новшество, не сказав ни слова.
У нее оставалось при себе приворотное зелье. Флакончик в крошечном кожаном кошеле висел на шее, надежно спрятанный между грудями. Она могла бы подлить зелье в эль сколько угодно раз, однако сдерживалась, понимая, что не сумеет воспользоваться достигнутым в поле, средь бела дня.
Каждый вечер Вулфрик уходил к Перкину ужинать с Аннет и ее семейством, и девушка оставалась одна. Возвращался он часто мрачный, но ничего ей не говорил, и она догадывалась, что он переупрямил Аннет и настоял на своем. Он ложился спать и перед сном ничего не ел и не пил, так что воспользоваться зельем она не могла.
В субботу после исчезновения Грэма Гвенда на кухне приготовила себе на ужин овощи, сваренные с соленой свининой. В доме Вулфрика имелись съестные припасы на четверых взрослых, так что еды хватало. Хотя уже наступил июль, вечера стояли прохладные, и после ужина Гвенда подбросила в очаг свежее полено. Потом села и стала смотреть, как огонь охватывает дерево, размышляя о простой, предсказуемой жизни, которую вела до недавнего времени. Как же вышло, что эта жизнь сгинула, подобно кингсбриджскому мосту?
